И Лазарус отправился в путь. Он шел в северном направлении, по ночам укладываясь прямо на траве. На рассвете он двигался дальше. Так прошло несколько дней… Идти было легко, как будто прогуливаешься по парку - даже слишком легко, подумалось Лазарусу. За то, чтобы по дороге ему встретился хоть какой-нибудь вулкан или водопад, он готов был дорого заплатить.
Пищевые растения подчас отличались странноватым вкусом, но зато их было чрезвычайно много. Раз или два он видел небольшие группы малышей, торопливо бегущих по своим делам. Они не спрашивали, куда он идет и зачем, а просто приветствовали его как своего старого друга. Лазарусу даже захотелось специально встретить какого-нибудь незнакомца - иначе можно было подумать, что за ним просто следят.
Со временем ночи стали холоднее, погода все больше портилась, а малыши попадались реже. Тот день, когда он не встретил ни одного малыша, он решил посвятить изучению своей души, да прихватил еще ночь и весь следующий день.
Что ж, обвинить малышей в чем-либо у него не было никаких оснований. Но столь же решительно ему что-то здесь не нравилось. Ни одно из философских учений, о которых он слыхал или с которыми был знаком, не давало определения смыслу человеческой жизни и четких критериев его поведения. Греться на солнышке - ничем не хуже, чем заниматься другими делами. Единственное, что он знал наверняка - такое занятие не для него, хотя и не понимал, откуда эта убежденность.
Бегство Кланов было ошибкой. Было бы гораздо естественнее и благороднее, остаться на Земле и побороться за свои права. Вместо этого они прошли чуть ли не пол-Вселенной. Казалось, они нашли себе убежище и даже очень неплохое, правда, уже заселенное существами, намного превосходящими их, причем до такой степени, что люди просто не могли этого вынести. Существа, однако, были так безразличны к землянам, что даже не уничтожили их, а просто отправили в этот затерянный мирок показного благополучия.
Но ведь это само по себе и было унижением. "Новый рубеж" представлял собой венец более чем пятисотлетних творений человеческой мысли, лучшее, на что было способно человечество. Но его швырнули в глубины космоса так же небрежно и легко, как человек мог бы вернуть в гнездо выпавшего из него птенца.
Скорее всего, у малышей не было намерения выгонять пришельцев, но они оказывали на землян не менее деморализующее воздействие, чем Боги на джокайра. Каждая особь в отдельности ничем особым не отличалась, но все вместе, группы малышей представляли собой гениев, которые могли заткнуть за пояс самых выдающихся землян. Человеческие существа не могли на равных соперничать с группами малышей, с таким видом организации жизни. И даже если бы земляне захотели организовать такие же группы, то при этом они утратили бы нечто очень ценное из того, что делает их людьми.
Про себя он отметил, что к своим собратьям он никогда не будет беспристрастным, ведь он один из них.
Дни летели, как прежде, а Лонг все еще размышлял, не в силах побороть смятения чувств. Это были вечные проблемы, появившиеся тогда, когда первый обезьяночеловек осознал себя личностью, и эти проблемы нельзя было решить простым пресыщением желудка или изощренными техническими приспособлениями. Бесконечные тихие дни, проведенные в раздумьях, ни на шаг не продвинули Лазаруса в постижении истины, впрочем, как все столетия раздумий его предшественников. Почему все есть так, как есть? Какая людям от этого польза? Ответа он не находил, кроме, пожалуй, одного: человек не предназначен и внутренне не готов к вечному безделью в таком, пусть даже райском, уголке.
Ход его тревожных мыслей был прерван появлением одного из малышей.
"…приветствую вас, друг… ваш супруг Кинг просит вас вернуться обратно… ему нужно с вами посоветоваться…"
- Что случилось? - не на шутку взволновался Лазарус, однако малыш не захотел или не смог ему ничего рассказать. Решительно поднявшись, Лонг быстро зашагал на юг.
