Через несколько часов жар спал и боли исчезли. После очередного обследования врачи сообщили, что опухоль в паху рассосалась и опасность миновала. К своему заключению они присовокупили еще один абзац о том, что в тех случаях, когда медицина бессильна, природа сама себе помогает.
Императрица же считала, что только благодаря молитвам. Распутина ее любимый Алешенька выжил. Впервые за долгое время она спокойно проводила время в обществе супруга и верной Анны Вырубовой. Жизнь в Спале вернулась в привычную колею: императрица занималась детьми и чтением религиозной литературы, а император охотился на зубров.
Прошло несколько лет, и Распутин вновь спас Алексея от очередного несчастья.
Шел 1914 год... Русская армия обливалась кровью в Мазурских болотах и в Галиции, и император почти постоянно находился в ставке - сначала в Барановичах, а позднее - в Могилеве. Однажды он рискнул взять наследника с собой, хотя Распутин был категорически против.
Царский поезд тихо двинулся, отрываясь от перрона, и, набирая скорость, пошел на юго-запад в сторону Могилева. Царевич стоял у окна, прислонившись лицом к стеклу. За окном все было таким интересным, мимо пробегали деревушки, небольшие городки, на некоторых станциях, где поезд делал остановку для дозаправки топливом, их величеств встречали почетные караулы и знатные горожане - с хлебом и солью. Неожиданно из-за тряски у него пошла кровь из носа. Для больных гемофилией малейшее кровотечение опасно. Попытки личного врача остановить кровь ни к чему не привели. Потребовалось перегнать царский поезд обратно в Царское Село, куда наследник был доставлен уже очень ослабленным.
"С огромными предостережениями перенесли его из поезда, - описывала этот случай Анна Вырубова. - Я видела его, когда он лежал в детской: маленькое восковое лицо, в ноздрях окровавленная вата. Врачи возились около него, но кровь не унималась. Один из медиков предлагал использовать последнее средство - это достать какую-то "железу из морских свинок".
Императрица стояла на коленях около кровати, проклиная тот день и час, когда она не прислушалась к советам Друга и разрешила императору взять сына в столь опасное для него путешествие. Через несколько минут, видимо сообразив, что надо все-таки что-то делать, Александра Федоровна сейчас же послала Анну Вырубову к Распутину.
Он вскоре прибыл во дворец, подошел к кровати Алексея, перекрестил больного, помолился перед иконами, что-то прошептал себе под нос, потом, грозно взглянув на вызванных из Петербурга врачей, успокоил всех утверждением, что и на сей раз Бог сохранит жизнь царевичу.
Мальчик, как только увидел приближающегося к кровати Григория Ефимовича, сразу же успокоился. Он стал ровнее дышать, бледность исчезла, и вскоре он заснул крепким сном. А через несколько часов состояние его здоровья значительно улучшилось, жар спал и кровотечение остановилось. Распутин вернулся домой в отличном настроении.
"Я видела этот чудесный результат собственными глазами не один раз, - вспоминала великая княгиня Ольга Александровна, - я также знала, что это признают его (Алексея. - В. Т.) лечащие врачи. Профессор Федоров, выдающийся специалист, пациентом которого был Алексей, не раз говорил мне это, вместе с тем все врачи крайне не любили Распутина".
Фрейлина Е. Н. Оболенская, удаленная от двора из-за нападок на Григория Распутина, рассказывала, как она "присутствовала однажды при разговоре врачей во время одного из наиболее сильных припадков гемофилии, когда они были бессильны остановить кровотечение. Пришел Распутин, пробыл некоторое время у постели больного, и кровь остановилась".
Вырубова вспоминала, как в начале 1916 года ни лейб-хирург Сергей Петрович Федоров, ни другие известные всей России доктора не могли во время нового приступа остановить кровь - и вновь императрица послала за Распутиным.
"Он приехал во дворец и с родителями прошел к Алексею Николаевичу. По их рассказам, он, подойдя к кровати, перекрестил наследника, произнес: "Пока я с тобой, ничего не случится", сказав родителям, что серьезного ничего нет и им нечего беспокоиться, повернулся и ушел. Кровотечение прекратилось".
Профессор Федоров писал своему коллеге в Париж: "...Как врач объяснить это не могу, но как свидетель констатирую - кровотечение остановлено!".
Джанумова оставила свидетельство о другом случае, когда при ней Распутину позвонили из Царского Села и сообщили о плохом самочувствии царевича.
- Что? Алеша не спит? Ушко болит? Давайте его к телефону... Ты что, Алешенька, полуночничаешь?
- Болит...
- Болит? Ничего не болит. Иди сейчас ложись... Лег?
- Лег.
