По" пути же идущу веселящеся о святем дусе и о велицей милости божии, подающего им неначаемую помощь, земное уже все отвергшеу чающе <себе небесного приобщения, яко будет им безсмертие в веки. - И рече же им князь великий, идущим им на пути: "Братие моя милая, разумейте, коея ради потребы приидосте ко мне семо? Не господь ли вас посла в путь свой? Воистинну ревнители есте вы отца нашего Авраама, яко тъй вскоре Лотови поможет,* доблественному ж великому князю Ярославу,* яко той отомсти обиду брату своему".
Князь же великий скоро посла к Москве вестники к преосвященному митрапалиту Киприяну и к великой своей княгине Евдокеи з грамотами, яко: "Ольгердовичи князи приидоша ко мне на помощь со многими силами, а отца своего оставиша". И скоро прииде вестники к Москве и па-даша грамоты. Преосвещенный же митрапалит то услышав и став пред образом господним, прослезися и молитву сотворив: "Господи владыко человеколюбче, яко и сопротивнии наши ветри на тихость прелагаются". И скоро поиде в соборную церковь и посла во обитель Живоначальныя Троицы к преподобному отцу Сергию" ж во вся обители земли Русския, и во все церкви и повеле молитву творити день и нощь четыре десять дней непрестанно вседержителю богу и пречистей его богоматери, да некогда послушает бог их молитвы и даст милость свою и помощи руку великому князю Дмитрею на безбожнаго Мамая. Великая же княгиня Евдокея, то слышав таковое великое милосердие божие, и возрадовася радостию великою зело, и в радости многи слезы пролия пред образом Спасовым, и рече: "Слава ти, Христе боже наш, яко помагаеши и ми-луеши раба своего, государя моего, князя Дмитрея Ивановича, что можем воздати твоему благоутробию за твою премногую щедрую милость к рабом твоим". И нача много милостыни творити убогим, и неоскудно подавати требующим, и винныя изо всех темниц повеле выпускати, да вкупе молят бога о здравии великого князя Дмитрея Ивановича. А сама непрестанно течаше в церковь божию и день и нощь непрестанно моляшеся богу со слезами и пречистой его матере: "Да сподобит меня в радости видить славнаго в человецех, а моего государя, великого князя Дмитрея Ивановича". Сие же оставим паки и на предляжащея возвратимся.
Великому же князю бывшу на месте нареченном Березуе, яко за дватцать за три поприща до Дону. Приспе же в пятый день месяца сентября, на память святого пророка Захария и на память сродника своего - убиение великого князя Глеба Владимеровича, приидоша на Дон и сташа на Дону. В те же поры приидоша отъезжие стражи великого князя Петр Горский, Карп Алексин и приведоша язык нарочит от сановных царевых. Тот же язык поведает, яко уже царь на Кузьмине гати.* "Не спешит бо того ради: ожидает Ольгерда Литовского и Ольга Рязанского, а твоего собрания царь не ведает и встретения твоего не чает, по прежписанным книгам к нему от Ольга. По трех же днех имат царь быти на Дону". Князь же великий спроси о силе. Он же рече: "Не мощно бе изсчести никому же".
Князь же великий Дмитрей Иванович нача думати з братом своим со князем Владимером н с новонареченною братиею, с литовскими: князьми: "Зьде ли паки пребудем или Дон перевеземся?". Рекоша ему Ольгердовичи: "Аще хощеши крепкаго воинства, то вели реку Дон вози* тися, то несть ни единаго помышляющего вспять. А велицей силе его" несть советовати, яко не в силе бог - в правде. Ярослав перевезеся реку - Святополка победи, прадет твой, князь великий Александр, Неву реку перешед - короля поби.* Ты же нарек бога, тако же подобает тво-рити. Аще побъем, то вси спасемся, аще умрем, то вси общую смерть примем от князей и до простых людей. Тебе уже, великому князю, оста-вити смирение, да зде уже буйными словесы глаголати и теми словесы крепится войско ваше. Убо кы видим яко множество избранных витезейг войску твоего".
Князь же великий повеле войску своему Дон реку возитися. Воини же ускоряют, яко татарове близуют. Мнози же сынове рустии возрадова-шася радостию великою, зряще своего подвига желаннаго, еже на Руси вожелеша.
За многи дни приидоша же на место то волцы мнози, выюще по вся нощи непрестанно, и гроза бе велика. По полком храбрым сердце утвер-жающе юноши слышат русских, иже паче укротеша. И мнози врани необычно собрашася не умолкают грающе, галицы же своею речию говорят. Вороны же грают, яко гарам игращим, орли же мнози от устья Дону прилетеша и ту клицаху, ждуще дни грозного и богом изволеннаго, в не же имат пасти множества трупия человеческого и крови пролитися, яко морския воды. От такаваго страху и от великия грозы древяса пре-клоняшеся и трава постилашеся. И мнози от обою унывают, видящи убо пред собою смерть.
