– Вот с тобой поговоришь, сразу спокойнее становится, – все-таки мне повезло, что я дружу с лучшим психотерапевтом в России. – Но знаешь, мне кажется, что наш с Алинкой страх связан именно с нашими профессиями. Профессии у нас не материальные: было бы не так боязно, если бы мы что-нибудь руками делали – ну, там, маникюр или вот поварами работали, – киваю я на свою семгу в нежном соусе. – И еще одна проблема: бухгалтер в 65 лет – это опытный и ценный специалист, и юрист, и доктор тоже. Зато пожилой массовик-затейник – это как-то комично, что ли. А в нашей, журналистской среде вообще говорят: стареть в журналистике неприлично. Я, когда вижу на пресс-конференциях бабушек из каких-то непонятных, никому не известных газет, так вся сжимаюсь от жалости и от ужаса, что это – словно картинка из будущего. И я же понимаю, что они вынуждены писать эти заметки ради жалких гонораров, потому что денег не хватает. А заметки их совершенно не нужны в современной журналистике.
Я сейчас, кажется, разревусь – мне, и правда, безумно жаль этих пожилых людей.
– Знаешь, Шекия, проблема не в том, что пожилые журналисты – "это теперь не модно". Проблема в другом: ты переросла свою профессию и теперь подсознательно пытаешься найти в ней какие-то недостатки, изъяны, ужасы, которые на уровне "логики" оправдают твой уход из этой профессии. Мол, не могу же я дожить до старости журналистом, поэтому и ухожу в PR! Это такая игра подсознания с сознанием и сознания с подсознанием. Ты привыкла к профессии журналиста, ты ассоциируешь себя с ней, а потому бечь из нее – это для тебя, своего рода, самоубийство (на подсознательном уровне). На уровне сознания ты понимаешь, что тебя теперь увлекает и интересует совсем другое – реклама, PR и так далее. Но все новое страшит, в новом качестве ты еще не чувствуешь себя так же уверенно, как в прежнем. И вот снова "засада"… В результате твое консервативное подсознание, с одной стороны, и жаждущее перемен сознание, с другой, находятся в состоянии постоянного перетягивания каната, а в результате мы имеем эти бессмысленные гипотетические страхи. И все это надо просто понять и прекратить: оценить адекватно ситуацию, принять для себя решение о смене рода деятельности и уверенно двигаться в выбранном направлении. Да, сначала будет нелегко, но сначала всегда нелегко, однако же, тебя манят перспективы, а ты на них и работаешь. Вот и весь фокус.
Но если говорить о журналистике… Что ж, если тебе исполнится 70 лет, а ты к этому времени так и не станешь легендой какого-нибудь нового "рок-н-ролла", но будешь ходить на пресс-конференции, связанные с этим музыкальным направлением, возможно, это и будет как-то странно выглядеть. Хотя, должен заметить, что таких, как ты (тех, для кого этот "новый рок-н-ролл" – непонятное веяние нового времени), тоже будет немало, и они, вероятно, пожелают услышать именно твое мнение об этой пресс-конференции. Так что, и в такой ситуации я не вижу ничего катастрофического – если у тебя есть твой читатель, то он будет с тобой и в твои тридцать, и в твои семьдесят. Ты говоришь с ним на одном языке, вы понимаете друг друга, вас объединяют общие представления о жизни, вы помните и любите своего – того прежнего – "Пресли" или "Леннона", а не новых идолов. Право, у вас будет о чем поговорить! В конце концов, ты работаешь для своего читателя, а не для ньюсмейкеров.
Но возьмем другой пример: если ты всю жизнь писала то про какую-нибудь колхозницу-селянку, то про дизайн интерьеров и пришла на встречу с французским философом с вопросом о его творческих планах, то, конечно, это будет выглядеть несколько нелепо. Но если ты всю жизнь боролась за право инвалидов полноценно жить в нашем обществе и появилась на пресс-конференции, посвященной этой проблеме, то весь зал будет тебе аплодировать. И, кстати сказать, если в свои 70 ты все-таки станешь легендой этого "нового рок-н-ролла" (возникновение которого мы тут гипотетически предположили), потому что лично знала и была дружна с каким-нибудь "новым Элвисом" и "новым Битлзом", и делала про них первые публикации, рассказывала об их творчестве, когда они были еще никем и звать их было никак, то, поверь, сами музыканты, проводящие эту пресс-конференцию в каком-нибудь мохнатом 2047 году, будут приветствовать тебя вставанием.
