Утром генерал нас собрал для инструктажа и разработки планов действий. Было сказано: наша первая задача - детальное обследование "DVL" - немецкого исследовательского центра "Люфтваффе" в Адлерсгофе. Но Адлерсгоф еще не взят. Пока обзаводимся картами и беседуем с представителями разведки фронта.
Офицеры из службы разведки фронта не столько рассказывали нам, сколько пытались понять, что нас интересует и на что им следует обратить внимание. Толковые боевые офицеры, но вопросы научно-технической разведки были им явно "не в привычку". Мы действительно оказались одним из первых эшелонов этого ранее совершенно несвойственного боевым армиям рода войск. Впоследствии многочисленные отряды гражданских специалистов, наводнивших оккупированные зоны Германии, окрестили "профсоюзными" или "цивильными" офицерами.
Представитель "смерша" - военной разведки "Смерть шпионам" - задал нам на встрече вопрос: "В своих листовках немцы пишут, что Берлин мы не возьмем, а получим такой удар, что и костей не соберем. Фюрер приберег секретное оружие для того, чтобы на немецкой земле окончательно уничтожить Красную Армию. Что это может быть?"
В самом деле, что это? Если Фау-2, то сколько бы их Гитлер не "приберег", Красной Армии это оружие уже не помешает. Нам-то это было ясно. Химия? Но в любом виде на немецкой земле она теперь более опасна немцам, чем нам.
Решили, что это чистейшая пропаганда. И оказались правы.
В США, Германии и у нас уже разрабатывалось действительно новое сверхсекретное оружие - атомное. Но даже нам, допущенным к совершенно секретным материалам, до 6 августа 1945 года - до сброса атомной бомбы на Хиросиму - практически ничего о нем не было известно.
Тогда мы еще не знали, что совсем рядом с нами уже готовится к поискам немецких атомных секретов группа специалистов из курчатовской команды, имеющая самые приоритетные полномочия, ибо главным шефом наших атомных работ в то время был сам Лаврентий Берия, а во главе особых комитетов стояли такие сильные организаторы, как Ванников и Малышев.
Не знали мы, что и с Запада навстречу нашим войскам идут не только армии союзников, но и специальные миссии по захвату немецкой ракетной техники, ее специалистов, по поиску ученых - физиков-атомщиков - и захвату всего, что было сделано в Германии по новейшим достижениям науки и, в первую очередь, в области управляемых ракет, использования энергии расщепления атома и радиолокации.
Мы получили неведомо кем придуманные "установки" и инструкции: обследуя немецкие заводы и лаборатории, не увлекаться интеллектуальными достижениями, а в первую очередь переписывать и инвентаризировать типы и количество станков, технологического производственного оборудования и измерительных приборов. Что касалось документации и специалистов, то это было уже делом нашей совести и инициатива не возбранялась.
С 24 по 26 апреля войска 1-го Белорусского фронта прорвали внешний обвод Берлинского оборонительного района, практически соединились с войсками 1-го Украинского фронта и окружили всю Берлинскую группировку. 25 апреля мы услышали о встрече на Эльбе в районе Торгау советских и американских войск.
Два дня мы усиленно изучали карты, маршруты, собирали адреса интересующих нас заводов и фирм в районе Большого Берлина.
Наконец, с 28 апреля мы начали вылазки по дорогам на Берлин к Адлерсгофу.
Дороги Германии восточнее Берлина в эти дни были забиты до отказа двумя встречными потоками. На запад к Берлину - "студебекеры" с бойцами и грузами, все виды грузовиков и пешие колонны усталых, но радостных и оживленных бойцов. На танках, грузовиках, орудиях красками всех цветов надписи - "на Берлин".
На восток - грузовики и конные фургоны с красными крестами - эвакуация раненых в ближайшие госпитали. По дороге много медсанбатов и армейских госпиталей.