И начаша погании студом помрачатися о погибели живота своего понеже убо умре нечестивый, погибе память его с шумом,* а правовернии человецы ноипаче просветишася, радующеся чающе совершеннаго обетования и прекрасных венцов, а них же проловеда преподобный старец.
"Вестницы же поскоряюще, яко приближают уже поганый напрасно. И бысть яко в 6 час прибеже Семен Мелик* з дружиною своею. По них же мнози пригониша от татар. И толь бестудно гнаша, нольны полцы наши видевше. И возвратившеся и поведаша царю, что князи русти ололчишася при Дону, и божиим промыслом много видеша людей, с чет-верицею того сказаша царю множество людей видеша. Он же, нечестивый царь, разжен дияволом, разумев свою погибель, и крикнув напрасно, испусти глас, и рече тако: "Моя сила, аще сего не одолею, како имам возвратитися восвояси!". Повеле напрасно вооружитися.
Семен же Мелик поведаша великому князю, яко: "Гусин брод* пре-идоша уже, едину нощь имуще межу собою, на утро бо имат приити на Непрядву.* Тебе ж падабает великому князю днесь ополчитися, да заутра не ускорят татарове".
И начен князь великий Дмитрей Иванович и з братом со князем Владимером Андреевичем с литовскими князьми Андреем и Дмитреем.
Ольгердовичи, от шестаго часа полцы нача уряжати. Есть же воевода некто, прииде с литовскими людьми, именем Дмитрей Боброков,* родом Волынскыа земли. Вильми уставиша полцы по достоянию - елико где кому подабает стояти.
Князь же великий Дмитрей Иванович, поим брата своего князя Владимера и литовские князи, и все князи и воеводы, выехаша на место высоко и видеша образ святый, иже бе суть воображен во християнских знаменех, и акы неки светильницы светящеся. И стези ревут наволочены простирающеся, яко облоцы тихо трепещуще хотят промолвити, и богатыри руские, аки живы пашутся, бывшая на плащаницах воображений и доспехи руские, аки вода колебашеся, а шеломы на главах их со златом, яко утренная роса во врямя ведра светящеся: яловцы* шоло-мов их, аки пламяна пашутся.
Мысленно бо их видети и жалосно зрети таковых руских князей и удалых детей боярских собрание и учрежение таковое. И вси бо едино равно и единодушно един за единого умрети хотяще, и вси единогласно глаголаху: "Боже святый, призри на ны и даруй православному князю нашему победу, яко Констянтину,* и покори под нозе его врага Амалика, яко же иногда кроткому Давиду!".* Сему же удивишася литовские князи, ркуще себе: "Никако такаваго воинства быти ни при нас, ни по нас таковому: подобно македонскому воинству, мужеством Гедеоновым,* господь бо своею силою вооружив их!".
Князь же великий видев полцы своя по достоинству вооружены, и сшед с коня и над на колени на ковыле зелене прямо великому полку черному знамени,* на нем же воображен образ владыки Спаса нашего Исуса Христа, из глубины сердца нача звати велегласно: "О владыко вседержителю, виждь смотрелевым оком на люди своя, иже твоею десницею сотворены суть и твоею рукою искуплени от роботы дияволи! Внуши, господи, глас молитвы моея, обрати лице свое на нечестивыя, иже творят зло рабом твоим. Молюся образу твоему святому - и пречи-стей твоей матери и твердому и необоримому молитвеннику, иже о нас к тебе, рускому святителю, на его милосердие надеемся, и призываю имя твое святое".
Князь же великий поиде, и всед на конь свой избранный, и нача по полком ездети з братом своим со князем Владимером, ж с новонареченною братиею, с литовскими князьми Андреем и Дмитреем Ольгердовичи, я со иными князьми и воеводами. Коемуждо полку рече своими усты: "Братия моя милая, сынове християнстии, от мала и до велика! Нощь приспе, а день грозный приближися. А мы, братие, подвигнемся! Силен бо господь во бранех. Зде пребудите кождо на местех своих - утро бо тако неудобно учрежатися, уже бо гости наши близ на реце на Непрядве. Утре же имам нити поведенный чаши, ея ж, друзи мои, на (пути вжелеша. И вы уповайте на господа жива, да и мир с вами буди, братие, аще нам утре ускорят со братиею своею".
