После 1967 г. на первый план все больше и больше выходят Джозеф Берк и Мэри Барнс. Благодаря Кингсли Холлу Мэри Барнс стала известной. В июне 1968 г. в "Sunday Observer" вышла статья под названием "Как Мэри Барнс в сорок два родилась заново". 11 апреля того же года в Центре искусств Камдена состоялась ее первая персональная выставка картин. Ее случай стал хрестоматийным примером эффективности пребывания в терапевтических коммунах, а сама Мэри, вплоть до своей смерти в 2002 г., – культовой фигурой британской контркультуры. Благодаря этому "путешествию" она стала известна, благодаря ему продавались ее картины, а в 1979 г. Дэвид Эдгар издал пьесу под названием "Мэри Барнс" [248] .
В 1968 г. само помещение Кингсли Холла оставляло желать лучшего, поскольку за его состоянием никто не следил. Кроме того, что самое важное, окрестные жители не одобряли такого соседства. Иногда возвращавшаяся ночью из паба молодежь бросала в окна пустые бутылки и, проходя мимо, хором кричала: "Лунатики! Наркоманы! Извращенцы!". Местная детвора и молодежь в традициях прошлых веков взяли за обыкновение посещать Кингсли Холл с развлекательными визитами: по выходным они иногда по своему желанию заходили в здание, глазели на его обитателей, показывали на них пальцами и хихикали. В окна часто летели камни, страдала входная дверь, злобные местные жители выкручивали дверной звонок, били пустые бутылки из-под молока, оставляемые на пороге, и иногда даже в зал первого этажа забрасывали собачьи экскременты.
От соседей часто поступали жалобы на громкую музыку, а надо отметить, что мелодии "Битлз" и Боба Дилана были здесь излюбленными. Даже тихие и приличные люди не испытывали к постояльцам коммуны доверия. Лэйнг рассказывал:
...
Сосед жаловался мне: "Доктор Лэйнг, но это же полное безобразие, этих бедных людей нужно надлежащим образом лечить, а не позволять им разгуливать зимой по улицам босиком – без башмаков и без носок" [249] .
О Кингсли Холле ходило много легенд. Поговаривали, что это была обитель произвола и наркомании, свободных отношений и разгула. Однако сам Лэйнг опровергал эти домыслы. Несмотря на то что в Кингсли Холле активно использовался ЛСД, он всячески препятствовал, во всяком случае с его собственных слов, нарушению порядка в стенах коммуны:
...
Алекс Троччи возвратился в Кингсли Холл, однажды, сидя в холле, он вытащил шприц и начал накачиваться героином, – "нет", – сказал я ему на это. <…> То, что вы сошли с ума, не означает, что можно взять молоток и расколотить чей-нибудь череп. Если вам кажется, что вы можете так вести себя, тогда я позвоню в полицию. Меня не волнует, в каком мире вы живете: в шестом или в двадцать седьмом измерении, так делать нельзя. Я никогда не поощрял людей устраивать беспорядки [250] .
Однако случаи возмущения общественного спокойствия, надо признать, иногда действительно имели место. Один из постояльцев Кингсли Холла ненавидел стены и окна. Вооружившись парой десятков камней, он пытался проломить их, и можно представить, какой шум доходил до соседей. Кроме того, однажды, случайно посмотрев на крышу здания, они увидели на ней обнаженную женщину, увлеченно танцевавшую танец солнца. Это была Мэри Барнс, не только обнаженная, но и по обыкновению обмазанная собственными испражнениями. Не долго думая, соседи позвонили в пожарную службу и попросили снять ее с крыши во имя ее же блага. Мортон Шатцман вспоминал:
...
