Самовоспитание и самообучение в начальной школе (сборник) - Мария Монтессори 13 стр.


Это взаимодействие между противоположными моторными силами является результатом долгих упражнений, старинных навыков внутри нас. Мы не ощущаем никакого усилия в процессе их совершения, не помогаем себе никакими логическими построениями и сведениями. Все эти волевые акты стали почти рефлексами. На самом деле вопрос идет о действиях, очень далеких от рефлективных: здесь действует не природа человека, а привычка. Известно, что человек, не воспитанный в известных привычках, но лишь просто обученный наспех некоторым правилам поведения, совершает ошибки, очень часто смешные и неуклюжие, потому что он должен создавать в известный момент сразу все эти атрибуты волевых актов и в то же время выполнять то, что необходимо для координации волевых актов, и ставить их под контроль и неусыпное наблюдение собственного сознания. Такое постоянное усилие совершенно не может выдержать конкуренции с привычкой к хорошим манерам. Воля хранит свои последовательные усилия как бы вне сознания или на его периферии и оставляет сознание свободным для новых завоеваний и дальнейших усилий. Таким образом, мы не рассматриваем, как доказательства воли, те привычки, при которых сознание должно неусыпно и бдительно следить за нашими действиями, чтобы они не противоречили правилам хорошего тона. Человек воспитанный, поступающий так, – это просто человек, который является самим собой, человек "здоровой психики".

Действительно, только болезнь разлагает личность, создающуюся в процессе ее приспособлений, и толкает светского человека к пренебрежению обычными правилами поведения. Известно, что неврастенический субъект при первых симптомах паранои на первый взгляд кажется лишь человеком плохо воспитанным. С другой стороны, тот, кто ведет себя обычно прилично, – просто нормальный человек. Мы не назовем его человеком твердой воли; механизмы, действующие на периферии сознания, не обладают волевой ценностью.

Ребенок же только начинает свой жизненный путь, его индивидуальность и природа совершенно иная. По сравнению со взрослым, ребенок – неуравновешенное существо, он – постоянная добыча своих импульсов, с одной стороны, и наиболее сильных задерживающих начал, с другой. Две волевые активности, противоположные друг другу, еще не установили взаимного равновесия для новой личности. Начатки психики еще состоят из двух отдельных элементов. Существенно, чтобы между ними установилась известного рода "комбинация", "приспособление", как опора для периферии сознания. Отсюда необходимость ввести возможно раньше активное упражнение, способствующее достижению такой степени развития. Назначение всего этого, конечно, – не создание преждевременно развитого маленького "джентльмена"; самое важное, чтобы ребенок упражнял свои волевые возможности и возможно скорее научился бы координировать свои импульсы с задерживающими моментами. Необходимо самое "созидание" психики, а не те внешние достижения, которые дают такое созидание.

Это на самом деле лишь путь для достижения цели, а целью должно быть, чтобы ребенок действовал в среде других детей и упражнялся на действиях обыденной жизни в известной гибкости воли. Ребенок, поглощенный работой, сдерживает все остальные движения, не подходящие для выполнения данного упражнения. Ребенок делает известный выбор между мускулярными координациями, на которые он способен, на них подолгу останавливается и так начинает придавать этим координациям постоянство. Получается нечто совершенно отличное от того поведения, когда ребенок движется беспорядочно, давая простор некоординированным импульсам.

Когда ребенок начинает уважать работу других, не выдергивает желательную ему вещь из рук товарища, а терпеливо дожидается, когда ее можно будет взять, когда начинает ходить, не задевая товарищей, не наступая им на ноги, не опрокидывая столов, тогда только ребенок начинает организовывать свою волю и приводит во взаимное равновесие импульсы и сдерживающие элементы. Таким образом создаются зачатки привычек социальной жизни. Подобные результаты невозможны, если держать детей в неподвижности, засадить их в ряды парт; при таких условиях невозможны отношения между детьми и не развивается социальная жизнь детей.

Лишь при посредстве действительной жизни и свободных взаимоотношений друг с другом, заставляющих определять границы индивидуального существования и приспособлять границы одной жизни к границам другой, вырабатываются социальные привычки. Для развития волевых механизмов мало только слушать о том, что надо делать; недостаточно получить лишь правила поведения и перечень прав и обязанностей, чтобы приобрести грациозные движения. Если бы это было так, стоило лишь объяснить ученику очень точно все движения руки, необходимые для игры на рояле, и он мог бы сразу заиграть сонату Бетховена. А между тем во всех этих достижениях существенным фактором является известного рода формирование, и лишь упражнение закрепляет, упрочивает завоевания воли.