В общем, здесь очень важен вопрос соответствия. Я говорю о "попадании", о существовании в адекватном для тебя контексте. Ты берешь у меня самые профессиональные интервью, а потом спрашиваешь у меня, как тебе быть, когда ты потеряешь работу. Здрасьте, пожалуйста… У меня это вообще в голове не укладывается, и что мне тогда другим журналистам говорить, если у тебя такие настроения?
– Ой, Андрюш, я об этом напишу обязательно, ладно? – все-таки я – молодец, вот и Курпатов так считает.
– Да и потом, Шекия, неужели ты никогда не встречала пожилых людей, которые вызывали уважение и с которыми тебе доставляло удовольствие общаться?
– Ну, разумеется, встречала.
– Значит, надо быть именно таким человеком. Кстати, это очень выгодно, потому что тридцатилетнему специалисту гораздо легче обратиться за советом к коллеге семидесяти лет, чем к тому, кто старше его всего лет на десять. Потому что 30 и 40 – это еще конкуренция, а ты в свои 70 уже вне этого состязания, ты над ним. Вопрос не в зрелом возрасте, престарелом возрасте как таковом, а в том, что мы собой представляем в этом возрасте профессионально и личностно. Дмитрий Лихачев, рассказывающий о культуре в свои тридцать лет, и в свои семьдесят не становился менее интересным, наоборот. Массив знаний, который он анализировал, опыта, который он имел, компенсировал все, включая и стариковскую усталость, и, возможно, даже некоторую тенденциозность суждений…
Мне кажется, я буду очень симпатичной старушкой. Не стану брюзжать на молодежь и осуждать новые явления в моде. Конечно, постараюсь быть мудрой и завоюю популярность среди молодых, потому что с высоты прожитых лет и написанных книг смогу давать чрезвычайно осмысленные советы.
Вообще, у меня очень много планов на эти годы. Я бы хотела обойти все музеи в Петербурге, не пропускать ни одной театральной премьеры, перечитать массу книг. И еще я слышала, что у людей, которые танцуют в преклонном возрасте, больше шансов остаться в здравом уме. Словом, все вокруг будут обожать энергичную старушку в маленьком автомобильчике.
Но, черт возьми, на все это нужны деньги! А если их не окажется? А если я не смогу работать, или стариков вообще никуда брать не будут?
Настроение снова испортилось.
– Надо понимать, что наша работа – это инвестиции в зрелые годы, – объясняет доктор . – Немощность будет возникать по ходу пьесы. И важно, чтобы ты к этому времени имела какую-то "подушку безопасности". Это могут быть дети и внуки, а возможно, нужно просто специально поразмышлять об этом.
Да, мы не должны легкомысленно относиться к нашей старости. Но ужас перед ее ужасами нам тоже не поможет, зато существуют весьма действенные инструменты.
Во-первых, профессионализм, который позволит работать – пусть не так энергично, как сейчас, но достаточно, чтобы зарабатывать дополнительные средства и чувствовать себя в строю.
Во-вторых, нужно обратить внимание на разного рода пенсионные фонды или формы денежных инвестиций – не случайно эта практика существует во всех развитых странах. И нам следует думать о том, как и куда вкладывать деньги. Это не вопрос страха, это – прагматика. Общество создает институты, способные упростить нам задачу, оно пытается гарантировать тебе, что в старости ты будешь получать ту пенсию, которую ты заработала в течение жизни. Нынешние пенсионеры, наши родители – вот они оказались в крайне тяжелой и несправедливой ситуации, поскольку работали в одном государстве, а пенсию им платит другое, которое, соответственно, не чувствует себя обязанным делать это сполна. Но мы можем надеяться, что в будущем ситуация изменится. Впрочем, во многом это зависит от нас. И я постоянно повторяю: заботиться о пенсионерах сейчас – это вовсе не значит оказывать благотворительность, это значит учить наших нынешних детей заботиться о старших. То есть, если мы сейчас сами начнем менять свое отношение к пенсионерам, начнем проявлять заботу о них, причем, на всех уровнях, то таким образом мы сформируем новый, в чем-то даже неписаный закон общества, в соответствии с которым уже наши дети, впоследствии, будут относиться к нам – старикам.