Местных жителей очень тревожили обитатели, которые выходили из здания и вели себя странным образом. Парень двадцати восьми лет… имел обыкновение посещать соседние пабы и магазины, он брал со столов и прилавков стаканы, опустошал их и шел прочь, не говоря ни слова. Если он видел оставленную открытой дверь дома, он заходил внутрь, садился на стул в гостиной и сидел там до тех пор, пока не заходил кто-либо из домочадцев. Тогда он просто вставал и молча выходил. Он никогда никому не угрожал и никогда ни к кому не прикасался, но он беспокоил людей. Они подошли к нему на улице и сказали, что он "будет чувствовать себя лучше" в психиатрической больнице. Другой обитатель посреди ночи будил жителей рядом стоящего дома, включая свой проигрыватель настолько громко, насколько мог. Он ощущал, что его тело "окоченело", и "жизнь" возвращалась к нему только тогда, когда играла громкая музыка. Он не хотел никого беспокоить, и когда соседи предъявляли ему жалобы, он выключал ее и приносил свои извинения [251] .
Для того чтобы наладить отношения с местными жителями, были приняты некоторые меры. В здании, как и требовали Лестеры, проходили встречи различных групп: здесь регулярно встречались музыканты, пенсионеры, толкователи Библии. Предпринимались неоднократные попытки объяснить, что представляет собой Кингсли Холл и что переживают люди с психическими заболеваниями.
Вслед за отъездом Лэйнга следующей переломной вехой в судьбе Кингсли Холла стала смерть Мюриэл Лестер, которая скончалась в феврале 1968 г. Ей нравился Лэйнг, его идеалы и его деятельность, и она всячески поддерживала его. Ее наследники были лишены идеалов и убеждений и считали, что зданию необходимо вернуть его первоначальные функции. Оценив его внутренний и внешний облик, они пришли к выводу, что его состояние изрядно ухудшилось, не понравились им и постоянные жалобы соседей. В итоге попечительский совет Кингсли Холла потребовал выплаты пяти тысяч фунтов стерлингов на восстановление здания, а также в течение 18 месяцев попросил освободить его.
Выходит, что уход Лэйнга и кончина Мюриэл Лестер стал символическим концом проекта. Этот проект был развит благодаря содействию Лестер и благодаря самому Лэйнгу, однако Кингсли Холл не исчерпывал его жизни в те дни. Он продолжал работать в своем сумасшедшем графике. Адриан Лэйнг приводит следующую хронологию жизни своего отца в 1965 г.:
Январь-февраль: съемки на канале "Associated Rediffusion ", лекция "Марксистская теория современной семьи" в Лондонской школе экономики, на следующий день после которой лекционный уикенд в Свансвике по теме "Семья и индивид".
Март: доклад "Проблемы амбулаторного лечения шизофреников" на семинаре Ассоциации психотерапевтов, на следующий день появление на ВВС, в этом же месяце лекция по психотерапии в Бристольском университете.
Апрель: лекция "Подлинная функция психологии" в Килском университете.
Май-июнь: лекция "Время утраченное и обретенное" в "Открытом пути", семидневная конференция в Голландии, включая лекцию "Семья и личностная структура", лекция "Ритуализация в ненормальном поведении" в Королевском обществе, уикенд в Оксфорде, работа в проекте Алекса Троччи "Сигма".
Июнь-июль: трехдневная конференция по динамике семьи в Тавистокском институте человеческих отношений, лекция "Исследование интерпереживания" в Лондонской школе экономики, три лекции по проблематике семьи и семейных отношений в летней школе Клиники Дэвидсона в Эдинбурге.
Октябрь: лекция по межличностному восприятию на заседании Тавистокского института человеческих отношений.
Ноябрь: лекция на конференции Общества психосоматических исследований, лекция "Политика переживания" в Психологическом обществе Кембриджского университета, появление на канадском телевидении.
Популярность Лэйнга нарастала. В июньском номере журнала "Эсквайр" вышла статья Мэрион Магрид. Она проехалась по хип-местечкам Парижа, Амстердама, Восточного Берлина и перед отъездом в Штаты посетила Лондон, встретившись с Лэйнгом. Его кабинет на Уимпол-стрит, как и сама его персона, получает к середине 1965-го исключительную известность.
