С точки зрения здравого смысла такое утверждение неприемлемо, в основном, потому что мы не видим работы по производству пространства. Пространственность "осела" в вещах. Если евклидово пространство воспринимается как вечное и неизменное, то представление о пространстве как о предсуществующем контейнере кажется вполне приемлемым. Поверить в создаваемость пространства трудно. Однако здесь – скорее случайно, чем намеренно – акторно-сетевая теория может оказаться полезной. Представить себе создание сети соотносимых друг с другом объектов гораздо легче, чем производство евклидова пространства (уже хотя бы потому, что в производство объектов вовлечена более или менее зримая инженерия). Действительно, это старая территория акторно-сетевого подхода, изначально предназначенного для изучения гетерогенной инженерии сетей, циркуляции неизменных мобильностей, формирования структур отношений, которые гарантируют, что законы Ньютона (как замечает Брюно Латур) будут одинаковы в Лондоне и Габоне (Latour, 1988: 227). Аргумент ant таков: когда создается (сетевой) объект, создается также и весь (сетевой) мир, с его собственной пространственностью, собственным определением гомеоморфизма и непрерывности формы.
Сети создают регионы, регионы создают сети
Однако это всего лишь первый шаг. Все гораздо сложнее, поскольку образование сетевых пространств предполагает также производство евклидовой пространственности. Отчасти это вполне очевидный аргумент. Объекты (например, корабли), регионы (скажем, страны), измерения расстояний (таких, как расстояние от Лиссабона до Калькутты) произведены сетевыми средствами. Например, границы и расстояния произведены исследователями, которые знали, как использовать теодолиты, чтобы измерить углы между тригонометрическими точками, сделать аккуратную запись этих измерений, принести запись в картографический центр, где на основе уже имеющихся измерений и с использованием имеющихся навыков на двумерной поверхности была нарисована карта.
Анн-Мари Мол как-то заметила, что акторно-сетевой подход представляет собой средство для борьбы с регионами. Если быть более точным, это способ размывания "естественности" региона, разрушения его самоочевидности. Наша задача – показать, что евклидовы условия пространственной возможности или невозможности не даны самим порядком вещей. Напротив, не только сетевые объекты и пространства произведены, но также, по аналогии, и евклидово пространство – есть результат производства. Точнее, результат серии производств устойчивых объектов и параллельного определения гомеоморфизма, как неизменности относительных ортогональных координат; результат серии производств, которые хотя бы частично происходят в сетевом пространстве.
Но если сети способствуют образованию регионов, то существуют ли сети "сами по себе", не испытывая обратной зависимости от евклидова пространства? Действительно ли они, как склонны полагать ANT-теоретики, пространственно автономны? Есть несколько оснований для отрицательного ответа на эти вопросы. Например, приводившееся выше утверждение о зависимости сетевого объекта от серии производств в различных и дополнительных по отношению друг к другу топологических системах. (Мы еще вернемся к данному тезису.) Однако более очевидным нам кажется другой аргумент: создание сетевых объектов напрямую зависит от сохранения их гомеоморфизма в евклидовом пространстве.
Вернемся к португальским кораблям. Как мы видели, они представляют собой сетевые объекты, неизменность которых обусловлена своего рода синтаксисом, порядком отношений. Но они также являются объектами в евклидовом пространстве. Так или иначе, корабль может быть целостным сетевым объектом только в том случае, если является неповрежденным евклидовым объектом. И здесь возникает затруднение. Чтобы создать объект, гомеоморфный в пространстве сетей, приходится иметь дело с евклидовым пространством, т. е. создавать объект (в данном случае объект, имеющий форму корабля), чьи относительные евклидовы координаты постоянны.
Каковы следствия этого утверждения? Их два. Во-первых, старый иерархический подход акторно-сетевой теории – якобы пространство сетей и сетевые объекты являются основанием евклидовой пространственности и евклидовых объектов – ошибочен. Напротив, отношения между двумя этими типами пространственностей и объектностей двусторонни. Во-вторых, производство объекта в одном пространстве предполагает изменения в другом. Иными словами, как было указано выше, производство объектов всегда носит мультитопологический характер, своей "непрерывностью" объекты обязаны пересечению различных пространств.
