Кроме собственно военной деятельности, выражением той же повышенной готовности к бою оказывается также институт дуэли, и дуэль является установлением праздного класса. По существу дуэль - это более или менее намеренное обращение к сражению как к последнему средству урегулирования расхождения во мнениях. В цивилизованных общностях она только там распространена как обычное явление, где есть наследственный праздный класс, и почти только в его среде. Исключения составляют (1) военные и морские офицеры, которые обыкновенно являются членами праздного класса и в то же самое время специально обучены хищническому образу мышления, и (2) правонарушители из низов, которые по наследственности или по воспитанию или по тому и другому вместе подобным образом расположены и привычны к хищничеству. К драке как к универсальному разрешению расхождений во мнениях обычно обращаются только благовоспитанные господа да хулиганы. Простой человек обыкновенно станет драться тогда, когда подавлению более сложной реакции на стимулы, вызывающие раздражение, будет содействовать преходящий гнев или алкогольное возбуждение. Он возвращается тогда назад, к более простым, менее видоизмененным формам инстинкта самоутверждения, иначе говоря, в нем временно и бессознательно проявляются атавистические признаки архаичного образа мышления.
Этот институт дуэли как способ окончательного улаживания споров и разрешения серьезных сомнений в первенстве постепенно переходит в неспровоцированную частную драку из чувства долга, понимаемого как обязательство перед обществом, налагаемое добрым именем. В качестве праздно-светского обычая такого рода мы имеем, и частности, немецкую студенческую дуэль, этот эксцентричный пережиток воинственного рыцарства. В низшем или фальшивом праздном классе правонарушителей во всех странах существует подобное, хотя менее официальное, обязательство: хулиган должен утвердить свою мужественность в ничем не вызванной схватке с его товарищами. И, распространяясь по всем сословиям общества, подобная практика находит широкое распространение среди подростков данной общности. Изо дня в день мальчик обычно усваивает до мелочей, как располагаются он и его товарищи в играх по степени их относительной способности драться; и в сообществе подростков обычно не будет прочного уважения к тому, кто, как исключение, не станет или не сможет драться, когда его позовут.
Все это особенно применимо к подросткам, достигшим определенного, несколько размытого порога зрелости. В период раннего детства и в годы тщательной опеки, когда ребенок в повседневной жизни еще по привычке на каждом шагу ищет контакта с матерью, его темперамент обычно не соответствует такому описанию. Во время этого раннего периода агрессивность и враждебность проявляются мало. Переход от миролюбивого характера к хищническому и в чрезвычайных случаях злостному озорству происходит у мальчика постепенно и в одних случаях завершается более полно, в других - менее полно. На ранней стадии развития ребенка, будь то мальчик или девочка, обнаруживается меньше инициативы в агрессивном самоутверждении и склонности к обособлению своей личности и своих интересов от домашнего окружения, в котором он живет, ребенок обнаруживает больше чувствительности к упрекам, застенчивости, робости, а также нуждается в дружелюбном человеческом отношении. В обычного рода случаях такой зарождающийся темперамент переходит путем постепенного, но довольно скорого отживания инфантильных черт в темперамент собственно мальчишеский, хотя встречаются также ситуации, когда хищнические, характерные для мальчишеской жизни черты не появляются вовсе или самое большее появляются лишь в незначительной или незаметной степени.
У девочек переход к хищнической стадии редко осуществляется столь же полно, как у мальчиков, и в сравнительно большом числе случаев он не происходит вовсе, В таких ситуациях переход от раннего детства к отрочеству и зрелости является постепенным и неразрывным процессом смещения интересов от инфантильных целей и способностей к целям, функциям и отношениям взрослой жизни. У девочек реже наблюдается хищнический период в развитии, а в тех случаях, когда он имеет место, хищническая и обособленческая позиция в течение этого промежутка является обычно менее подчеркнутой.
Хищнический промежуток в развитии ребенка мужского пола обыкновенно выражен довольно хорошо и длится в течение какого-то времени, но с достижением зрелости обычно заканчивается (если вообще заканчивается). Это последнее утверждение, возможно, требует весьма существенного уточнения. Отнюдь не редки случаи, когда переход от мальчишеского темперамента к взрослому не совершается или совершается лишь частично - понимая под "взрослым" темпераментом средний темперамент тех взрослых индивидов в современной производственной жизни, которые обладают известной полезностью для процесса коллективной жизни с ее задачами и которые составляют, как можно, следовательно, сказать, реальную среднюю величину производственной общности.
