"Парижские тайны" Алдов.
…Поговорив с лежащими в палате и пожелав всем выздоровления, скорейшей свободы, он позвал меня в зону - спокойно посидеть, пообщаться, слушая музыку, в их "бендеге". Зоновское начальство, конечно, знало о ее существовании, но имело с нее "откупные" и закрывало глаза. Младший же ментовской состав нырять туда остерегался, чтобы не нарваться на неприятности. Обычно прапорщики войскового наряда клянчили четвертной на бутылку, - не более. Для начальства МВД ЧИАССР и для московских комиссий "пещера Али- Бабы" была не известной, и скрывала всю зоновскую подноготную.
Надо заметить, что "бендега" была знатная и могла бы послужить отличной натурой для снятия очередных "Парижских тайн". Зайдя в зоновскую библиотеку, ни за что было не догадаться, что, помимо стоящего тут библиотекарского стола с картотекой, в окружении книжных стеллажей от пола до потолка, может оказаться еще одно помещение, - но именно так и было. На крышке стола библиотекаря, поставленного тут для видимости работы и для надежности, с внутренней стороны стола была еле заметная кнопка электрического замка. Щелчок - и стеллажная стенка за спиной библиотекаря откатывалась на железных роликах в сторону, открывая потайную комнату метра 4 шириной и 8 длиной, заставленную диванами, креслами, покрытыми импортными гобеленами. Стоял стереофонический магнитофон "Ростов" - новинка советского производства того времени, и какой-то цветной телевизор. А надо заметить, что в то время эти вещи были в зонах строго запрещены в частном пользовании и должны были находиться в специальной культмассовой секции под надзором администрации.
На стенах "бендеги" висели плакаты с видами популярных рок-групп, Брюса Ли и лицами известных спортсменов, а отдельно - несколько фоток разных девиц. На мой вопрос - "А это что, тоже из мира кино?" - Хан ухмыльнулся и ответил: "Да, они такое кино показывают!.. Но только за баксы. Путаны московские это". "Кто?" - переспросил я, не зная тогда "научного" названия проституток. И Хан, весело рассмеявшись, начал объяснять мне род их деятельности, поясняя, что ему приходилось следить за их безопасностью, так как они в московских "крутых" гостиницах ("Метрополе", "Национале", "Интуристе", возле которого был "угол" путан, охотившихся за иностранцами) передавали ему заработанную валюту, которой Хан частично делился с гбшниками, и подкидывали "наколки" на воздушных пассажиров, то есть "упакованных" богатых клиентов.
Комната вся искрилась и переливалась лучами свето-музыкальной установки, вмонтированной в мебельный шкафчик. А венчал интерьер - стерилизатор с кипящими шприцами, стоящий открыто, как в процедурной.
В тот период, и довольно долгий, в зону поступал героин уже в растворе, разлитый и упакованный в пузырьки из-под пенициллина, - и им-то подогревал меня Хан в тот день. Всего нас было пятеро, и один, сам вызвавшийся по этому поводу, набирал, проворно отмеряя героин набитой рукой, шприцы и делал инъекции, отлично попадая в вену.
Уколовшись, разлили кофе "Пеле", в то время дефицитный и на свободе, и разложили на столе хорошие шоколадные конфеты с печеньем и пряниками. Двое уселись играть в нарды, а мы повели разговор о том о сем, неизменно вспоминая волю и с нею связанное. Тогда-то Хан, упомянув навещавших его сегодня гбшников, повел разговор в том направлении, что мол гэбня - это не менты, и их не интересуют наши криминальные дела. А что всякий зэк советскую власть хает - так об этом знает любой дурак, и никому не интересно.
Весь этот разговор был затеян с целью устранить среди нас и всех зэков подозрительность и навести туман на истинную причину визитов. Ведь этот случай был сам по себе из ряда вон выходящим, и я ни до, ни после не только не видел подобного, но никогда и не слышал, чтобы в зону к кому-то ежемесячно приезжали именно с Лубянки, проводя инструктаж!
