Второе ностальгическое отступление. Я до сих пор с гордостью храню удостоверение "Отличник социалистического соревнования Министерства общего машиностроения СССР" с подписью О. Д. Бакланова, бывшего министра Минобщемаша, в описываемый момент находившегося в "Матросской тишине" за членство в ГКЧП. Подпись не подлинная – клише, но тем не менее это самый дорогой для меня документ, потому что с этим именем связаны выдающиеся победы создателей отечественной ракетно-космической техники, к числу которых относится и успешное осуществление программы "Буран-Энергия". Этот проект, судьба которого, как и многих других, оказалась по воле "младореформаторов" трагичной (проект был окончательно похоронен в середине 90-х), был в какой-то мере продолжением проекта "Буря", начатого еще в 50-х годах легендарным ОКБ С. Л. Лавочкина. В конце 50-х годов в связи с блестящими результатами работ над ракетой Р-7 команды С. П. Королева, с одной стороны, и недостатком государственных средств, с другой стороны, исполнение проекта "Буря" было приостановлено. В результате ОКБ Лавочкина практически осталось без работы, что в какой-то мере послужило причиной преждевременной кончины его руководителя. Но в середине 70-х годов, когда время бросило очередной вызов, поставив новые задачи перед создателями ракетно-космической техники, проект "Буря" возродился на неизмеримо более высоком уровне развития науки и техники и был триумфально воплощен в жизнь беспрецедентным по сей день беспилотным полетом, завершившимся ювелирно точной автоматической посадкой советского космического челнока "Буран". И хотя Государственные испытания этого комплекса возглавлял уже другой министр – В. X. Догужиев, заслуги О. Д. Бакланова в этом проекте невозможно переоценить.
Под занавес съезда состоялось одно выступление, ради одного которого стоило приехать в Москву. Это было выступление иностранца, испанца Карлоса Вальехо – рабочего бывшей испанской государственной автомобильной компании SEAT, в то время уже принадлежавшей немецкому автомобильному концерну VW. Рабочие этой компании, случайно узнав о прохождении в Москве нашего съезда уже во время его работы, срочно собрали необходимые деньги и, без специального приглашения, рискуя опоздать, направили своего представителя для предупреждения пролетариата первой страны рабочих и крестьян от возможных поспешных, необдуманных решений. Их посланник успел попасть в зал к самому закрытию съезда, когда делегаты уже начали разъезжаться. Уже под громкие звуки захлопавших сидений председательствовавший попросил у делегатов разрешения на дачу слова вновь прибывшему гостю, на что они милостиво согласились. Испанец к моменту своего выступления уже знал о настроениях съезда и поэтому очень волновался, пытаясь, максимально смягчая выражения, образумить российский пролетариат, который легкомысленно, на глазах изумленного мирового пролетариата добровольно сдавал себя со всеми потрохами в лапы капитализма. Стоявший плотно рядом переводчик, пользовавшийся тем же микрофоном, что и докладчик, создавал испанцу дополнительные сложности. Посланник испанского пролетариата начал с предупреждения, что на самом деле на Западе нет тех свобод, о которых вещает западная пропаганда, чем сразу вызвал гул недовольства, прокатившегося по залу. Примеры, взятые им из непосредственной "капиталистической жизни", никак не вязались с теми сладостными картинами, которые вовсю, яркими красками рисовали тогда газеты, воспевая неустанную материнскую заботу владельцев компаний о благе своих наемных работников, во что российский "гегемон" уже успел свято уверовать. По сообщениям испанца выходило, что в условиях частной собственности рабочие не должны терять бдительность ни на минуту, и только постоянная борьба за свои права является единственным средством для обеспечения себя и собственной семьи необходимым минимумом средств для ведения очень скромной жизни. Но большинство остававшихся в зале делегатов, даже под давлением фактов, приводимых испанцем, не желало расставаться с вновь обретенной сказкой о свободном капиталистическом рае, быстро сменившей поднадоевшую сказку о рае коммунистическом. Депутаты отказывались верить испанцу, не позволяя даже тени сомнения омрачать светлый образ "огоньковского" капитализма. Послышались выкрики: "Хватит пропаганды!", "Провокатор!". Но мужественный испанец, догадываясь, чем вызваны шумное недовольство и крики в зале, пытался снова и снова найти убедительные аргументы, чтобы заставить людей хотя бы на минуту задуматься над его словами. Тогда еще в народе не было навыка устроения публичных обструкций неугодным ораторам, все еще сохранялись приличия, поэтому докладчику дали договорить до конца. Он говорил об очень важных вещах, например о том, что главной ценностью в экономике является не физическая, а технологическая собственность; что разработки HIGH-TECH в странах капитала независимы от рыночной конъюнктуры и полностью выведены из поля капиталистической конкурентной борьбы; что они ведутся в основном на государственные деньги и далеко не каждое государство Запада может их себе позволить; что желание одним прыжком оказаться в рынке может привести общество к огромной трагедии и что не нужно никого копировать, тем более исполнять условия, уже продиктованные МВФ, а нужно находить собственные пути экономического развития. Но все было напрасно, разумным и убедительным речам испанца никто не хотел верить.
