Когда все дети вытянули по одной карточке и получили свои игрушки, учительница подзывает их и снова предлагает вытянуть по одному билетику, но уже из другой корзины. Эти карточки прочитываются тут же. На них написаны имена детей, которые еще не умеют читать и которые, следовательно, не получили игрушек. Прочитав имя своего младшего товарища, ребенок должен уступить ему свою игрушку. Мы учим их подавать игрушки вежливо и грациозно, сопровождая этот акт небольшим поклоном. Таким образом мы искореняем в них идею о социальном неравенстве и прививаем доброе отношение к тем, кто не наделен такими же благами, какие есть у них. Игра в чтение понравилась детям. Все они происходили из бедных семей, и поэтому легко представить их восторг, когда им дают поиграть с красивыми игрушками, пусть даже на короткое время.
Каково же было мое изумление, когда дети, научившись читать слова на карточках, стали отказываться от игрушек! Они заявили, что не хотят тратить время на игру, и с какой-то ненасытной жадностью все спешили вытянуть новый билетик, чтобы прочитать написанное на нем слово!
Я молча смотрела на них, пытаясь разгадать секрет их души, о величии которой я так мало знала! Глядя в раздумье на копошащихся возле корзины детей, я вдруг поняла, что детям прежде всего нравится знание, а отнюдь не глупая игра, и это открытие поразило меня до глубины души и заставило восхититься величием человеческого духа!
Поэтому мы убрали игрушки, а взамен понаделали буквально сотни карточек, на которых были написаны имена детей, названия городов, предметов, а также наименования цветов и качеств, хорошо известных детям благодаря упражнениям на развитие чувств. Эти бумажки мы клали в открытые ящики и оставляли их в таких местах, где дети могли свободно ими пользоваться. Я предполагала, что детская непоследовательность проявится хотя бы в том, что ребенок будет бросаться все время от ящика к ящику – но как бы не так. Перед тем как перейти к новому ящику, дети основательно прочитывали все без исключения карточки в том ящике, что был у них под рукой, обнаруживая прямо-таки ненасытную жажду чтения.
Придя однажды в дом ребенка, я увидела, что учительница позволила детям вынести столы и стулья на террасу, чтобы проводить занятие на свежем воздухе. Несколько малышей играли на солнышке, а остальные сидели вокруг столиков, на которых были разложены буквы из наждачной бумаги и карточки с наклеенными на них буквами.
Поодаль сидела сама учительница, у которой на коленях лежала длинная узкая коробка, полная карточек со словами. Возле нее столпились дети и по очереди выуживали из коробки любимые билетики. "Вы не поверите, – обратилась ко мне учительница, – но вот уже час, как мы играем в эту игру, а им все еще не надоело!" Мы попробовали отвлечь их мячиками и куклами, но безрезультатно: все эти пустяки ничто по сравнению с радостью знания.
Видя столь поразительные результаты, я начала подумывать над тем, что пора приучать наших воспитанников к печатным буквам. Я даже сказала учительнице дописать на некоторых карточках то же самое слово, но печатными буквами. Однако дети нас опередили! На одной стене у нас висел календарь, на котором почти все слова были напечатаны обычным шрифтом, а некоторые – готическим. В своем безудержном стремлении читать все подряд, и к моему неописуемому удивлению, дети начали читать не только обычный, но и готический шрифт!
Оставалось лишь дать детям в руки книгу, но я была уверена, что из всех существующих книжек ни одна не подходит для нашего метода.
Успехи малышей не остались не замеченными их родными. Матери рассказывали, что в карманах своих детей они находили листочки бумаги, на которых те записывали список покупок: хлеб, соль и т. д. Оказывается, наши воспитанники записывали, что им нужно купить в лавке, когда мать посылала их за покупками! Матери других детей говорили нам, что их дети уже не бегают стремглав по улицам, а останавливаются, чтобы прочитать вывески на магазинах.
Особенно нас удивил четырехлетний мальчик, которого обучали по нашей методике в домашних условиях. Отец ребенка был депутатом и получал много писем. Он знал, что уже в течение двух месяцев его сына обучают упражнениям, которые способствуют скорому усвоению чтения и письма, но он мало придавал этому значения и практически не верил в действенность нашей методики. В один прекрасный день, когда отец сидел за чтением, а его сын играл поблизости, в комнату вошла прислуга и положила на стол целую кипу новых писем. Они привлекли внимание ребенка, и он начал брать письма по одному и громко прочитывать адреса. Для отца это было настоящим чудом.