Обо всем этом должны помнить Пахрутдин из Чечен-Аула, Майрбек Умаев из Серноводска, Алихан из Урус-Мартана и жившие вместе с ним в "бендеге" при зоновском ПТУ Казбек "Золотой" из поселка Калинина (правая рука Лабазанова, вовремя понявший его суть и уехавший в Иркутск, где был в большом авторитете, и где должна была произойти его коронация в "воры в законе", но Казбек был убит в перестрелке с азербайджанцами) и широко известный в Чечне "Махно" - Мамихан Мальсагов, теперь проживающий в Турции и имеющий там одно из самых крупных домовладений, яхту и прочее… Можно назвать и других оставшихся в живых очевидцев, прошедших с нами зону Алды.
Не будь у Хана в то время так высоко поставленный авторитет и крепкие позиции среди большого круга поддерживавших его - все это могло кончиться для него весьма плачевно. И в другой зоне произошло бы определенно: уже не помогли бы объяснения, со всей их кажущейся убедительностью.
Вспомнив "Махно", здесь, на примере хитро сплетенной интриги с ним, самое время точней обрисовать характер Хана.
(NB: Краткий словарь общения.
Коцаные стиры - меченые карты. Киса - мать "Махно". Двинуть фуфло - не уплатить вовремя карточный долг. Затравить - спровоцировать. Выскочить на химию - выйти из мест заключения или из зала суда на стройки народного хозяйства. Катать - играть в карты. Стиры запилились - истрепались карты. Мусор - мент. Тасануть - передать (что-то кому- то). С нуля - новая. Рамс - подлая карточная игра; в данном случае - щекотливая ситуация. Приставки - претензии, условия. Малява для развода - письмо для решения вопроса.)
Вышеупомянутый Игорь Беденко в это время также находился в зоне Алды и жил в "семейке" Хана, так как ранее был его одноклассником. В 1981 году "Беда", придя этапом за аферы из Москвы на Грозненскую тюрьму, сидел в Кизлярском корпусе в одной камере с "Котом" - Данилбеком Ошаевым - и другими ребятами. В камере постоянно шла игра в карты на деньги, которую "затравил" сам "Беда". Как-то Игорь проиграл крупную сумму, и приближался день расплаты. "Беда" через оперативников перевелся в другую "хату", что по тюремным законам абсолютно не оберегает от "фуфла". Не расплатившись, Игорь выскочил на "химию", но долг остался за ним. И когда Игорь опять был возвращен с "химии" за нарушение режима на зону, он скрыл от встречавшего его Хана висевшее на нем "фуфло".
Как обычно, и в Алдах шла игра. "Беда" "катал" с Доккой "Шатоевским", прежде жившим в районе республиканской туббольницы по улице Ленина в Грозном и приходившимся родственником "Хозе" (Николаю) Сулейманову.
В это время в "бендегу", где шла игра, заглянул Мамихан ("Махно") и спросил:
-Что, катаете?
-Да, катаем…
На кону уже в течение нескольких часов было не больше сотни рублей, и "Беда" обратился к "Махно":
-У тебя стиры есть? А то эти все запилились уже.
"Понтовитый" Махно никогда бы не признался, что у него нет колоды, и достал бы ее хоть из-под земли, чтобы лишний раз подчеркнуть свою "крутизну". Многие знали его по Москве и слышали о его успешных делах, которыми так любил Махно прихвастнуть. Кичась богатством, он неоднократно заявлял на зоне, что может построить себе здесь, в лагере, двухэтажный особняк, а все вертухаи будут бегать у него на посылках (многие менты и так уже были им куплены).
Да мусор один сейчас обещал занести. Если что - я вам тасану, - ответил Махно Беде и ушел.
Минут через сорок, найдя совершенно новую, запакованную колоду, он отдал ее играющим. Беда как бы в шутку спросил:
-Ты случайно ее не закоцал?..
-Нет, она с нуля, - ответил Махно, хотя такие вопросы среди катающих вообще против правил. Коцаная, не коцаная, - хочешь, играй, хочешь, не играй, так как каждый игрок, заметивший метки, с легкостью может использовать их в свою сторону. Когда двое играют, то третий вообще не у дел и не имеет права советовать. Само собой, что он не несет ни малейшей ответственности по игре.