"…так медленно идти не имеет смысла…" - догнала его мысль.
Лазарус позволил вывести себя на полянку посреди рощи. Там он обнаружил предмет яйцевидной формы длиной около двух метров, ничем не примечательный, за исключением дверного отверстия с одной стороны. Планетянин без труда прошел в дверь, а Лазарус едва протиснулся в эту довольно узкую для него щель.
Дверь закрылась, и Лазарус уже приготовился к длительному полету, однако дверь тут же открылась и Лонг обнаружил, что они находятся на побережье как раз напротив поселения землян. "Это у них здорово получается", - отметил он про себя и тут же поспешил к мирно покачивающейся на волнах лодочке, в каюте которой Барстоу и Кинг оборудовали нечто вроде импровизированной штаб-квартиры поселенцев.
- Вы посылали за мной, капитан. Что случилось?
- Речь идет о Мэри Сперлинг, - лицо капитана выражало глубокую озабоченность. Лазарус почувствовал, как у него екнуло сердце.
- Умерла?
- Нет. Не совсем. Она пошла к малышам. Присоединилась к одной из их семейных групп.
- Но ведь это невозможно!
Лазарус ошибался. Конечно, не могло быть и речи о кровесмешении землян и малышей, но при этом не было и препятствий при желании присоединиться к одной из их организаций посредством растворения своего "я" в коллективной личности планетян.
Мэри Сперлинг, движимая сознанием неизбежно надвигающейся смерти, предпочла обрести бессмертие в групповом эго. Столкнувшись с извечной проблемой борьбы между жизнью и смертью, она умудрилась избежать трагического конца, отказавшись от собственного "я". Мэри нашла группу, которая захотела ее принять, и присоединилась к ней.
- В связи с этим возникает множество новых проблем, - продолжал Кинг. - Поэтому мы с Заккуром и Слейтоном сочли ваше присутствие здесь необходимым.
- Да, да, конечно, но где сейчас Мэри?
Не дожидаясь ответа, Лазарус побежал в сторону лагеря, не обращая внимания на приветствия и попытки остановить его. Неподалеку от поселения он натолкнулся на одного из аборигенов.
- Где Мэри Сперлинг?
"… Мэри Сперлинг - это я…"
- Но ведь ты же не можешь… Ведь это не ты!
"…Я - Мэри Сперлинг: а Мэри Сперлинг - это я… Неужели вы меня не узнаете?… Я знаю вас, Лазарус…"
- Нет! - замахал руками Лазарус. - Я хочу видеть Мэри Сперлинг, которая выглядит, как земная жительница, как я!
Абориген с минуту колебался, но затем сообщил:
"…следуйте за мной…"
Лазарус обнаружил ее довольно далеко от лагеря; было очевидно, что она избегает других колонистов.
- Мэри!
"…мне прискорбно видеть тебя таким опечаленным… - мысленно ответила она ему. - …Мэри Сперлинг больше нет, теперь она всего лишь одна из нас…"
- О, Мэри, вернись назад! Ты ведь не можешь так со мной поступить? Ты узнаешь меня?
"…конечно же, я знаю тебя, Лазарус… это ты теперь не узнаешь меня… не печаль свою душу и не тревожь свое сердце созерцанием моей прежней телесной оболочки… теперь я уже не принадлежу вам, я одна из жительниц этой планеты…"
- Мэри! - настаивал он. - Это нужно как-то отменить! Давай уйдем отсюда!
Она покачала головой - какой странный человеческий жест! - но ни один мускул не дрогнул на ее лице. Это была маска далекой отчужденности…
"… это невозможно… Мэри Сперлинг больше нет… пусть тебе это не покажется странным, но именно я говорю с тобой, однако в то же время я больше не принадлежу вам…"
- Мэри!!!
На него вдруг нахлынули воспоминания о той страшной ночи, когда погибла его мать. Лазарус закрыл лицо руками и впервые с той ночи заплакал горько и безутешно, как ребенок.