В вопросе о том, сколько приблизительно времени нужно на освоение письма и чтения, наш опыт свидетельствует, что от момента, когда ребенок начал писать, то есть от начального этапа усвоения графического языка, до высшей стадии, которая есть чтение, проходит около двух недель. Следует отметить, что уверенность в чтении достигается гораздо позднее, чем в письме. В большинстве случаев дети отлично пишут, но читают довольно посредственно.
Не все дети приходят к чтению и письму одновременно. Мы ни в коем случае не принуждаем детей к этим видам деятельности, мы даже не привлекаем специально их внимания и не упрашиваем их делать то, что не вызывает их естественного интереса. Поэтому, если случается, что ребенок не выражает спонтанного желания учиться, мы оставляем его в покое.
Если согласно старым методам воспитания, которые насиловали волю ребенка и убивали в нем непосредственность, обучение грамоте до шести лет ни в коей мере не считалось обязательным, то мы и подавно не придерживаемся этой точки зрения!
Мой опыт еще не позволяет мне судить, является ли тот момент, когда ребенок в полной мере освоил устную речь, подходящим временем для начала обучения письму и всегда ли это так.
Во всяком случае, практически все здоровые дети, обучавшиеся по нашему методу, начинают писать в четыре года, а в возрасте пяти лет умеют читать и писать на уровне учеников, закончивших первый класс начальной школы, если не лучше. Иными словами, они готовы к вступлению во второй класс еще раньше того времени, когда детей принимают в школу.
Игры в чтение фраз. Узнав, что мои дети уже умеют читать печатный шрифт, друзья подарили нам красиво иллюстрированные книги. Просмотрев эти книжки с простыми сказками, я убедилась в том, что наши воспитанники еще не в состоянии их понять. Учителя, напротив, были настолько горды успехами своих питомцев, что пытались меня переубедить и заставляли детей читать при мне вслух, утверждая при этом, что они читают гораздо лучше учеников второго класса начальной школы.
Но я не дала себя обмануть и провела два эксперимента. Я попросила учительницу прочесть детям одну из этих сказок, а сама в это время наблюдала за тем, насколько дети ею интересуются. Уже после нескольких фраз интерес детей ослаб. Я запретила учительнице призывать к порядку тех, кто не слушал, и постепенно класс наполнился гулом: дети, которым было неинтересно слушать историю, вернулись к своим прежним занятиям.
Было очевидно, что дети, которые, как нам казалось, с таким удовольствием читают эти книги, интересовались отнюдь не содержанием, а лишь тем механическим умением, которым они овладели и которое состояло в переводе графических знаков в звуки узнаваемых ими слов. Кроме того, они читали книги с гораздо меньшим постоянством, чем карточки со словами, так как в книгах они встречали слишком много незнакомых слов.
Во время второго эксперимента я попросила ребенка почитать мне вслух. Я не прерывала его чтение пояснительными замечаниями, как это обычно делают учителя, помогая ребенку следить за повествованием: "Остановись. Тебе все понятно? Что ты только что прочитал? Ты сказал, что маленький мальчик поехал в большой карете, верно? Внимательно следи за тем, что написано в книжке", и все в таком духе.
Я дала ребенку книжку, приятельски уселась рядом с ним, а когда он закончил читать, я просто и спокойно спросила его, как друга: "Ты понял, что ты читал?" – на что он ответил: "Нет". По выражению его лица было видно, что он даже не понял, почему я об этом спрашиваю. И в самом деле, мысль о том, что через чтение отдельных слов нам сообщается некий сложный смысл, открывается детям позже и становится для них новым источником удивления и радости.
Книга обращается к логическому языку, а не к механизму речи. Перед тем как ребенок научится получать наслаждение от чтения книг, должен развиться его логический язык. Между чтением отдельных слов и пониманием смысла прочитанной книги лежит такая же пропасть, как между умением произносить слова и искусством произнесения речи. Поэтому я прекратила чтение книг и стала ждать.
Однажды, во время проведения беседы с детьми, четверо малышей одновременно вскочили со своих мест, подбежали к доске и начали по очереди писать: "Как мы рады, что в саду все расцвело". Для меня это был приятный сюрприз, тронувший меня до глубины души. Дети научились составлять фразы так же спонтанно, как в свое время они начали писать первые слова.
Механизм был тот же, и явление развилось логически. Пришло время, и логическая членораздельная речь нашла соответствующий выход в письменной форме.
