Ключевая стратегия Ларри и его давнего друга и коллеги Роба Райордана ("Императора строгости") состояла в разработке такого дизайн-процесса, в котором больше внимания уделялось тому, что запрещалось, чем тому, что разрешалось, чтобы создать взрослую ответственную культуру обучения. Соответственно, в конце уроков звонок не звенит; туалеты не делятся на преподавательские и ученические, а чтобы воспользоваться ими, не нужно спрашивать разрешения: "Часто бывает так, что в школах добавляются новые правила, но старые не отменяются. Так что там все меньше и меньше воздуха. И многие из этих правил на самом деле не нужны. Чем больше правил приходится соблюдать, тем больше правил вы можете обойти. В действительности у нас здесь только одно правило: поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой".
Вот и весь секрет. Предельная простота таких мест, как Школы высоких технологий, разрывает шаблон, потому что мы ожидаем от них сложной организации. Нам часто говорят, что школы, как и многие компании, устроены сложно. Но это только потому, что мы позволяем им такими быть. Мы создали разделение по учебным дисциплинам, мы выделили преподавателей в отдельную касту, мы написали тома организационных инструкций. С течением времени мы решили, что надо поступать только так.
Как доказал опыт Школ высоких технологий, чем сложнее структура, тем более шаблонно мышление внутри нее. И наоборот, чем проще структура, тем больше места остается для многоуровневого междисциплинарного мышления. Прелесть таких простых структур состоит в том, что они способствуют более тесным отношениям между учениками и учителями. Над большинством проектов работают командой, а это значит, что два учителя работают только со своими 50 учениками, причем не часами, а неделями, и работа получается высочайшего качества. Кроме того, ученики чувствуют, что их знают, и никто не остается обойденным. А когда проект завершается, всегда устраивают общую "выставку знаний". Это поистине грандиозные мероприятия: сотни родителей и местных жителей расспрашивают учеников, которым приходится почти в буквальном смысле "защищать" свои работы, рассказывать о концепции и перечислять возникавшие перед ними трудности. Ученики расскажут вам, что лучший для них стимул – когда чью-то работу оценивают выше, чем их собственную: они не просто принимают критику, они ее требуют.
Конечно, многие школы могут заявить, что их ученики глубоко вовлечены в серьезную работу, что родители, работодатели и члены общества играют важную роль в поддержке учеников. Однако практически никто не достигает такого успеха, как Школы высоких технологий (Билл Гейтс назвал их "своей любимой школой"), – в основном потому, что они не могут или не хотят уделить время планированию совместной работы: "Вот почему мы не допустим, чтобы наши учителя вернулись к автономии обычной старшей школы: здесь мы рассматриваем преподавание как командный вид спорта. Если вы заинтересованы в отличной работе, необходимо, чтобы учителя работали сообща. Когда мы создавали Школы высоких технологий, мы сказали: "Наши учителя будут пересекаться друг с другом каждый божий день – и составы команд будут меняться". Так что по пятницам у нас проходят общешкольные встречи, по средам они проверяют работу учеников… у нас есть разные способы организации общего времени, которые позволяют людям чувствовать, что с ними работают профессионально, и вести себя соответственно".
Ларри Розенсток уверен, что организовать новую школу намного легче, чем преобразовать уже существующую. Даже если и так, результаты, которых удалось достичь в этой группе школ неподалеку от мексиканской границы, – поразительны. Не обращая внимания на традиции (любимая поговорка Ларри: "Планирование – удел пессимистов") и смотря на мир просто, но твердо, школы высоких технологий служат живым доказательством того, что поставив вовлеченность учеников на первое место, школа всегда получает великолепные результаты в том, что касается академических достижений.
И SCA 2.0, и SCIL, и Школы высоких технологий создали живую, инновационную и исключительно успешную среду обучения. Совпадение ли, что все они сделали это, опираясь на четыре ценности, которые ведут к открытости (обмен знаниями, открытость, свобода, доверие)?