5
Кинг и Барстоу на том же месте ждали его возвращения. Увидев покрасневшие глаза Лонга, Кинг тихо сказал:
- Я хотел вам все рассказать, но вы наверняка не стали бы меня слушать…
- Забудь об этом, - резко оборвал его Лазарус. - Что-нибудь еще?
- Прежде, чем мы вернемся к нашему разговору, я хочу показать тебе нечто, - ответил Барстоу.
- И что же это такое?
- Пойдем, увидишь сам.
Они провели Лонга в каюту для руководящего состава. Вопреки обычаям Кланов, она была закрыта; Кинг открыл дверь своим ключом. Внутри сидела женщина, которая, едва завидев их, сразу же вышла.
- Взгляни на это, - Барстоу кивнул в угол комнаты.
В инкубаторе находилось живое существо, маленький ребенок, однако не из тех, что ему приходилось видеть раньше. Лазарус в течение нескольких минут рассматривал его, а затем сердито бросил:
- Это еще что за чертовщина?
- Посмотри внимательнее, можешь даже взять на руки. Ты не причинишь ему вреда.
Лазарус последовал совету, очень осторожно взял существо на руки и с любопытством стал разглядывать его. Он пока что не мог сообразить, что это такое. Нельзя было сказать, что то был человек, однако не походил он и на отпрысков малышей. Может быть, на этой планете существует, как и на предыдущей, какая-то неведомая раса? Ребенок был похож на землянина, но, несомненно, не был человеческим существом. У него не было ни носовых дырочек, ни выступающих ушей. Все человеческие органы находились вроде бы на своих местах, но каждый из них заканчивался защитными костными наростами, похожими на маленькие черепки. На ручках ребенка было слишком много пальцев, а возле запястья помещался еще один, самый крупный, который заканчивался пучком розовых ответвлений.
Довольно странным показался Лазарусу и торс ребенка, хотя сразу он и не сообразил, почему. Ноги заканчивались не обычными человеческими ступнями с пальцами, а роговидными основаниями, похожими на копытца; кроме того, ребенок был гермафродитом, - эдакое милое маленькое двуполое создание.
- Это еще что такое? - спросил Лазарус, хотя в его мозгу уже мелькнула страшная догадка.
- Это Марион Шмидт, - ответил Барстоу, - родившаяся три недели назад.
- Что здесь произошло, ты можешь объяснить?
- Это значит, что малыши не менее искусны в создании людей, чем в селекции растений.
- Но ведь они обещали оставить нас в покое!
- Не осуждай их слишком. Мы позволили им это сделать. Первоначальная идея состояла лишь в некоторых усовершенствованиях.
- Ничего себе усовершенствования! Ведь это же просто мерзость!
- И да, и нет. Когда я смотрю на нее, у меня все внутри переворачивается - но на самом деле это нечто вроде супермена. Строение ее тела реконструировано для придания большей эффективности, наши наиболее явные изъяны устранены, а ее органы стали куда более чувствительными. Ты не можешь сказать, что это не человек, ибо перед тобой его усовершенствованная модель. Взять хотя бы вот эту лишнюю миниатюрную руку на запястье. Ею управляет дополнительный микроскопический глаз. Когда привыкнешь к самой этой мысли, то начинаешь понимать всю ее пользу. И все же с точки зрения землян она выглядит весьма отвратительно.
- Тут каждый может испугаться, - согласился Лазарус.
- Пусть это даже и усовершенствование, но в основе своей оно бесчеловечно!
- Во всяком случае, возникают определенные проблемы.
- Да еще какие! - Лазарус вновь посмотрел на существо. - Так ты говоришь, что на этих маленьких ручках имеются дополнительные глаза? Я бы сказал, что верится с трудом.
Барстоу пожал плечами.