Навстречу армейскому потоку беспорядочные толпы освобожденных всех национальностей. Много приветственных криков в наш адрес. При виде "виллиса" с советскими офицерами особенно отличаются французы, чехи, бельгийцы. С повозки, которую тянут трое молодых парней, соскакивает женщина с французским флагом, бросается чуть ли не под колеса нашей машины, только чтобы пожать нам руки, и кричит, заливаясь от счастья свободы: "Виват ла рюсс!" Наши "пастухи" прямо по дорогам гонят на восток породистых черно-белых коров. Как они пройдут через Польшу? Много конных повозок со всевозможной поклажей. Каждый самодеятельный транспорт под своим национальным флагом. Угрюмо, медленно, молчаливо бредут на восток серо-зеленые колонны пленных. Обвешаны одеялами, щетками, портфелями на веревках, в авоське иногда болтается буханка хлеба. Мы удивляемся: на несколько сот пленных немцев, только что вышедших из боя, всего четверо-пятеро наших солдат охраны.
Адлерсгоф - на юго-востоке Берлина, часть Кепеника. Это промышленный рабочий район, который мы помним по газетным статьям как базу немецких коммунистов и боевых отрядов "Рот Фронт". Улицы и дома уцелели. Все имеет вполне жилой вид. Но во многих зданиях уже советские военные учреждения: "Хозяйство генерала Петрова" - стрелки к военному коменданту. Воинские части расположились и без всяких опознавательных знаков. На столбах - стрелки-указатели "Берлин-Центр", "Букков", "на Кюстрин", "на Франкфурт" - это и для наступающих, и для эвакуируемых в тыл. На перекрестках удивительно привлекательные в эти весенние дни наши регулировщицы - в погонах младших лейтенантов, в белых перчатках, отлично подогнанных форменных костюмах - дают отмашки, останавливают, улыбаются, отвечают на вопросы о дороге. Как мы вскоре убедились, они даже знают немецкий язык.
Машины, машины, много "студебекеров", "доджей". Подбитые танки, самоходки. Здесь немцы уже пережили самое страшное. В их районе нет стрельбы, не рвутся бомбы и снаряды. Дым и грохот - это там, ближе к центру. Немки собираются группами вокруг бойцов, осмелев, засыпают вопросами.
Плакаты наши вперемежку с немецкими: "Битый немец подхалим и подлец, не верь ему, боец"; "Kapitulieren? Nimals!" ("Капитулировать? Никогда!"); "Бойцы Красной Армии не воюют с мирными жителями - это унижает честь воина"; "Berlin bleibt deutsch!" ("Берлин останется немецким").
Выписки из приказов Сталина: "Опыт истории показывает, что гитлеры приходят и уходят, а государства и народы остаются".
Спустя два дня мы перебазировались из забитого тыловыми службами и фронтовой авиацией Штраусберга поближе в удивительно благоустроенный Букков. С пятью офицерами нашей "трофейной" команды мы поселились на совершенно великолепной, по нашим советским представлениям, вилле.
Несмотря на близость к Берлину - двадцать пять километров до Адлерсгофа - Букков полностью сохранился - еще одно необъяснимое явление войны. Когда немцы шли на Москву в 1941 году, все подмосковные города и деревни на их пути были разрушены. В наши запрограммированные мозги никак не укладывалась, не совмещалась с представлениями о войне, о фашистском "логове" после четырех лет войны ухоженность этого курортного местечка. Комфортабельные отели, чистейшие, правда в основном пустые, магазины, кафе - все это на склонах лесистых холмов на берегу озера. Совершенно нам не понятно, почему через три дня после того, как отошли немецкие части и в городок без боя вошли танковые части Красной Армии, появились немцы, которые убирают и моют улицы! В садах у многочисленных вилл цветет сирень, и возвращающиеся жители ухаживают за газонами и розовыми кустами там, где остановились советские офицеры.
Позднее по всей территории Германии мы увидели много таких "оазисов". Даже значительно больше, чем разрушенных городов. Иногда казалось, что вся Германия - это цепочка отличных автомобильных дорог, связывающих между собой чистенькие, очень благоустроенные городки и деревни - "дорфы". Но и в деревнях почти в каждом доме канализация, горячая и холодная вода, электрические плиты в кухнях!
Через пару месяцев мы почти забыли, что в Москве каждый из нас жил в коммунальной квартире с одной крохотной уборной на 8-10 человек, дровяной плитой на кухне, без ванны и с одной раковиной с холодной водой на всех. А здесь, у "этих фрицев" только восточные рабочие, пленные и заключенные лагерей понимают, что такое бараки!
