Употребление термина "расточительство" неудачно в одном отношении. Используясь в повседневной речи, это слово носит оттенок осуждения. В нашем тексте оно употреблено за неимением лучшего термина, который будет адекватно описывать тот же диапазон мотивов и явлений и не будет восприниматься в одиозном значении, подразумевающем незаконное расходование продуктов человеческого труда или человеческого общества. С точки зрения экономической теории рассматриваемое расходование не более и не менее законно, нежели любое другое расходование. Оно называется здесь "расточительство", потому что не служит человеческому обществу или не отвечает человеческому благополучию в целом, а не потому, что с позиции отдельного прибегающего к расточительству потребителя это пустые или не на то направленные усилия или расходы. Если потребитель выбирает расточительную манеру расходов, то тем самым устраняется вопрос об относительной его полезности для потребителя по сравнению с другими формами потребления, которые не порицались бы вследствие их расточительности. Какую бы форму ни выбирал потребитель или какую бы он ни преследовал цель, производя свой выбор, эта форма потребления обладает для него полезностью уже благодаря тому, что он отдает ей предпочтение. Вопрос о расточительстве, как он видится отдельному потребителю с его точки зрения, возникает за пределами компетенции собственно экономической теории. Следовательно, употребление слова "расточительство" в качестве специального термина не несет никакого порицания мотивов, которыми руководствуется в условиях канона демонстративного расточительства потребитель, или целей, которые он преследует.
Однако, исходя из других соображений, стоит заметить, что слово "расточительство", используемое в повседневной речи, имеет значение порицания того, что характеризуется как расточительное. В самом этом здравом значении обнаруживает себя инстинкт мастерства. Распространенное в массах порицание расточительства говорит о том, что для того, чтобы находиться в согласии с самим собой, обыкновенный человек должен уметь видеть во всем без исключения, чем человек обладает, и в любом и каждом его усилии улучшение жизни и увеличение благополучия в целом. Чтобы получить безоговорочное одобрение, любое экономическое явление должно оправдываться при поверке на безличную полезность - полезность с общечеловеческой точки зрения. Относительное преимущество, или преимущество в состязании, одного индивида по сравнению с другим не соответствует требованиям экономической справедливости, и поэтому конкуренция в расходовании не получает одобрения с точки зрения такой справедливости.
Строго говоря, в рубрику демонстративного расточительства не следует включать ничего, кроме такого расходования, которое производится на почве завистнического денежного сопоставления. Однако для того, чтобы ввести под эту рубрику какой-либо данный элемент или предмет, не обязательно, чтобы он расценивался как расточительство несущим расходы лицом. Нередко случается так, что элемент жизненного уровня, появляясь сначала прежде всего как расточительный, впоследствии становится в понимании потребителя жизненной необходимостью и таким образом может стать для потребителя таким же необходимым, как любая другая статья его привычного расходования. В качестве предметов, попадающих иногда под эту рубрику и, следовательно, пригодных как пример того, каким образом действует это правило, можно назвать ковры и занавески, столовое серебро, услуги официантов, шелковые шляпы, крахмальное белье, многие предметы одежды и драгоценные украшения. После того как формируется привычка и обязательность этих вещей становится общепринятой, эта обязательность мало помогает в решении вопроса о том, классифицировать ли расходование как расточительство или как нерасточительство в специальном значении этого слова. Проверка, которой должно подвергаться всякое расходование при попытке решить этот вопрос, осуществляется выяснением того, служит ли расходование непосредственно улучшению человеческой жизни в целом - способствует ли оно общественному развитию, рассматриваемому вне связи с отдельными лицами. Ибо это является основанием для решения, выносимого инстинктом мастерства, который является судом высшей инстанции в любом вопросе экономической истинности и адекватности. Это вопрос относительно решения, выносимого беспристрастным здравым смыслом. Вопрос, следовательно, заключается не в том, приводит ли данное расходование при существующих обстоятельствах, складывающихся из индивидуальной привычки и общественного обычая, к удовлетворению отдельного потребителя, к спокойному состоянию духа, а в том, создается ли в результате данного расходования, независимо от приобретенных вкусов и канонов обхождения и общепринятого приличия, реальная прибыль в удобстве или в полноте жизни. Привычное расходование следует классифицировать как расточительство в той мере, в какой развитие обычая, на котором оно основывается, будет объясняться привычкой производить завистническое денежное сопоставление - т. е. постольку, поскольку представляется, что оно не могло бы стать привычным и предписывающим, если бы не опиралось на принцип денежной почтенности или относительного денежного успеха.
