- Понятно! - отрывисто уведомляет командир высотной пары, загораживая к нам путь верхним "мессерам".
Шестерка "худых" догоняет нас сзади. Они хотят подавить нас своей численностью. Ну что ж, посмотрим. Попробуем взять их хитростью.
- Игорь, за мной! - передаю Кустову и резко ухожу от "илов" со снижением в сторону, набирая скорость для быстрого маневра.
"Мессершмитты" устремляются к штурмовикам. Ведь те оказались без прикрытия. Легкая добыча. С земли беспокоятся:
- "Маленькие", почему бросили "горбатых"? Как некстати вопрос! Но отвечать на КП надо: это запрашивает старший начальник.
- Сейчас возвратимся, не волнуйтесь! - И снова все внимание вражеской шестерке, сближавшейся с "илами".
А если сейчас на нас нападет какая-нибудь случайная пара? Тогда наши дела будут плохи. Маневр не удастся.
Внимательно просматриваю небо. Пока новой помощи противнику вроде нет. Однако над громоздкими глыбами облаков всегда могут притаиться вражеские истребители. Хочется скорее развернуться обратно и атаковать шестерку! Но еще рано: можно только спугнуть ее, но не разбить. А нужно обязательно хоть одного фашиста да уничтожить. Они тогда на некоторое время оставят нас в покое. Две-три секунды медлю. Но медлить тоже опасно: опоздаем с атакой - гитлеровцы откроют огонь по "илам". Нетерпение растет.
- Истребители! - кричит кто-то со штурмовиков. - Куда отскочили? Нас атакуют!
Наступил момент вступить в бой.
Однако, прежде чем повернуть на противника, замечаю, как на нас сверху, из-за облаков, высыпались еще три пары "мессершмиттов". Новая опасность подстегнула меня. Скорее на "мессов"! Мы должны успеть защитить штурмовиков раньше, чем будем сами атакованы верхней шестеркой "мессершмиттов".
Резкий поворот. У нас большая скорость, и мы вчетвером быстро настигли вражеских истребителей. Кустов ловко присосался к одному "мессершмитту" и вот-вот срежет его. Противник, увлекшись атакой, летит в прежнем порядке. Хорошо! Но нам надо спешить. Торопливо ловлю в прицел змеевидное тело врага. Вот оно! Но для точного поражения нужно попасть в голову этой гадины. Прицелившись, нажимаю на кнопки пушки и пулеметов и тут же отскакиваю.
В воздушном бою часто секунда, нет, даже мгновение решает успех атаки, жизни и смерти. Этот момент миновал. Достигли ли мы своей цели?
Штурмовики в прежнем строю уже пересекли Днепр и начали снижаться для удара. Сейчас они перестроятся в боевой порядок "круг" и получат лучшую возможность обороняться. Из атакованной нами шестерки "мессершмиттов" один вспыхнул и закувыркался вниз, второй врезался в крутой правый берег реки и взорвался, подняв столб земли и дыма; остальные четверо разметались в небе. Шестерка, которая вывалилась из-за облаков, угрожающе повисла над нами, ожидая удобного момента для нападения. Четверка гитлеровцев продолжает клевать нашу верхнюю пару. Тимонов со мной рядом, пятый "як" подальше. А где же шестой? Не он ли врезался в землю? Нет! Я хорошо видел, что это "мессершмитт". Вон он! Оказывается, он оторвался от нас и погнался за вражеским истребителем. Этого еще не хватало! Удачное наше начало может испортить. Воздушный бой бывает как цепь: порвалось в одном месте - и все рассыплется.
Слышу по радио требовательный голос Кустова:
- Сергей! Немедленно вернись!
Но тот продолжает погоню. Следует новое предупреждение с крепкими словечками. Безрезультатно. Очевидно, не слышит. Момент опасный. Летчик увлекся погоней. Нужно помочь. И только Кустов успел метнуться на защиту своего ведомого, как из верхней шестерки истребителей, висевших над нами, пара бросилась на нарушителя, а четверка на меня и Тимонова.