Втулочный насос как "изменчивая техника"
Пока мы говорили только о евклидовом и сетевом пространствах, но существуют и иные возможности. Для исследования одной из них я прибегну к другому эмпирическому примеру – примеру зимбабвийского втулочного насоса, описанного в образцовой работе Марианны де Лэт и Анн-Мари Мол как феномен нестабильной техники (de Laet and Mol, 2000). Нестабильным этот прибор делает размытость и неопределенность его границ:
Что представляет собой зимбабвийский втулочный насос? Устройство для выкачивания воды из земли, получившее наименование по названию самой значимой части своего механизма? Тип гидравлики, "производящей" воду в определенных количествах и из определенных источников? Или санитарное устройство, которое благодаря бетонной плите, опалубке, гравию и обсадным трубам, не позволяет просочиться зараженной и грязной воде? Тогда в "состав" насоса следует включить саму пробуренную скважину, а также все необходимые измерения, инструкции и пробы. Без них насос непригоден. А как быть с местным сообществом? Насос не может существовать вне деревень, поскольку тогда некому будет поддерживать его в рабочем состоянии, может быть и местное поселение следует добавить к его определению? Тогда, по-видимому, границы определения насоса совпадут с границами Зимбабве: даже по самым скромным меркам зимбабвийский втулочный насос вносит в создание Зимбабве не меньший вклад, чем Зимбабве – в создание втулочного насоса (de Laet and Mol, 2000: 273).
Разве не составные части насоса определяют его объектность и поддерживают его "идентичность"? Однако болты, которыми насос крепится к своему основанию или ручка – к насосу, часто оказываются ненужными. Есть насосы, которые прекрасно без них обходятся. Кожаная изоляция в них с успехом замещается старой покрышкой. Возможно, существует "устойчивое ядро" насоса – некоторые существенные его части – но это ядро постоянно размывается. "Сущностные" механизмы оказываются несущественными и легко заменимыми.
А если мы рассмотрим насос как устройство, обеспечивающее жителей чистой водой? Это тоже очень неопределенный критерий. Иногда насос качает воду, индекс кишечной палочки в которой менее 2,5 микроорганизмов на 100 мл, но отнюдь не всегда. Порой данный показатель вырастает в десять раз, причем, без заметных признаков заболевания среди жителей – все зависит от того, кто использует насос. Или вода может быть "грязной", но все же гораздо чище, чем вода, доступная жителям в близлежащем ручье; тогда мы по-прежнему вправе говорить о "нормально работающем насосе". И опять же если мы не в состоянии зафиксировать бактериологическое загрязнение воды, нашим единственным критерием остается отсутствие заболеваний среди жителей.
Рассмотрение изменчивой природы втулочного насоса может быть продолжено. Получим ли мы искомое "стабилизирующее" определение, если скажем, что насос – это устройство, вовлеченное (как часть государственной зимбабвийской политики) в строительство местных сообществ? Ответ – нет. Часто деревенские общины действительно поощряются к установке на своей территории втулочных насосов, но отнюдь не всегда; насосы конструируются стихийно небольшими группами семей, и, соответственно, не могут рассматриваться как инструмент социальной инженерии зимбабвийского государства. Более того, изменчивость насоса, его "нефиксированность" оказывается важным условием его эффективности: устройство легко трансформируется, приспосабливаясь к местным условиям. Никакой фиксированной структуры, никакого жесткого определения. Будучи установленным и используемым, насос непрерывно трансформируется, меняет свою форму, работает различными способами. В этом есть что-то от поведения его изобретателя, который твердо отказывается принять авторство своего изобретения.
Морган – человек, положивший начало этому распределенному действию… уверен в необходимости отказа от контроля. Успех внедрения, полагает он, зависит от привлечения тех, кто будет непосредственно использовать внедряемое устройство. Соответственно, нужно расчистить место для их собственных методов и интуиции. В противном случае, любое нововведение обречено. Для сферы водоснабжения, говорит Морган, особенно характерно, что все новое и незнакомое попросту не работает, а яркие и сверкающие приспособления превращаются в груду ржавой и бесполезной техники (de Laet and Mol, 2000: 251).
Изменчивая непрерывность
Итак, в евклидовом и в сетевом пространствах втулочный насос – нестабильный объект. Вероятно, его гомеоморфизм утрачивается при постоянных трансформациях. Однако такой вывод ставит нас перед проблемой: действительно ли речь идет о "сломанном" объекте или все же насос сохраняет гомеоморфность, но в некоем ином пространстве? Де Лэт и Мол высказываются в пользу второго решения. Насос как изменчивое устройство является частью (и участвует в производстве) особого типа текучей пространственности – пространства потоков.
Каковы правила преобразования формы в этом пространстве? Каким образом объект сохраняет непрерывность формы в текучем мире? Из примера с насосом мы можем вывести четыре заключения.
• Во-первых, ни одна конкретная структура отношений не является привилегированной. Это означает, что текучие объекты сохраняют свою идентичность в процессе образования новых отношений: реконфигурации уже существующих элементов или добавления других. Однако отсюда следует весьма сильное утверждение – в пространстве потоков изменение необходимо для сохранения гомеоморфизма. Объекты, которые зафиксированы и стабильны, например, в пространстве сетей оказываются сломанными в текучем пространстве. Они иные по отношению к нему.
