В XVII веке могущество государства в лице короля и официальной церкви рассматривалось как препятствие, мешавшее человеку самостоятельно определять свою жизнь. Либерализм возник в качестве реакции на такое положение вещей, на стремление людей освободиться от пут, сковывавших экономическую, политическую деятельность, право на религиозные убеждения и творческую мысль. Либералы хотели покончить с преследованием за веру, утвердить свободу совести, мысли и самовыражения. Многие шли еще дальше, требуя, чтобы между человеком и Писанием не стояли официально назначенные "толкователи", и отрицая необходимость посредников между людьми и Богом. Некоторые предпочитали выбирать священников голосованием на собраниях прихожан.
Либералы считали, что человек не должен бояться преступников, и требовали, чтобы государство защищало от них подданных. В то же время, понимая, что эта функция защитника легко может стать источником злоупотреблений, они выступали за резкое ограничение полномочий государства. Поэтому они добивались равенства всех перед законом и независимости судов как от законодательной, так и от исполнительной ветви власти. Либералы отстаивали полную свободу передвижения и смены места работы, чтобы каждый человек и каждая семья могли найти свою нишу. Они стремились к утверждению свободного обмена товарами и услугами по взаимно согласованным ценам, беспрепятственного кредитования и накопления капитала. Они хотели, чтобы каждый имел право владеть собственностью и распоряжаться ею по своему усмотрению. Наконец, они старались покончить с практикой предоставления королем монополий отдельным деловым структурам в обмен на денежные платежи. По одной из оценок, в 1621 году количество подобных королевских монополий достигло 700 – это приводило к вздуванию цен на такие товары первой необходимости, как свечи, уголь, мыло, кожа, соль и перец [22] . В качестве выхода либералы предлагали потребовать от короля покончить с изданием законов, ставящих в привилегированное положение (или дискриминирующих) конкретных, известных всем людей или группы.
Если верить лорду Актону, главным фактором, обусловившим возникновение либерализма, стало стремление к свободе вероисповедания. Именно оно, по его словам, было "самым глубинным течением" в годы Английской революции 1641 года и "самым сильным побуждением" Славной революции 1688-го. Люди поняли, что религиозной свободы можно добиться, лишь урезав власть государства. Актон писал: эта важнейшая политическая идея,
...
освящающая свободу и посвящающая ее Богу, внушающая людям, что необходимо дорожить свободами других как своими собственными и защищать их скорее во имя любви к справедливости и милосердию, чем во имя осуществления одного из человеческих прав, – эта мысль стала душой всего доброго и великого, что дал человечеству прогресс последних двух столетий [23] .
Подобная антипатия к чрезмерному могуществу государства, возникшая в XVII веке, развивалась по двум направлениям, между которыми не всегда можно было провести четкое различие. Первое из них, которое я назвал "гражданственным капитализмом", надеясь избежать путаницы с другими похожими концепциями, можно охарактеризовать как попытки не позволить монарху вернуть к жизни принцип "владения" (в терминах Оукшота). Идеал сторонников гражданственного капитализма – нация, объединенная по принципу гражданской ассоциации, а не служащая инструментом воли короля. Подобная антипатия к королю основывалась на укоренившейся еще в XIII веке убежденности в том, что англичане-подданные находятся под властью правителя, а не хозяина, а закон представляет собой нравственный и практический кодекс существования, которым никому, и уж точно ни одному королю, не позволено пренебрегать. Стюартов рассматривали как узурпаторов, покушающихся на многовековые права подданных. Классический либерализм, таким образом, предусматривал уважение к историческим традициям. Его сторонники считали необходимым сохранять основы английской цивилизации.
Другую важнейшую либеральную традицию обычно называют рационализмом. Его сторонники рассматривали борьбу против Стюартов не в рамках реставрации исторических прав: они любые традиции воспринимали как удушающий анахронизм и фактически не делали различия между обычаями и суевериями. Эта концепция, основоположником которой стал Декарт, в стремлении к "четкой и ясной" истине переоценивала способность государства преобразовывать жизнь человека. Выразители классической либеральной традиции, например Локк, были куда скромнее в своих притязаниях:
...
Поскольку… большинство людей, если не все, неизбежно придерживаются различных мнений, не имея достоверных и несомненных доказательств их истинности, то мне кажется, при различии мнений всем людям следовало бы соблюдать мир и выполнять общий долг человечности и дружелюбия. Мы хорошо поступим, если будем снисходительны к нашему незнанию и постараемся устранить его, мягко и вежливо просвещая, и не будем сразу же дурно обращаться с другими, как с людьми упрямыми и испорченными, за то, что они не хотят отказаться от собственных мнений и принять наши [24] .