Князь великий Дмитрей посла брата своего князя Владимера вверх по Дону в дуброву, яко таитися полку его, дав же ему своего двора ви-тези. И еще упусти с ним изовестнаго того воеводу Дмитрея Волынского. Против живоноснаго праздника Рождества пресвятыя богородицы* осень же бе тогда долга, и днем летним еще сияющим и тенлата бысть и тихость. В нощи той мрацы ростнии явишася. Воистинну бо рече: "Нощь несветла неверным, а верным просвещена бысть".*
Пришед Дмитрей Волынец, рече великому князю и брату его князю Владимеру и утаився едини: "Выедите ис полков своих, да скажу вам примету свою". Уже бо нощи глубоце и заря потуше, Дмитрей Волынец всед на конь и поим с собою князи едини суще, и выехаше на поле Куликово и став посреди полков обоих, своих и татарских, и рече им Волынец: "Слушайте с страны татарских полков". Слышав же стук велик и кликот и трубы гласяще, и бы созади их волцы воют вельми, по лесной их стране орлове клехчаше, и бысть трепет птич велик вельми. Против их врани аки горам грающим. По реце же той по Непрядве гуси-лебеди крылми плещут, необычную грозу подают. Рече Волынец великим князем: "Слышите ль что?". Они же рекуще ему: "Слышахом, граза велика есть, брате". Рече Волынец великим князем: "Обратитеся на полк руских и слышите, что есть". Тихость велика. И рече Волынец: "Что слышасте?". Они же реша ему: "Ничто же, токмо видехом от них от множества огней зори снимахуся". И рече Волынец великому князю: "Останиѣ господине". Волынец же рече: "Добра знамение се и призывай бога неос-кудною верою". Рече Волынец: "Еще ми примета есть". И сниде с коня, и пад на десное ухо, и приниче к земли на долг час и, востав, абие и пониче. И рече великий князь Дмитрей Иванович: "Что есть, брате?". Он же не хоте сказати ему. Князь же великий понудив ему, он же рече г "Едина бо ти на пользу, а другая скорбна". Волынец рече: "Слышах, господине, землю надвое плачющися: едина еллинским языком своим чад своих напрасно вопиюще, акы вдова, другая же страна, аки некая девица тихо и жалосно плачющися, аки некто един в сиверель про-сопе плачевным гласом. Аз же множество тех примет испытав, сего ради надеюсь о бозе и святыми мученики Борисом и Глебом, сродники вашими, аз чаю победы поганых, а християном многа падения будет".
Слышав же то князь великий, прослезися вельми и рече: "То не будет победы державе". Волынец рече: "Не подобает, государю, сего пове-дати в полцех, но токмо вели молитися богу и святых его призывати, и рано утре вели им подвизатися на кони свои, и всякому воину вели крестом вооружатися, то есть непобедимое оружие на супротивныя".
В ту же нощь некто муж, именем Фома Халцыбеев,* разбойник, поставлен от великого князя на стражу на реце на Чюру Махайлове.* Мужеством бе его на крепце сторожи и стоя от паганых. Сего уверя, бог откры ему видети нощи тоя видение велико. На высоте виде облак изряден. 'Прииде же некий полк от востока велик зело. От полуденныя же страны приидоша два юноши светлы,* лица их светящеся, аки солнце, имуще во своих руках мечи остры. И рекоста два юноши полковникам татарским: "Кто вам повеле требити отечество наше, нам дарова господь?". И начаша сечи я. Ни един от них не избысть. Оттоле же человек той верен бысть и целомудр. Исповеда видение великому князю единому. Он же рече: "Не глаголи никому же". Сам же князь великий воздев руце свои на небо и нача плакатися, глаголати: "Господи человеколюбче, молитвами святых мученик Бориса и Глеба, помози ми, яко же Моисею,* и Давиду на Галиада,* и первому Ярославу на Святололка,* и прадеду моему, великому князю Алесандру на хвалящего римского короля,* разорити хотев его. Ни по грехом моим воздаждь ми, господи, и низ-посли милость свою и просвети нас благоутробием твоим. Не дай же нас в посмех врагом нашим раб своих, да не порадуются врази наши, ни ркут срама на верных - где есть бог их, на нь же уповаше. Помози, господи, християном, иже имя твое нарицаем!".
Приспе же время месяца сентября в 8 день великого праздника спасению християнскому - Рождество святыя богородицы. Светающу пятку и восходящу солнцу бывшу утру мгляну. И начаша же стези християнскии простиратись и трубы гласити мнози. Уже бо руские князи и воеводы и все удалыя люди и кони их укротеша гласом трубным, и ко-иждо под своим знаменем идяше, полцы же идуще по. учению елико кому веляше.
Часу же второму наставшу дни, и начаша гласы трубныя обоих стран сниматися. Но татарские трубы аки онемеша, руские же утверди-шася, а самим еще не видетися, занеже бе утро мгляно. Но вельми есть тут земля постонала, грозу подающе от востока до моря, от запада же и до Дуная. Полю же Куликову, яко прегыбатися, реки же выступиша из мест своих, яко многим воям по них бродимом, и никако же толиким быти полком на месте том.