В этот же момент замечаю, как вдали, со стороны вражеской территории, от только что появившихся самолетов почернела вся половина неба. Летели несколько косяков фашистских бомбардировщиков и с ними, широко расплывшись, стайки истребителей. Один косяк Ю-87 совсем уже близко и разворачивается на бомбометание с пикирования. Гитлеровцы решили массированным бомбардировочным ударом поддержать свою атаку на земле. Их танки и пехота уже на исходных позициях. По ним наши штурмовики должны нанести удар. Сумеем ли мы обеспечить выполнение этой задачи? Эх, зря послал Кустова на выручку Лазарева, который своим самовольством разорвал нашу оборону!
Вдвоем с Тимоновым защищаем штурмовиков. Трудно нам, ох и трудно! Но положение еще более ухудшилось. От пришедшей армады на нас ринулось несколько пар вражеских истребителей - "фоккеров". Хорошо хоть, "илы", с ходу накрыв скопище фашистских танков бомбами и реактивными снарядами, теперь, поливая свою цель пушечно-пулеметным огнем, встали в боевой порядок "круг" и тем самым облегчили наши действия. Мы получили возможность вести бой на виражах, так сейчас выгодных для нас. Наша верхняя пара этим воспользовалась и опустилась к нам, попутно сбив "мессершмитт". Немецкие истребители все отпрянули вверх, образовав тоже "круг", и оттуда остервенело начали терзать нас. Мы, находясь над штурмовиками, только отбиваемся, внимательно следя, чтобы вражеские истребители не прорвались к "илам".
Первая группа "юнкерсов", пройдя высоко над нами, начала уже бомбить с пикирования. На подходе еще несколько таких групп. Кто им преградит путь? Где наш патруль? Исчезли и Кустов с Лазаревым. Куда они могли деваться? Как быть с вражескими бомбардировщиками? Они теперь могут беспрепятственно выбросить весь свой груз на небольшой кусочек правого берега Днепра, с таким трудом отвоеванного у фашистов. Взгляд скользнул вниз. Берег словно раскололся, и из глубинных недр хлещет огонь. По черным ворохам гари то и дело прыгают разрывы, будоража землю и засоряя воздух. Там пекло, и кажется, что все должно быть уничтожено.
Вражеские истребители, очевидно опасаясь, что мы помешаем их бомбардировщикам, настойчиво стараются расправиться с нами и прорваться к штурмовикам. Сколько еще мы можем продержаться? А впереди предстоит самый ответственный этап прикрытия "илов": они выполнят свою задачу, разорвут "круг" и пойдут домой, вытягиваясь в колонну. В этот момент они наиболее уязвимы. И гитлеровцы только этого и ждут.
Наконец "илы" разорвали свой "круг" и вытягиваются в колонну. Я жду, что немецкие истребители с неистовой напористостью бросятся на штурмовиков, и предупреждаю летчиков об этом критическом моменте. Но фашистов точно ураганом подбросило вверх, и они в беспорядке разметались по небу. Что такое? Не хитрость ли какая? По ним с высоты ударила какая-то пара "яков". Всего только пара, Кто это?
- Не опоздали? - слышу Игоря Кустова, который проносится мимо меня и тут же со своим напарником устремляется ввысь на подходившую группу "юнкерсов".
Мгновение - и один бомбардировщик взорвался. Оба "яка" с задранными в небо носами потеряли скорость и беспомощно зависли. Пара "фоккеров", пришедшая с "юнкерсами", бросилась на них. Мы с Тимоновым поспешили на помощь товарищам, направив вверх свои машины. Но, увы, при этом потеряли скорость. Мой "як" замер на месте. Пока не свалился, скорее стрелять! Может, удастся отогнать "фоккеров". Стреляю. "Фоккеры" отскочили. Но мой истребитель вышел из подчинения, застыл носом в небо, готовый вот-вот рухнуть камнем вниз. Рядом в таком же положении Тимонов. Вижу, как несколько "мессершмиттов" уже несутся на нас. Дергаю рычаги управления. Самолет ни с места: потеряна скорость, потеряно и управление. Однако "як" еще по инерции держится в воздухе. Секунда - и он свалится. Мы с Тимохой - мишени. Страшно, очень страшно. Тебя расстреливают, а ты, как связанный, не можешь защититься. Это длится какое-то мгновение, но как оно ощутимо и бесконечно.