Очевидно, для того, чтобы данный объект расходования попал в категорию демонстративного расточительства, он не должен быть исключительно расточительным. Предмет может быть расточительным и полезным, т. е. тем и другим вместе, и его полезность для потребителя может складываться из пользы и расточительства в самых разных пропорциях. Потребительские товары и даже средства производства обычно обнаруживают в качестве составляющих компонентов их полезности оба эти элемента в разных сочетаниях, хотя, вообще говоря, элемент расточительства стремится занять господствующее положение в предметах потребления, в то время как в отношении предметов, предназначенных для использования в производстве, справедливо обратное. Даже в предметах, которые, как кажется на первый взгляд, служат только чисто показным целям, всегда можно обнаружить присутствие некоторой, по крайней мере мнимой, полезности; а с другой стороны, даже в инструментах и специальном оборудовании, используемых в каком-либо отдельном производстве, или в самых грубых вещах, созданных человеческим трудолюбием, при ближайшем рассмотрении обычно становятся очевидными следы демонстративного расточения, по крайней мере следы привычки к проявлению показного. Было бы неосмотрительно утверждать, что какой-то предмет или какая-то служба начисто лишены полезного назначения, как бы ни было очевидно, что первичной целью и главным элементом является демонстративное расточительство; и почти также рискованно было бы утверждать в отношении всякого преимущественно полезного продукта, что расточительство в качестве составной части никоим образом не входит в его ценность, непосредственно или опосредованно.
Глава V. Денежный уровень жизни
Для большей части людей в современном обществе непосредственным мотивом денежных расходов сверх тех, что необходимы для физического благополучия, является не столько сознательное стремление превзойти других в размере явного потребления, сколько желание держаться на уровне общепринятых требований благопристойности в качестве и количестве потребляемых товаров. Это желание вызывается не какими-то жесткими неизменными рамками, которых нужно придерживаться и выходить за которые ничто не побуждает. Уровень требований подвижен. В частности, он может бесконечно повышаться, как только проходит достаточно времени для привыкания, вслед за всяким повышением платежеспособности, к новым, большим масштабам расходования. Гораздо труднее отказаться от усвоенного размера расходов, чем увеличить их привычные размеры в ответ на увеличение состояния. Многие статьи вошедших в обычай расходов оказываются при анализе едва ли не чистым расточительством, следовательно, расходование по этим статьям происходит только из желания обрести почет, а после того, как эти расходы вливаются в рамки соответствующего нормам приличия потребления, тем самым становясь составной частью образа жизни, отказаться от них точно так же трудно, как и от многих вещей, непосредственно ведущих к материальному благополучию или даже необходимых для жизни и здоровья. Таким образом, демонстративно расточительные расходы престижа ради, приносящие духовное благополучие, могут стать более необходимыми, нежели многие из тех расходов, которые покрывают "низшие" потребности, потребности в материальном достатке или только в средствах к поддержанию жизни. Отказаться от "высокого" уровня жизни или понизить любой уже сравнительно низкий жизненный уровень заведомо одинаково трудно; правда, в первом случае мы имеем дело с трудностью морального порядка, тогда как во втором, возможно, будет затронуто материальное благополучие.