Этнический состав населения в европейских странах различен. В ряде случаев даже низшие слои в значительной мере состоят из нарушающих общественный порядок долихоблондов, в то время как в других этот этнический элемент обнаруживается главным образом среди наследников праздного класса. Привычка драться, видимо, менее широко распространена среди детей трудящихся классов низшей группы населения, чем среди подростков из верхов или среди подростков из стран, названных первыми.
Если бы этот вывод относительно подростков трудящихся классов был найден справедливым при более полном и тщательном рассмотрении данного вопроса, он подкрепил бы ту точку зрения, что воинственный темперамент является в ощутимой степени характерным признаком расы; он, видимо, более широко проявляется в складе господствующего этнического типа - долихоблонда - в европейских странах, чем в тех уступающих ему этнических типах низших слоев, которые, как понимается, составляют основную массу населения тех же общностей.
Может показаться, что пример с подростком не имеет серьезного отношения к вопросу о том, в какой степени наделены доблестью те или иные социальные группы; однако он представляет собой по крайней мере некоторую ценность, способствуя демонстрации того, что боевой порыв свойствен более архаичному темпераменту, нежели тот, которым обладает средний взрослый из трудолюбивых слоев общества. В этой характерной особенности, как и во многих других, ребенок в течение некоторого времени воспроизводит в миниатюре ряд начальных этапов развития человека. Предрасположенность мальчика к подвигам и к обособлению своих интересов нужно рассматривать как атавистический возврат к человеческому характеру, нормальному для культуры раннего варварства, т. е. культуры собственно хищнической. В этом, как и во многих других отношениях, характер представителя праздного класса и характер правонарушителя обнаруживает перенесение во взрослую жизнь и сохранение на ее протяжении черт, которые являются нормальными для детства и юности и которые оказываются также нормальными или обычными для ранних ступеней развития культуры. Черты, отличающие развязного преступника и щепетильного до мелочей праздного господина - если только это различие не сводится полностью к фундаментальному различию между существующими этническими типами, - являются в какой-то мере признаками задержанного духовного развития. По сравнению с той стадией, которой достигает в среднем взрослое население современной производственной общности, эти черты характеризуют фазу незрелости. И мы вскоре увидим, что сей незрелый духовный склад этих представителей верхов и низов общества обнаруживается также в сочетании с другими чертами, отличными от этой склонности к жестоким подвигам и обособленности.
Как будто для того, чтобы не оставалось никаких сомнений насчет свойственной воинственному темпераменту незрелости, мы имеем, покрывая промежуток между периодом, законно отводимым детству, и взрослой жизнью, пусть бесцельные и шаловливые, однако более или менее систематические и намеренные нарушения общественного порядка, популярные среди школьников более старшего возраста. В обычного рода случаях эти беспорядки не выходят за границы периода отрочества. Когда юность вливается во взрослую жизнь, они повторяются все реже и с меньшей остротой и, таким образом, воспроизводят, вообще говоря, в жизни индивида ту последовательность, в которой группа переходила от хищнического к более спокойному образу жизни. В ощутимом числе случаев духовное развитие индивида подходит к своему завершению раньше, чем он выходит за пределы этого незрелого периода; тогда воинственный характер сохраняется в течение всей жизни. Следовательно, те индивиды, которые в их духовном развитии в конце концов достигают возмужания, обычно проходят через временную архаическую фазу, соответствующую постоянному духовному уровню сражающихся и занимающихся спортом мужей. Естественно, различные индивиды в разной степени будут достигать духовной зрелости и трезвых взглядов, и те из них, кто не достигает среднего уровня, остаются пережитком грубой человеческой природы и фоном для того процесса адаптации и отбора, который направлен на повышение производственной эффективности и полноту жизни коллектива.