- Ушко не болит? Так... Не болит, говорю тебе. Слышишь? Спи, сынок, спи...
Через пятнадцать минут опять позвонили. У Алеши ухо больше не болит. Он спокойно заснул. Григорий Ефимович вернулся к гостям.
В мае 1916 года Григорий Распутин заверил Александру Федоровну, что, когда Алексею исполнится двенадцать лет, его здоровье начнет улучшаться...
И в самом деле, вторая половина 1916 года не была отмечена какими-либо серьезными ухудшениями здоровья наследника, Алексей стал поправляться. Подобный факт отмечали лечащие врачи. Его страшная болезнь все более отступала, и к 1917 году он выглядел лучше. Он ничуть не походил на страдавших от той же ужасной болезни детей сестры императрицы принцессы Ирины, супруги принца Генриха Прусского.
Но последний период жизни Алексея Николаевича, с марта 1917-го по лето 1918 года, оказался одним из самых худших, с повторяющимися приступами гемофилии, вызванными кровотечениями. Дошло до того, что самостоятельно он уже не передвигался, а отец или мать вывозили его на прогулку в инвалидной коляске.
"Теперь и лечат меня, и молятся, а пользы нет, - говорил сам наследник, когда Распутина не стало. - А он, бывало, придет, принесет мне яблоко, погладит меня по больному месту, и мне сразу становится легче".
И снова вернемся в 1905 год... По аллеям царскосельского парка шныряли казачьи разъезды, царский дворец томился в тревогах и ожиданиях чего-то ужасного. Обитатели императорских покоев успокаивались лишь с появлением Распутина. Но и он зачастую дополнял беспокойство новыми штрихами.
- Стой! - воскликнул он, едва переступив порог, и вдруг начал удивительно ловко метаться по комнатам среди мебели.
Царская чета онемела, наблюдая за ним. Григорий Ефимович приблизился к императору и императрице и произнес на одном дыхании:
- А ну, мама, покажь, где сынок твой играет.
Его провели в "игральную" комнату Алексея - большой и светлый зал, в котором размещался огромный арсенал всевозможных игрушек, а под потолком висела массивная хрустальная люстра.
Распутин лишь мельком взглянул на комнату:
- Скажи своим, чтобы Алешеньку в эту комнату не пущали. Как бы греха какого не вышло. А ты, папа, мне верь. Я так вижу.
Зал тут же опечатали. Через несколько дней дворец потряс страшный грохот - с потолка "игральной" комнаты сорвалась люстра. При ударе об пол ее разнесло вдребезги...
Об этом случае ходили противоречивые слухи, одни говаривали, что это покушение, которое готовили против наследника престола эсеры. Другие утверждали, что падение люстры - это результат
деформаций строений в Царском Селе. Народная
молва способна была порождать самые невероятные версии, но факт оставался фаю ом: Распутин
спас Алексея от неминуемой гибели.
Нет никаких прямых свидетельств, что Распутин преувеличивал свой дар, скорее наоборот. Например, он саморучно (как правило, под его диктовку писала старшая дочь, рано обучившаяся грамоте) писал царице на ее запрос о помощи:
"Милая дорогая мама! Тилиграму получил. Не грусти, молись, молись Богу не по грехам, а по молитвам. Веруй - и наследник будет здоров. А я молюсь неустанно, но что могу? И никто как Бог, человеку не дано. Спасение в Боге... Без Бога и шагу не ступишь... А увидишь ты Бога тогда, когда ничего вокруг себя не будешь видеть... Поэтому и зло, потому и грех, что все заслоняет Бога, и ты его не видишь. И комната, в которой ты сидишь, и дело, какое ты делаешь, и люди, какими окружен, - все это заслоняет от тебя Бога, потому что ты и живешь не по-Божьему, и думаешь не по-Божьему. Значит, что-то да нужно сделать, чтобы хотя увидеть Бога...".
Его проповеди Александра Федоровна старалась заучить наизусть. Этого же требовала и от детей.
Высший свет
Удел великого - Восстание и война!
В купели огненной, в крови и преступленье. Опять - который раз! - Россия крещена.
Е. Раич
Революция 1905-1907 годов потрясла многовековые устои и иерархию ценностей Российской империи, ничего подобного русское общество еще не видело. Дабы укрепить пошатнувшееся самодержавие в России, Николай II искал человека, на которого можно было бы положиться, который бы "огнем и мечом" прошелся по мятежным российским губерниям.
Сначала на данную роль претендовал Сергей Юльевич Витте, назначенный в ноябре 1905 года на пост премьер-министра. Ему удалось сконцентрировать все силы на подавлении вооруженного мятежа в Москве, но он не смог смириться с конституционными основами, насаждаемыми в кровь и плоть России, и ушел в отставку весной 1906 года.