В то время как переход от больших расходов к меньшим затруднителен, новое увеличение расходов происходит сравнительно легко и как почти само собой разумеющееся. Те редкие случаи, когда средства для увеличения демонстративных расходов имеются, а увеличения не происходит, обычно вызывают у людей недоумение и объясняются ими таким презренным мотивом, как скупость. С другой стороны, быстрая реакция на соответствующий стимул воспринимается как обычное следствие. Это говорит о том, что средний, обычный размер расходов, который уже достигнут, никогда не является тем уровнем, на достижение которого мы обыкновенно направляем наши усилия. Идеал потребления лежит как раз за пределами досягаемости, либо от нас требуется определенное напряжение для его достижения. Причиной является соперничество, стимул к которому создается завистническим сравнением, побуждая нас превосходить тех, с кем мы привыкли считать себя людьми одного ранга. По сути, то же суждение выражено в банальном замечании о том, что каждый класс испытывает зависть и тянется к классу, стоящему на социальной лестнице ступенью выше, при этом редко сравнивая себя с теми, кто находится ниже или значительно опережает его. Другими словами, норма приличествующих расходов, как и остальные нормы благопристойности, вызывающие соперничество, практически устанавливаются теми, кто занимает следующую ступень почтенности. Таким образом, особенно в обществе, где классовые различия несколько размыты, все каноны почтенности и благопристойности и все установки на определенные уровни потребления восходят постепенным образом к обычаям и привычному мышлению самого высокого в социальном и денежном отношении класса - праздного класса богатых.
В общих чертах именно этот класс определяет, какой образ жизни будет приниматься обществом как благопристойный или престижный, заслуживающий уважения. Функция именно этого класса - разъяснять наставлением и личным примером, каков образ высшей, идеальной формы общественного благоденствия. Но выполнять свою псевдосвященническую функцию высший, праздный класс может только при существенных ограничениях. Этот класс не может по своему усмотрению произвести неожиданный переворот в установившемся у людей образе мышления или внезапно возвратить их к прежним привычкам. Нужно время, чтобы какая-либо перемена распространилась в массах и затронула привычные взгляды людей; особенно много времени требует изменение привычек тех классов, которые занимают более отдаленное положение в обществе по отношению к "светилу". Этот процесс медленнее происходит там, где меньше подвижность населения либо где дистанции между различными слоями больше и выражены резче. Но при наличии времени у праздного класса есть все возможности предусмотреть в целом и в деталях образ жизни общества; тогда как в отношении существенных принципов престижности те перемены, которые в состоянии произвести праздный класс, лежат в неких пределах допустимости. Его наставления и личный пример имеют силу предписаний для всех нижележащих слоев, однако при выработке наставлений, которые спускаются этим слоям, - чтобы служить руководством при выборе форм и методов приобретения почета, т. е. при формировании практической и духовной жизни низших слоев, - эти влиятельные предписания следуют канону демонстративного расточительства, который в различной степени сдерживается инстинктом мастерства. К этим нормам нужно добавить еще один общий принцип, присущий природе человека, - хищнический умысел, - который по своей сути и психологическому содержанию лежит между двумя названными свойствами. Воздействие этого последнего па формирование образа жизни требует особого рассмотрения.
Канон почтенности, таким образом, должен приспосабливаться к экономическим обстоятельствам, традициям и степени духовной зрелости того отдельного класса, образ жизни которого он призван упорядочивать. Надо особо отметить, что, какова бы ни была власть официального порядка вещей, как бы он ни соответствовал основополагающим требованиям престижности в его начинаниях, он ни при каких обстоятельствах не может удерживаться в силе, если по истечении времени или при переходе к менее имущему классу оказывается, что он идет в разрез с первейшей основой благопристойности у цивилизованных народов, а именно способностью надежно служить цели стимулирующего, завистного сопоставления денежных успехов.
Очевидно, что каноны расходования в значительной мере определяют уровень жизни в любом обществе и в любом классе. Не менее очевидно и то, что преобладающий в какое-то данное время и на какой-либо данной социальной широте уровень жизни в свою очередь в значительной мере определяет как формы, которые примет престижное расходование, так и степень, до которой эта "высшая" потребность будет управлять потреблением. В этом отношении общепринятый жизненный уровень оказывает действие, имеющее преимущественно воспрещающий характер: оно направлено почти исключительно на то, чтобы не дать сократиться однажды установившемуся масштабу демонстративных расходов.