На последней неделе февраля 1966 г. Лэйнг принимает участие в ежегодной конференции Национальной ассоциации психического здоровья в Вестминстере. На конференции присутствовали министры и советники, председатели благотворительных организаций и директора больниц, поэтому больше она напоминала встречу на высшем уровне. Было удивительно, что в этой конференции был приглашен участвовать и лидер маргинальной психиатрии Лэйнг.
Все дело в том, что в те времена Лэйнг пытался совместить в своей деятельности две составляющие: официальную академическую психиатрию и маргинальную контркультурную деятельность. Он выступал против системы, он не работал ни в одном государственном лечебном учреждении, развивал исключительно маргинальный проект Кингсли Холла и открыто высказывался против официальной психиатрии. Однако вместе с тем он был признанным психиатром, он читал лекции в ведущих университетах Великобритании и всего мира, выступал на крупнейших конференциях, печатался в академических журналах. Поскольку Лэйнгу удалось быть нужным сразу обоим противостоящим лагерям, его популярность росла неимоверными темпами.
В январе 1966 г. Лэйнг читает лекцию "Феноменология гашиша, мескалина и ЛСД" в отделе психиатрии Лондонской больницы в Уайтчепел, в марте – лекцию "Функции и природа психотерапии" на студенческой конференции Университета Лондонского психологического общества, в июне – "ЛСД-опыт" в Институте современных искусств, в июле – лекцию "Исследование шизофрении" в Колледже для медицинских сестер Клинического фонда Короля Эдварда в Лондоне. В 1966-м он выступает также в Лондонском институте образования с сообщением "Личностные проблемы студентов", в Лондонском королевском обществе – с лекцией "Ритуализация и ненормальное поведение" и проч. Как видно, к 1966 г. в выступлениях Лэйнга доминировала тема психоделического опыта.
14-15 октября 1966 г. по приглашению известного американского психиатра Росса Спека Лэйнг принимает участие в двухдневной конференции "Общество и психоз", организованной Медицинским колледжем Ханеманна в Филадельфии. Эта конференция собрала на одной площадке виднейших специалистов и активистов со всего мира и во многом подтолкнула Лэйнга к мысли о проведении собственной конференции. В этой же участвовали Жюль Генри, Грегори Бейтсон, Мюррей Боуэн, Росс Спек и другие. Все выступающие развивали критическую линию. Жюль Генри развивал теорию фальши, предложенную им в книге "Культура против человека", Грегори Бейтсон говорил о двойном послании, Росс Спек описывал преимущества семейного подхода к шизофрении, Мюррей Боуэн настаивал, что превращение человека в шизофреника должно быть осмыслено в историческом аспекте: не только в процессе исследования семьи, но и в изучении предыдущих поколений. В том же русле звучали на этой конференции и слова Лэйнга:
...
Прежде всего мне хотелось бы сказать, что "нормальная адаптация", в том числе и в сексуальности, есть социальная лоботомия, и если она оказывается неуспешной, в ход идет лоботомия терапевтическая; если не срабатывает и она, предпринимается химическая лоботомия, а когда все способы терпят неудачу, проводится физическая лоботомия. Буржуазное общество, воспитывая своих детей, предпочитает лоботомировать их вместо того, чтобы пристрелить. И шизофреника можно описать как того, у которого социальная лоботомия не оказалась успешна, поэтому по отношению к этому инакомыслящему должны быть применены более эффективные и строгие меры…Мы должны забыть об опыте первых лет нашей жизни и, в конце концов, как говорил Жюль Генри, мы должны культивировать налет ложного сознания, привыкшего к самообману [252] .