Бывший председатель Совета министров граф Сергей Юльевич Витте, знавший Распутина лично, был самого высокого мнения о его нравственных качествах и интеллекте, пророческом даре и знании жизни. По его мнению, Григорий Распутин был своего рода "сверхчеловеком", "силой природы", которую нельзя мерить обыкновенной меркой холодного рассудка. "Здесь необходимы другие подходы", - любил повторять он. (Впрочем, Витте, как искусный политик, никогда не поддавался соблазну доверять кому-либо полностью и без остатка. Помнил он и слова, сказанные ему бароном Ротшильдом в приватной беседе еще в 1902 году: "История показывает, что предвестником крупных событий, в особенности событий внутренних, всегда является водворение при дворцах правителей странного мистицизма".)
Между Распутиным и Витте было и что-то "общее": в 1887 году молоденький и скромнейший инженер-путеец Сережа Витте предсказал катастрофу царского поезда на юге России - в Борках.
В 1909 году между ними произошла длительная беседа, о которой сам Витте писал так: "Распутин предложил тогда в беседе со мною очень оригинальные и интересные взгляды; так, например, он сказал, что толпа вечно ждет чуда. А между тем она совершенно не замечает величайшего из чудес, ежечасно совершающегося на наших глазах, - рождения человека.
Все, что Распутин говорил, он сам передумал и перечувствовал. Я сказал ему тогда:
- Послушай, Распутин, зачем ты, собственно, ко мне пришел? Если об этом узнают, то скажут, что я через тебя ищу сближения с влиятельными салонами; а тебе скажут, что ты поддерживаешь сношение с вредным человеком.
- Ты прав, братец, - кивнул ему в ответ Григорий Ефимович. И, секунду помедлив, закончил свою мысль: -Вся эта политика вредна... вредна политика... Понимаешь? Все эти Пуришке-вичи, Дубровины беса тешат, бесу служат. Служи народу... Вот тебе и политика. ...А прочее - от лукавого... Понимаешь, от лукавого...
Место С. Ю. Витте у руля государства занял Петр Аркадьевич Столыпин - человек несомненно огромного ума и, к сожалению, не раскрытых до конца талантов, но в то же время жесткий (даже более того, жестокий), способный силой заставить подчиненных выполнить поставленную им задачу.
Распутин слышал о назначении Столыпина и даже видел его мельком в Царском Селе, когда тот возвращался с доклада императору.
- Тяжелый человек, - делился Григорий Ефимович своими впечатлениями с Вырубовой, - и злой, судьба его не пожалует.
- А ты помолись за него, - попросила Вырубова.
- Молитва ему не поможет...
- Не поможет?
- Нет... Только горе большое его душу поколебать сможет, но будет ли от этого толк?
- Господи, прости, - Вырубова грустно вздохнула.
8 июля 1906 года в Петербурге и губернии вместо уже существующего положения об усиленной охране было введено положение о чрезвычайной ситуации. Полиция произвела десятки арестов, сотни обысков, закрывала типографии, распускала профессиональные союзы, накладывала арест на тиражи газет и книг. Именно тогда в обиход вошли определения "столыпинский галстук" - веревочная петля на виселице и "столыпинский вагон" - железнодорожный вагон, предназначенный для перевозки заключенных.
Ответ "смутьянов" не заставил себя долго ждать. 12 августа в три часа пополудни у дачи премьер-министра на Аптекарском острове остановилась коляска, в которой пристроились трое неизвестных. "Жандармский генерал" остался в коляске, внимательно наблюдая за обстановкой, "ротмистр" подошел к крыльцу, стремясь никого боль
ше не допустить в помещение, а штатский вошел в дом - и почти тут же последовал взрыв.
Когда дым рассеялся, перед глазами сбежавшихся на взрыв зевак предстало ужасное зрелище: выходящие в сад стены дома рассыпались по кирпичику. Возле полуразрушенного крыльца дачи в страшных мучениях умирали лошади, из хаоса стропил и балок, среди кирпичей и обломков мебели виднелись руки и ноги придавленных рухнувшими стенами людей. Тихо капала кровь. Кричали и стонали из развалин умирающие.
Находившийся в приемной офицер лейб-гвардии Преображенского полка не слышал взрыва, но вдруг увидел, как его собеседнику снесло голову.
Всего было убито двадцать семь человек, тридцать два - тяжело ранены, двое из них скончались в ближайшие дни. Террорист в штатском погиб от взрыва, двое других - "ротмистр" и "жандармский генерал" - скончались от страшных ран уже в госпитале. У маленького сына Столыпина было сломано бедро, у дочери раздроблены обе ноги. Когда солдаты откопали ее из-под досок и мусора, она спросила: "Это что, сон?"