Вот общие для всех трех школ стратегии успеха:
• Настаивая на том, чтобы их учителя и кураторы делились опытом, все три школы "деприватизировали" обучение и преподавание.
• Сделав пространство открытым и организовав рабочие места без стен, они принесли в образование эдисоновскую культуру машинного цеха.
• Вовлекая в процесс общество, экспертов, родителей и спонсоров, они придали работе своих учеников актуальность, которую невозможно сымитировать в закрытом классе.
• Приобщив учеников к идее совместной работы, они стимулировали их взаимное обучение, лежащее в основе открытости.
• Подчеркивая связи со взрослыми и с реальным миром, они обеспечивают готовность учеников выйти в мир за стенами школы, поскольку они и так не отгорожены от этого мира.
• Делая опыт и интеллектуальную собственность своих учеников общедоступными, они создали большой спрос среди их ровесников, гарантируя таким образом быстрое распространение знаний.
• Рассматривая технологию не как помощника в обучении, а как императив к преобразованиям, они гарантируют соответствие программ общественным нуждам и социальным переменам.
• Доверяя своим преподавателям и ученикам, возлагая на них ответственность пропорционально предоставленной свободе, они создали культуру обучения, которая вознаграждает решение трудных задач, избегает ненужного раболепия и поэтому постоянно находится в движении.
Есть и еще одна черта, объединяющая эти школы: они решили, что "революция открытости" не должна ограничиваться стенами школы. Они воплощают в реальность эти шесть императивов, включив их в свои системы обучения. К сожалению, большинство школ игнорируют "факторы вовлеченности".
Прежде всего, эти три случая создания глобальной обучающей общины – вдохновляющие примеры того, что происходит, когда увлеченным и дальновидным руководителям дают возможность пренебречь традициями. Впрочем, их достижения становятся еще более замечательными, если вспомнить о том, что они плыли против течения национальной политики Великобритании, США и Австралии.
Все три страны в той или иной степени считали, что путь к трансформации образовательной политики лежит через составление различных комбинаций решающих экзаменов, подключение к образованию рыночных сил, сужение круга преподаваемых дисциплин и введение оплаты по результатам учебы. Я постоянно работаю в этих странах, и очень печально слышать и видеть воздействие такой политики на боевой дух учительской профессии.
Если большинство школ чувствуют себя вынужденными подчиняться давлению сверху, то SCA 2.0, SCIL и Школы высоких технологий демонстрируют лидерские качества, не страдающие от такого давления, поскольку их ведут более высокие устремления.
Во имя морали
Руководители наших трех особых проектов имеют перед собой ясную цель, и она моральна до бесстыдства. Они верят в образование как в силу социального равенства: Марк Льюис считает свою Школу коммуникационных искусств катализатором многообразия и равенства в области рекламы и коммуникаций (в которой, как известно, традиционно работают белые мужчины среднего класса). Они верят в обучение, мотивированное ценностями: Ларри Розенсток любит цитировать высказывание Томаса Джефферсона: "Цель общественного образования – не в том, чтобы служить обществу; цель общественного образования в том, чтобы создать общество". Они считают своим долгом сделать так, чтобы идеи, лежащие в основе их успеха, не оставались в лабораториях, но распространялись по системе подобно вирусу: оцените чувство ответственности Энн Нок по отношению к учителям по всей Австралии. Они рассматривают себя как часть общественного движения за реформу образования, а не только внедряют изменения в своих организациях.
Полагаю, они не возражали бы, если бы их назвали диссидентами, но это лишь потому, что система образования изо всех сил сопротивляется переменам, а то, что нашим героям кажется простым и логичным, другим видится радикальным.
