Понятно, что содержательный ответ на все выше поставленные вопросы возможен в рамках именно антропологии образования, которая в европейской культуре своим основанием должна иметь христианскую антропологию, а достраиваться средствами других – акцентных – антропологий: философской, социокультурной, психолого-педагогической, биологической и др. Исходным основанием для антропологии образования является не учение об объективности и общезначимости того, что есть, а о ценности и смысле самого бытия человека, которые всегда за пределами конкретного способа этого бытия.
Таким образом, подлинно содержательные ответы на главные вопросы гуманитарного познания, раскрывающие существо вполне определенного способа жизнедеятельности человека – как прямого "объекта" данного познания, не могут быть сведены к простой предметности содержательного ответа (ответа на вопрос: что?). Эти ответы должны фиксировать также и свою конкретную приуроченность к определенным местам в универсуме человеческой реальности.
Так, вопрос о смыслах – это вопрос об устремленности человека к той над-обыденной инстанции, которая располагается вне пределов его наличного бытия; это вопрос о смысловой вертикали, задающей масштаб, укорененность и остойчивость ценностным основаниям того или иного способа жизни. И если смыслы полагаются и утверждаются, то ценности укореняются и оправдываются в свете этих смыслов. В свою очередь конкретная предметность ценностных оснований определяет и освящает целевую векторальность человеческой деятельности, которая и обустраивает горизонт наличного бытия человека. Более того, динамика преобразований ценностно-смысловой сферы кардинальным образом меняет горизонты целеполагания и целеопределения – их восхождение и нисхождение. В этом общем контексте особым образом раскрывается и категория причинности; очевидно, что – в отличие от механической причинности – она не может воплотиться без остатка в некотором наборе следствий. Здесь необходимо обсуждать и смысловую, и ценностную, и целевую причинности – как принципы детерминации феноменов человеческой реальности, где сама причина оказывается особым и реальным механизмом перехода на разные уровни детерминации.
Иначе говоря, образовательное знание не получается и не выводится средствами причинно-следственной логики: оно специально строится, конструируется как целостное (живое) знание о целостных феноменах человеческой реальности.
Образовательное знание в развивающем образовании
Инструментальный смысл образовательного знания наиболее полно обнаруживает себя при разработке и реализации инновационных проектов и программ развивающего и развивающегося образования. Кардинальные изменения в современной образовательной практике поставили существующие психолого-педагогические науки в критическое, рефлексивное отношение к своему историческому опыту, к собственным теоретическим основаниям. Становление и развитие инновационного образования обнаружило, что в традиционной педагогике отсутствует не только "язык понимания" (теории и понятия), а соответственно и "язык объяснения" инновационных педагогических явлений, но даже "язык описания" их оказывается много хуже, чем у публицистов, пишущих о проблемах образования.
В современной педагогике, в педагогической и возрастной психологии произошла своеобразная "понятийная катастрофа" – одни понятия потеряли свой категориальный статус, оказались простыми идеологическими штампами (типа "всестороннее развитие", "гармоничная личность" и пр.), другие стали аморфными, потеряли свои четкие очертания (например, почти все понятия из области воспитания). Одной из главных причин такого положения является до сих пор не преодоленный разрыв между системами научно-философского и эмпирико-методического знания, ориентированными на образование, и самой образовательной практикой. Более жестко – разрыв именно между образовательным знанием и практическим педагогическим действием.
Сегодня необходимы исследования, направленные не на открытие так называемых объективных истин в теоретической педагогике и психологии образования, а на улучшение практического положения дел. Это тот корпус образовательных исследований, который в России в 1990-е гг. получил название практико-ориентированной науки, науки, способной строить принципиально новые образовательные практики, и прежде всего как антропопрактики. Практико-ориентированная наука способна осуществить цепочку преобразований, переходов: от теоретико-концептуального знания к знанию проектному, затем – к технологическому, инструментальному, орудийному, и только потом – к осмысленному практическому действию, к новой практике образования.
Обозначенная совокупность знаний вместе с механизмами их преобразования и составляет систему образовательного знания. Становление такой системы предполагает соотнесение и синтез многих знаний и ценностей различного статуса и модальности – научных и жизненно-практических, духовных и политических, этических и эстетических. Однако синтез подобного комплекса в образовательную или исследовательскую программу осуществляется не в рамках и не в форме дисциплинарной монопредметной теории (философской, психологической, педагогической). Концептуальным пространством проектирования такого рода программ является именно антропология образования.
Антропология образования ставит и обсуждает вопросы о направленном вмешательстве в сферу образования на основе глубоких комплексных исследований и научно-практических разработок, о поиске особых способов работы не только в образовании, но и с самим образованием: его институтами, процессами и участниками. Антропология образования преодолевает реальное, жизненное противоречие: с одной стороны, свободы изобретательства и реформ в общественной жизни, с другой – ответственности за их последствия. Практическое противоречие, как известно, требует и практического решения – нормирования, окультуривания самой стихии инновационных социокультурных преобразований.