"Перелом в идейном состоянии" или, проще, тотальное умопомрачение советского народа превысило критическую массу не только благодаря умелой агрессивной пропагандистской компании "либералов", использовавших современные технологии "промывания мозгов", но также произошло в значительной мере и из-за определенных черт характера, свойственных русскому народу. Собственно говоря, эти отдельные, как правило, не лучшие черты характера русского народа были широко использованы "либерально-демократическими" политтехнологами для манипуляции сознанием советских людей. Поэтому, прежде чем перейти к практическим вопросам, мы посвятим следующую главу целиком одной теме-прояснению некоторых черт характера русского народа, которые в значительной степени влияли и влияют на его образ жизни и мыслей.
2. Особенности национального характера
В конце 80-х, начале 90-х годов наши обычные рядовые граждане с детской восторженностью начали открывать для себя, родственников, сослуживцев и знакомых сладкую "заморскую" жизнь, бывшую ранее почти недоступной. В коротких передышках между хождениями по магазинам и осмотром достопримечательностей им попутно удавалось бегло знакомиться с нравами и обычаями местных народов. Повсюду – в самолетах, в привокзальных буфетах, в кафе можно было слышать захлебывающийся восторг возвращавшихся на родину первооткрывателей, утверждавших: "Да они такие же, как мы!". При этом речь одинаково велась и об итальянцах, и об испанцах, и о французах, и, конечно же, об американцах. Чего в этих восторгах было больше – провинциальной наивности, печальных результатов гипертрофированного интернационального воспитания или извечного русского желания быть "не хуже других" – сказать трудно, но это роковое заблуждение о схожести русского характера с характерами других народов сыграло не последнюю роль в крушении СССР.
Пытливыми умами разных ученых в разное время осуществлялись многократные попытки анализа фактов и даже создания теорий, объясняющих существующее на Земле удивительное разнообразие культур и народов. Появлялись, например, теории (Гердер, Ратцель, Гребнер), которые утверждали, что обычаи, нравы, культура и даже тип анатомического строения этносов напрямую зависят от естественной среды их обитания (климата, близости к морю, горам, разломам земной коры и т. д.). Несомненно, что природно-климатический фактор каким-то образом отражается на характере общественных и экономических отношений того или иного народа, на его менталитете. Однако нельзя утверждать, что он один ответственен за существующее на сегодня многообразие народов, и тем более соглашаться с тем, что он определяет антропологию человека. Такому утверждению и существующим теориям прямо противоречат известные факты. Так, например, в Руанде в одних и тех же климатических условиях с незапамятных времен живут карлики-пигмеи и стройные высокие красавцы тутси. Путешественника по Африке, наслаждавшегося доброжелательностью туземцев и сердечным гостеприимством во время пребывания в одном племени, могли запросто сожрать на ужин в другом племени, отстоящем от первого на какие-нибудь пару десятков километров. И по сей день вряд ли кто-то сможет вразумительно объяснить это буйство природной фантазии. Поэтому в вопросе о происхождении человеческого многообразия для того, чтобы не отвлекаться на не относящиеся к объекту нашего исследования вещи, нам благоразумнее всего будет стать на религиозную точку зрения, объясняющую феномен бесконечного разнообразия природы, включая человеческие типы, бесконечной мудростью Создателя, нам недоступной. Дарвинское происхождение видов отбросим как бездоказательную, хотя и остроумную выдумку.