После выступления на конференции к Лэйнгу подошел Грегори Бейтсон и среди прочего, восхищаясь его речью, отметил, что, если сравнить обоих, то Лэйнг даст ему фору процентов в десять. Это, как можно представить, было для Лэйнга одним из лучших комплиментов. Таким образом, Лэйнг укрепил свою репутацию в Америке, и за этим визитом вскоре последовали новые. Возвратившись в Британию, в Кингсли Холле Лэйнг прочел своеобразную отчетную лекцию о поездке "Психоз, дельфины и общество", вспоминая в названии речь Бейтсона о коммуникации между дельфинами.
Сам Кингсли Холл и его "политика", деятельность Лэйнга и его статьи породили множество реакций. Среди них были как хвалебные, так и не очень. 4 октября 1966 г. журналистка Рут Абель на основании беседы с Сидни Брискином писала в "Guardian" о замечательной жизни в Кингсли Холле, о многочисленных случаях выздоровления, о его истории и принципах работы. Но врачи этот проект так и не приняли. Еще в начале проекта директор Тавистокской клиники Джон Сазерленд по-дружески предостерег Лэйнга в том отношении, что ничего хорошего из этого получиться не может, и он так и не изменил своей точки зрения. Уже позднее через знакомых до Лэйнга дошли слова Сазерленда. Он говорил, что, открыв Кингсли Холл, Лэйнг совершил "профессиональное самоубийство". То, что это было непрофессионально, что это шло вразрез с основными устоями медицины, ему напоминали постоянно. Однажды сняв трубку телефона, он услышал врача, который сразу же стал напоминать ему о принципах врачебной этики:
...
Что же вы делаете, доктор Лэйнг? Ведь это все равно, что не сделать больному с гемолитическим кризом переливание или не давать диабетику инсулина, ведь эти люди находятся в шизофренической коме, а Вы отказываетесь давать им транквилизаторы. Они испытывают галлюцинации, а Вы не лечите их. Вы поощряете их? [253]
Черным пятном для Кингсли Холла стала история Клэнси Сигала. Во время его проживания в Кингсли Холле коллеги Клэнси (Лэйнг, Берк, Эстерсон, Купер и Раймон Блэйк) стали замечать, что он ведет себя несколько странно, они проследовали за ним до его дома, после чего окончательно пришли к выводу, что Сигал близок к тому, чтобы наложить на себя руки. Перед дверью они набросились на него, завязалась драка. Они повалили его на землю и пытались обездвижить, Эстерсон наобум впрыснул в бедро дозу транквилизатора. Это было настоящим потрясением для Сигала. Через несколько лет Клэнси Сигал все-таки свел счеты с этой компанией.
В своей книге "Внутренняя зона", в 1976 г. вышедшей в Америке [254] , он изображал Кингсли Холл как "замок для медитаций", управляемый сумасшедшим шотландским доктором Вилли Ластом. Лэйнг был всемирно известным психиатром и не скрывал своей неприязни к этой книге, поэтому при его жизни в Великобритании она так и не вышла. За неделю до смерти, в июне 1989 г., он писал Джо Берку, что этот вопрос опять поднят Свободной ассоциацией прессы, и он все еще против выхода книги, несмотря на то что все вокруг говорят, что это довольно жестоко. Ни одно британское издательство не взялось печатать ее, боясь обвинений в клевете. Книга вышла в Великобритании только в 2005 г. Вкратце история трагического разочарования Сигала выглядела так:
...
Место: затемненная комната для консультирования на первом этаже Уимпол-стрит, 21, Лондон. Время: начало 1960-х гг. Это моя первая сессия со "знаменитым психотерапевтом" д-ром Р. Д. Лэйнгом. Я обежал полдюжины врачей, которые по-разному описывали мой случай ("Дорогой, Вы не поддаетесь анализу") рекомендовали пройти электрошоковую терапию (в больнице Модели) или советовали мне, если это слишком болезненно, изложить все на бумаге.