Мой "як" не спешит изменить положение. Вот уже один "мессершмитт", изрыгая огонь, несется на меня, за ним второй, но вдруг вдали я заметил пару "яков". Успеют ли? И только я подумал, как один "як" открыл огонь по вражескому истребителю, а тот - по мне. Жгуты трассирующих пуль и снарядов засверкали вокруг меня и дробно застучали по беспомощной машине. Тут же промелькнул задымившийся "мессершмитт", а за ним "як", спасший меня.
В этот момент мой самолет вздрогнул, словно только сейчас, когда опасность уже миновала, до него дошло, чем все это могло кончиться. Он торопливо, клевком, провалился. Земля, небо, горизонт - все завертелось перед глазами. Но сознание работает четко. Я все чувствую и вижу. Значит, со мной все в порядке. Только попал в штопор. А что с самолетом? Цело ли управление? Даю рули на вывод. Машина прекратила вращение и отвесно пошла вниз. "Як" набрал скорость и снова в моих руках. А высота? Хватит ли ее на вывод из штопора? Земля угрожающе лезет на меня. Хватаю ручку. Самолет судорожно дрожит и нехотя поднимает нос. Однако сейчас на выводе меня могут сбить.
Гляжу назад - никого. А что творится в небе? За какие-то полминуты картина изменилась.
К "юнкерсам", оставляя за собой белесые струйки, метеорами мчатся наши истребители. Секунды - и они волна за волной начали хлестать бомбардировщиков. Массивные туши "юнкероов" заметались по небу. Засверкал огонь. Падают бомбы, падают горящие самолеты. Вот надо мной качается белый купол парашютиста, рядом с ним кометой с дымчатым хвостом кувыркается "юнкере". Обгоняя его, чадя, отвесно к земле скользнул "мессершмитт". А за ним, окутанный пламенем и чернотой, пикирует "лавочкин". Кажется, горят не только самолеты, но и само небо.
Наши штурмовики, выполнив задачу, уже взяли курс домой. Мы всей шестеркой рядом. Навстречу нам в высоте важно и грозно плывет колонна бомбардировщиков Пе-2. Ниже их летят новые группы штурмовиков.
Внизу извилистый Днепр. Он кажется спокойным и невозмутимым. На его берегах бушует огонь, копошатся люди, машины, а река свежа и сияет в лучах солнца. И только по редким рябинкам плывущих лодок да искрящимся пятнышкам рвущихся снарядов можно догадаться, что и по воде шагает война. Как я ни старался разглядеть, не перерезает ли где реку какая-нибудь тонкая нить, - не обнаружил. Через Днепр еще не было наведено ни одного моста, а шли уже пятые сутки битвы за букринский плацдарм.
Ничто не вызывает столько бурного счастья и радости, как победа в бою. В возбуждении, размахивая руками и перебивая друг друга, мы делились своими впечатлениями. В эти минуты все радует. Мы вернулись домой. Как хорошо шагать по земле! Хотя здесь все привычно и знакомо, но после сурового неба земля каждый раз кажется новой, по-особому желанной, теплой, приветливой. Не потому ли каждый сейчас видит в товарище только хорошее, доброе, не желая замечать сделанных в бою ошибок?
Но постепенно возбуждение остывает, и наземная жизнь входит в свою обычную колею…
Советские армии к началу октября вышли к Днепру на протяжении более семисот километров. Воронежский фронт, готовясь к освобождению Киева, произвел перегруппировку сил. И наш 728-й полк с левого его крыла перебазировался на правое и разместился вблизи деревни Савино, километрах в шестидесяти северо-восточнее Киева,
После открытых степных аэродромов этот аэродром казался райским уголком, чудом уцелевшим от все испепеляющей войны.
- Благодать! Не хуже любого курорта, - восторгался Кустов, оглядывающий опушку леса. - Сколько, интересно, здесь нам придется пожить?
- Не меньше четырех недель, - серьезным тоном произнес Тимонов.
Такое утверждение нас рассмешило.
