В самом начале своей работы я пользовалась материалом Пиццоли. Он представляет собой небольшой коричневый диск с прорезанным вверху отверстием в виде половинки луны. К этому диску сзади приделан еще один, разделенный на сектора разного цвета. Вращая задний диск, можно видеть, как сменяются различные цвета в этом окошке.
Учитель обращает внимание ученика на определенный цвет, затем поворачивает диск и просит, чтобы ученик указал на него, как только этот цвет снова покажется в окошке. Но подобное упражнение делает ребенка менее активным и не дает возможности для самопроверки, что дает нам основание полагать, что для воспитания чувств подобный материал не годится.
Упражнения на распознавание звуков
В качестве упражнений на развитие слуха желательно использовать дидактический материал, применяемый в крупных учебных заведениях для глухонемых в Германии и Америке. Эти упражнения являются вводными упражнениями для освоения речи, и они особым образом концентрируют внимание ребенка на различении "модуляций человеческого голоса".
В первые годы жизни ребенка следует уделять большое внимание упражнениям на развитие речи. Но помимо развития речи подобные упражнения также приучают детское ухо воспринимать различные шумы, улавливать самые легкие шорохи, отличать их от звуков и с неприятием относиться к резким и нестройным шумам. Подобное воспитание чувств ценно еще потому, что воспитывает эстетический вкус и в высшей степени способствует выработке дисциплины в практической жизни: нам всем хорошо знакома ситуация, когда маленькие дети беспокоят всех домашних своими криками и шумом опрокинутых вещей.
Дидактический материал не способен в полной мере отразить научные знания о воспитании слуха. Ребенок не может упражняться в развитии слуховых ощущений самостоятельно, как он это делал в упражнениях на развитие других чувств, ведь за инструментом, воспроизводящим градацию звуков, может сидеть одновременно только один ребенок. И для различения звуков ему нужна абсолютная тишина.
Синьорина Маккерони, директриса нашего первого дома ребенка в Милане, позже работавшая в одном из францисканских монастырей в Риме, разработала и изготовила набор из тринадцати колокольчиков, подвешенных на деревянной раме.
Колокольчики совершенно одинаковы на вид, но, если ударить по ним молоточком, они издают тринадцать разных звуков.
Набор состоит из двух рядов по 13 колокольчиков, к которым прилагаются четыре молоточка. Ударив по колокольчику в одном ряду, ребенок должен найти колокольчик с таким же звучанием во втором ряду. Это упражнение представляет большую сложность для детей, поскольку они еще не умеют ударять молоточком с одинаковой силой, в результате чего звуки получаются разными по интенсивности. И даже когда молоточком ударяет учитель, детям все равно сложно определить разницу между двумя звуками. Исходя из всего сказанного, мы не находим этот инструмент, по крайней мере в настоящей его форме, пригодным для практического применения.
Для распознавания звуков мы также используем набор маленьких свистков, разработанных Пиццоли, а для распознавания различных шумов у нас имеется несколько маленьких коробочек, наполненных более или менее мелкими сыпучими веществами (песок, галька). При встряхивании коробочки издается характерный шорох.
Урок по воспитанию слуховых ощущений проходит следующим образом: учитель устанавливает в классе тишину обычными способами, а затем я продолжаю эту работу, делая тишину более глубокой. Я говорю: "Тссс! Тссс!" – всякий раз изменяя манеру произношения: то резко и коротко, то тихо и протяжно. Дети в это время сидят как завороженные, а я приговариваю: "Тише, еще тише".
Потом я снова произношу: "Тссс!", каждый раз все тише и тише. Едва слышным шепотом я повторяю: "Еще тише", а затем продолжаю: "Теперь я слышу, как тикают часы, как жужжат крылышки у мухи. Я слышу, как шелестят листья деревьев в саду".
Дети приходят в восторг от такого упражнения. Они соблюдают такую полную тишину, что кажется, будто в классе никого нет. Я говорю шепотом: "А теперь закроем глаза". При неоднократном повторении данного упражнения дети настолько приучаются сидеть в полной тишине и неподвижности, что если кто-то порывается ее нарушить, то достаточно одного лишь звука или взгляда, чтобы немедленно призвать его к порядку.
Установив полную тишину, мы начинаем демонстрировать различные звуки и шумы, вначале сильно контрастирующие, а затем все более похожие друг на друга. Иногда мы объясняем детям разницу между шумом и звуком. Мой опыт показывает, что наилучших результатов можно добиться при помощи старых методов, которые применял Итар еще в 1805 году. Он брал барабан и колокольчик. По его замыслу, несколько колокольчиков должны были иллюстрировать градацию звуков, а несколько барабанов с разным звучанием должны были иллюстрировать градацию шумов, или, лучше сказать, градацию тяжелых гармонических звуков, ведь барабан все-таки принадлежит к музыкальным инструментам. Камертон, свистки и коробочки не так привлекательны для детей и не обладают таким воспитательным потенциалом, как другие инструменты. Интересно отметить, что два великих человеческих начала – ненависть (война) и любовь (религия) – избрали два противоположных музыкальных инструмента: барабан и колокол.