Махно ушел, а через час его позвали и объявили, что колода была коцаной, и виноват в этом он, так как играющие могли поссориться до конфликта и даже вызвать кровопролитие. Сказал это Беда, который никогда бы не осмелился это произнести вслух Махно, если б не получил инструкцию от Хана. Получалось, что Докка за это короткое время якобы проиграл Беде 14 000 рублей, по тем временам - три автомашины, огромные деньги, но платить будет не он, а Махно.
-Как так?! - удивился Махно.
-А вот так. Твои карты, ты и будешь платить.
На моментально собранной сходке, как всегда возглавляемой Ханом, весь "рамс" был им разведен в таких ужасных картинах, что это могло закончиться зоновской резней, и Махно выглядел чуть ли не умышленным провокатором, подсунувшим заведомо коцаные стиры. (Все колоды, особенно имеющие клетчатую рубашку, отличаются одна от другой, а режет их заводской станок. Так что уголки и разводы по углам легко "читаются" каталами. Именно фабричные "заусенцы" и неровности и предъявили, как коцки, выполненные Махно).
Мамихан должен был "занести" семь тысяч в зону, а еще семь отдать Беде в день его освобождения, при встрече на воле. Так как Хан был главным авторитетом в зоне, никто не подал слово в защиту Махно (лишь Алихан, с которым тот жил, пытался как-то вступиться). И Мамихан ответил присутствующим:
-Хорошо. Киса приедет на свидание, и я ей скажу о деньгах.
Вскоре мать привезла эти деньги, которые пошли на "общак" Хоже. А иными словами, это была недельная пьянка-гулежка, и наркотиков досталось всем, кто был более или менее в зоне заметен. Несколько тысяч дали менту - капитану Шахбиеву, ДПНК - на ампулы омнапона, морфина и промедола, которые он и занес в большом количестве в лагерь.
Когда я приехал на больничку, приходило много встречающих, они и поведали эту историю в красках. Я удивился: - Как это так? Беспредел. Двое играют - а третий платит. И вообще, после игры никаких приставок не бывает.
Со мной находились Ибрагим Сусаев из Ачхой-Мартана, Салаудин Исмаилов и другие. Наше мнение быстро распространилось по зоне. В 1981 году, когда Беда не выплатил долг, я тоже был с ним в тюрьме, но только в другом корпусе, и знал о произошедшем. А о подробностях слышал уже в Науре от Данилбека Ошаева и других очевидцев. Я написал маляву на зону в Наур бывшим сокамерникам Беды и отправил ее с уходящим этапом, и через две недели (то есть через этап) получил ответы о фуфле, двинутом Бедой, и о том, как с помощью оперов он соскочил тогда с хаты. А среди зэков, по понятиям, фуфлыжник - это то же самое, что неопущенный "петух", то есть нетрахнутый педераст, и считается непростительным позором.
Махно сам пришел ко мне и изложил свое видение ситуации. Я знал, что за всем стоит Хан, и отдал Хоже эти ответные малявы для развода - решения судьбы Махно.
Хан, само собой, переговорил с Бедой, укорив за сокрытый грех, и оттолкнул от себя: Беда должен был жить на стороне. Был назначен день разборок, проходивших в ПТУ, где собралось человек шестьдесят или больше. Мне было жаль Махно из-за явной несправедливости и махрового беспредела: он стоял в дверях, как зять, и ждал решения. Я хотел выступить жестко, но Хан перехватил слово и повел ситуацию так:
- Махно, ты ж в Москве крутился? Если ты лоха кидал, тебе это считалось? Сейчас тебя кинули, как лоха, и единственная вина Беды - что он не предупредил в зоне, что за ним есть фуфло. Беда эти деньги вернет, как фуфлыжник, но ты их не получишь. Потому что ты лох. Ты овца, тебя как овцу и обстригли. А деньги пойдут на общак.
Таким образом ни в чем не повинному Махно Хан указал место, принизив того перед всеми. И это не просто одна из интриг, свойственных Хану, но и манера его мышления: голова Хожи полна подобными схемами.