Либералы-рационалисты были уверены в собственной правоте и необходимости настойчиво добиваться своих целей. Оказавшись в руках подобных людей, эта разновидность либерализма стала стимулом для тенденции западного политического процесса к возврату принципа владения – т. е. централизованного управления людьми и собственностью.
Основополагающие представления сторонников гражданственного капитализма о человеке
Под каким углом зрения рассматривали сторонники гражданственного капитализма жизнь человека? По сути, они воспринимали ее как борьбу против человеческого несовершенства. Особенно их беспокоили два недостатка – порочность и невежество, а значит, свою практическую задачу представители этого направления общественной мысли и практики видели в том, чтобы развивать человеческую цивилизацию за счет создания и совершенствования институтов, поощряющих то, что противоположно этим изъянам, – добродетельность и просвещение. Фундаментальный нравственный идеал гражданственного капитализма заключается в том, что отношения между людьми должны, насколько возможно, основываться на взаимном согласии, а не на принуждении и приказах. Представители классического либерализма отдавали предпочтение этому идеалу, поскольку считали его более соответствующим природе человека, чем правление в духе "помещика". В то же время они выдвигали его именно как идеал – как вызов человеческому характеру, задающий определенный стандарт, к которому следует стремиться. Людям, таким образом, предлагалась концепция идеального образа жизни.
Конкретная система институтов, заслуживающих поддержки, к XVIII веку, когда творили такие либеральные мыслители, как Давид Юм, Адам Смит, Джосайя Такер, Эдмунд Берк и Уильям Пейли, уже достигла определенной зрелости. Представления о характере гражданственного капитализма уточнялись в 1780-х годах, в ходе дебатов об американской конституции, не в последнюю очередь авторами "Писем федералиста", а также немецкими философами Иммануилом Кантом и Вильгельмом фон Гумбольдтом, французским мыслителем Монтескье, а позднее, уже в XIX веке, Алексисом де Токвилем, Джоном Стюартом Миллем и лордом Актоном. В нынешнем столетии эта традиция получила дальнейшее развитие в трудах Фридриха Хайека и Майкла Новака [25] .
Здесь, однако, необходимо избежать путаницы, в которую сегодня впадают многие. Доктрина свободы в рамках закона не трактует свободу как отсутствие любых ограничений, препятствий для реализации любых человеческих желаний. Представители классического либерализма жаждали не "возможностей", а свободы – т. е. не возможностей для осуществления своих конкретных амбиций, а социального устройства, цивилизации, предоставляющих каждому – в рамках закона – свободу действовать ради собственного блага и блага других тем способом, который он считает наилучшим. Повторим формулу Актона: они ценили права других как свои собственные.
Их идеалом была свобода в рамках закона, а не свобода каждого делать все, что он пожелает [26] . Движущей силой такой свободы является совесть, а не голые потребности. Кроме того, их взгляды не носили релятивистского характера. Сторонники гражданственного капитализма ценили свободу не потому, что полагали, будто взгляды и ценности всех индивидов одинаково хороши, а потому, что никакая власть не способна определить заранее, чьи именно действия принесут больше всего добра или пользы человечеству, какие именно ценности, обычаи и институты в конечном итоге будут больше всего способствовать сотрудничеству между людьми. Следовательно, по их мнению, каждый должен свободно вносить свой вклад так, как он считает нужным, а люди смогут распознать реальный прогресс, когда его увидят.
Кроме того, необходимо проводить четкое различие между взглядами таких мыслителей, как Актон и Токвиль, и другой концепцией, которую часто ассоциируют с либерализмом. Речь идет о теории, основоположником которой стал Руссо и которая постулирует, что по сути своей люди хороши, но их портят институты – например, плохие законы или плохое государство. Отсюда следует вывод: если мы хотим стать совершенными людьми, необходимо сначала ликвидировать "портящие" человека институты. Подобные идеи оказали мощное влияние на деятелей Французской революции, которым пришлось на собственном горьком опыте убедиться: если традиции и институты общества оказываются разрушенными, гражданин в конечном итоге остается лицом к лицу с единственной организованной силой – армией. Сторонники гражданственного капитализма не считают, что люди по природе своей хороши. Жизнь – постоянная борьба с несовершенством, в которой наряду с сознательностью каждого важнейшую роль играет социальное устройство.