После того как в классе установлена полная тишина, мы начинаем звонить в разные по тону колокольчики: то мягкого и густого звучания, то звонкого и радостного. Звоня в колокольчики, мы посылаем соответствующие вибрации по телу ребенка и тем самым способствуем воспитанию не только слухового аппарата, но и всего детского организма посредством правильных вибраций. Звучание удачно подобранных колокольчиков проникает во все фибры души ребенка и приносит ему умиротворение. Я верю в то, что таким образом дети становятся более чувствительными к грубым звукам, им становится противен беспорядочный и режущий слух шум.
Ухо человека, получившего музыкальное воспитание, не может спокойно воспринимать резкие и диссонирующие ноты. Полагаю, нет нужды объяснять важность подобного воспитания в детстве. Благодаря ему новое поколение детей вырастет более уравновешенным. Им будут неприятны нестройные беспорядочные звуки, которые постоянно режут ухо в тех ужасных домах, где в большой тесноте живут бедняки, брошенные обществом и ставшие заложниками самых низменных животных инстинктов.
Музыкальное воспитание
Музыкальное воспитание требует осторожного методического подхода. В целом можно сказать, что маленькие дети проходят мимо даже самых хороших музыкантов безучастно, прямо как животные. Они не воспринимают изящного сочетания звуков, но, заслышав шарманщика, уличные дети собираются вокруг него и криками приветствуют тот шум, который шарманка издает вместо звуков.
Музыкальное воспитание требует соответствующих инструментов, которые так же важны, как и музыка. Кроме распознавания звуков, инструмент призван пробудить в ребенке чувство ритма и, если можно так выразиться, подтолкнуть его к спокойным и скоординированным движениям мускулов, которые уже знакомы с тишиной и неподвижностью и характерными для них вибрациями спокойствия и умиротворенности.
Мне кажется, что для этой цели лучше всего подходят струнные инструменты (быть может, что-то вроде упрощенной арфы). Вместе с барабаном и колокольчиком она образует троицу классических музыкальных инструментов. Арфа считается инструментом, выражающим "личные переживания человека". Легенда вкладывает ее в руки Орфея, народные предания – в руки фей, а в сказках на арфе играют принцессы, пленяющие сердца прекрасных принцев.
Учитель, поворачивающийся спиной к детям для того, чтобы извлечь из музыкального инструмента некие звуки (зачастую сомнительной красоты), никогда не сможет воспитать в них музыкальное чувство.
Ребенка нужно увлечь, очаровать любым доступным способом, будь то взглядом или позой. Если учительница нагнется к окружающим ее детям и не станет против воли удерживать их рядом с собой, а затем коснется нескольких струн в несложном ритме, то тогда ей удастся установить контакт не только с ребенком, но и с самой его душой. Тем лучше, если касание струн сопровождается голосом учительницы, а дети, если хотят, подпевают ей. Таким образом, учитель, видя, какие песни дети охотнее всего подхватывают, может сделать вывод о том, какие из них "наиболее пригодны для воспитания". Необходимо также соотносить степень сложности ритма с возрастом ребенка, обратив внимание на то, что под одни ритмы подпевают только более старшие дети, тогда как другие песни подхватывают даже самые маленькие ученики. Как бы то ни было, я убеждена, что для пробуждения музыкального чувства в душе ребенка вполне подходят самые обычные незамысловатые инструменты.
Я предложила директрисе миланского дома ребенка, которая сама является талантливым музыкантом, провести ряд экспериментов с целью определения музыкальных способностей наших воспитанников. Она провела ряд опытов с фортепиано и выяснила, что дети чувствуют только ритм и совсем невосприимчивы к тону. На основе ритма она сочинила несколько простых танцевальных мелодий для детей, желая изучить влияние ритма на координацию мускульных движений. К своему большому удивлению, она увидела огромный воспитательный эффект от такой музыки. Несмотря на то что ее ученики воспитывались под руководством мудрых и искусных учителей сообразно принципам свободы и самопроизвольно приводили свои поступки и движения в правильное русло, все они жили в условиях улицы и практически у всех была привычка подпрыгивать.
Будучи верным сторонником принципа свободы в воспитании и не считая подпрыгивание дурной привычкой, учительница не исправляла их.
