Мертвый колдун бегал по деревне
Кстати, вера в колдовство у крестьян, большинство из которых находилось по уровню культурного развития значительно ниже городских жителей, была очень сильна. В этом отношении особенно характерно следующее дело, возникшее, как тогда выражались, на почве крайней народной темноты. А началось все с того, что в Казанской губернии на одном из мусульманских кладбищ было обнаружено подозрительное захоронение, в котором лежал обугленный и обезглавленный скелет. Однако дело об убийстве завести не представилось возможным, так как выяснилось, что "потерпевший" ранее уже был похоронен!
За год до этого в одной из деревень, населенной преимущественно татарами, возникла сильная детская эпидемия, перешедшая и на взрослых. Дело в общем-то банальное для того времени: вспышки тифа, холеры, сифилиса на территории страны были обычным явлением. Однако среди малообразованных местных жителей распространился слух, что болезнь якобы вызвана умершим колдуном, который пьет детскую кровь! Дескать, "дух колдуна выходит по ночам из могилы и носится по деревне в виде кошки или птицы".
В итоге местное крестьянство, взбудораженное этими домыслами, собралось на сход, дабы обсудить методы борьбы с призраком. После прений приняли решение идти на кладбище и обследовать могилы. Вооружившись топорами, вилами и даже ружьями, татары всей толпой отправились на местный погост. Велико оказалось удивление крестьян, когда на некоторых могилках они действительно увидели норы (вероятно, прорытые кротами). "Вот видите! – истерически вопили активисты. – Вот отсюда они и вылазят!" При этом одна могила недавно умершего от чахотки татарина показалась "инспекторам" особенно подозрительной. Для проверки решили воткнуть в нее кол. Каково же было изумление толпы, когда тот оказался как бы в крови! Люди тотчас отпрянули: "Точно, живой он… Убить его!" После сего бригада смельчаков раскопала могилу и достала труп.
Сход тотчас принял решение принять меры, чтобы покойник более не оставлял своей могилы! А конкретно – обезглавить его. На роль "палача" избрали татарина Хабибуллина, который отрубил покойнику голову и руки (на всякий случай). Затем, по выражению следствия, "труп был брошен в могилу, отрубленная голова приложена к седалищной части и осиновым колом через задний проход трупа прикреплена к земле". Замысел борцов с колдунами был такой: проснется покойник, а головы на месте нет! И рук тоже, так что поставить ее на место нет никакой возможности… После этого могилу закопали.
Однако на второй день пугливым татарам принятых мер по обезвреживанию трупа показалось мало! Вдруг тот все-таки исхитрится отомстить им? Ну там, соседей по могилкам подговорит вылезти и т. п. Посему решили зловещего мертвеца снова откопать и уничтожить. На сей раз крестьяне разложили прямо посреди кладбища костер, кинули туда останки, облили керосином и подожгли. Потом оставшийся пепел и кости сгребли в могилку и в очередной раз закопали…
Собственно, под суд пошел только один "палач" Хабибуллин, обвинявшийся в поругании над трупом. Остальных виновных установить не удалось. Суд постановил, что указанное деяние обвиняемый совершил не по своей вине, а "по принуждению возбужденной толпы", причем за ослушание ему грозила расправа. Посему Хабибуллина оправдали.
Последователи Черного Барта
Помимо драк, бытовых убийств и расправ над односельчанами в стране шел постоянный рост крестьянского и сельского бандитизма. Некоторые уголовные дела и вовсе напоминали американские вестерны.
Один из первых американских художественных фильмов, снятый в 1903 году Эдвином Портером, назывался "Большое ограбление поезда" и был основан на реальном событии: четырьмя годами ранее знаменитая банда Бутча Кэссиди напала на поезд в штате Вайоминг, взорвала сейф почтового вагона и похитила 5000 долларов. Лента длилась всего 12 минут и обошлась продюсеру в 250 долларов. С тех пор ограбление почтовых дилижансов и вагонов стало дежурным сюжетом бесчисленных американских вестернов. Подобные эпизоды нередко встречались и в культовых романах о Диком Западе. Последователи Черного Барта – самого знаменитого грабителя дилижансов – вскоре появились и в России.
В марте 1911 года Судебная палата по особому присутствию, обычно рассматривавшая наиболее тяжкие преступления, слушала дело об ограблении почтовой повозки в окрестностях Арзамаса. Дерзкое и резонансное преступление произошло 19 июня 1910 года.