Для меня это был знак, что пора приступать к чтению фраз. Я воспользовалась тем же средством, что и дети: я написала на доске "Вы меня любите?". Дети медленно прочитали фразу вслух, на какое-то мгновение умолкли, словно задумались, а затем воскликнули: "Да! Да!" Я продолжила писать: "Тогда ведите себя тихо и наблюдайте за мной". Дети прочитали эту фразу громко, почти криком, но, едва прочитав последнее слово, они замолкли, и в классе установилась торжественная тишина, прерываемая только шумом стульев, которые дети передвигали, чтобы усесться поудобнее. Так между нами установилось общение посредством письменной речи, и это необычайно заинтересовало детей. Постепенно им открылось замечательное свойство письма – то, что оно может передавать мысли. Как только я начинала писать, они прямо дрожали от нетерпения понять, что я хочу им донести, не говоря при этом ни слова.
И в самом деле, графическое письмо не нуждается в устном слове. Только при полной изоляции от устной речи раскрывается все ее величие.
Такое введение в чтение мы продолжили игрой, которая очень понравилась нашим детям. Я написала на карточках длинные предложения с описанием того, что нужно сделать ребенку, например: "Закрой ставни; открой переднюю дверь; немного подожди, а затем верни все, как было". "Вежливо попроси восьмерых своих товарищей встать со своих мест и построиться двойной шеренгой посреди комнаты, а затем попроси их пройтись взад и вперед на цыпочках, стараясь при этом не шуметь". "Попроси троих старших товарищей, которые хорошо поют, выйти на середину комнаты. Построй их в шеренгу и спой с ними песню, которую ты сам выберешь" и т. п. Как только я заканчиваю писать, малыши хватают карточки и бегут с ними на свои места. Там они с напряженным вниманием прочитывают их самостоятельно, сохраняя при этом полную тишину.
Затем я спрашиваю: "Вам все понятно?" – "Да! Да!" – "Тогда делайте, что написано на карточке", – отвечаю я и с удовольствием наблюдаю за тем, как дети быстро и аккуратно выполняют поставленную задачу. В комнате начинается движение, причем принципиально отличающееся от всего, что мы делали до этого. Одни дети закрывают ставни, а затем снова открывают их, другие заставляют своих товарищей бегать на носочках или петь, третьи что-то пишут на доске или вынимают предметы из шкафов. Удивление и любопытство вызывают общую тишину, и урок протекает в атмосфере напряженной заинтересованности. Кажется, будто от меня изошла какая-то волшебная сила, вызвав доселе неизвестную деятельность. Этой волшебной силой была письменная речь – величайшее завоевание человеческой цивилизации.
И самое главное то, что дети почувствовали ее огромное значение! Когда я собралась уходить, они окружили меня и с чувством глубокой благодарности и любви начали говорить наперебой: "Спасибо! Спасибо вам! Спасибо вам за урок!"
Эта игра стала у нас одной из самых любимых: сначала мы устанавливаем полную тишину, а затем выставляем корзину, полную свернутых бумажек, на которых написаны длинные предложения с описанием действий. Все дети, кто уже умеет читать, могут вытянуть одну карточку и прочитать ее про себя один или два раза, пока не убедятся, что все поняли правильно. Затем они отдают карточку учительнице и приступают к выполнению задания. Во многих заданиях дети должны просить помощи у своих товарищей, которые еще не умеют читать, или доставать необходимый дидактический материал – в классе закипает бурная деятельность при соблюдении полного порядка. Тишина нарушается лишь легким топотом детских ножек и голосами поющих детей. Вот каким чудесным образом проявляется спонтанная дисциплина!
Опыт подсказал нам, что составление фраз должно предшествовать логическому чтению, точно так же как письмо предшествовало чтению слов. Мы также убедились в том, что читать нужно про себя, а не вслух, ведь чтение должно научить ребенка воспринимать понятия.
Чтение вслух задействует два механизма речи – устный и письменный, что усложняет задачу. Всем известно, что, если взрослому человеку предстоит прочесть некий текст на публике, он готовится к этому и предварительно знакомится с его содержанием. Чтение вслух – это одно из самых сложных интеллектуальных действий. Исходя из этого, ребенок, который начинает учиться читать, то есть интерпретировать мысли, должен читать про себя. Чтобы дойти по уровня логической мысли, письменная речь должна быть изолирована от устной. Если задуматься, так оно и есть: письменная речь передает мысль на расстоянии, в то время как чувства и мускульный механизм остаются безмолвными. Это одухотворенный язык, связывающий всех на этой земле, кто умеет читать.
