Приобщение к литературе и искусству может так или иначе способствовать развитию сочувствия через знакомство с множеством различных литературных, музыкальных, живописных и танцевальных произведений. Тагор в своем внимании к музыке и танцу опередил западную цивилизацию: в США мы лишь время от времени обращаемся к этим видам искусства. Однако педагогам следует задумываться над тем, какие конкретно белые пятна могут иметься у учащихся, и соответственно подбирать тексты, ибо у любого общества в любую эпоху есть свои белые пятна, или зоны умолчания, – это группы, входящие в данное общество, а также внешние по отношению к нему группы, о которых, вероятнее всего, этому обществу мало что известно. Можно подбирать произведения искусства (будь то литературные, музыкальные или драматические) таким образом, чтобы уйти от подобного невежества и сформировать более адекватное представление о неизведанном. Ральф Эллисон в позднем эссе, посвященном его собственному великому роману "Невидимка", написал, что эта книга могла бы стать "плотом, сколоченным из понимания, надежды и удовольствия", на котором американская культура могла бы "обойти топляки и водовороты", отделяющие нас от нашего демократического идеала. Конечно, в этом романе основной темой и мишенью остаются представления белого читателя. Главный герой невидим для белых; однако, говорит он нам, если белые люди не видят его, виной тому провал в их образовании и воображении, а не ошибка биологии. Эллисон полагает, что воображение позволяет человеку видеть все качества людей, повседневные отношения с которыми у него в лучшем случае поверхностны, а в худшем – переполнены унизительными стереотипами. В свою очередь, стереотипы преобладают в том случае, если в мире существует четкое разделение между группами, а также подозрительность, усложняющая любые отношения.
В Америке Эллисона основным вызовом для духовного прозревания была проблема расы, то есть унизительное положение темнокожих американцев, которое не в состоянии был примерить на себя обычный белый читатель. В свою очередь, для Тагора, как мы уже отметили, особым вызовом культуры стали помощь женщинам и их интеллектуальное развитие. Тагор разрабатывал оригинальные методы для поощрения большей любознательности и уважения по отношению к представительницам противоположного пола. И американский, и индийский писатели утверждали, что одних лишь сведений о наличии в обществе позорных пятен и неравенства недостаточно для полноты понимания проблемы, которое необходимо гражданину демократической страны. Нужен опыт участия, сопереживания унижению, которые могут дать литература и театр. По мнению Тагора и Эллисона, школы, пренебрегающие искусствами, упускают существенные возможности для демократического осмысления ситуации. Один знакомый индиец рассказывал мне о своем разочаровании, связанном с тем, что в детстве он учился в государственной индийской школе и не имел возможности примерить на себя, в рамках театральных постановок, различные социальные роли. Но зато его племянники и племянницы в США узнали о движении за гражданские права в том числе и в ходе работы над постановкой пьесы о Розе Паркс, чей опыт сопротивления поведал им о позорном пятне, которому они не смогли бы сопереживать без участия в спектакле.
Таким образом, школе следует противостоять душевной слепоте учащихся, а это означает, что необходима тщательно разработанная программа обучения в области искусства и гуманитарных наук, сообразная возрасту и уровню развития ребенка, которая ознакомит его с вопросами гендерной, расовой и этнической принадлежности, межкультурного общения и взаимопонимания. Такая программа может и должна быть связана с воспитанием граждан мира; произведения искусства часто представляют собой бесценную отправную точку для понимания достижений и страданий людей, принадлежащих к иной культуре.
Иными словами, у занятий искусством в школах и колледжах сразу две функции – воспитание способности к игре и сочувствию в целом, а также работа со слепыми зонами конкретной культуры. Первую функцию могут выполнять произведения искусства, удаленные во времени и пространстве от личного времени и пространства ученика, хотя это и не должны быть любые, случайным образом выбранные работы. Вторая функция требует более конкретного внимания к проблемным сферам. Обе функции некоторым образом взаимосвязаны, так как при наличии развитой способности к сочувствию человеку гораздо легче найти способ постижения неподатливого белого пятна.