Наконец, начали детальное обследование зданий Адлерсгофа. Бои здесь были не очень жаркие - все здания уцелели. В проходной за вместительной велосипедной стоянкой, на больших панелях ключи, ключи, ключи - по номерам с немецкой аккуратностью. Все цело!
ИЗ ДНЕВНИКА. 29-30/IV-45 г. Обследуем "DVL". Административный корпус. Архивы, бумаги, личные документы - в сейфах. Как открыть сейф? Сержант с солдатом, прикомандированные к нам из БАО, имеют уже опыт. Солдат приставляет к дверцам сейфа большое зубило. Сержант - ему уже далеко за сорок, "не строевой" - наносит точный и сильный удар тяжелой кувалдой. Обычно открывает с первого раза. Иногда, если сейф особо "трудный", требовалось удара три-четыре. Сейфы полны отчетов с красной полосой! "Geheim!" (секретно) или "Streng Geheim!" (строго секретно). Листаем - отчеты, отчеты о всевозможных испытаниях.
"DVL" - это ведь эквивалент нашего ЦАГИ, ЛИИ и НИИ ВВС вместе взятых! Читать и изучать нет ни времени, ни физической возможности.
Генерал передал приказ - все описывать, грузить в ящики и отправлять самолетами в Москву. А где взять ящики и сколько их надо? Оказывается, службы тыла и БАО все могут, все имеют и организуют! Но отчеты даже описать некогда".
Теперь сознаюсь - согрешил: один отчет утаил и он хранится у меня до сих пор. Это работа доктора Магнуса по демпфирующему гироскопу - измерителю-датчику угловой скорости. Но о ней позже.
Продолжаю цитировать дневник.
"Лабораторный корпус. Аэронавигационная лаборатория, наполненная стендами для проверки бортовых приборов, фотохимическая лаборатория, лаборатория испытания материалов на прочность, усталость, вибростенды. Лаборатория бомбардировочных и стрелковых прицелов, установки для тарировки акселерометров. А какое великолепное чертежное и конструкторское оснащение! Немецкие рабочие места конструкторов вызывают зависть. Кроме хорошего кульмана, вращающегося сиденья и удобного стола с массой ящиков, полно мелочей, и всему свое место. О, эта немецкая любовь к мелочам и аккуратность, возведенная в культуру труда какого-то особо высокого класса.
Самое нужное и дефицитное для каждой лаборатории - четырехшлейфные осциллографы Сименса. Тут нашли разные: двух-, четырех - и шестишлейфные. Без них исследование быстропротекающих динамических процессов невозможно. Это новая эпоха в технике измерений и инженерных исследований. В Москве, в НИИ-1, у нас всего один шестишлейфный на весь институт. А у этих немцев! Нет, мы уже не чувствовали ненависти или жажды мщения, которая ранее кипела в каждом. Теперь было даже жалко выламывать такие добротные стальные двери лабораторий и доверять старательным, но не очень аккуратным солдатам укладывать прецизионное, бесценное оборудование в ящики.
Но быстрее, быстрее - нас ждет весь Берлин! Я перешагиваю через еще не убранный труп совсем молодого немецкого фаустпатронника и со своим отрядом из БАО иду вскрывать следующий сейф.
Электроизмерительная лаборатория - фантастика! Сколько тут уникальных (для нас) всех видов и диапазонов приборов всемирно известных немецких фирм "Сименс", "Сименс и Гальске", "Роде-Шварц", голландских "Филипс", "Гартман Браун", "Лоренц"! И опять - фотоувеличители, фотопроекторы, кинопроекторы, химикалии, стационарная громоздкая фотоаппаратура, кинотеодолиты, фототеодолиты и оптика непонятного назначения…
Отдельный корпус окрестили по содержанию электрофизическим. Электронные низко - и высокочастотные частотомеры, волномеры, прецизионные шумомеры, активные фильтры, анализаторы гармоник, клирфактормессеры, мотор-генераторы и умформеры на разные напряжения, даже дефицитные катодные (теперь говорят электронные) осциллографы. Богатейший корпус радио - и акустикоизмерительной аппаратуры.