В тот день из города Арзамаса в сторону Тишина завода ехала почтовая повозка с правительственной почтой. Верстах в трех от завода управлявший повозкой ямщик-мальчик Павел Гущин заметил троих неизвестных, один из которых шел по правой стороне дороги, двое по левой. Когда повозка поравнялась с пешеходами, один из них неожиданно вскочил на нее и набросился на почтальона Игнатия Смирнова. Ямщик Гущин, освободившись от навалившегося злоумышленника, свалился на дорогу. В это время раздались выстрелы. Стреляли как злоумышленник, находившийся в повозке, так и двое других, бежавших сзади за почтовой тележкой. Пальбу услышали ехавшие чуть впереди на телеге крестьяне Тащев, Кочуков и Горин. Остановившись, они вскоре увидели такое зрелище: мчится почтовая повозка, в ней лежит почтальон, а какой-то мужик бьет его револьвером по голове и стреляет. Тащев погнался было вслед за повозкой, но после очередного выстрела его лошадь испугалась и опрокинула телегу набок. Вскоре подбежал ямщик Гущин, который сообщил, что за ним мчатся еще два злоумышленника. Тогда они ринулись на завод рассказывать о случившемся.
Узнав о нападении на почту, полицейский урядник Сергачев с городовыми Абакумовым и Киреевым бегом бросились к месту происшествия. Вскоре стражи порядка обнаружили следы от колес, которые в трех верстах от завода сворачивали с дороги в лес и вели к Ликинским рудникам. Встретившиеся по дороге крестьяне рассказали полицейским, что видели почтовую повозку, запряженную одной лошадью (вторую потом нашли раненой в лесу), которая поехала в сторону деревни Чаплыгино, а оттуда к селу Кошелиха (в 15 километрах к северо-востоку от Сарова). Урядник Сергачев, городовой Абакумов и крестьянин Потапов отправились в погоню. Проскакав верхом около 6 верст, они нагнали почтовую повозку. Когда стражи порядка выстрелили в воздух и потребовали остановиться, разбойники спрыгнули с повозки и бросились бежать в разные стороны. Злоумышленники надеялись скрыться в лесных чащобах. Полицейские бросились в погоню. Один из разбойников, понимая, что уйти ему не удастся, спрятался в кустах и открыл огонь из маузера.
Стоит отметить, что данное оружие в преступном мире было экзотикой. Пистолет с характерной формой, получившейся благодаря размещению коробчатого магазина перед курком, был разработан работниками компании "Маузер", братьями Фиделем, Фридрихом и Йозефом Федерле, в 1895 году(немецкий рейхспатент№ 90430 от 11 сентября 1895 года), через два года началось серийное производство, которое продолжалось до 1939 года. Маузер получил широкую популярность из-за его огромной, по тем временам, мощности. Пистолет позиционировался как легкий карабин, чем он, в сущности, и являлся: деревянная кобура использовалась в качестве приклада, а убойная сила пули заявлялась на дальность до 1000 метров (правда, при этом разброс пуль по горизонтали для неподвижно закрепленного пистолета мог составлять несколько метров, так что о прицельной стрельбе на такую дальность не могло быть и речи). У преступников владельцы маузеров пользовались большим уважением из-за дороговизны этого оружия, придававшего владельцу больший вес и авторитет.
Впрочем, в данном случае мощь маузера не помогла бандиту. После непродолжительной перестрелки тот понял безнадежность своего положения и застрелился последним патроном. Остальным разбойникам удалось скрыться. Затем неподалеку от дороги был обнаружен труп почтальона Смирнова с пятью огнестрельными ранениями. При осмотре почтового баула в повозке он оказался разрезанным, однако из содержимого пропали только две посылки. Предназначавшиеся для завода 3410 рублей оказались в целости. Это навело стражей порядка на мысль о том, что нападавшие, скорее всего, не были профессиональными грабителями: орудовали, так сказать, "любители", причем местные, арзамасские. (Да и действовали они уж больно дерзко и глупо, оставив кучу свидетелей. Как говорится, топорно сработали.) Так и вышло! Покончивший с собой разбойник оказался… сельским учителем. На другой день в лесу был задержан второй участник банды – 19-летний крестьянин Василий Молин. А еще через неделю в селе Пандас Ардатовского уезда (ныне Первомайский район) арестовали "педагога" – бывшего сельского учителя 24-летнего Василия Гаврилова. Свидетели опознали обоих разбойников.
В ходе следствия те пояснили, что на ограбление их подвигло тяжелое материальное положение: дескать, труд учителей оплачивается скромно, на жизнь не хватало… Вот и решились на "экспроприацию"! Во время судебного процесса Гаврилов, дабы разжалобить суд, решил изобразить умалишенного, но безуспешно. Оба "Черных Барта" были приговорены к ссылке на каторжные работы.