Для того чтобы прочно связать эти две функции с демократическими ценностями, необходимо нормативное представление о том, как человеческие существа должны взаимодействовать друг с другом (как равные, как достойные уважения и как обладающие глубиной и внутренней ценностью), и потому обе функции предполагают избирательность в том, что касается используемых произведений искусства. Эмпатическое воображение, не привязанное к идее равного достоинства всех людей, может оказаться неустойчивым и неравномерным. Слишком легко сочувственно относиться к тем, кто близок к нам в географическом, классовом или расовом отношении, и при этом отказывать в сочувствии тем, кто далек от нас или принадлежит к какому-либо меньшинству, обращаться с такими людьми как с неодушевленными предметами. Более того, существует множество произведений искусства, поощряющих неодинаковую меру сочувствия к разным людям. Если предложить детям развивать воображение через чтение расистской литературы или порнографическое овеществление женщины, воспитание не будет соответствовать духу демократического общества. Не станем отрицать тот факт, что в разное время различные антидемократические движения умело использовали искусство, музыку и риторику для того, чтобы унизить и заклеймить определенные группы и конкретных людей. Воображение как составляющая демократического образования требует аккуратности и избирательности. При этом следует отметить, что проникнутая неполноценной идеологией разного рода печатная продукция работает через подавление воображаемого доступа к заклейменному позором положению, то есть провоцирует обращение с меньшинствами или женщинами, как с неодушевленными предметами, не обладающими опытом, который был бы достоин внимания. Деятельность воображения, нацеленная на изучение внутренней жизни другого человека, конечно, не обеспечивает здорового нравственного отношения к другим людям, но остается одной из его необходимых составляющих. Более того, это противоядие от эгоистического страха и желания защитить себя, которые часто возникают в связи с эгоцентрическими проектами по установлению контроля. Человек, легко относящийся к другим людям, менее расположен – хотя бы в течение определенного времени – к тому, чтобы видеть в окружающих смутную угрозу собственной безопасности, которую необходимо сдерживать.
Формирование воображения тесно связано с сократической способностью к критике устаревших или не соответствующих времени традиций и обеспечивает существенную поддержку такой критической деятельности. Нам нелегко уважительно воспринимать интеллектуальную позицию другого человека, если только мы не пытаемся понять, какой взгляд на жизнь и какой жизненный опыт легли в ее основу. Однако все сказанное о такой эгоистической тревоге подготавливает нас к тому, чтобы понять: есть нечто большее, чем тот вклад, который искусство вносит в сократический критицизм. Тагор часто говорил о том, что искусство рождает удовольствие, связанное с ниспровергающей деятельностью и с размышлениями о культуре, следовательно, оно закладывает основы продолжительного и даже привлекательного диалога с предубеждениями прошлого, и в этом диалоге нет места для страха или желания защитить себя. Именно это имел в виду Эллисон, называя свой роман "Невидимка" "плотом, сколоченным из понимания, надежды и удовольствия". Именно принося удовольствие, искусство способно дарить понимание и надежду. Для демократии важен не столько опыт исполнителя, сколько то, что исполнение предоставляет пространство для исследования сложных вопросов, не испытывая при этом травмирующего беспокойства.
Знаменитый танцевальный спектакль Тагора, где Амита Сен выступала в роли Зеленой феи, стал поэтому весьма примечательным для женщин, поскольку был изысканным и приятным зрелищем. Таким же был и более смелый спектакль, в котором Амита исполнила роль королевы, а ее движения сопровождались словами: "Прильни к моей груди". Предполагалось заменить текст на "Прильни к моему сердцу", но, как рассказала мне Амита, "все понимали, что на самом деле имеется в виду". Этот эпизод мог навредить женщинам, однако вышло наоборот: чувственность королевы, которую великолепно исполнила Амита, вызвала восхищение. Спектакль мягким воздействием прекрасной музыки и танца рассеял потрясение и гнев зрителей.