В воспитании имеет громадное значение организация всех механизмов, необходимых для созидания индивидуальности в раннем возрасте. Как детям необходимы движение, гимнастика, потому что мускулы в бездействии становятся неспособными производить множество движений, вообще нам доступных, точно так же, чтобы поддержать активной внутреннюю (психическую) жизнь, очень важно подвергать ее соответствующей гимнастике.

Плохо развитый организм более подвержен опасностям: человек со слабыми мускулами избегает движения, и его организм не сопротивляется тогда, когда необходимо действие, чтобы победить опасность. Также ребенок со слабой волей легко приспособляется к школе, где все дети сидят неподвижно и слушают или делают вид, что слушают. Большинство детей этого типа кончают нервными заболеваниями, и в их аттестатах значится: "Прекрасного поведения, к учению неспособны". Об этих детях некоторые учителя ограничиваются лишь словами: "Он или она такой хороший", и этим как бы хотят защитить детей от всякого вмешательства, оставить их погружаться без помехи в их слабость, затягивающую их, как зыбучий песок.

Другие дети – по преимуществу импульсивные – характеризуются лишь как зачинщики всяких беспорядков, и приговор над ним гласит: "Испорченный". А если спросить, в чем же их испорченность, то ответ будет: "Не посидят, не остаются неподвижными". Озорники-задиры – вот определение для этих нарушителей порядка, неспокойных душ, а их озорство, задирание состоит в том, что они всеми силами стараются вывести своих товарищей из состояния покоя и втянуть их в какие-нибудь живые отношения. Есть дети, у которых преобладают задерживающие силы; их скромность чрезмерна, иногда кажется, что они не могут решиться ответить на вопрос, всякое внешнее возбуждение вызывает у них слезы.

Гимнастика, необходимая для всех этих форм детской психики, – это свободное действие. Какое-нибудь продолжающееся интересное движение окружающих – лучший толчок для возбуждения пассивного ребенка; ограниченное движение, необходимое в каком-нибудь повседневном упражнении, развивает задерживающие центры слишком импульсивных. Ребенок, слишком подавленный задерживающими элементами, освобожденный от пут надзора, от всех причин, которые извне толкают его на сдержанность, может отыскать равнодействующую между двумя противоположными волевыми актами – импульсом и сдерживанием. Это – путь, общий для спасения всех там, где слабые укрепляются, сильные совершенствуются.

Отсутствие соответствия, равновесия между импульсами и сдерживающими началами – это не только патологическое явление, оно встречается, хотя и в меньшей степени, и у вполне нормальных людей, и так же часто, как недостаток воспитания в высших классах.

Импульс толкает преступников на действия, являющиеся преступлениями по отношению к другим людям; но как часто и нормальные люди должны раскаиваться в каком-нибудь необдуманном поступке, в нервном порыве, имеющем для них печальные последствия! Большею частью слишком импульсивный человек вредит только самому себе, портит свою карьеру, не развивает своих талантов, страдает от сознательного рабства, как от бедствий, от которых, быть может, мог бы избавиться.

Тот, кто является патологической жертвой задерживающих импульсов, – в высшей степени несчастный, больной: он неподвижен, молчалив, но внутри у него есть желание двигаться; тысячи порывов не находят выхода и мучат душу, стремящуюся к искусству, к работе, мысленно складывается красноречивейшая речь к врачу с просьбой о помощи, к близкой душе за утешением, но губы остаются молчаливыми. Человек живет как бы заживо погребенный.

И нередко вполне нормальные люди страдают от такой же причины. Они должны бы были в подходящий момент показать, чего они стоят, но не могут. Тысячу раз чувствуют, что открытый порыв души облегчил бы им трудное положение, но сердце их закрыто, и уста остаются немыми. Страстно желают поговорить с кем-нибудь, от кого ждут понимания, утешения, но, очутившись вместе с таким человеком, не могут произнести ни одного слова. Желанный собеседник их воодушевляет, расспрашивает, побуждает высказаться, но лишь их внутренняя агония служит ответом. "Говори, говори!" – толкает внутренний импульс, но сдерживающий момент оказывается неумолимым, как какая-то непобедимая материальная сила.

В воспитании воли посредством свободных упражнений, где импульсы и сдерживающие начала взаимно уравновешиваются, лежит единственная возможность излечения подобных недостатков, и то лишь в период, когда воля находится в процессе формирования.