…Иногда в какую-нибудь "бендегу" вдруг врывался дежурный офицер с войсковым нарядом, что в первый раз меня довольно обеспокоило, так как сидели мы в тот раз на подстилках из мебельных матрацев, покрытых гобеленом и расстеленных прямо на полу маленькой комнатки. А посередине на клеенке лежали куски вареной баранины, виноград, апельсины, другие фрукты и овощи, черная икра, сыр, конфеты, что-то еще из пищи, баллон в три литра с коньяком, другой - с шампанским (так легче было заносить в зону), пара-тройка этих напитков в бутылках, граммов 50 анаши в целлофановом пакете, уже забитые папиросы рядом и несколько шприцев, заправленных героином, и тройка флаконов из-под пенициллина с этим препаратом. То была встреча нас, пришедших на больничку из другой зоны, и, как понимаете, пользующихся достаточной известностью и авторитетом в "том мире".
Рядом со мной сидел молодой тогда еще "вор в законе", а вернее, "свояк" или "жулик", так как "вор в законе" - это термин уголовного розыска, - девятнадцатилетний Нугзар Торчинава - "Торчик", известный сейчас в Москве среди крадунов-барсеточников. И тут же был Игорь "Бакинский" - молодой, но уже тогда действительно известный и авторитетный "свояк", - было нас человек 8-10. Заскочил, как я уже говорил, наряд, и я инстинктивно стал ошеломленно мыслить, как и куда все это выкинуть или спрятать, ведь пахло прибавкой к сроку в года три, а самое простое - полгода ПКТ.
Но зашедшие "милиционеры" глянули на всю эту картину, спросили: "Что, встречу празднуете?", выпили по преподнесенной чарке коньяка, получили деньги от одного из нас и ушли, пожелав - "Всех благ и скорейшего освобождения!".
Такой была в то время зона "Алды", и многие из пришедших туда впервые отведали, именно там, страшно дефицитные тогда на свободе бразильский кофе, финские конфеты, черную икру, попробовали наркотики и многое из того, о чем на воле и не подозревали или знали понаслышке. Контингент шел разный, и нишу занимал соответствующую.
Здесь место сказать, что советская власть даже в застойный период всегда пыталась показать, особенно Западу, будто в СССР нет политзаключенных. Поэтому диссидентов и тех, кто занимался антисоветской деятельностью, старались подвести под уголовную статью, и легче всего это было сделать по статье 209 - "Тунеядство". Достаточно вспомнить нобелевского лауреата Иосифа Бродского. КГБ не давал преследуемым трудоустроиться, участковый писал рапорты - и заводилось дело, приводившее за решетку. Люди только успевали освобождаться - и сразу же уходили в лагерь опять.
Таким образом, далеко не все инакомыслящие, диссиденты, правозащитники были осуждены по политическим статьям (как 190 - "Заведомо ложные измышления, порочащие Советский государственный и общественный строй", или пресловутая "Антисоветская агитация и пропаганда") и оказались в политических лагерях в Мордовии (Дубравлаг), Иркутской области (Тайшет) и т. д., или даже в печально известной Владимирской "крытой".
Рядом со мной, допустим, в Науре отбывал срок Михаил Амираджиби - бывший директор Мосфильма; было много сектантов - пятидесятников, баптистов и т. д.; за веру страдали и иудеи, христиане, мусульмане. А конкретно в Алдах в этот период двое - работали на больничке санитарами, и еще в зоне было человек шесть фактически политзаключенных. Многие зэки прибегали к их помощи для писания кассационных жалоб, и все знали о подлинном роде деятельности, приведшем их за решетку: в лагерях эту информацию не утаить.
Не только осужденных поразило бы обилие деликатесов, имевшихся на "общаке" и предлагаемых на "встрече" вновь прибывшим в зону этапом, - из особенно авторитетных. - Ведь и многие из охраны слонялись по зоне с целью "на халяву", то есть дармовщину, слопать что-либо вкусненькое, - то, что менты и так крали из передач заключенным. Выпить спиртного, а кто - был любитель накуриться анаши, и кое-кто даже "сидел на игле" - занося, торгуя и коля себе омнопон, морфин, промедол, другие опиаты. Этим занимались и некоторые из врачей, списывая наркотики при операциях осужденным. Так, больному делали инъекцию релланиума или подобного снотворного препарата, а по документам проводили морфин, используя его для собственного употребления.