Жизненный уровень имеет природу привычки. Он является привычным мерилом и задает привычный порядок реагирования на определенные стимулы. Трудность отступления от привычного уровня - это трудность отказа от однажды усвоенной привычки. Сравнительная легкость, с которой повышается жизненный уровень, означает, что жизнь общества есть процесс эволюции и что он будет без труда развертываться в каком-либо из тех направлений, где самовыражение получает новую степень свободы. Но когда уже усвоена привычка самовыражения по такой заданной линии малого сопротивления, самовыражение будет искать привычный выход даже после того, как в среде произойдут какие-либо изменения и тем самым повысится сопротивление внешних обстоятельств. Эта повышенная способность самовыражения в заданном направлении, которая называется привычкой, позволяет выдерживать значительное увеличение сопротивления, которое внешние обстоятельства оказывают развертыванию жизни. Наблюдаются ощутимые различия как среди разнообразных привычек, или укоренившихся способов и областей самовыражения, которые в значительной мере определяют уровень жизни отдельного человека, так и в том, насколько сохраняется инерция в противодействии среде, а также в степени упорства, с которым индивид ищет самовыражения в заданном направлении.
Таким образом, выражаясь языком современной экономической теории, хотя люди неохотно идут на сокращение расходов в любой сфере потребления, они все-таки в одних случаях делают это охотнее, чем в других; поэтому наряду с неохотным отказом от любых статей привычного потребления существуют определенные виды потребления, от которых люди отказываются крайне неохотно.
Предметы и формы потребления, за которые наиболее крепко держится потребитель, - это обычно так называемые предметы первой жизненной необходимости, или минимум средств к существованию. Минимум средств к существованию, конечно, не является твердо установленным рационом, определенным и неизменным по количеству и виду товаров. Но при данном рассмотрении можно считать, что он состоит из некоторой более или менее определенной совокупности предметов потребления, необходимых для поддержания жизни. В случае все большего сокращения расходов от этого минимума, как можно предположить, отказываются в последнюю очередь. Вообще говоря, самые древние и закоренелые из привычек, управляющих жизнью отдельного человека, - те привычки, которые затрагивают его существование как биологического организма, - являются наиболее живучими и властными. За ними - в несколько неупорядоченной и постоянно меняющейся градации - идут потребности более высокого порядка - привычки, усваиваемые позже в жизни отдельного человека или народа. Некоторые из этих потребностей, например вошедшее в привычку потребление алкогольных напитков и наркотиков, потребность в спасении души (в эсхатологическом смысле) или в доброй репутации, могут в некоторых случаях предшествовать низшим, или более элементарным, потребностям. В общем, чем дольше складывается привычка, тем она прочнее, и чем более она совпадает с предыдущими, усвоенными ранее формами общественной жизни, тем настойчивее данная привычка будет заявлять о себе. Привычка будет сильнее, если отдельные свойства человеческой природы, затрагиваемые ее действием, или особые склонности, находящие в ней выражение, будут свойствами и склонностями, уже ставшими неотъемлемой частью существования или тесно связанными с историей отдельной этнической группы.
Разные люди с разной степенью легкости усваивают привычки и в разной мере способны от них отказываться; это говорит о том, что усвоение отдельных привычек зависит не только от продолжительности привыкания. При решении вопроса о том, какая совокупность привычек станет господствовать в образе жизни индивида, такое же, как и продолжительность усвоения привычки, значение имеют унаследованные склонности и свойства характера. Преобладающий тип передаваемых по наследству склонностей, или, другими словами, тип темперамента, присущий господствующему слою какой-либо этнической общности, в значительной мере предопределяет масштабы и характер жизнедеятельности. Насколько большое значение имеют унаследованные индивидом особенности для быстрого и определенного усвоения привычки, показывает то, с какой крайней легкостью усваивается порой всевластная привычка к алкоголю или как аналогичным образом усваивается неизменная привычка соблюдения обрядов благочестия у лиц, имеющих к тому особую склонность. Схожее значение имеет и та своеобразная легкость привыкания к конкретному человеческому окружению, которая называется романтической любовью.