Мы коснулись представлений о гендере. Возможно, для существования здоровой демократии нет ничего более важного, чем разумное знание о человеке, о мужчине и женщине, об их взаимодействии друг с другом и между собой. Этот вопрос считался основным с начала существования современной демократической культуры, как в западных, так и в остальных странах. В Европе философ Иоганн Готфрид Гердер писал в 1792 г., что добропорядочному гражданину следует усвоить: мужественность не подразумевает воинственного и агрессивного поведения по отношению к другим народам. Ссылаясь на то, что он считал обычаем коренных американцев, Гердер предлагал европейским мужчинам надевать женские одежды в момент принятия решений о том, быть ли войне или миру, и в целом испытывать меньшее почтение к военным подвигам и большее отвращение к "ложному государственному искусству", которое заставляет людей стремиться к расширению границ. Вместо этого и мужчинам и женщинам в равной степени следует воспитывать в себе "склонность к миру", для чего, по мнению Гердера, всякому весьма полезно будет примерить на себя роль женщины, хотя бы на время.
Подобные идеи в Индии высказывали Рабиндранат Тагор и Махатма Ганди. В школе Тагора через язык танца и внимание к искусству воспитывали в мужчинах восприимчивость и смелость, а также отсутствие стремления к господству над остальными людьми. Тагор четко соотносил эту цель с отказом от агрессивного колонизующего национализма, который для него ассоциировался с европейскими культурными ценностями и стандартами мужественности. Ганди позднее тесно связывал свой ненасильственный подход к социальным преобразованиям с отказом от доминирования в сексуальных отношениях. Он сознательно культивировал личность, которая бы обладала андрогинными и материнскими чертами, и делал это не для того, чтобы заставить своих последователей отказаться от традиционного гендерного разделения, но чтобы показать им: можно быть мужчиной, не будучи при этом агрессивным; множество гендерно обусловленных типов поведения совместимы с истинной мужественностью, если только при этом основное внимание уделяется уважению человеческого достоинства других людей и сопереживанию их нуждам.
Иными словами, дети должны прийти к пониманию того, что проникнутое состраданием восприятие не являет собой нечто недостойное мужчины и мужественность не означает отсутствие слез и невнимание к несчастьям голодных и обездоленных. Такие идеи нельзя продвигать, используя конфронтационный подход, предлагающий отказаться от прежних представлений о мужественности, их можно насаждать лишь в рамках культуры, в которой открытость и готовность к восприятию проявляются и в содержании учебной программы, и в методике преподавания, то есть – как бы неожиданно это ни звучало – вся образовательная сфера проникнута способностью к любви и состраданию.
Все, что касается критического мышления, верно и для искусства. Мы видим, что искусство необходимо для целей экономического роста и сохранения процветающей деловой культуры. Ведущие педагоги в сфере бизнес-образования уже давно понимают, что развитое воображение представляет собой основу процветания деловой культуры. Инновационные разработки требуют наличия гибких, открытых и творческих умов; литература и искусство развивают эти способности, при отсутствии которых деловая культура быстро сдает позиции. Все чаще и чаще выпускников гуманитарных факультетов нанимают на работу в ущерб выпускникам, получившим более узкоспециализированное предпрофессиональное образование. Это происходит прежде всего потому, что работодатели полагают: выпускники гуманитарных специальностей обладают гибкостью и творческим потенциалом, необходимыми для успешной работы в динамичной деловой среде. Если бы единственной нашей заботой оставался экономический рост государства, то нам следовало бы продолжать выступления в защиту гуманистического гуманитарного образования. Однако сегодня, как мы увидим в следующей главе, искусство подвергается нападкам в школах всего мира.