Масштаб инноваций, который мы увидели во всех трех случаях, представляет собой скорее исключение, чем правило. Большинство школ в мире не торопятся вводить новшества. В определенной степени это не их вина. Чтобы сопротивляться давлению правительства, нужен смелый руководитель. А правительства, как правило, не признают радикальных решений – по крайней мере, не в вопросах обучения детей. Поэтому инновации должны начинаться на уровне школ, и если новаторские подходы не станут более революционными, то школы безнадежно отстанут от открытых форматов образования.
* * *
Мой собственный опыт образовательного новаторства состоял в управлении двумя экспериментами в области методики преподавания. Программа "Музыкальное будущее" (Musical Futures Programme) выросла из попытки вовлечь больше детей в обучение музыке. Если честно, мой интерес к этому родился из личной неудовлетворенности тем, как мне преподавали музыку в школе; недовольство усилилось 30 лет спустя, когда мои сыновья прошли через то же самое. Получив финансовую поддержку Британского государственного благотворительного фонда (фонда Пола Хэмлина), мы взяли за образец то, как молодежь учится музыке неформально – играя в собственных группах, – и, мысля "снаружи вовнутрь", перенесли эти методы в школьные классы.
В основе того, что мы хотели сделать, лежали те же принципы, которые проходят через всю эту книгу: сделать музыку общественным и практическим занятием; стимулировать как самостоятельное, так и совместное обучение; делать работы учеников общим достоянием с помощью специального веб-сайта. Мы начали экспериментировать примерно в 40 английских школах и поначалу столкнулись с враждебностью и подозрительностью. Как это молодежь может играть на инструментах, не изучив теорию и технику игры? Как они могут совершенствоваться, если их не учит профессионал? Откуда вообще им знать, что такое хорошая музыка, если мы "потворствуем" их любви к хип-хопу или року?
Постепенно, когда учителя увидели то преобразующее влияние, которое "Музыкальное будущее" оказало на энтузиазм учеников, и начали рассказывать о проекте другим учителям, все больше школ стало использовать этот подход. В 2013 году, через 10 лет после начала проекта, мы достигли переломного момента: больше 50 % всех английских школ стали преподавать музыку по программе "Музыкальное будущее", а в семи других странах используются близкие ей программы.
Это замечательная иллюстрация того, что радикальное новшество должно быть "подхвачено", а не навязано сверху. Постольку поскольку все больше директоров школ видели "Музыкальное будущее" в действии, многие из них задавались вопросом: почему бы не распространить это на всю школу, на все предметы? Так родился проект "Научное будущее" (Learning Futures), и меня попросили возглавить и его.
"Научное будущее" следовало тем же принципам, что и "Музыкальное будущее", но с более амбициозными целями: использовать растущую заинтересованность учеников как двигатель трансформации всей школы. И вот тут-то я понял, что изменить занятия музыкой – это одно, а изменить школу – совсем другое.
Хотя концепция "Научного будущего" была правильной, а его воздействие на обучение вполне очевидным, распространению проекта помешал один простой факт: на уровне организации невозможно изменить то, как люди учатся, не изменив заодно и культуру так, чтобы она поддерживала инновации.
Концептуальная модель "Научного будущего" содержала четыре обязательных элемента:
• Обучение, основанное на проектах, как преимущественный – но не единственный – способ повысить вовлеченность учеников.
• Расширение круга общения обучающихся – эффективность обучения очень зависит от общения, так что мы должны расширить круг кураторов и экспертов, с которыми взаимодействует обучающийся.
• Школа как стартовая площадка – ученик учится по-настоящему тогда, когда у него есть цель, когда учебные занятия могут повлиять на что-то за пределами школы и отвечают интересам ученика.
• Школа должна быть обучающей общиной – как показано в главе 4 (и далее).
Большинство директоров школ, с которыми мы работали, могли справиться с первыми тремя из элементами, но не могли, не хотели или не имели права применить четвертый. При этом все большее количество новых школ в Великобритании работают с Советом по инновациям (Innovation Unit), чтобы превратить свои школы в обучающие общины, поскольку понимают: чтобы школа смогла учить вовлеченных учеников, ученики должны посещать вовлекающую школу. "Вовлекающая школа" – это школа, которая является неотъемлемой частью общества; которая приветствует в своих стенах кураторов, экспертов и семьи учеников; которая абсолютно прозрачна и свободно делится опытом с другими; и которая поощряет разговоры об образовании – не только на языке целей и цифр – с максимально широкой аудиторией.