- Бред на лоне природы, - отозвался Игорь Кустов.
- Никакой не бред! На всех курортах срок пребывания - четыре недели. А здесь же, по-вашему, курорт.
- Братцы! - воскликнул Кустов. - Глядите!
Под молодыми сосенками виднелись желтеющие стайки грибов. Через несколько минут наши пилотки наполнились маслятами. Николай Тимонов не стал довольствоваться этим и забегал по лесу, Вскоре он позвал нас:
- Сюда! Здесь маслят видимо-невидимо!
- Ну и нюх у тебя, Тимоха.
- А как же! У нас в Брянских лесах такого добра уйма. Если бы все грибы выбрать, можно прокормить пол-Европы.
- После войны тебя нужно будет сделать начальником треста по заготовке грибов и ягод, - пошутил Игорь. - И тогда ты обязательно введешь в меню летчиков на закуску соленые грибы. Хоть раз в неделю.
Мы, наверное, еще долго бродили бы по лесу (такое удовольствие с начала Курской битвы представилось впервые) , но нас позвали на КП.
Командир полка майор Владимир Степанович Василяка, как обычно, начал разговор с небольшого вступления и лишь потом сообщил предстоящую задачу:
- Полк с завтрашнего дня начнет работу по прикрытию наземных войск севернее Киева и переправ через Днепр… - Он замолчал, дав нам возможность собраться с мыслями.
Нам порядочно надоело сопровождать штурмовиков и бомбардировщиков. Эти полеты сводились к оборонительным действиям, а истребители по своей природе любят нападать. Правда, в таких условиях, какие предстоят, мы еще не работали. Раньше бои шли на большом пространстве, фронт двигался, обстановка менялась. Сейчас же все как бы прильнуло к Днепру и остановилось. Теперь немцам нетрудно изучить нашу организацию прикрытия войск с воздуха и использовать любую нашу ошибку, любую непредусмотрительность. Нелегко будет справиться с новой задачей.
И вот первый вылет севернее Киева на прикрытие лютежского плацдарма и переправы. В междуречье Днепра и Десны рваными лоскутами темнеют леса. Здесь, на правом крыле фронта, действует несколько общевойсковых армий. Вшестером летим над Десной, и пока трудно заметить присутствие войск: лес надежно укрывает их. Ближе к Днепру леса редеют и сменяются редким кустарником и болотами. Теперь хорошо видно, как всюду земля исчерчена нитями дорог и тропинок. По ним колоннами тянутся люди, машины, артиллерия…
Впереди блеснул Днепр. Хорошо видна переправа. К ней тянутся войска. Перед переправой они сливаются в общий поток, который разрастается вширь, крутится на берегу и, словно собравшись с силами, под собственным напором уже на большой скорости устремляется на мост.
Выше нас должна патрулировать группа "лавочкиных" для перехвата противника на больших высотах. Но ее нет. Странно.
У нас, как и было приказано, высота три тысячи метров. А если противник пойдет выше? Мы его не достанем. Тревожусь. И с согласия земли набираем высоту.
Южнее нас, в стороне Киева, комариками кружатся самолеты. Там идет бой между истребителями. Вдали противник атакует наши войска. А у нас в воздухе пока спокойно. И это спокойствие еще больше настораживает.
Летим на запад. Это увеличивает наш обзор в сторону врага и дает возможность перехватить его километров за тридцать до переправы. На этом отрезке мы сумеем разбить бомбардировщиков еще до Днепра.
- Почему далеко уходите? - беспокоятся на КП.
Земля хочет нас постоянно видеть над собой, Такая крыша над головой придает спокойствие переправляющимся войскам и стойкость тем, кто отбивает контратаки немцев на плацдарме. Я понимаю это и хочу подать команду на разворот, но… Стоп! В синеве неба глаз поймал стаю самолетов, за ней еще и еще.
Фашистские бомбардировщики летят растянутой колонной из трех групп. Над ними "фоккеры". То, чего я пуще всего опасался, случилось: противник оказался выше нас. С надеждой гляжу на восток, оттуда должны прибыть наши "лавочкины". Там никого. Случилось непредвиденное. Значит, мы вшестером, не имея ни тактического, ни численного преимущества, должны суметь отразить налет "юнкерсов ".