Но вскоре она заметила, что после того, как она разнообразила и участила ритмические упражнения, дети постепенно начали отучаться от этого некрасивого движения, и в конце концов от дурной привычки не осталось и следа. Однажды она попросила детей объяснить ей, в чем причина таких изменений в их поведении. Самые маленькие только посмотрели на нее, не говоря ни слова, но зато старшие выдали несколько ответов, общий смысл которых сводился к следующему: "Прыгать нехорошо", "Прыгать некрасиво", "Прыгать неприлично".
Поистине блестящий триумф нашего метода!
Этот случай свидетельствует о том, что мускульное чувство ребенка поддается воспитанию, и более того, оно способно достичь высокой степени утонченности, если в его развитии участвует мускульная память, наравне с другими формами сенсорной памяти.
Проверка остроты слуха
Единственный более или менее удачный эксперимент в этой области, который нам пока что удалось провести в доме ребенка, – это эксперимент с часами и шепотом. Опыт заключается исключительно в практическом наблюдении и не дает возможности точно измерить остроту слуха. Тем не менее он оказывается крайне полезным, поскольку дает примерное представление об остроте слухового восприятия ребенка.
Упражнение заключается в том, что, водворив в классе полную тишину, учитель обращает внимание детей на тиканье часов и на все другие звуки, на которые мы обычно не обращаем внимания. Затем учитель уходит в смежную комнату и начинает тихо вызывать каждого ребенка по имени. Готовясь к этому упражнению, необходимо донести до детей истинный смысл тишины.
С этой целью я провожу несколько игр в молчанку, которые удивительным образом способствуют установлению образцовой дисциплины в наших школах.
Я обращаю внимание детей на себя и на то, как тихо я могу себя вести. Я принимаю различные позы (сидя или стоя), но, замерев в какой-то одной позе, я не только ничего не говорю, но и не двигаюсь. Даже движение пальца может вызвать шум, хоть и незаметный. И дышать можно так, что нас будет слышно. Я же стараюсь соблюдать абсолютную тишину, что довольно сложно. Затем я подзываю ребенка и велю ему делать то же, что и я. Он переступает с ноги на ногу, и уже одно это движение производит шум! Он шевелит рукой, вытягивая ее вдоль подлокотника, и это тоже создает определенный шум. Даже дыхание у него не такое спокойное и бесшумное, как у меня.
Пока ребенок совершает эти движения, я время от времени делаю краткие замечания, после которых снова наступает период тишины и неподвижности, а остальные дети наблюдают за нами и слушают. Многие из них с удивлением обнаруживают, как много шума мы создаем в повседневной жизни и даже не замечаем этого. Они узнают, что есть несколько уровней тишины и что есть абсолютная тишина, когда ничто, абсолютно ничто не движется. Они в изумлении смотрят на меня, когда я стою посреди комнаты так тихо, словно "меня вообще нет". Тогда они пытаются подражать мне и даже перещеголять меня в этом, а я то и дело обращаю их внимание на то, как почти бессознательно шевельнулась чья-то нога или рука. И дети, в свою очередь, все больше стремятся достичь полной неподвижности и начинают обращать внимание на каждую часть своего тела.
Когда дети увлечены этой игрой, в классе воцаряется полная тишина, совсем не похожая на то, что мы обычно называем этим словом. Создается ощущение, будто жизнь постепенно угасает, а комната пустеет все больше и больше, словно никого в ней нет. В какой-то момент мы начинаем слышать тиканье часов, и этот звук, кажется, усиливается по мере того, как тишина становится все более полной. С улицы, со двора, который раньше казался таким тихим, доносятся всевозможные звуки: то птичка защебечет, то мимо пройдет ребенок. Дети сидят, пораженные такой необыкновенной тишиной. "Ну вот, – говорит директриса. – Никого в классе больше нет. Все дети ушли".
Дойдя до этого момента, мы зашториваем окна и велим детям закрыть глаза руками. Дети продолжают сидеть неподвижно и в темноте.
Затем мы говорим: "А теперь послушайте. Сейчас тихий голос будет называть вас по именам". Я ухожу в комнату, находящуюся за спиной детей, и начинаю вызывать их по очереди, растягивая слоги в их именах, будто зову их в горах. Этот почти таинственный голос, кажется, проникает в самое сердце и душу ребенка. Услышав свое имя, ребенок поднимает голову, блаженно открывает глаза, аккуратно, стараясь не сдвинуть стул, встает с места и на цыпочках, еле слышно, выходит из комнаты. Однако, как ни старается он ступать бесшумно, его шаги все равно слышны среди общей неподвижности.