Антропология образования утверждает, что единственной и принципиальной преградой на пути инновационного и административного "беспредела" может стать определение такой формы разумной деятельности, в которой осуществимо грамотное педагогическое новаторство, но которая уже имеет исторические прецеденты. В этом смысле всякая инновационная деятельность должна быть поименована, иметь свою культурно заданную форму: своих субъектов, свои цели, средства и условия своего осуществления. Установление такой деятельности позволяет главное – выстроить точную систему экспертизы педагогических инноваций и, что еще важнее, нормально обучать этой деятельности, ввести ее в структуру педагогического профессионализма.
Антропология образования исходит из положения, что такой развитой, культурной формой инновационной деятельности в универсуме образования, способом его действительного развития является проектирование, которое нельзя свести ни к обновлению (восстановлению полноценного старого), ни к нововведениям (внедрению некоторого новшества).
Культура проектирования имеет давнюю традицию – и не только в виде древнейших утопий и современных антиутопий, новейших проектов сначала "счастливого социалистического", а теперь "счастливого капиталистического завтра" или "поворота северных рек". К этой культуре относится и "атомный проект" Курчатова, и "космический проект" Королева, но также и "социально-педагогический проект" Макаренко, который в этом своем качестве, к сожалению, так и не получил должной оценки в отечественной теоретической педагогике и до сих пор по-настоящему не проанализирован. Заметим, кстати, что, к великому сожалению, и сегодня этот проект опять чрезвычайно актуален.
Складывающаяся проектная парадигма в комплексе психолого-педагогических наук – как основание и рамка инновационной культуры в образовании – в настоящее время имеет исключительное значение как на общетеоретическом уровне, так и на уровне самой образовательной практики. Сегодня все большее число отдельных образовательных институтов, региональных и субрегиональных систем образования ставят перед собой задачу осуществления шага развития, что и означает построение системы развивающегося образования. Одновременно усиливается поиск и принципиально нового содержания образования, и принципиально нового педагогического профессионализма, которые действительно обеспечивали бы развитие базовых способностей личности в образовательных процессах. А это и есть задача построения собственно развивающего образования. Эти два момента как раз и задают новуюпредметную областьинновационной – проектно-исследовательской – деятельности в сфере образования.
Антропология образования констатирует, что прецеденты проектно-исследовательских работ в образовании в России уже имеются и число их увеличивается. Самое главное в таких инновационных разработках – это создание возрастно-нормативных моделей развития детей и возрастно-ориентированных образовательных программ для каждой ступени образования, которые как раз и являются специальными средствами – антропотехниками – антропологии образования. В перспективе такую же работу можно осуществить для разных типов и уровней образования. Сегодня такие опытные модели и программы уже созданы и опробованы в экспериментальном режиме для старшего дошкольного, начального и полного среднего образования, для специального среднего и высшего образования. В третьем разделе мы представим первые результаты разработок возрастно-нормативных моделей развития детей и возрастно-ориентированных образовательных программ для каждой ступени образования.
Образовательное знание и гуманитарные технологии
Становление антропологии образования позволяет разработать новые категориальные средства, особые технологии построения развивающего образования именно как специфической антропопрактики - практики выращивания базовых, родовых способностей человека. Важнейшими из категорий антропологии образования выступают категории "образовательное знание" и "гуманитарная технология". Первая из них рассмотрена нами выше; необходимо специально остановиться на категории "гуманитарная технология".
Греческое слово "технэ" удерживает по крайней мере два пересекающихся, но не совпадающих смысла: а) искусство, мастерство; б) совокупность средств (в широком смысле слова) человеческой деятельности, созданных для осуществления процессов производства (также – в широком смысле этого слова). Соответственно технология – это обобщенная форма знаний о системе средств разумной человеческой деятельности. Если перемножить два этих смысла, то в категории "технология" речь должна идти о совершенных средствах деятельности и о мастерском, искусном владении этими средствами. Причем последнее – мастерское исполнение – помимо разумного включало в себя и нравственно-эстетический радикал: плохое, неуклюжее исполнение было недопустимо по духовно-нравственным основаниям (оскорбление богов).
Далее можно говорить о технологии в широком и в узком, специальном смысле. В широком смысле это технология организации и развития определенного производства, определенного типа практики, которая обнаруживает себя в некой совокупности принципов – целе– и ценностно-ориентированных. В узком смысле это технология реализации вполне определенной предметной деятельности. В любом случае технология – это полнота и совершенство как субъектов деятельности, так и средств их деятельности.
Укоренение в европейской культуре Нового времени понятия "технология" связано прежде всего с техническим прогрессом и массовым промышленным производством и обозначает совокупность методов обработки, изготовления чего-либо: изменения состояния, свойств, формы сырья, материала или полуфабриката, осуществляемых в процессе производства продукции. Под словом технология понимается не только само инструментальное, орудийное знание, но и практика, конкретная процедура, т. е. все те производственные процессы, которые изменяют свойства, форму или внешний вид изделия. Эти процессы и называют технологическими. В деятельностном контексте технология отвечает на вопрос: как сделать нечто требуемое, из чего и какими средствами?