На данном этапе мы обратимся к ситуационному исследованию и увидим, насколько значительную роль может играть искусство в формировании качеств гражданина демократической страны в рамках американской культуры, для которой характерно и этническое, и классовое разделение. Рассмотрим случай Чикагского детского хора. Для Чикаго, как и для большинства крупных американских городов, свойственно огромное экономическое неравенство, выражающееся в неодинаковом качестве жилья, разных возможностях трудоустройства и в разном качестве образования. Дети из афроамериканских или латиноамериканских районов обычно не получают ничего даже отдаленно напоминающего то образование, которое доступно их сверстникам из пригородов, где живут белые, или в частных городских школах. Темнокожие дети к тому же часто бывают лишены каких-либо преимуществ у себя дома: порой они живут лишь с одним из родителей или вообще без родителей; у них нет перед глазами "примера для подражания" в том, что касается успешной карьеры, дисциплины, честолюбия, стремления к успеху или преданности политическим идеалам. Конечно же, по закону в школах отсутствует расовая сегрегация, но на деле ее уровень очень высок, настолько, что у школьников редко есть друзья, принадлежащие к иному социальному классу и к иной расе, чем они сами.
Еще более усложняет положение то обстоятельство, что в связи с сокращением расходов искусство, способное объединить детей вне каких-либо иерархий, было напрочь исключено из программы государственных школ. Чикагский детский хор занял возникшее в результате пустое место: хор в настоящее время поддерживают частные благотворительные организации, в нем участвуют примерно 300 детей, почти 80 % из которых происходят из семей, находящихся за чертой бедности. Выступления хора соответствуют высшим стандартам качества. Программа работы хора имеет три составляющих. Во-первых, в нее входят проекты работы со школами; многие из этих проектов замещают городские программы, сокращенные по решению городских властей. В школьных проектах участвуют 2500 детей, которые состоят в более чем 60 детских хорах в 50 начальных школах: это учащиеся третьих – восьмых классов. Как сказано в официальном описании программы, школьные проекты "подтверждают то, что музыка имеет для развития ума и чувств такое же значение, как математика или естественные науки".
Во-вторых, составляющей программы являются хоры в городских микрорайонах Чикаго; таких хоров восемь, в разных районах. Речь идет о внеклассном обучении, предполагающем прослушивания и вполне серьезные обязательства; в хорах участвуют дети 8–16 лет. В течение года они несколько раз выступают перед публикой и гастролируют по стране; изучают музыку разных стран и направлений, развивают свои музыкальные способности.
В-третьих, самая успешная составляющая – это Концертный хор, возможно, наиболее известный юношеский хор в США. Хор записал множество дисков, участвовал в международных гастролях, выступал с симфоническими оркестрами и оперными труппами. Хористы исполняют мотеты Баха и афроамериканские спиричуэлс; репертуар сознательно составляется из музыкальных произведений различных мировых культур.
Хор создал в 1956 г. Кристофер Мур, священник унитарианской церкви, уверенный в том, что сможет изменить жизнь молодых людей, объединив их с помощью музыки, несмотря на их расовые, религиозные и классовые различия. Поначалу хор насчитывал 24 участника. До нынешних размеров он вырос благодаря поддержке множества чикагских благотворителей; город предоставляет хору бесплатное помещение для работы, однако не оказывает никакой финансовой поддержки.
Пересказывать подобные факты просто. Сложно описать эмоциональное воздействие, которое оказывает пение этих молодых людей: они поют совсем не так, как пели церковные хоры времен моей молодости – без единого движения, по нотам, которые каждый держал перед собой. Нет, эти хористы знают наизусть все, что поют; они выступают эмоционально, порой прибегая к жестам или даже танцевальным движениям, которые помогают исполнению. Их лица озарены радостью, которую им доставляет пение; а это как раз и есть то, что программа стремится привить как самим исполнителям, так и зрителям.
Я побывала на репетициях районного хора Гайд-Парка и на публичных выступлениях Концертного хора. Даже объединяющая прежде всего функция районного хора предполагает воспитание у детей чувства безмерной гордости за участие в общем деле, желания проникнуться музыкой и личной ответственности. Участники Концертного хора впоследствии обычно становятся преподавателями и работают с младшими хористами, являясь для них образцом для подражания в том, что касается дисциплины и личного профессионального развития; кроме того, таким образом они развивают собственную социальную ответственность.