- Я ведь не биолог. Но ты знаешь, что в каждой клетке тела содержится полный набор хромосом. Похоже, что можно наращивать глаза, кости или еще что-нибудь в любом нужном месте, если знать, как манипулировать генами в хромосомах. Малыши знают это.
- Я не желаю, чтобы мной манипулировали!
- Я тоже.
Стоя на берегу залива, Лазарус окинул взглядом долгожителей, которые пришли на общее собрание.
- Мне исполнилось… - начал он официальным тоном, затем вдруг осекся и, позвав к себе Либби, что-то прошептал ему на ухо. Видно было, как Либби сильно смутился и что-то прошептал в ответ. Они неслышно перебросились еще несколькими фразами, и наконец Лазарус продолжил собрание.
- Мне двести сорок один год, по меньшей мере, - заявил он. - Есть ли здесь кто-нибудь старше меня? - Это была не более чем формальность; все знали, что он самый старший, а самому Лазарусу казалось, что он вдвое старше своего возраста.
- Собрание объявляется открытым, - заговорил он в микрофон через усилители, расставленные по всему побережью. - Предлагайте кандидатуры на председательствующего.
- Продолжайте, Лазарус! - крикнул кто-то из толпы.
- Хорошо, - отозвался Лонг. - Прошу вас, Заккур Барстоу.
Оператор передвинул микрофон в нужном направлении.
- Заккур Барстоу, - разнеслось на несколько миль вокруг. - Выступаю от своего имени. Некоторые из нас пришли к мнению, что эта планета, хоть жизнь на ней очень приятна, не подходит для нас. Все вы уже слышали о Мэри Сперлинг, а также видели стереофото малышки Марион Шмидт; есть у нас и другие примеры, на которых я подробно останавливаться не буду. Проблема новой эмиграции вызывает множество других вопросов, и главный из них - куда? Лазарус Лонг предлагает нам вернуться на Землю. В таком случае… - его слова заглушил гул толпы.
Лазарус призвал собравшихся к порядку.
- Никто не может насильно заставить вас возвратиться. Но если нас наберется довольно много для того, чтобы воспользоваться космолетом, то не вижу причин, почему бы этого не сделать? Я предлагаю вернуться на Землю, а кое-кто - перелететь на другую планету. Куда лететь - еще предстоит решить. Но прежде всего, я хотел бы знать, кто из вас думает, как и я, что настало время убраться отсюда?
- Я! Я! - слышалось то слева, то справа. Лазарус попросил оператора передать микрофон одному мужчине из первого ряда, который сразу же отозвался на слова Лазаруса. - Прошу вас.
- Меня зовут Оливер Шмидт. Я уже несколько месяцев жду, пока кто-нибудь предложит нам улететь. Временами мне казалось, что я единственный в нашем мире, у кого болит душа. Особых причин покинуть эту планету у меня нет - меня не пугает происшедшее с Мэри Сперлинг и Марион Шмидт. Всем, кому нравится эта планета - на здоровье, кто же может запретить? Но меня давно уже преследует мысль, что я больше не увижу Цинциннати, мне до чертиков здесь надоело, и я не согласен до конца дней поедать здешние лотосы! Я хочу зарабатывать себе на жизнь, черт побери!
По данным генетиков Кланов, меня хватит еще на добрую сотню лет, и я не вижу смысла в том, чтобы все это время пролежать на солнышке в грезах о завтрашнем дне.
Когда он закончил, раздалось множество голосов, наперебой требовавших предоставить им слово.
- Потише! Потише! - увещевал Лазарус. - Давайте не будем говорить одновременно, лучше выделите своих представителей. А пока прошу вас, - он велел поднести микрофон мужчине из левого ряда.
- Я не отберу у вас много времени, - начал мужчина, - потому что поддерживаю Оливера Шмидта. Я только хотел вам сказать о своих соображениях. Мне не хватает Луны. Да, да, Луны! У себя дома я любил сиживать по вечерам у открытого окна и, покуривая трубку, часами глядеть на Луну. Я не знал, что это может быть так важно для меня. Мне нужна планета с луной!