- Мои бедные, бедные дети, мои бедные дети! - повторял Столыпин, сам не получивший ни одной царапины. У постели покалеченной дочери несчастный отец, по рекомендации Николая II, пригласил помолиться срочно вызванного из Покровского Григория Распутина. Григорий Ефимович ушел лишь под утро: "Ничего, ничего, все
будет хорошо". Сын Столыпина вскоре поправился
и дожил до преклонных лет, дочь осталась жива, но, лишившись обеих ног, навсегда осталась калекой.
В тот же день, когда на воздух взлетела дача Столыпина, Николай II получил от Григория короткую телеграмму:
"Зело страшный месяц, август. Берегись. Дом свой береги, маму, детей. Христос с тобой".
Россию преследовал рок: 13 августа на перроне в Петергофе был застрелен генерал Мин, подавлявший вспыхнувшие в декабре прошедшего года московские беспорядки; 14 августа взорвали бомбой варшавского губернатора, который, опираясь на военную силу, остудил чересчур горячие головы. Чиновников рангом поменьше, офицеров, солдат и полицейских, сраженных пулями и осколками бомб террористов, никто не считал.
Почерневший от горя, потерявший сон и аппетит, но не сломленный духовно, российский премьер не отступил ни на шаг: военно-полевые суды не знали пощады, смертные приговоры в последний летний месяц 1906 года сыпались как из рога изобилия.
Пока революция была сильна, Николай II держался за сильных личностей, способных обуздать революционный беспредел, например за Столыпина. Но между властным и напористым министром и мягким и коварным самодержцем - их сравнивали в то время с Борисом Годуновым и царем Федором Ивановичем - рано или поздно должен был произойти разрыв. И дело было не только в разности характеров: царь более всего хотел восстановления неограниченного самодержавия, реформизм Столыпина, хотя он и говорил обратное, вел к дальнейшему постепенному ограничению властных полномочий российского императора.
- Григорий, мне Столыпин не нравится своей наглостью. Как быть? - даже как-то пожаловался Николай Александрович.
- А ты испугай его простотою... - ответил решивший, видимо, пошутить Распутин. - Надень самую простую русскую рубашку и выйди к нему, когда он явится к тебе с особенно важным докладом.
Царь, восприняв совет Григория Ефимовича всерьез, так и сделал: на одной из аудиенций к ждавшему его Столыпину Николай II вышел как "какой-то веселый, разбитной малый в малиновой рубашке" и на недоуменный взгляд премьера пояснил, наученный Распутиным: "Сам Бог в простоте обитает". Как Распутин рассказывал Илиодору, от этих слов "Столыпин язык прикусил".
Киев, конец августа 1911 года. В Киеве готовились к приезду царя на открытие памятника Александру II. 25 августа прибыл Столыпин, а 29-го числа - царь с семьей. Проезжая по центральной улице, Александра Федоровна в первых рядах кричавшей "ура" толпы увидела Распутина.
"Государыня Григория Ефимовича узнала, кивнула ему... А он ее перекрестил", - рассказывал впоследствии член "Союза русского народа", которому было поручено скрытно "опекать" Распутина. Но когда появился экипаж Столыпина, "Григорий Ефимович вдруг затрясся весь... Смерть за ним!.. Смерть за ним едет... "
Неясные слухи о возможном покушении ходили по городу еще до приезда царя, царской семьи и Столыпина. За два дня до начала торжеств к начальнику Киевского охранного отделения полковнику Н. Н. Кулябко неожиданно явился молодой человек, бывший под кличкой Аленский секретным сотрудником среди "анархистов-коммунистов". Ему якобы случайно стало известно о предстоящем приезде в Киев двух членов партии эсеров, мужчины и женщины, для убийства премьера Столыпина. Кулябко тут же пригласил в кабинет своего шурина - полковника Спиридовича, состоявшего в распоряжении дворцового коменданта и отвечающего за безопасность императорской семьи, а также вице-директора департамента полиции Веригина.
После короткого совещания они договорились, что, как только террористы приедут, Аленский тут же даст знать. Курлов - товарищ (заместитель) министра внутренних дел - принял дополнительные меры по охране царя, игнорируя не любимого им Столыпина, хотя по службе доложил ему о сообщении Аденского.
31 августа Аленский дал знать, что "организация" прибыла в Киев и мужчина остановился у него: за квартирой было установлено наружное наблюдение. В тот же вечер Аленский - для опознания террористов и на случай экстренной встречи - получил от Кулябко билет в купеческий сад на концерт в присутствии царя, а 1 сентября - в городской театр, где назначен был парадный спектакль.