На ящиках мы пишем адреса своих фирм: "п/я такой-то". Но что будет на самом деле? Кто встречает самолеты в Москве?"
Много времени спустя я так и не нашел ни одного из той массы секретных и совершенно секретных отчетов, что отправлял из Адлерсгофа. Они разошлись по ЛИИ, ЦАГИ, НИСО и другим учреждениям авиационной промышленности. В НИИ-1 попала примерно одна десятая отправленной нами измерительной техники. Это, видимо, вызвало справедливую реакцию моего непосредственного начальства, и в Лихоборах началась подготовка следующей, уже самостоятельной, экспедиции в Германию. И на этот раз на своем самолете.
Майские дни в Берлине
Но вот и 1 мая. Можно ли было возиться с отчетами в Адлерсгофе? Несмотря на строгие предупреждения, чтобы в центр не совались, мы - три майора и водитель с автоматом - решили пробиваться к рейхстагу под предлогом поиска завода фирмы "Аскания" в Фридрихсхагене.
Окраины кончились - началось нагромождение развалин. Апофеоз разрушения - груды битого камня, кирпича, лепнины - широченные улицы и крайне узкие проезды. В основном это работа союзной авиации.
Разрушение центра Берлина авиацией идет уже более двух лет, и немцы наладили технику расчистки улиц так, что город не задыхался в непролазных развалинах. Чем ближе к центру, тем больше пожаров, сожженных подбитых танков. Вот стоят впритык два танка: наш и немецкий, уперлись друг в друга, оба черные, сгоревшие. Где-то рядом взрывы гранат, и тут же немцы и немки в развалинах, копаются, перетаскивают вещи. Чистяков хочет ориентироваться по компасу, ибо названий улиц нет. Вырвались на прямой участок, уже потеряв ориентировку. Внезапно пожилой немец чуть не бросается под машину: "Там, впереди, взорван мост". Благодарим, может быть, он спас жизнь советским офицерам. Что, какая сила оторвала его от своей тележки в развалинах и бросила к нашей машине? Вдруг толпа - очередь за водой и хлебом, наши воинские кухни. Наконец, выбрались к Тиргартену. Вокруг искореженные зенитки, трупы не успевают убирать.
Рейхстаг! Над ним полощется у скульптурной группы красный флаг. Рейхстаг дымит. Нет у нас фотоаппарата. Я добыл "лейку" в Адлерсгофе, но нет кассеты с пленкой. Молчим. А ведь стоило прилететь из Москвы, чтобы 1 мая 1945 года увидеть красный флаг над дымящимся рейхстагом!
Вдруг рядом оглушающая очередь крупнокалиберной зенитки. Мы оцепенело смотрим и убеждаемся, что расчет немецкий и бьет в сторону рейхстага. Удивительно, немцы так заняты стрельбой по нашим танкам, что не заметили наш "виллис" в какой-нибудь сотне метров.
Наш водитель Василий куда опытнее этих чудаков, к которым его прикомандировали. Несмотря на субординацию, он кричит: "Товарищи майоры, зачем зазря погибать, быстро тикаем!" И мы "быстро утикли" обратно в хаос разрушения мимо Бранденбургских ворот, не очень понимая, где границы фронта. По существу, границ 1 мая не было. Ожесточенно сопротивлялись раздробленные части гарнизона, оборонявшего Берлин. Дрались отчаянно, несмотря на явную безнадежность.
Пропыленный с забинтованной головой подполковник с группой автоматчиков остановил нас: "Откуда?" Смирнов, не моргнув глазом: "Из Тиргартена". - "Так ведь там немцы!" - "Но их мало". Боевой офицер, видимо, принял нас за разведку и, досадливо отмахнувшись и скомандовав солдатам "пошли", быстро зашагал на звуки ближнего боя. Возвращаясь вечером через Карлсхорст, мы остановились у штаба какой-то части, чтобы добыть какое-либо пропитание и бензин.