Такого рода устойчивость, равновесие, как механизм периферии сознания, делающая светского человека корректным в его поведении, конечно, не составляет того, что мы называем твердой волей. Мы указывали выше, что сознание остается свободным и для других волевых актов. Какая-нибудь хорошо воспитанная аристократка с утонченными манерами может быть человеком, совершенно лишенным воли и характера, поскольку все ее поведение определяется механическими навыками механической воли, направленными лишь на внешние предметы.

Существует основное качество воли, на котором базируются не просто поверхностные отношения между людьми, но строится самое общество; это качество – постоянство.

Социальная структура общества базируется на факте, что люди могут постоянно работать и производить в известных границах столько, сколько необходимо для экономического равновесия народа. Социальные отношения, лежащие в основе воспроизведения вида, строятся на постоянном соединении в браке родителей. Семья и производительный труд – вот два кита общества: их базисом служит важнейшее волевое качество – постоянство и настойчивость.

Это качество – истинное проявление единства и преемственности внутренней жизни личности. Без постоянства жизнь представляла бы серию отдельных эпизодов, хаос. Это основное качество, когда оно охватывает чувства индивидуума и направление идей, всю его личность, мы обычно называем характером. Человек с характером – это человек постоянный, настойчивый, человек, верный своему слову, своим действиям, своим чувствам.

В сумме различных проявлений этого постоянства кроется элемент чрезвычайной ценности в социальном отношении – постоянство, настойчивость в работе.

Дегенерат, прежде чем он проявит криминальные инстинкты, непостоянство в чувствах, изменит своему слову и т. п., заметен по одному признаку, сразу рисующему его существом не общественным, потерянным: это его праздность, неспособность к настойчивости в труде. Также для обыкновенного трудолюбивого человека, ставшего жертвой душевной болезни, прежде чем он проявит какие-нибудь признаки умственного расстройства, дезорганизации, характерен один симптом – он не может больше работать. И правильно народ считает подходящей для брака девушку, отличающуюся трудолюбием, и мужчину надежным и хорошим, если он хороший работник. Эти свойства хорошего работника заключаются не в особенном умении, способности, а главным образом в постоянстве, в настойчивости. Самый скромный ремесленник, который работает, таит в себе все элементы, гарантирующие счастье и обеспеченность жизни.

Маленький ребенок, проявляющий, как первый конструктивный акт своей психической жизни, постоянство в работе и под влиянием этого вызывающий внутренний порядок, гармонию и рост своей индивидуальности, указывает нам, как откровение, какой тип человека явится полезным членом общества. Малыш, который упорствует в каких-нибудь упражнениях, работает со вниманием и сосредоточенностью, вырабатывается в человека постоянного, с характером, человека, который обладает всеми ценными человеческими свойствами, венчающими самое основное и единственное – постоянство в работе. Какую бы работу ни выбрал ребенок, результат будет один и тот же, поскольку он проявляет постоянство. Потому что ценна не сама по себе работа, но работа как средство для создания внутренней жизни человека.

Тот, кто прерывает ребенка в его занятиях, чтобы научить его чему-нибудь определенному, например, заставляет его бросить арифметику, чтобы перейти к географии и т. п., и думает, что таким образом способствует культурному развитию ребенка, на самом деле просто смешивает средство с целью и губит человека по-пустому. Необходимо направить вовсе не культуру человека, а самого человека.

Если настоящее основание воли – постоянство, то все же мы признаем волевым актом решение. Для того, чтобы выполнить какое-нибудь сознательное действие, необходимо, чтобы мы решились. Решение всегда результат выбора. Если у нас есть несколько шляп, при выходе из дома мы должны решить, какую надеть. Можно быть совершенно равнодушным и к коричневой, и к серой, и все же мы должны выбрать одну из них. Для такого выбора должны у нас быть какие-нибудь мотивы, что-нибудь за серую, что-нибудь за коричневую. Какой-нибудь мотив должен перевесить, и тогда совершается выбор. Очевидно, привычка перед уходом надевать шляпу облегчает выбор: мы почти не сознаем, что различные мотивы борются в нас. Это – вопрос минуты, и у нас не остается никакого впечатления усилия с нашей стороны. Сознание того, какая шляпа нужна утром, после обеда, для театра, для спорта освобождает нас от внутренней борьбы.