Это задержанное духовное развитие может выражаться не только в непосредственном участии взрослых в жестоких подвигах юношей, по также косвенно, в содействии и поощрении такого рода беспорядков, чинимых более молодыми людьми. Оно тем самым способствует формированию жестоких привычек, которые будут продолжать свое существование в дальнейшей жизни подрастающего поколения, задерживая, таким образом, всякое движение по направлению к более миролюбивому темпераменту части общества. Если человек, столь наделенный склонностью к подвигам, имеет возможность направлять развитие привычек в юных членах общества, влияние, которое он оказывает в плане сохранения пережитков доблести и атавистического возврата к доблести, может быть очень значительным. Именно таково, например, значение отеческой заботы, расточаемой многими священниками и прочими столпами общества на "бригады мальчиков" и аналогичные провоенные организации. То же справедливо в отношении потворствования развитию "духа колледжа", занятий спортом в университетах и тому подобного, что наблюдается в высших учебных заведениях.
Все эти проявления хищнического темперамента нужно отнести к доблести. Частично они являются простыми и необдуманными выражениями свирепой сопернической позиции, частично - действиями, на которые идут умышленно, с видом на обретение славы за доблестные подвиги. Тем же общим свойством обладает спорт всех видов, включая состязания на приз, бои быков, атлетические игры, стрельбу, рыбную ловлю, парусный спорт и настольные игры, включая даже те виды спорта, где элемент физической подготовленности к уничтожению не является чертой, бросающейся в глаза. При переходе от одного вида спорта к другому происходит незаметный переход от лежащего в основе спорта боя врагов - через ловкость - к хитрости и мошенничеству, причем ни в какой момент этого перехода границу провести невозможно. Основанием пристрастия к спорту является архаичный духовный склад - обладание хищнической склонностью к соперничеству со сравнительно высокими потенциальными возможностями. Сильная предрасположенность к авантюрному подвигу и к причинению ущерба особенно ярко выражена в тех занятиях, которые в разговорной практике носят особое название - увлечение спортом. Возможно, более справедливым или по крайней мере очевидным в отношении спорта, нежели других способов выражения хищнического соперничества, о которых уже говорилось, является то, что хищнический темперамент, склоняющий людей к спорту, есть темперамент мальчишеский. Пристрастие к спорту, следовательно, в особенной степени характеризует задержанное развитие нравственной природы человека. Это особенное ребячество в темпераменте занимающихся спортом мужчин сразу же становится очевидным, когда внимание направляется на изрядный элемент игры, наличествующий во всякой спортивной деятельности. Эту характерную особенность воображать себя кем-то, спорт делит с теми играми и подвигами, к которым привычным образом склонны дети, особенно мальчики. Притворство не входит в равной мере во все виды спорта, но во всех имеется в весьма ощутимой степени. Очевидно, что оно присутствует в большей мере в собственно увлечении спортом и в атлетических соревнованиях, чем в настольных играх, носящих менее подвижный характер; хотя может оказаться, что это правило не обладает сколь-нибудь значительным единообразием применения. Можно, например, заметить, что даже очень мягкосердечные и лишенные фантазии люди, выходя на охоту, склонны брать с собой избыток оружия и личного снаряжения для того, чтобы поразить свое собственное воображение серьезностью их предприятия. И ходят такие охотники важным, театральным шагом, а подкрадываясь к добыче и бешено ее атакуя, что предполагается их геройскими подвигами, они склонны к тщательно продуманному преувеличению своих движений. Подобным образом в атлетике почти неизменно присутствует изрядная доля и напыщенности, и важничанья, и показной таинственности - черт, характеризующих театрализованный характер этих занятий. Все это, безусловно, напоминает игру ребяческого воображения. Спортивный жаргон, между прочим, составлен из крайне агрессивных выражений, заимствованных из терминологии, используемой для обозначения приемов ведения войны. За исключением тех случаев, когда он выбирается как необходимое средство тайной связи, жаргон в каком угодно занятии нужно, вероятно, понимать как свидетельство того, что рассматриваемое занятие оказывается по существу игрой.