Создать культуру обучающей общины не так-то просто, но те, кому это удалось, выработали неожиданно последовательный набор констант, помогающих дать определение данной культуре.
• Культура совместных исследований: преподаватели видят себя исследователями и разработчиками. Их поощряют искать вдохновение и новые идеи за пределами сферы образования. Они должны делиться своими исследованиями с учениками, родителями и другими учителями. Их обучающие пространства приветствуют вторжение гостей, потому что, как говорит Стивен Харрис, "чем больше ученикам приходится проговаривать то, чему их учат, тем больше они этим проникаются". От них ждут экспериментов, и никто не осудит их за то, что эксперименты не всегда получаются. В первую очередь им дается на это достаточно времени.
• Культура совместного строительства: преподаватели разрабатывают свои учебные мероприятия вместе с учениками, а не только для них.
• Культура демократии: правила сведены к минимуму. Ученики и их родители имеют право участвовать в принятии решений.
• Культура инициатив: ученики заинтересованы в той работе, которая имеет смысл. Школы воспринимают себя в качестве центров общественных инициатив, формирующих ценности для своих учеников и их сообществ.
• Культура служения: роль учителей состоит не просто в том, чтобы успешно перевести учеников на следующий уровень обучения (как бы важно это ни было), но в том, чтобы служить их нуждам по мере того, как они становятся личностями, и помогать им осознать свою ответственность в качестве граждан мира. В то же время обучение воспринимается как целенаправленное и этическое. По выражению Хен Сви Кита, преподаватели становятся "строителями сообщества".
"Самое главное – попробовать сделать хоть что-то"
Я привел в книге намеренно обширный список задач, стоящих сегодня перед образованием и преподавателями. Обстановка в мире, описанная в первой главе, должна требовать внимания директоров школ и политиков. Но общественное обсуждение тех навыков, которые учителя должны воспитывать в учениках для того, чтобы развитые страны оставались экономически конкурентными, практически не ведется.
Я не хочу создать у вас впечатление, что политические лидеры не понимают важности инноваций. Однако нельзя породить новаторское мышление путем усиления стандартизации и выпускных экзаменов, которые в основном отражают способность учеников вспоминать заученное. Создание критерия, который может показать, насколько наши дети владеют грамотой и счетом в сравнении с другими народами, предоставляет нам важную информацию, которую глупо игнорировать. Однако оценивать достоинства образовательной системы исключительно с помощью сравнительных реестров PISA и TIMSS – все равно что оценивать состояния здоровья пациента по его температуре.
Американский ученый Йонг Чжао предлагает уникальный взгляд на взаимосвязь образования и экономической конкурентоспособности. Он учился в Китае и сегодня является одним из передовых исследователей образовательных систем мира, работающих в США. В конце 2012 года он поместил в своем блоге провокационный, но чрезвычайно интересный пост: "Цифры могут врать: о чем на самом деле говорят нам PISA и TIMSS, если они вообще о чем-то говорят?"
Сложно спорить с его аргументом, что американские студенты более 50 лет показывают низкие результаты в международных тестах оценки научных способностей. И тем не менее все это время они занимали ведущее место в мире по креативности и инициативности: они пятые в мире по конкурентоспособности; вторые (после Швеции) по показателю креативности; первые по числу регистрируемых патентов. Сегодняшние американские гиганты-новаторы учились в то время, когда американская образовательная система гордилась своими традициями в гуманитарных науках. Сейчас нам угрожает опасность, что через 10 лет продукты нынешней, более консервативной и зацикленной на экзаменах системы не смогут поддерживать репутацию самой новаторской нации на планете.