Лэйнг принес с собой дуновение свежести. Он был в моем возрасте (между тридцатью и сорока), неисправимый красавчик с печальным очарованием популярного артиста и типичный выходец из трущоб. Он говорит на моем языке, по крайней мере, мне так казалось. Позже выяснилось, что он происходит из пресвитерианской семьи, из среднего класса Глазго и, как это принято, несколько принижает свое происхождение. <…>
В момент нашей первой встречи Лэйнг уверенно двигался к превращению в Боба Дилана "экзистенциального" анализа, выпустив бестселлер "Расколотое Я" – библию психически больных подростков. За всей его сартрианской болтовней – онтологической ненадежностью, бытием-для-себя и т. д., – стояла очень простая мысль: врачи должны прекратить лечить психически больных как объекты, подобные вещам, и взять на себя смелость общаться с пациентами как с равными во встрече "Я – Ты". Но это было лишь его публичное Я. Он намекнул мне, что есть другая, скрытая от других часть его личности. (Я обожаю тайны!) Он дерзнул открыть наиболее личную и потаенную дверь: дверь восприятия, что и стали называть шизофренической революцией.
К тому, что он говорил, я не мог ничего добавить. Но, если бы началась революция, ради нее я бы сделал все. Мы оба были левыми "политическими диссидентами" (CND, новые левые и вроде того). И как большинство людей под сорок, мы уже были сыты по горло агонизирующим истеблишментом, подавляющим наши лучшие силы. Новая музыка (психоделический рок, "Роллинг Стоунз", кислотный фолк, "Грэйтфул Дэд") и новый стиль одежды (хиппи, ирокезы), казалось, сигнализировали о рождении "абсолютно новых" британцев, таких же живых и сильных, как мы. <…>
Еще в самом начале мы с Лэйнгом поклялись, что, если кто-нибудь из нас двоих сломается, будем друг другу тылом, как Кирк Дуглас и Берт Ланкастер в "Перестрелке в O.K.Коррал". Хотя этот "слом" и был основным условием для "преодоления", которое должно было наконец-то избавить от человеческих условностей.
Я был первым, кто вошел в Кингсли Холл. <…> Я сошел с ума и чувствовал себя великолепно. Я танцевал на огромном обеденном столе с наброшенным на плечи воображаемым тал и сом, пытаясь читать молитву на иврите, казавшуюся со стороны полной белибердой. А затем передо мной предстало видение, которого я так давно жаждал.
Я захохотал. Бог в железнодорожной (клянусь) форме посадил меня к Себе на колени и устроил мне строгую беседу. Он приказывал, чтобы я прекратил так безумно себя вести. Нельзя потакать своим желаниям. Вернись к своему писательству и живи нормально, как все люди, говорил Он.
Лэйнг, сидящий во главе стола, был обеспокоен моим поведением. Его обеспокоенность передалась остальным. Той ночью, когда я покинул Кингсли Холл, несколько докторов, посчитавших, что я могу покончить собой, сели в две машины и покатили к моей квартире, они ворвались ко мне и напали на меня и насильно вкололи мне ларгактил – успокоительное, обычно используемое в психиатрических больницах. Я был взбешен: побои и насильно введенное успокоительное были явным нарушением нашего соглашения. Теперь и санитары избивают их.
Не успел я сообразить, что нужно сопротивляться, как четыре здоровенных парня, и Лэйнг в их числе, обездвижили меня – подействовало лекарство. Последним, что я сказал, насколько я помню, было: "Ублюдки, вы не соображаете, что творите…"
Они заперли меня в комнатке наверху с балконом в тридцать футов. Я просто должен был сообразить, как мне сбежать от этой компашки благодетелей, не справившихся ни со своими нервами, ни со своей головой. По счастью, когда я работал волонтером в "Вилле 21", новаторском психиатрическом отделении Дэвида Купера в Шенли, я изучил некоторые уловки симуляции. Первое правило, которое я до тех пор игнорировал: не нервируйте своих докторов больше, чем есть.