Не так обстоит дело, если, например, мы должны потратить известную сумму денег на подарок. Из каких предметов выбирать? Если у нас нет совершенно ясного представления об этих вещах, наша работа будет очень мучительной. Хотим, например, выбрать какую-нибудь художественную вещь, но, мало зная искусство, боимся показаться очень несведущим, быть обманутым, стать смешным; не знаем, что более подходит для данного случая – кусок кружева или серебряная ваза. Нам нужно, чтобы кто-нибудь осветил все эти стороны, которых мы не знаем, и мы идем за советом. Совет ведь относится к нашему незнанию, нам нужно некоторое освещение нашей неосведомленности, а не толчок нашей воле. Воля – это оберегаемая вещь, мы ее оставляем для себя; воля – это нечто совершенно другое, чем знание, необходимое при решении. Выбор, который мы делаем после одного или многих советов, все-таки носит наш отпечаток, будет решением "я".

Такого же характера выбор хозяйки дома, когда речь идет об обеде для гостей; но тут она хорошо знает то, что ей надо выбрать, у нее есть вкус, и решение принимается ею легко и без посторонней помощи.

Для того же, кто не знает, что выбрать, решение в каждом случае – внутренняя работа, настоящее усилие. Так, люди слабой воли стараются отдалить момент решения, как нечто мучительное для них. Если возможно, хозяйка предоставит решение кухарке или, выбирая платье, поддастся словам портнихи: "Возьмите это, оно очень красиво", больше для того, чтобы избавить себя от мучений выбора, чем потому, что платье ей действительно нравится. Вся наша жизнь – постоянное упражнение в решениях. Когда выходим из дома, после того как заперли дверь на ключ, у нас остается ясное сознание этого действия, уверенность, что дом в безопасности, и мы решаем двинуться, чтобы уйти.

Чем сильнее мы в таких упражнениях, тем независимее мы от других людей. Ясность мысли, механизм привычки решать дает нам чувство свободы. Настоящая цепь, превращающая жизнь в унизительное рабство, – это неспособность решать, а отсюда и необходимость прибегать к помощи других. Страх ошибиться, чувство потемок, страх за последствия ошибки, которые мы не знаем, заставляет человека держаться за другого, как собаку, привязанную на цепь. Так мы доходим до крайности, не решаемся опустить письмо или купить носовой платок, не посоветовавшись.

Чем в большем подчинении держим мы молодежь, чем меньше у нее возможностей упражнять волю, тем легче делается она добычей опасностей и искушений, которыми полон мир.

Способность противостоять опасностям и искушениям дается не принципами морали, а вырабатывается в процессе упражнения воли: и это упражнение дает сама практическая жизнь. Мать семейства, постоянно занятая по хозяйству и привыкшая принимать решения по тысяче вопросов в день, скорее выйдет победительницей из какой-нибудь нравственной борьбы, чем женщина, живущая в нервной атмосфере полной праздности и считающая своей волей волю своего мужа. Между тем обе эти женщины могут обладать одинаковыми моральными принципами. Но первая, оставшись, например, вдовой, может легко освоиться с делом своего мужа и продолжать его, для другой в подобных же обстоятельствах, может быть, придется пройти суровую школу и подвергаться многим опасностям. Для моральных побед прежде всего необходимо быть независимым, потому что в минуты опасности человек обычно один. <…>

Наши малыши формируют свою собственную волю, когда в процессе самовоспитания упражняют сложные внутренние активности сравнения и суждения и такими путем пополняют свой умственный багаж ясными и организованными образами: так получается знание, способное подготовить детей к их собственным решениям; дети становятся независимыми от чужого внушения. Дети решают в каждом действии повседневной жизни: решают, взять ли что-нибудь или оставить; следовать ли своими движениями ритму песенки; задержать ли каждый импульс движения, когда они хотят молчания. Эта постоянная работа, создающая индивидуальность ребенка, вызывается решениями: они вытесняют первоначальный хаос, когда действия вызывались лишь импульсами. В детях постепенно развивается волевая жизнь; сомнения и застенчивость исчезают наряду с прояснением первоначальной умственной путаницы.

Такое развитие воли было бы немыслимым, если бы мы вместо того, чтобы дать возможность созревать в уме ребенка порядку и ясности, старались наполнять его ум хаотическими мыслями, уроками для заучивания наизусть, а потом ускоряли бы решения детей, решая в каждом случае за них. Воспитатели, действующие таким образом, имеют полное основание заявлять, что ребенок не должен иметь собственной воли и что "травки хотения не бывает".

Фактически они мешают развиваться детской воле. Дети чувствуют силу, которая парализует все их действия, они работают и не решаются ни за что взяться без помощи и согласия воспитателя, от которого они внутренне зависят. "Какого цвета эти вишни?" – спросили одного ребенка. Он отлично знал, что вишни красные, но от робости и нерешительности и, не зная, сделает ли он дурно или хорошо, если ответит, ребенок пробормотал: "Я спрошу у учительницы".

Назад Дальше