На основании уже имеющегося и у меня опыта личного общения с представителями разных народов я тоже могу утверждать, что между нравственными устоями жителей разных стран, культурой, представлениями о чести, достоинстве, справедливости лежат необъяснимые и, самое главное, практически непреодолимые пропасти различной глубины и ширины. А склад характера, менталитет восточных народов, таких как китайцы, вьетнамцы, японцы, корейцы, их мироощущение для нас вообще непостижимы, как если бы они были пришельцами с других планет. В подтверждение сказанного можно привести мнение А. А. Зиновьева, прозвучавшее в одном из его интервью:
"Все большие народы содержат в себе многообразие человеческих типов. Можно найти все общие социальные закономерности. Различают народы пропорции тех или иных закономерностей. Скажем, итальянцы более музыкальны, чем другие народы, это не значит, что каждый итальянец поет или играет, но в целом степень музыкальной культуры выше. Отсюда и Да Скала, и все певцы, композиторы. И так далее. Немцы более самоорганизованы. Может, раз в десять более, чем мы – русские. У нас очень низкая степень самоорганизации. Хотя мы можем найти и неорганизованного лоботряса-немца, и высокоорганизованного русского. Когда даем характеристику народа, надо иметь в виду массовую характеристику. Русский народ по многим показателям очень отличается от западноевропейских народов".
В этой связи возникает очень интересный вопрос – а как долго могут оставаться характерные массовые черты народа неизменными, за какие промежутки времени они могут заметно меняться и от чего это зависит? Ускоряется или замедляется этот процесс при перенесении народом глобальных катаклизмов – вражеских нашествий, массовых переселений, эмиграции, кровавых войн, интервенции, гибельных эпидемий, или, другими словами, как быстро адаптируются различные народы к изменению условий проживания, теряя свои прежние черты характера и приобретая новые? И главный вопрос, который нас будет интересовать в дальнейшем повествовании – как быстро может народ заиметь совершенно новый характер, ранее ему не свойственный? Разумеется, исчерпывающий ответ на поставленные вопросы могут дать только специалисты, причем различных научных дисциплин, поэтому рассмотрим его на бытовом уровне и ограничимся только теми моментами, которые необходимы нам для дальнейшего изложения.
Закон сохранения национальной идентичности
Выведение этого закона начнем с рассмотрения примеров эмиграции. Как уже было сказано, мир был создан и существует таким, что уклад жизни и характер у разных народов разный. Именно поэтому эмиграция почти для каждого человека – это глубокое душевное потрясение, стресс, сравнимый с потерей близкого человека. Неизбежные тяжелые переживания, связанные с эмиграцией, некоторые люди пытаются иногда скрыть даже от себя самого показной бравадой, нарочито пренебрежительным, порой подчеркнуто – издевательским отношением к своей бывшей родине, оправдывая тем самым, хотя бы в своих глазах, измену своему происхождению, своим корням. Большинство эмигрантов, как правило, принимают с готовностью и безоговорочно ценности и нормы общежития нового для себя общества, ломая в себе при этом все те добрые воспоминания о своей прошлой жизни, которые они бережно в себе до сих пор хранили и которые им служили верной поддержкой в трудные минуты. После этой внутренней борьбы они в конце концов, успешно мимикрируют, приспосабливаются к чужой среде, становясь вполне нормальными гражданами приютившего их государства. Но где-то глубоко внутри, помимо воли эмигранта, всегда сохраняется нерастворяющееся ядро принадлежности другому народу и культуре, которое в критические моменты жизни может стать возобладающим фактором поведения. Только в том случае, если на момент эмиграции ребенку было менее 12 лет и в семье принципиально отказались от общения на бывшем родном языке, попутно оборвав все связи с бывшей родиной, это националистическое ядро растворяется полностью, без остатка. Взамен его вырастает ядро национальной принадлежности другой стране. Только таким образом может произойти абсолютная ассимиляция и самая быстрая по времени (за одно поколение) потеря эмигрантом национальной идентичности. Я был свидетелем семейных трагедий, когда между родителями и детьми в результате переезда в другую страну, на основе свершившегося факта разведения отцов и детей по разным нациям не только исчезает взаимопонимание, но и полностью утрачивается мало-мальский контакт. Мужчины в своем большинстве адаптируются к новым условиям значительно труднее и дольше, чем женщины. И в результате ребенок каждый день наблюдает у себя в доме непонятное существо, которое ночует в спальне его мамы, изредка говорит с нею на непонятном языке, исправно, молча выполняет какие-то работы по дому, а иногда по вечерам что-то тихо мычит себе под нос и роняет мутную слезу при просмотре видеозаписи непонятного фильма, в котором звучит все тот же непонятный язык.