Великому же князю преседающе на борзыя кони, ездя по полком, со слезами глаголаше: "Отцы и братия моя, господа ради подеизайтеся святых ради церквей и веры ради християнские, сия бо смерть не смерть, но живот вечный! Ничто же помышляете земнаго, но уклонимся на свое дело, венцы бо победными увяземся от Христа бога и Спаса душам нашим".
Утвердив же полки и паки прииде под свое знамя черное, и зсед с коня, и на иный конь сяде, совлачая с себя прыволоку царскую, и во иную облечеся. Той же конь даст под Михаила Андреевича* и ту приволоку на него же положи, иже бе ему любим паче меры. И повеле знамя рынде своему возити; и под тем знаменем убьен бысть.
Князь же великий став на месте своем и въздев руце свои на небо, и вложив руку свою в недра своя, и вынев живоносный крест, на нем же бе воображены Христовы страсти,* ъ нем же бе живоносное древо.* И вос-плакася горько и рече: "На тебе уже конечно надеюся, живоносному кресту, иже сим образом явивый преславно пречесному царю Константину,* егда ему на брани с нечестивыми и застудными, и оброзом твоим победи их. Не могут обрезании человецы* стояти противу образу твоему и тако удиви, господь, милость свою на рабех своих".
Сия еще ему глаголяще, в то же время приидоша к нему книги от преподобнаго игумена Сергия, в них же бе написано: "Великому князю
Дмитрею Ивановичю и всем руским князем и всему православному воинству мир и благословение!". Князь же великий Дмитрей Иванович слышав писание преподобнаго старца и целова посольника того етера любезным целаванием, и аки некими твердыми бранями вооружився. Еще даст ему, еже посла старец игумен святый Сергий, хлебец святый пречистой его богоматери.* Князь же великий Дмитрей Иванович сьев хлебец и простер руце свои, возопи велегласно: "О велико имя пресвятыя троица, пресвятая госпоже, богородице, помагай нам молитвами твоего игумена Сергия!".
Приим конь свой и взем палицу свою железную и подвижеся ис полку вон, и восхотев преже сам почати от горести душа за землю Рускую и за веру християнскую, и за святыя церкви, и за свою великую обиду. Мнози же рустии князи и богатыри держаше его и возбраниша ркуще ему: "Не подобает тобе, великому князю, самому в полку быти, но подобает особь стояти, а на нас 'смотрити, то пред киим нам явитися. Егда же упасет тебя бог, великого князя, милостию своею чтити, како разумевши и кого ти дарити? Мы же вси готовы есми головы своя сложити за тебя, ласкаваго государя. Тебе ж, государю, подабает рабом своим служити своею головою, и тем память сотворити, яко же Леонтий царь Феодору Тирону,* и в книги соборныя памяти деля написати. Руским же князем по нас такоже будет. Аще ли тебя единого изгубим, то от кого чаяти имамы? Аще ли вси спасемся, а тебя единого останем, то кий успех будет нам? И будет, аки стадо овчие не имущи пастыря, и в пустыни сей влачими, его же пришедше волцы распудят, и елико хто хощет. Тебе подобает спасти себя и нас".
Князь же великий прослезився, рече: "Братия моя милая, добрыя речи ваши и не могу против их отвещати, известно паче не успети, но токмо похваляю вас: вы есте вси воистинну блазии раби. Ноипаче весте и разумеете вси мучение святаго Христова страстатерпца Арефы,* егда мучим бе. И по многих же муках повеле царь вывести на позорище и посечи всех. Доблии же воини избраннаго воеводы един пред единым ускоряет и един за единого главу клонит под меч. Видящи убо воеводы своя и той же воевода возбрани войску своему, рече: "Весте, братие, у земнаго царя сего, не аз ли почтен прежде вас бых? Земныя же чести н даровя не аз ли взимах прежде вас? Ныне же - мне подабает преуви-дити у небеснаго царя, моей же главе прежде усечени быти паче же венчание". И приступив, воин, усекну ему главу его, последи же семьсот воин. Тако же, братия моя, кто боле мене в росийских князех от вас почтен бых, и вам всем глава бех? Благая бо приях от господа, злых ли не могу терпети? Мене ради единого вся си воздвигошася, и како могу вас видети побиенных? И прочее к тому не терплю. Общую чашу с вами имам* пити и смертию умрети. Аще ли умру - с вами, аще ли спасуся - с вами же. Ныне же вси останемся, уже бо ко своим потягнемся".
Передовыи же полцы раступишася, а водит передовыи полцы Дмитрей Всеволож да Воладимер, брат его.* С правую же руку бредут ему Микула Васильевич* с коломничи и новгородские посадникы с си-
нами. Погании же бредут обапол. Несть им места, где разступитися. Безбожный же царь Мамай, выехав на место <высокое с тремя князьми, зря человеческого кровопролития.