Следующий выступающий был еще менее многословен.
- Случай с Мэри Сперлинг хорошенько пощекотал мне нервы. По ночам меня преследуют кошмары, будто это я сам стал одним из малышей…
Долгожители наперебой приводили все новые аргументы. Кто-то напомнил, что их изгнали с Земли; на чем же была основана убежденность, что им разрешат вернуться? Лазарус решил ответить на этот вопрос сам.
- Мы многое узнали от джокайра, а теперь намного больше - от малышей. Это выводит нас на новые рубежи в научно-техническом прогрессе. На Земле с этим не могут не считаться. Мы вернемся на родную планету закаленными в испытаниях и сможем во весь голос заявить о своих правах. Мы достаточно сильны, чтобы их отстаивать.
- Лазарус Лонг… - прозвучал голос слева.
- Да, я слушаю вас, - он пододвинул микрофон к говорящему.
- Я слишком стар, чтобы пускаться в новые межзвездные перелеты, и слишком устал, чтобы в конце путешествия еще за что-то бороться. Что бы вы здесь ни решили, я остаюсь.
- В таком случае, - ответил Лазарус, - и обсуждать больше нечего, так ведь?
- Я имею право на собственное мнение!
- Вы его уже высказали. Теперь дайте слово другим.
Солнце опустилось за горизонт, и на небе появились первые звезды, а обсуждение все еще продолжалось. Лазарус понял, что это может длиться до бесконечности, и решил прекратить дискуссию.
- Все, хватит! - заявил он. - Мы, скорее всего, еще вернемся к обсуждению этой темы на семейных советах, а пока что давайте подведем предварительные итоги, чтобы посмотреть, чего мы хотим. Все, кто хочет возвратиться на Землю - становитесь справа от меня; кто хочет остаться - слева. Те же из вас, кто хочет отправиться на поиски новой планеты, оставайтесь здесь, по центру, прямо передо мной. - Он повернулся к помощнику. - Включите пока музыку, чтобы поторопить их.
Через минуту по всему побережью разнеслись волшебные звуки вальса "Голубой Дунай", перешедшие потом в ритмичный негритянский блюз начала XX века.
- Наверное, это ты подобрал записи? - спросил Барстоу, обращаясь к Лазарусу.
- Я? Нет, ты ведь знаешь, что у меня неважный слух.
Даже под музыку земляне разбивались по группам довольно долго. Последние аккорды знаменитой Пятой симфонии давно стихли, когда землянам удалось наконец разделиться на три части.
Слева от Лонга осталось около десяти процентов долгожителей, изъявивших желание остаться: большинство из них - это немолодые и усталые люди, чьи дни были практически сочтены. К ним присоединились юноши и девушки, никогда не видевшие Земли, и еще парочка бездельников среднего возраста.
В центре собралась совсем небольшая группа, не более трехсот человек, состоящая преимущественно из мужчин и нескольких молодых женщин, которые искали новых приключений и готовы были преодолевать все новые препятствия.
Основная масса долгожителей собралась справа от Лазаруса. Он смотрел на них и читал в их глазах счастливое возбуждение. Его сердце забилось от радости - ведь сперва он сильно побаивался, что его стремление вернуться поддержат немногие.
- Похоже, вы остались в меньшинстве, - обратился он к группе, оставшейся в центре. - Не стоит расстраиваться - времена ведь меняются.
На его глазах эта группка растаяла: разбившись по двое и по трое, люди делали свой окончательный выбор. Лишь очень немногие решили остаться на планете; основная же масса пополнила группу, стоявшую справа.
Когда выбор был сделан, Лазарус обратился к тем, кто решил навечно поселиться у малышей.
- Ну что ж, мои старички, вы можете вернуться на свои любимые луга и вздремнуть. Остальным же придется серьезно поработать над свершением наших дальнейших планов.