Сияя от счастья, он доходит до двери и бросается в комнату, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Некоторые дети прижимаются лицом к моему платью, а другие, обернувшись, стоят и наблюдают за своими товарищами, неподвижными как статуи. Тот, кого я вызвала первым, чувствует себя польщенным, будто ему выдали приз. Детям прекрасно известно, что я позову всех, "начиная с того, кто вел себя тише всех в классе", и каждый стремится заслужить честь быть позванным одним из первых. Однажды я увидела, как трехлетняя воспитанница пытается удержаться от того, чтобы не чихнуть, и ей это удалось! Она задержала дыхание и одержала маленькую победу над самой собой. Поистине невероятное усилие!
Подобная игра приносит детям несказанное удовольствие. Это видно по их сосредоточенным лицам и терпеливой неподвижности. Вначале, когда я еще не была так хорошо знакома с душой ребенка, я думала, что нужно, наверное, показывать детям конфеты и маленькие игрушки, обещая отдать их тем, кого я позову. Мне казалось, что убедить детей сделать нужное усилие возможно, лишь посулив им какую-нибудь награду. Но вскоре я убедилась, что в этом нет необходимости.
Сделав необходимое усилие по достижению тишины, дети начинают ценить это новое состояние. Сама тишина доставляет им удовольствие. В этот момент они становятся подобны кораблям в тихой гавани, счастливыми оттого, что могут переживать нечто новое, одержав победу над самим собой. В этом и заключается их награда. Они забывают об обещанных конфетах и уже не спешат забрать игрушки, которые, как мне казалось, будут служить для них стимулом. В результате я отказалась от этих бесполезных уловок и с удивлением обнаружила, что игра проходит все более и более эффективно. В конце концов, даже самые маленькие наши воспитанники трех лет от роду оставались сидеть неподвижно в полной тишине в течение всего времени, необходимого для того, чтобы вызвать из комнаты целый класс, в котором ни много ни мало сорок учеников!
Именно тогда я осознала, что душа ребенка получает собственную награду, в виде особого духовного наслаждения. После подобных упражнений мне показалось, что дети стали ко мне ближе. И уж конечно, они стали более послушными, кроткими и нежными. В ходе этого упражнения мы и в самом деле как будто отрешались от остального мира и находились несколько минут в состоянии теснейшего общения в полной тишине: я подзывала их, а они внимали моему голосу, направленному лично каждому из них, получая награду за проявленное терпение.
Урок тишины
Мне хотелось бы описать один урок, который оказался необычайно эффективным в том смысле, что благодаря ему дети осознали, какой полной тишины можно достичь. Однажды перед тем, как войти в один из наших домов ребенка, я встретила во дворе женщину с четырехмесячным младенцем на руках. Ребенок был туго замотан в пеленки, как это еще принято среди жителей Рима (детей, которых туго пеленают, итальянцы называют пупа, то есть кукла). Младенец лежал тихо и казался воплощением спокойствия. Я взяла девочку на руки, и она не подала ни малейших признаков беспокойства. Держа ее на руках, я пошла по направлению к классу. Ко мне навстречу выбежали дети. Как всегда, они норовили обнять меня, цеплялись за мое платье и едва не сбивали меня с ног. Я улыбнулась и показала им "куколку". Они поняли и стали просто прыгать вокруг меня, сияя от удовольствия, но уже не дотрагивались до меня руками, чтобы не потревожить младенца у меня на руках.
Я вошла в класс, окруженная целой кучей детей. Все сели на свои места. Причем я села на большой стул, а не на маленький, как обычно это делаю. Этим я хотела показать, что сижу на торжественном месте. Дети смотрели на малышку со смесью радости и умиления. Следует заметить, что до этого момента никто из нас не произнес ни единого слова. Наконец я сказала: "Я принесла вам маленькую учительницу". Дети в изумлении переглянулись. Послышался негромкий смех. "Да, да. Маленькую учительницу, потому что никто из вас не может вести себя так же тихо, как она". После этих слов дети переменили свое положение за столом и замолкли. "И все же ни один из вас не держит свои руки и ноги так же смирно, как она". Дети тут же поправили свои руки и ноги. Я с улыбкой поглядела на них и сказала: "Да, но все равно вы не сможете держать их так же смирно, как она. Вы чуть-чуть, но все-таки шевелите ими, а она – нет. Никому из вас не удастся вести себя так смирно, как может она". На лицах детей показалось серьезное выражение. Казалось, они осознали превосходство этой маленькой учительницы. Кое-кто улыбался, будто хотел сказать, что она такая спокойная всего лишь из-за пеленок. "Никто из вас не сможет оставаться таким безмолвным, как она", – сказала я, и после этих слов в классе воцарилась полная тишина. "Невозможно лежать тише, чем она. Прислушайтесь к ее дыханию – какое оно легкое. Подойдите к ней тихонько на цыпочках".