Глава 10
Красный поворот
"Не дай бог опять"
Период "усталости и жажды временного покоя" оказался совсем недолог, хотя его окончание заметили тогда лишь немногие. 7 ноября 1910 года на станции Астапово в Рязанской губернии умер 82-летний писатель Лев Толстой. "Кончина великого писателя, притом в столь необычной обстановке – произвела огромное впечатление, – писал Ольденбург. – Л. Н. Толстой стоял в стороне от русской повседневной борьбы, его не могли считать "своим" ни, разумеется, государство, ни оппозиционное общество. Но он был отлучен от церкви за богохульство – и это придавало ему в глазах многих революционный ореол… Для власти вставала трудная задача: как отнестись к чествованиям памяти Толстого? Церковные круги и правые идеологи, вроде Л. Тихомирова, считали, что православная государственность не имеет права воздавать посмертные почести человеку, отлученному от церкви".
Однако государство и общество в итоге раскололось, причем раскол этот имел не только формальный, но и глубокий смысл. Царь ограничился кратким "душевным сожалением", Госдума, вопреки протестам правых депутатов, прервала свои занятия, а председатель Госсовета Акимов, несмотря на демонстративный уход ряда членов, сказал краткое слово памяти. Писателя похоронили на холме возле Ясной Поляны, в мероприятии участвовало несколько тысяч человек, в основном молодежь.
Именно последняя более всего симпатизировала писателю – "еретику", считая его символом новой, свободной морали и прогрессивного мышления. В университетах стали собираться сходки – уже подзабытые за годы "покоя", на которых обсуждались способы откликнуться на кончину писателя. За пару лет до нее Лев Николаевич написал статью под названием "Не могу молчать", в которой резко осудил продолжающиеся в стране смертные казни. Этот факт и стал лейтмотивом выступлений. 8, 9 и 10 ноября в Санкт-Петербурге прошло сразу несколько уличных демонстраций под лозунгами "Долой смертную казнь!".
Власти оказались в затруднительном положении. С одной стороны, формальных поводов запретить народу поминать великого писателя не было. Да и "долой смертную казнь" – это вроде как не "долой самодержавие"?! С другой – уж очень это все напоминало события, которые многие предпочитали забыть как страшный сон. Впервые после 1905 года по улицам столицы шли толпы орущих молодых людей, к которым присоединились и группы рабочих. Народу было так много, что движение на Невском проспекте перекрывалось на несколько часов. У многих, кто уже позабыл дух и психологическую атмосферу революционных шествий, эти дни вызвали и ностальгию, и надежду на то, что скоро все вернется. Иные, напротив, крестились и думали: "Не дай бог опять"…
15 ноября, как и в былые времена, эстафету демонстраций подхватила Москва. Там прошли шествия с двусмысленными черными флагами. То ли траур, то ли намек какой?! – недоуменно думали прохожие. "Не начало ли это поворота?" – писал Владимир Ленин в заграничной социал-демократической газете. Масла в огонь подлило известие, что революционер Сазонов, взорвавший в 1904 году министра внутренних дел Плеве, покончил с собой на каторге в знак протеста против телесных наказаний. Это послужило волной для новых студенческих волнений и забастовок. Явно повторялись события десятилетней давности.
11 января испуганное правительство опубликовало распоряжение о временном запрете каких-либо собраний в вузах и ликвидации легальных студенческих организаций. Однако студенты были не из робкого десятка. Вместо традиционных сходок с речами и обсуждениями они изобрели новый вид, своего рода блиц-сходки, когда молодые люди внезапно собирались в аудиториях и коридорах, а потом быстро расходились. Вызванная полиция же всегда прибывала уже на пустое место. В итоге студенты столичных вузов объявили забастовку на весь весенний семестр 1911 года. В Московском университете протестовавшие против нарушения автономии университетов ректор и его помощники были уволены и лишены научных званий. В ответ на это несколько десятков преподавателей демонстративно подали в отставку. В свою очередь, министр просвещения Л. А. Кассо приказал создать в университетах полицейские посты и читать лекции вне зависимости от наличия слушателей.
В итоге к началу апреля властям удалось в целом покончить с волнениями. Как и в былые годы, десятки студентов были отчислены и снова пополнили ряды революционных партий. Ситуация повторялась как замкнутый круг.
Церковь и "выходец с того света"
Тем временем по стране прокатилась новая волна скандалов и разоблачений. На сей раз, что было совершенно неожиданно, в Русской православной церкви.