С идеей о "благородном дикаре" тесно связана другая теория, также родившаяся во Франции. Мыслители эпохи Просвещения во второй половине XVIII века пришли к выводу, что человек способен познать природу своим разумом, из чего они заключили, что все прочие точки зрения на этот счет неверны. Поэтому они твердо верили в научное знание и отвергали любые постулаты церкви как суеверия. К примеру, Вольтер с неприязнью относился к духовенству, а Кондорсе считал, что свободу и равенство людей можно обеспечить, только избавившись от королей, аристократии и церкви. (Руссо, однако, искренне верил в Бога и не разделял антипатии других философов-просветителей к религии.)
Расправившись с христианством, просветители сочли необходимым найти новое определение морали. Они пришли к следующему выводу: поскольку ее источником не могут быть божественные заповеди, нравственность возникает из потребности людей друг в друге. Все нравственные нормы рассматривались как жертвы, принесенные на алтарь целесообразности, или, если взять крайнюю точку зрения на этот счет, высказанную Гельвецием, мораль сводится к формуле взаимной выгоды.
Подобные идеи проторили себе путь и в Англию, где их выразителями стали Уильям Годвин, Томас Пейн и Иеремия Бентам. Годвин считал, что естественная гармония жизни людей приведет к упразднению любого государства. Пейн требовал "очистить" общество от королей, аристократов, священников с их суевериями и начать все с чистого листа, положив в основу права человека. Бентам же полагал, что улучшить жизнь людей можно правовыми реформами, и рассматривал мотивы индивидов как рациональный расчет собственной выгоды. Классики экономической теории попали под влияние Давида Рикардо [27] , не внявшего предупреждению об осторожности, высказанному Адамом Смитом в "Теории нравственных чувств", и рассматривавшего поведение людей исключительно через призму экономического рационализма или погони за удовольствиями, стремления максимально увеличить собственную выгоду. Понятия самопожертвования и долга были либо преданы забвению, либо трактовались наряду с другими формами удовлетворения, получаемого людьми.
Нравственные и правовые основы свободы
Сторонники гражданственного капитализма выступали за создание комплекса институтов, которые, с одной стороны, позволяют минимизировать потенциальный ущерб от действий плохих людей, а с другой – оставляют простор для расцвета и развития всего лучшего в человеке.
Важнейшей основой общества, создающей простор для инициативы и перемен, они считали нравственный порядок, зачастую подкрепляемый одобрением или осуждением, варьирующимся от остракизма до брезгливого недоумения, или, если речь идет о четко определенных случаях, даже угрозой наказания. Закон в строгом смысле слова и представляет собой совокупность таких нравственных правил поведения, соблюдение которых обеспечивается угрозой наказания. Однако верховенство закона – более широкое понятие. Для сторонников гражданственного капитализма оно означает правление законов, а не людей.
Верховенство закона отчасти представляет собой теорию государственного управления, согласно которой это управление должно подчиняться закону, а законодательная, исполнительная и судебная власти должны быть отделены друг от друга. Это также теория о том, каким должен быть характер закона. Парламентарии должны принимать законы только определенного типа – в первую очередь они должны иметь общий характер и не служить конкретным интересам. В прошлом эту идею понимали лучше, чем сегодня. В XVII веке, к примеру, принято было делать различие между законами и указами [28] . Законы представляли собой правила, действующие на постоянной основе, а указы сохраняли силу лишь при жизни короля и представляли собой повеления, предписывающие его слугам выполнять конкретные задачи. Позднее это различие уловил Хайек, отделявший "правила справедливого поведения" от "команд".
Закон необходим по двум причинам: во-первых, он удерживает плохих людей от причинения зла другим, а во-вторых, создает стабильную среду, в рамках которой люди могут использовать свои навыки и знания так, как считают наиболее целесообразным, поскольку могут рассчитывать на существование – и соблюдение – четких, известных всем правил.
В том, что касается познания, сторонники гражданственного капитализма полагали, что людям обстоятельства их собственной жизни известны лучше, чем любому государственному чиновнику. Эту идею четко выразил Берк в "Размышлениях о революции во Франции":
...
Судьба сводила меня с великими людьми (в меру сил я работал сообща с ними), и мне покуда не приходилось видеть ни одного плана, который не был бы исправлен вследствие замечаний, сделанных людьми, кои стояли гораздо ниже по своему пониманию, чем лицо, возглавлявшее дело [29] .