Совсем другая ситуация складывается в случае, когда эмигранты, представляющие одну страну и культуру, проживают компактно, занимая один квартал, район и т. д. С одной стороны, такое локальное скопление представителей одной нации служит хорошей гарантией сохранения некоторых самобытных черт переселенцев, обеспечивает более мягкое, без лишних стрессов погружение их в новую среду обитания. Но с другой стороны, эта компактность проживания эмигрантов является серьезным препятствием на их пути к успешной интеграции в новое общество, провоцирует добровольную самоизоляцию от местного населения и способствует установлению собственных неписанных норм поведения и жизненных ценностей в пределах сферы своего обитания, причем очень близких к стандартам бывшей родины. Поэтому такие районы являются зоной особого внимания иммиграционныхслужб и головной болью для государственных чиновников, включая муниципальные службы и полицию принимающей страны. В таких образованиях характерные для народа черты уже могут передаваться из поколения в поколение в течение значительных промежутков времени. Самый выдающийся тому пример – народ Израиля, который, бережно сохраняя на протяжении тысячелетий свой язык и все свои самобытные народные черты в неприкосновенности, после 2000 лет рассеяния по всему белому свету снова собрался и создал свое государство под тем же именем, на том же месте, с теми же духовными ценностями и традициями. Этот вдохновляющий образец всепобеждающей народной преданности своим историческим корням должен служить другим народам в качестве мощного источника оптимизма.
Для продолжения выведения закона национальной идентичности обратимся к примеру России, основное население которой всегда оставалось на земле своих предков, но на протяжении своей истории постоянно подвергалось вражеским нашествиям и опустошительным войнам, в том числе междоусобным, кровавым бунтам и интервенции. Для выяснения степени изменчивости характера русского народа (именно так обобщающе называется население России на Западе) ограничимся глубиной поиска в 1,5 века. За это время над Россией прогремели две мировые, множество локальных войн, несколько революций с сопутствующими им гражданскими войнами. Последние несли с собой идеи радикального разрыва с прошлым, крутой ломки национального характера и воспитания нового человека, поэтому выбранный промежуток времени для нашего исследования представляется вполне достаточным. Для проведения объективного сравнения необходимо ввести еще одно ограничение – для нашего опыта следует выбирать только такие слои населения, у которых максимально сохранился род и приемы профессиональной деятельности. К сожалению, в этом смысле Россия имеет очень небогатый выбор – пролетариат в середине XIX века в России отсутствовал полностью, от 90 % слоя крестьян с традиционным укладом семьи и хозяйства к средине XX века не осталось ничего, как и от купечества и аристократии. К сохранившимся за 1,5 века в России слоям населения можно отнести лишь духовенство и чиновничество. Остановимся на последнем. В качестве надежного источника информации, сообщающего нам черты характера типичного русского чиновника середины XIX века, используем дневники нашего гения – Федора Михайловича Достоевского. Нет и не было другого такого человека, который бы так же глубоко и сильно любил и знал русский народ, как Федор Михайлович. В своем "Дневнике писателя" за июль 1876 года писатель сравнивает отношение к труду усредненного немца и русского и приводит следующее описание типичного русского чиновника:
"Всякий знает, что такое чиновник русский, из тех особенно, которые имеют ежедневно дело с публикою: это нечто сердитое и раздраженное, и если не высказывается иной раз раздражение видимо, то затаенное, угадываемое по физиономии. Это нечто высокомерное и гордое, как Юпитер. Особенно это наблюдается в самой мелкой букашке, вот из тех, которые сидят и дают публике справки, принимают от вас деньги и выдают билеты и проч. Посмотрите на него, вот он занят делом, "при деле": публика толпится, составился хвост, каждый жаждет получить свою справку, ответ, квитанцию, взять билет. И вот он на вас не обращает никакого внимания. Вы добились наконец вашей очереди, вы стоите, вы говорите – он вас не слушает, он не глядит на вас, он обернул голову и разговаривает с сзади сидящим чиновником, он взял бумагу и с чем-то справляется, хотя вы совершенно готовы подозревать, что он это только так и что вовсе не надо ему справляться. Вы, однако, готовы ждать и – вот он встает и уходит. И вдруг бьют часы и присутствие закрывается – убирайся, публика! Сравнительно с немецким у нас чиновник несравненно меньше часов сидит во дню за делом. Грубость, невнимательность, пренебрежение, враждебность к публике, потому только, что она публика, и главное – мелочное юпитерство. Ему непременно нужно выказать вам, что вы от него зависите: "Вот, дескать, я какой, ничего-то вы мне здесь за балюстрадой не сделаете, а я с вами могу все, что хочу, а рассердитесь – сторожа позову, и вас выведут". Ему нужно кому-то отмстить за какую-то обиду, отмстить вам за свое ничтожество".
И хотя у современных Акакиев Акакиевичей после революций и партийных чисток спеси немного поубавилось, родовые пятна царских чиновников явственно проглядывают на них и сегодня, поэтому под приведенным очень суровым, но правдивым обличением Достоевского подпишется почти каждый наш современник, который имел или имеет сегодняшний опыт хождения по отечественным "инстанциям".