Долгие годы православие было главной идеологией русского общества. Царизму были выгодны ценности, проповедовавшиеся церковью, – смирение, покорность, общинность, а церкви был выгоден царизм, не допускавший равноправия наций, вероисповеданий и всячески ограничивавший права и свободы личности. Царизм гарантировал церкви стабильное влияние на общество, что обеспечивало паству и постоянный доход, а церковь неустанно пропагандировала богоизбранность и незаменимость самодержавия. Поэтому церковь одобряла абсолютно все начинания царизма, от реформ до войн, а царизм всегда признавал церковь главным гарантом духовности и сплоченности русского общества.
Однако к началу XX века и эта сфера жизни утратила былую стабильность. Несмотря на все препоны и запреты, низкий уровень просвещения и образования, западные ценности все равно постепенно разъедали традиционную мораль. Но это было еще полбеды для царизма и церкви. Главное, что православие практически ничего не смогло противопоставить революционным идеям. При этом экстремистские настроения, когда лучшим средством решения проблем казались бомба, спички и керосин, топор, кинжал, револьвер или булыжник, захватывали не только революционную среду. Массовые расправы над односельчанами в деревнях, стремительный рост тяжких преступлений, таких как убийство, грабеж, изнасилование, – все это говорило о том, что православные заповеди все меньше двигали умами людей и ограничивали их поступки.
Ну а тот факт, что одним из организаторов революции 1905 года был представитель РПЦ – пресловутый поп Гапон, ярко свидетельствовал о том, что даже в среде самих священнослужителей не было прежнего единства и дисциплины. Фактически церковь раскололась на несколько группировок и течений, объединенных лишь формальными узами.
Конечно, проблемы и раздоры бывали в церкви и ранее, но до массового распространения газет о них мало кто знал. Теперь же каждый скандал получал широкую огласку и подрывал авторитет РПЦ. Стремительно рушился образ непогрешимости представителей Бога, соответственно в народе возникали сомнения и по поводу самого православного учения. Именно в это время, а отнюдь не при советской власти возникла мода на атеизм, сектантство и зарождались антицерковные настроения в обществе.
Жуткий скандал разразился в начале 1911 года вокруг саратовского епископа Гермогена и иеромонаха Илиодора. Первый прямо с амвона обличал губернатора С. С. Татищева и всячески поносил политику правительства, в том числе лично Столыпина. А Илиодор, молодой инок, обладавший редким даром оратора, подобно Гапону и Иоанну Кронштадтскому, собирал в Царицыне толпы последователей и в еще более резкой форме обличал как правительство, так и частных высокопоставленных лиц, называл министров "жидомасонами".
В итоге Синод приказал перевести Илиодора в другую епархию. Но тот в ответ с толпой в несколько тысяч человек заперся в монастыре, воздвигнутом его последователями, и отказался повиноваться. "Уморю себя голодом, если меня не оставят в Царицыне", – кричал он. Царь, узнав об очередном популярном в народе попе, конечно же испугался. Перед ним возник призрак новой гапоновщины со всеми вытекающими последствиями. Однако применять против религиозно настроенной толпы силу тоже побоялся. В итоге в Царицын был отправлен флигель-адъютант для переговоров, который смог уговорить Илиодора сдаться и уехать в другой монастырь в Тамбовской губернии. Скандал привел к отставке обер-прокурора Святейшего синода С. М. Лукьянова и замене его бывшим помощником знаменитого Константина Победоносцева В. К. Саблером.
Последний же не нашел ничего лучше, как пригласить в состав Синода того самого саратовского епископа Гермогена. Мол, надо "оживить" орган новыми "деятельными" людьми. Гиперактивный Гермоген быстро выполнил эту задачу, устроив скандалы с большинством иерархов и самим Саблером, а потом написал письмо царю с жалобой на Синод, который, по его мнению, попустительствовал ересям. Кроме того, Гермоген подтянул в столицу и того самого иеромонаха Илиодора. Ну а в итоге они устроили драку с Григорием Распутиным, попытались оторвать член, а потом избили и отняли у него письма от царской семьи. Сведения об этой потасовке попали в СМИ, после чего царь приказал отправить Гермогена обратно в Саратов. Однако епископ отказался ехать, а вместо этого стал давать скандальные интервью газетам, в которых нещадно обличал Распутина и прочих врагов церкви.
В конце концов скандального попа силой выдворили уже в Гродненскую губернию, а его ученика Илиодора – во Флорищеву пустынь. Но скандал на этом не закончился. Вскоре "Голос Москвы" опубликовал открытое письмо почитателя Гермогена церковного деятеля Новоселова, в котором тот обвинял Синод и церковные власти в попустительстве еретику, хлыстовцу Распутину. И хотя номер был вскоре конфискован, многие экземпляры попали в народ и были быстро распространены.