Как позднее объяснил Хайек, суммой знаний и навыков, полезных для нас, владеют индивиды – сознательно или по неосознанной привычке, а следовательно, общество процветает, если оно позволяет индивидам наиболее эффективно использовать знания, которыми обладают только они сами. Свобода в рамках закона создает условия, обеспечивающие эту беспрепятственную инициативность.
Законы и процветание
По мнению Адама Смита, в отсутствие закона энергия людей растрачивается впустую в обстановке разгула преступности. Процветание Англии он считал продуктом ее законов – этому он противопоставлял ситуацию в некоторых странах Востока, где правитель по собственному произволу мог лишить человека имущества. В результате в таких странах люди прятали деньги и ценности, чтобы укрыть их от алчности королей и императоров. В качестве ответной меры во многих странах спрятанные ценности признавались собственностью монарха. Клады, как стали называть такие спрятанные сокровища, разыскивались в таких масштабах, что в некоторых государствах они составляли немалую часть доходов правителей. Законы Англии обеспечивали людям неприкосновенность личности и имущества:
...
Вопреки всем вымогательствам правительства капитал… медленно и постепенно накоплялся благодаря частной бережливости и благоразумию отдельных лиц, благодаря их общим, непрерывным и настойчивым усилиям улучшить свое собственное положение. Именно эти усилия, ограждаемые законом и допускаемые свободой применять свои силы наиболее выгодным образом, обеспечивали развитие в Англии богатства и культуры в прежние времена [30] .
Закон призван не только наказывать за неправильное поведение, но и расчищать путь для добровольного сотрудничества. Приблизительно ситуацию можно охарактеризовать так: уголовное законодательство наказывает за нарушения моральных принципов, а гражданское представляет собой свод правил, облегчающих взаимодействие людей друг с другом в качестве продавцов и покупателей, нанимателей и работников, а значит, и создание материальных благ.
Таким образом концепция гражданственного капитализма представляет собой политическую теорию, основанную на вере в возможность (но не неизбежность) прогресса и предлагающую наиболее эффективные способы его достижения. По сути, сторонники гражданственного капитализма считают, что прогресс происходит методом проб и ошибок. Выдающийся экономист конца XIX – начала XX века Альфред Маршалл отмечал: хотя и может показаться, что в краткосрочной перспективе коллективизм дает больше преимуществ, это связано с тем, что он живет за счет благ, достигнутых ранее благодаря частной инициативе. По мнению Маршалла, чтобы ручей прогресса не иссяк, необходимо, чтобы, принимая те или иные решения, люди рисковали собственным, а не чужим достоянием [31] .
Характер либерального законодательства
Признание необходимости закона для процветания влечет за собой риск злоупотребления карательными полномочиями. Во избежание этого основоположники классического либерализма предлагали сосредоточить все функции, связанные с наказанием, в руках государства, требуя при этом от последнего, чтобы оно угрожало наказанием только в одной форме – в форме заранее обнародованных законов, устанавливающих принципы правильного поведения. На этой концепции закона также следует остановиться подробнее, потому что она отличается от его понимания в XX веке.
Со времен Средневековья и, уж несомненно, с XIII века закон не рассматривался как "любое должным образом принятое решение о наказании", он воспринимался как "уже существующий", просто пока "не открытый" учеными и судьями. Судьи не "выдумывали" законы, а "находили" или "объявляли" их. Отчасти закон воспринимался как промысел Божий, а не область, куда позволено вмешиваться простым смертным. Кроме того, считалось, что в нем воплощена мудрость предыдущих поколений, поскольку во времена Адама Смита большая часть законов относилась к сфере обычного права, а не специально разработанных юридических актов.
Действительно, до XIX века специально разработанных законов было относительно немного. Позднее, к концу этого столетия и особенно в XX веке, тот факт, что государство принимает любые законы, какие пожелает, стал восприниматься как должное, и идея правления в рамках закона утратила смысл. Сегодня закон – главный инструмент государства для достижения его политических целей. Исполнительная власть, по сути, "узурпировала" законодательную. Политизация законотворчества получила новый импульс в конце XIX века, когда избирательное право было расширено. Политические партии боролись за поддержку нового контингента избирателей из рабочего класса, принимая законы, чтобы "купить" их голоса, – эта тенденция имела особое значение для общественных организаций, о чем мы расскажем позже.