Были среди охраны и офицеров администрации настоящие "глиномесы", те, которые, улучив момент или заступив на ночное дежурство, прибегали к сексуальным утехам с "опущенными", то есть пассивными гомосексуалистами, и прямо-таки болели этим. Назову хотя бы бывшего одноклассника Хана, С.М., который по иронии судьбы стал начальником его же отряда. Как-то в 1995 году мы летели со старшим братом С.М. из Нальчика в Москву и разговорились о Хане. Брат, также учившийся в 22- й школе с Хожей, вспомнил то время, когда бывал он в Лазании: "Теперь с Ханом и поговорить невозможно, так как он постоянно занят приемом генералов с Лубянки. Зайдешь в Лазанию, а там то Коржакова встретишь, то Суслова".
…Чего только не было в лагерях! Зона есть зона, закрытая от внешних глаз среда обитания со всей свойственной ей грязью, с гипертрофированными низменными инстинктами человечества. То же самое, в той или иной форме и степени, происходит и в современных "зонах" России. Ведь любой лагерь по существу является прототипом страны, в которой он расположен. Потому, когда бы ни вышла эта книга, если удастся ей увидеть свет, - ничего не изменится: сжатое пространство наиболее контрастно и извращенно отражает весь государственный социум в миниатюре. И каждая наша тюрьма должна рассматриваться, как макет России.
Глава 9. "Мовлид" в зонах
Наша первая с Ханом встреча в зоне произошла в один из дней, кажется, февраля месяца 1984 года. Я вышел вечером из больничной палаты в темный коридор, где освещением была лишь полоса света, падающего из душевой или из открывающихся иногда палат. В конце коридора, за освещенной полоской, возились двое, складывая мешки с передачами в углу, и тут я разглядел, что один из них - Хан. Окликнул - и, взаимно удивляясь, мы торопливо поздоровались.
В глазах его еще была растерянность и неуверенность только что прибывшего: это были его первые дни в зоне; родственники, подъехав, передали ночью продукты. Впоследствии он быстро освоился, что называется, - оклемался, так как встретил его и забрал в свою "семейку" Саид-Ахмед - отличный, умный мужественный парень, имеющий к тому времени высокий авторитет в зоне, и на удачу оказавшийся Хану родственником или односельчанином - из Гельдегена.
Позже, во время последнего ареста Хана в 1989 году, и до своей смерти от самопроизвольного выстрела из "ТТ", Саид-Ахмед был одним из самых авторитетных лидеров в так называемой "Чеченской ОПГ". "ТТ", имея большую убойную силу, остается крайне подлым оружием, так как скопирован с американского "кольта" армейского образца начала 20-го века с большим идиотизмом: ортопедическими неудобствами, такими, что при стрельбе зачастую затворная рама, при откате, отшибает изгиб большого пальца, но главное - отсутствие предохранителя. Лишь полувзводное положение "собачки" предохраняет от самопроизвольного выстрела, когда патрон находится в патроннике, и небольшой срыв ее с этой позиции приводит к выстрелу, что и произошло с Саид-Ахмедом, когда он нагнулся, зашнуровывая обувь.
В лагере, прогуливаясь иногда вечерами по небольшой тополиной аллее, что находилась между бараками, мы беседовали с Ханом на различные темы. Именно тогда я поделился с ним своими взглядами на подлость существующей тоталитарной системы, говорили о природных богатствах и прежде всего - нефти в нашей республике. О том, как Москва грабительски относится к ней, отбирая все средства, получаемые от нефтехимического и смежного производств, возвращая лишь копейки, так, что республика была на одном из самых последних мест в бывшем СССР по уровню жизни и количеству заболеваний туберкулезом, разного рода злокачественных образований - по причине ужасной экологической обстановки.