Раз воспитание в наших домах ребенка достигло такого уровня, то логическим следствием должна стать реформа всей начальной школы. Вопрос о том, каким образом можно преобразовать первые классы начальной школы в соответствии с нашими методами, остается открытым, и сейчас мы не будем его затрагивать. Достаточно сказать, что, обучая детей по нашей методике, можно вполне обойтись без первого класса начальной школы.
Пример письма, выполненного ребенком пяти лет. В оригинале буквы в четыре раза больше. Перевод: Мы желаем веселой Пасхи господину инженеру Эдуардо Таламо и княгине Марии. Мы будем рады, если вы приедете к нам с вашими детьми. Передаю привет от всех. 7 апреля 1909.
В будущем начальная школа должна принимать таких детей, как у нас, – которые уже умеют читать и писать, которые знакомы с правилами личной гигиены, умеют самостоятельно умываться, одеваться и раздеваться. Это должны быть дети, которые знакомы с правилами хорошего поведения и вежливости, которые знают, что такое дисциплина в высоком смысле этого слова, которые росли и развивались в свободных условиях. Эти дети должны владеть не только членораздельной речью, но также начатками письменного языка и уже быть готовыми к восприятию логической речи.
Эти дети отчетливо произносят все звуки, уверенно держат в реке перо, а их движения полны грации. Они – представители человечества, воспитанного в культе красоты. В них – зародыш будущего людского рода, которому суждено одолеть любые преграды, ведь они разумные и терпеливые наблюдатели окружающей среды, наделенные особой формой интеллектуальной свободы – даром спонтанного суждения.
Для таких детей следовало бы основать новую школу, достойную принять их и вести дальше по дороге жизни, твердо придерживаясь основных воспитательных принципов, а именно уважение к свободе ребенка и к его спонтанным проявлениям. Только на этих принципах должны воспитываться дети – эти юные представители человеческого рода.
Глава XVIII
Развитие речи у детей
Когда ребенок пишет под диктовку или читает, письменная речь приводит в действие весь механизм устной речи (слуховые, нервные и моторные пути). Более того, согласно моему методу, развитие письменной речи происходит как раз на основе членораздельной речи.
Таким образом, письменную речь можно рассматривать с двух точек зрения:
1) с точки зрения приобретения нового языка, имеющего особое социальное значение, который дополняет членораздельную речь индивида; именно социальное значение письменной речи обычно ставится в школах во главу угла, безотносительно к речи устной, вследствие чего письменная речь изучается исключительно для того, чтобы предложить члену общества средство общения с его соплеменниками;
2) с точки зрения близости графического языка и членораздельной речи и возможности использования письменной речи для усовершенствования устной; этот пункт хотелось бы подчеркнуть, так как он придает письменной речи физиологическую значимость.
Более того, точно так же, как разговорная речь является одновременно и естественной функцией человека, и инструментом, используемым для социальных нужд, так и письменный язык, по своей структуре, может рассматриваться как органичная совокупность новых механизмов, формирующихся в нервной системе, являясь в то же время инструментом, полезным с точки зрения социальной жизни.
По сути, вопрос состоит в том, чтобы признать не только физиологическую значимость письменной речи, но и ее особый период развития, не зависящий от тех высоких задач, которые ей предстоит выполнять в дальнейшем.
Мне кажется, что усвоение письменной речи сопряжено со значительными трудностями не только в силу того, что при обучении используются нерациональные методы, но и потому, что мы сразу же пытаемся выполнить высшую задачу – обучить детей, едва овладевших графическим языком, тому письменному языку, который столетиями складывался и совершенствовался у цивилизованных народов.
Подумать только, какими нерациональными методами мы пользовались до сих пор! Мы изучали не физиологические действия, необходимые для воспроизведения знаков алфавита, а сами графические символы. При этом мы не учитывали, что изобразить любой графический знак сложно, потому как между визуальным представлением знака и моторными движениями, необходимыми для его начертания, нет непосредственной связи – в отличие, например, от слов, которые мы слышим и которые всегда взаимосвязаны с моторным механизмом устной речи. Таким образом, если перед тем, как знакомить ребенка с графическим знаком, мы не выработали необходимое движение для его написания, нам будет сложно вызвать спонтанную моторную реакцию; сам символ не может стимулировать необходимую моторику, если это действие не было ранее выработано практикой и силой привычки.