Всякое приходилось видеть, в каких только переделках не бывали, но в таких невыгодных условиях оказались впервые. И очевидно, потому, что в минуты опасности жизнь не терпит ни слабости, ни лишней чувствительности, я весь сосредоточиваюсь только на одном. Главное сейчас - набрать высоту, без нее нельзя достать "юнкерсов". И старательно жму на рычаг мощности мотора.
Чувствую, как бурно колотится сердце. Кажется, от его ударов трясется самолет и мотор дает перебои. Гляжу на товарищей. Пара Миши Сачкова, охраняющая нас, уже сумела забраться намного выше, чем наша четверка. Это неплохо. Ей высота необходима, она ведь будет прикрывать действия нашей ударной группы. Тимонов идет со мной, в стороне - Кустов с Лазаревым. Никто - ни слова. Все, как бы экономя силы, молча приготовились к жестокой, неравной схватке.
- Почему не возвращаетесь? - гремит раздраженный голос с наземного пункта. -
Понимаю: земля еще не видит надвигающейся опасности. Спешу предупредить:
- Пошли на перехват Ю-87.
Голос земли уже другой, одобряющий:
- Вас поняли! Действуйте!
На встречных курсах сближаемся быстро. "Фоккеры" неторопливо отходят от "юнкерсов" в сторону солнца, маскируясь в его лучах, как бы специально подставляя своих бомбардировщиков нам на расправу. Тактика фашистских истребителей понятна. Они думают, мы будем атаковать "юнкерсов" в лоб. Этого делать нельзя. Впереди у бомбардировщиков мощное вооружение, и огонь их группы будет сильнее нашего, поэтому "фоккеры" и дают нам свободно идти в лобовую атаку.
Ю-87 уже близко! Немедленно решить, как их разбить! И тут я окончательно убеждаюсь, что при встрече мы окажемся ниже их. Нужно набрать высоту, но тогда мы вряд ли сумеем атаковать раньше, чем они достигнут переправы. От таких мыслей пробирает озноб и рождается нетерпение, хочется приподнять нос своего "яка" и атаковать прямо в лоб. А потом? Потом проскочим их и уже не догоним до бомбометания. Опасно. Мы должны действовать только наверняка.
Отказавшись от встречной атаки, разворачиваемся назад и летим параллельным курсом с врагом. Нужное решение для атаки пока не созрело. А может, его и нет? Бывают же безвыходные ситуации, когда победы достичь невозможно. Блажь! Это оттого, что приходится выжидать. Фронтовая аксиома: в воздушном бою нужно нападать первым. Но сейчас я чувствую, что правило это для нас вредно. Нужно подождать, а ждать страшно: с каждой секундой враг приближается к переправе. С КП кричат:
- Почему не атакуете?
- Так нужно, - бросаю в ответ.
Бомбардировщики летят невозмутимо и грозно. От их спокойствия вкрадывается какая-то предательская неуверенность. Но вот я вижу, как пулеметы стрелков метнулись в нашу сторону и наиболее нетерпеливые начали стрелять. Белые нити их трасс тают, не достигнув нас. Нервничают. Но нам нельзя нервничать. Нам нужно разгромить врага. Другого выхода нет!
Сдерживаю себя от какого-нибудь неосторожного движения. .Мне пока ясно, чего хотят "юнкерсы" - они летят на переправу, - а почему "фоккеры", как и мы, не спешат с нападением? Им, видимо, выгодно подловить нас, когда мы пойдем в атаку на бомбардировщиков. С высоты они моментально проглотят нас. Уклониться же от атаки по "юнкерсам" нельзя. Это значит потерять время и дать бомбардировщикам прицельно сбросить бомбы. Но дальше ждать тоже нельзя. Остается один выход - спровоцировать фашистских истребителей. Передаю Кустову:
- Чуть подойдем к "юнкерсам". Только пока не атаковать. Жди команды! Тебе - вторая группа, мне с Тимохой - первая.
- Понятно! - отрывисто отвечает Игорь. - А кому третья?
- Это потом.