Здесь услышали сводку: "Сегодня, 1 мая, к концу дня гитлеровские части общим числом более 1500 человек, не выдержав борьбы в здании рейхстага, сдались. Но отдельные группы эсэсовцев, засевших в разных отсеках подвалов рейхстага, продолжают сопротивляться".
Поздно вечером добрались до "своего" Буккова и…удивительна жизнь: мы можем хорошо поужинать - даже со 100 граммами и перед сном принять ванну! Я сказал: "Фантастика!" Кто-то меня поправил: "Не фантастика, а Европа!" Договорились встать пораньше и завтра быть в рейхстаге.
2 мая, запасшись сухим пайком, мы снова "рванули" из Буккова в Берлин, теперь уже по разведанной дороге.
Мы входим в рейхстаг, даже не входим, а нас "вносит" поток бойцов и офицеров. Где-то еще раздаются автоматные очереди. Чумазые бойцы, выбираясь из нижних этажей, предупреждают: "Там, в подвалах, еще сидят". Но выше, вверх, по украшенной разбитыми скульптурами лестнице, идет ажиотажное соревнование - автографы на стенах рейхстага. О, сколько их! Мы уже с трудом находим свободные места. Надо помогать друг другу и подставлять плечи, чтобы, взяв откуда-то что-то красящее, расписаться: "Из Москвы, майоры Смирнов, Черток, Чистяков". Не помню сейчас, ставили ли мы инициалы. Но расписались и эту памятную надпись для верности обвели дважды. Запомнил надпись под нашими автографами: "Русский Иван навел порядок в Германии. Иван Кочетов".
На ступенях рейхстага и на площади вовсю шло фотографирование группами. Какое фото мы упустили!
В то время, когда мы были в рейхстаге, совсем недалеко - в имперской канцелярии - фашистские руководители отклонили требование о безоговорочной капитуляции. Мы этого, конечно, не знали и когда стали собираться в обратный путь, почуяли неладное. Канонада грохотала с необычайной силой - трудно было даже определить направление, где тише. Это выполнялся приказ о ликвидации Берлинской группировки в самый кратчайший срок.
Наш водитель - боец, прошедший войну от самой Москвы, посетовал в который раз: "С вами, товарищи майоры, по глупости пропадешь за день до полного мира". Но мы все-таки добрались до знакомой аллеи, там, наконец-то, снова увидели регулировщиц и "свои" отдыхающие танки. Ну, тут уже знакомая дорога на Букков.
Вечером мы решили, что надо закрыть вчерашний долг и все же прорваться на "Асканию", посетить которую нам помешали еще идущие бои и события у рейхстага.
О фирме "Аскания" мы были наслышаны еще в Москве. В "DVL" также нашли следы ее многогранной деятельности. И вот мы на заводе, но нашли его с трудом, да и не удивительно. Комендант района, назначенный только 1 мая, - фронтовик, боевой пехотный подполковник. Но при нем уже деятельный бургомистр - на правой руке красная повязка с надписью "Burgomeister". Выслушав, он немедленно вынес план района и очень ясно объяснил, где искать. Чувствуется - хорошо знает район. Но удивился: "Ведь завод-то очень небольшой, это только одно из отделений "Аскании"".
Действительно, весь завод разместился в небольшом кирпичном двухэтажном здании и двух деревянных барачного типа. Оставшаяся на месте администрация объяснила, что сюда они переехали всего года полтора назад. Завод, тем не менее, очень интересный, изготавливает гирогоризонты, курсовые гироагрегаты для Фау-1 и только-только начал осваивать новые дистанционные гиромагнитные компасы по типу американских.
- Это что, точная копия "Сперри"? - спросили мы.
- Да, мы изучаем американскую технику со сбитых самолетов. Надо признать, что по дистанционным приборам они во многом нас обошли.
Как положено, осмотрели и переписали станочный парк. Особенно понравились прецизионные сверлильные станки с широким диапазоном скоростей от 500 до 15 000 об/мин и с очень плавной регулировкой.
В ночь со 2-го на 3 мая мы спокойно спали на уже обжитой вилле в Буккове. Где-то после полуночи я вскочил от беспорядочной стрельбы. Глянул в окно - прожектора шарят по небу, взлетают ракеты, следы трассирующих снарядов, автоматные очереди.