Еще одной характерной чертой, которой спорт и охота отличаются от дуэли и ей подобных нарушений общественного спокойствия, является та особенность, что они допускают приписывание им мотивов, отличных от порывов доблести и жестокости. Если при этом имеются какие-либо другие мотивы, то, вероятно, в любом конкретном случае они: будут несущественны, но тот факт, что увлечение охотой и спортом нередко приписывается другим причинам, подтверждает их присутствие на втором плане. Охотники и рыболовы имеют привычку в качестве побуждений, объясняющих проведение досуга излюбленным ими способом, приписывать себе любовь к природе, потребность в развлечении и тому подобное. Такие мотивы, конечно, нередко присутствуют, составляя часть той привлекательности, которой обладает образ жизни рыболова-охотника, однако они не могут являться главными. Эти официально признаваемые потребности могли бы легче и полнее удовлетворяться, не сопровождаясь систематическим приложением усилий к лишению жизни тех созданий, которые составляют существенную часть той самой так любимой охотниками "природы". Нужно признать, что самым заметным следствием деятельности охотников является поддержание природы в состоянии хронического опустошения путем отстрела всего живого, что они только в силах уничтожить.
И все-таки остается основание для заявления спортсмена, что при существующей системе условностей его потребность в отдыхе и контакте с природой лучше всего можно удовлетворить именно выбираемым им способом. Определенные каноны хорошего воспитания навязаны предписывающим примером хищного праздного класса в прошлом и были с приложением известных усилий сохранены в употреблении современными представителями этого класса; и эти каноны не позволят ему, не подвергаясь осуждению, пытаться вступать в контакт с природой на каких-то других условиях. Охота и спорт, будучи занятиями, доставляющими почет, переданными по наследству культурой хищничества в качестве наиблагопристойнейшего досуга на каждый день, стали единственной формой деятельности, осуществляемой под открытым небом в полном согласии с требованиями декорума. Среди непосредственных побуждений к охоте с ружьем и рыбной ловле, далее, может быть потребность в развлечении и отдыхе вне дома. Более отдаленной причиной, ставящей в качестве необходимого условия стремление к этим целям непременно в виде систематического кровопролития, является предписание, нарушить которое нельзя без риска потерять репутацию и вследствие этого нанести ущерб своему самодовольству.
До какой-то степени аналогичным образом обстоит дело с другими видами спорта. Из этих других видов самый лучший пример - атлетические состязания. Здесь, безусловно, также налицо обычай, предписывающий то, какие формы деятельности, физической тренировки и отдыха являются позволительными по кодексу правил достойного уважения существования. Те, кто имеет пристрастие к занятиям атлетикой или восторгается ею, выдвигают заявление, что такие занятия предоставляют наиболее доступное средство отдыха и "физической культуры". А моральную поддержку этому заявлению дает предписывающий обычай. Дело в том, что каноны приличного существования исключают из уклада жизни праздного класса всякую деятельность, которую нельзя отнести к разряду демонстративной праздности. И вследствие этого они имеют тенденцию исключить ее посредством предписания из уклада жизни всей общности. В то же время бесцельное физическое напряжение является нестерпимо противным и скучным. Как было замечено в другой связи, в таких случаях происходит обращение к какой-нибудь форме деятельности, в которой по крайней мере предоставляется благовидное намерение, даже если цель, приписанная этой деятельности, будет лишь воображаемой. Охота и спорт удовлетворяют этим требованиям - фактической бесполезности с благовидной воображаемой целью. Вдобавок в этих занятиях открывается простор для соперничества, и на таком основании они также являются привлекательными. Чтобы выглядеть внешне приличным, то или иное занятие должно сообразовываться с каноном вызывающей уважение расточительности; в то же время всякая деятельность, чтобы ею можно было упорно продолжать заниматься как привычным, пусть неполным выражением жизни, должна подчиняться общечеловеческому канону, требующему, чтобы этой деятельностью достигалась какая-то полезная цель. Праздно-светский канон требует строгой и всесторонней бесполезности; инстинкт мастерства - целенаправленного действия. Праздно-светский канон декорума действует медленно и всепроникающе, отбирая и исключая из общепринятого жизненного уклада всякий существенно полезный или целенаправленный образ действия; инстинкт мастерства действует импульсивно и может быть удовлетворен временно наличием непосредственной цели. Лишь когда вызывающая тревогу скрытая бесполезность конкретного действия входит в комплекс сознания в качестве элемента, по существу чуждого целенаправленности, обычно присущей процессу жизнедеятельности, лишь тогда эта бесполезность оказывает на сознание свое вызывающее беспокойство и отпугивающее действие.