• При этом не стоит забывать о непрерывности. Соответственно, наш второй вывод состоит в том, что отношения, формирующие объект в пространстве потоков, меняются, но не единовременно, а постепенно. В пространстве изменчивости "топологический разрыв" и утрата целостности происходят не только в случае "застывания" объекта, прекращения всякого его изменения, но и в случае слишком масштабных его трансформаций, которые также разрушают гомеоморфизм. Если все демонтируется одновременно, результатом будет потеря непрерывности формы и идентичности объекта. Возможно, в итоге появится некий иной, альтернативный объект, но он более не будет втулочным насосом.
• В-третьих, из приведенного примера следует, что граница изменчивого объекта не фиксирована. Его части могут устраняться и замещаться другими. Невозможно начертать на песке линию (региональная метафора) и сказать, что гомеоморфизм зависит от этой границы. Действительно, установить жесткую фиксированную границу, значит разрушить изменчивый объект, поскольку гомеоморфизм в пространстве потоков зависит от подвижности границ. Ригидное установление "внутреннего" и "внешнего" чуждо текучей объектности.
• Однако, при всей их подвижности, границы необходимы для существования объекта в пространстве потоков. В какой-то момент различия пересиливают, гомеоморфизм утрачивается: объект изменяется слишком сильно и из втулочного насоса превращается, например, в поршневой насос. Или же растворяется в некоем большем объекте, прекращая свое самостоятельное существование. Таким образом, в пространстве потоков не действует принцип "все допустимо" (anything goes). Текучие объекты создаются практиками, весьма чувствительными к "разрыву", утрате непрерывности. Просто понимание разрыва здесь иное, нежели в сетевом или евклидовом пространстве.
Де Лэт и Мол распространяют такое видение текучего объекта с самого втулочного насоса на его (не) автора Моргана, который отказывается признавать и патентовать свое изобретение. Морган утверждает, что насос был изобретен многократно – во всех местах его разнообразного использования.
Морган создает не-создающего субъекта, растворенное "Я". Не в том смысле, что он сам растворяется и исчезает в пространстве. Распределенным и растворенным оказывается его изобретение. Возможно, его поведение видится нам столь привлекательным, потому что крайне далеко отстоит от поведения современного субъекта, ориентированного на достижение максимального контроля, – субъекта, с легкостью принимающего роль солдата, генерала, завоевателя или любой другой облик сильного и непоколебимого авторитета. Отказаться от контроля, служить людям, прислушиваться к нга-нга [шаманам, ищущим воду], смотреть, как изменяется, приспосабливаясь к местным нуждам, твое изобретение – это не поведение суверенного хозяина. Это феминистская мечта об идеальном мужчине (de Laet and Mol, 2000: 251–252).
Отсюда следует один любопытный вывод. Различие между современным субъектом (кто-то добавит – современным объектом) и несовременным субъектом / объектом показывает, что многие так называемые потоки вовсе не принадлежат текучей пространственности. Например, неизменные мобильности, вроде корабля, являются неизменными, потому что сохраняют свою форму одновременно и в сетевом, и в евклидовом пространстве. Они перемещаются ("плывут") в евклидовом пространстве, но, к пространству потоков никакого отношения не имеют. Следовательно, многое из того, что говорится о "глобальных потоках" – информации, капитале, людях – также принадлежит сетевому пространству и столь же мало относится к изменчивой поточной пространственности.
Действительно, как мы видели выше, текучие объекты теряют свой гомеоморфизм, будучи закрепленными и зафиксированными; эти объекты выходят за пределы возможного в сетевом пространстве. То же касается центров. Краткий эмпирический экскурс. В конце XIX века во Франции сложилась практика: если вы хотели спасти свою корову от сибирской язвы, вы вынуждены были обращаться в лабораторию Луи Пастера (Латур, 2002). В результате, лаборатория аккумулировала ресурсы, необходимые для того, чтобы закрепить ее неоспоримое превосходство. Таким образом, Институт Пастера – как объект в сетевом пространстве – стал центром аккумуляции, его отношения с другими "местами" были закреплены и фиксированы.
Но это именно то, чего стремился избежать Морган! Притом изобретенный им втулочный насос пользуется немалым успехом. Просто его успех не приносит прибыли и вознаграждений одному конкретному человеку. Нет стратегического местоположения, где аккумулируются ресурсы, – нет центра и периферии. Морган действительно "субъект пространства потоков": как и изменчивые объекты, он находится вне сетевых ограничений. А потому он более или менее непонятен. Иной.