Основными характеристиками производственной технологии являются:
– жестко заданная (в целях эффективности и экономичности) последовательность операций, направленная на получение четко определенного продукта;
– наличие двух принципиально различных систем действия: процедур реализации и процедур управления (эффективность и качество технологии во многом зависят от автоматизации и тех и других):
– обезличенность: в различные интерпретации производственной технологии, как правило, не включается человек (а если и включается, то только "частями тела" и в собственно техническом плане, т. е. как "материал", "источник энергии" или "инструмент").
С течением времени термин "технология" "перерос" свои привычные исторические рамки и стал употребляться по отношению к человеческой реальности как таковой. Появляются "социальные технологии", "политические технологии", "предвыборные технологии", наконец, "образовательные технологии". В рамках последних образование трактуется как особое – гуманитарное – производство. Именно в таком контексте употреблял это понятие А.С. Макаренко: Наше педагогическое производство никогда не строилось по технологической логике, а всегда по логике моральной проповеди. Именно поэтому у нас просто отсутствуют все важные отделы производства: технологический процесс, учет операций, конструкторская работа, применение приспособлений, нормирование, контроль, допуски, браковка.
Главный смысл в слове "гуманитарный" – человеко-ориентированный. Поэтому, используя такое словосочетание, как "гуманитарная технология", необходимо обсуждать гуманитарные практику, производство, деятельность. И здесь необходимо сделать одно позиционное утверждение: всякая практика может считаться гуманитарной, если она является практикой становления, развития, удержания и защиты "собственно человеческого в человеке". И наоборот – любая практика негуманитарна (негуманна), если она этого не делает, в какие бы человекообразные формы она ни рядилась.
Именно погружение в эти практики и освоение их позволяет впервые говорить о гуманитарных технологиях, технологиях становления и развития "собственно человеческого в человеке". Специфической формой гуманитарной технологии является технология образовательная. Данная технология есть всеобщее средство становления в русско-европейской культуре такой родовой способности человека, как субъектность и в его собственной жизни, и в его собственной деятельности.
В самом факте применения термина "технология" по отношению к человеку нет ничего негативного, проблема появляется лишь при ответе на вопрос: кто и как "производится" в рамках данной технологии?
Прежде чем сформулировать прямой ответ на вышепоставленный вопрос, необходимо вернуться к центральному звену "Основ психологической антропологии" – к "Психологии развития человека". В данной работе заявлены и обоснованы две главные категории – "субъективная реальность" и "со-бытийная общность", на основе которых и выстроена вся система понятий психологии человека. Здесь "со-бытийная общность" рассматривалась как предельный объект развития (что развивается?), соответственно конкретные формы "субъективной реальности" полагались в качестве результата развития. Не вдаваясь в детальное изложение материалов этой уже опубликованной работы, отметим лишь ключевые ее моменты, значимые для раскрытия содержания и смысла понятия "гуманитарные технологии".
Первое. Деятельностным воплощением субъективной реальности, как исходного и предельного потенциала человечности в человеке, является субъектность – теперь уже как родовая способность человека к преобразованию мира и себя в мире. Мера, масштаб субъектности человека определяется уровнем развития его позиции как способа реализации его базовых ценностей во взаимоотношениях с другими людьми. Субъектная позиция – это направленность на достижение самостоятельно поставленных целей и задач в деятельности при наличных социокультурных условиях, характере склонностей, структуре деятельностных способностей человека, освоенности им способов деятельности.
Второе. Субъектность человека становится и обнаруживает себя только во Встрече, в совместности, в общности людей, в их взаимодействии с ними; она всегда целеориентированна и адресна. Однако мотивы и условия складывания человеческих объединений могут существенно различаться между собой. Наиболее распространенной формой таких объединений являются статусно и нормативно регламентированныесоциальные организованности. Как правило, они имеют целевую детерминацию и ориентированы на конкретный предметно-продуктный тип производства. Здесь субъект не является хозяином, распорядителем, автором собственной деятельности, он лишь фрагмент объемлющего его производства. Именно такого рода производства формуют социальных функционеров, рабочую силу, "офисный планктон".
Введение человеческого измерения, своеобразная гуманитаризация социальной организованности, преобразует ее всо-бытийную общность. Именно личные смыслы, жизненные ценности, энергетика совместности, раскрывающиеся в контексте совместного деяния, делают социальную организованность со-бытийной общностью. Со-бытийность наполняет переживанием индивидуальное существование, поскольку обособленно, в индивидуальном самосознании и индивидуальном действовании, переживание не существует, а только в связи с появлением Другого. Обратным ходом – появление социального контекста позволяет развернуть индивидуальную самобытность в мире людей.