В-третьих, не нужно ждать пенсии – это по сути своей ошибочная позиция. Нужно ставить перед собой цели и работать. Чем лучше мы будем делать это сейчас, тем надежнее мы обеспечим свою старость. Тут же как дважды два.
Так или иначе, но я бы не стал забывать, что мы состаримся в обществе, которое создается нашим с тобой поколением. И, если мы приложим усилия, к нам – старикам – будут относиться не так, как к старикам нынешним. Мы окажемся в одном "коридоре" с теми, кому сейчас двадцать и сорок, – это люди, которые будут реально представлять собой государство через двадцать-тридцать лет. Я вот смотрю сейчас на наш парламент… Там же нет ни одного человека, которого я по ментальности могу ассоциировать с нашим поколением. Может быть, два-три человека есть, конечно, но они фракциями не заведуют. А остальные – они же для нас, как бы это сказать помягше, ну, инопланетяне, что ли… Но будет-то по-другому через двадцать лет!
Звучит оптимистично, но очень хочется каких-то гарантий: все будет хорошо, получите – распишитесь.
– Моя подруга Ольга говорит, что накопления, отложенные "на черный день", – это наши материально выраженные страхи. Мы не тратим деньги, пытаясь таким образом обеспечить себе хоть какие-то гарантии…
– Если бы ты говорила мне не про какие-то конкретные суммы, а про то, что у тебя есть некий инвестиционный капитал, который позволяет тебе зарабатывать дополнительные средства, то я бы порадовался за тебя и пожал руку. Это было бы правильное отношение. А сейчас у вас отношение кубышечниц – запихали деньги в матрац и сидим на нем, а их тем временем мыши поджирают. Надо начать относиться к средствам как к некоему финансовому инструменту, и в этом случае ты уже имеешь не ограниченную сумму, а долото и рудник. Тогда страхи будут меньше, а эффективность – выше.
– А я боюсь, что все рухнет – в нашей стране это вполне может случиться. Я вложу куда-нибудь деньги и вообще все потеряю.
– Ну, во-первых, никто не предлагает тебе вложить эти деньги скопом и без оглядки. Во-вторых, если ты сейчас не научишься пользоваться этим инструментом, то потом будет сложнее и куда рисковее, поскольку времени на восстановление возможных убытков у тебя уже не будет. А третье – это чисто философское соображение… Знаешь, я ежегодно страхую Сонечку, племянника, дом, машины. И слава богу, что несчастья не компенсируют мне эти расходы. Важно, мне кажется, иметь некую страховку, и когда срок договора истекает, я не испытываю никакого разочарования от того, что "деньги были потрачены впустую". Когда же ты, при твоем уровне доходов, ежемесячно откладываешь в Пенсионный фонд сто или двести долларов, – это тоже перестает быть для тебя проблемой. И даже если ты их потеряешь, ничего страшного. Только надо узнать, что это за компания, ее учредителей, гарантии, внимательно изучить договор. Это огромный массив работы, который следует проделать, чтобы начать инвестиции средств.
Хотя, если не вкладывать, а просто копить – тоже страшно. Вот в чем копить: в долларах, рублях, евро, в золотых слитках (ну, это я уже так, к слову) или в квадратных метрах? И ведь любой из вариантов – не надежен на все сто. И даже на девяносто девять. Потому что любая валюта может обесцениться, золото – подешеветь, недвижимость – сгореть или рухнуть. Причем потеря будет одинаково ужасной, независимо от того, идет ли речь о целой бизнес-империи или о накопленной за долгие годы тысяче долларов.
– Кстати, о бизнес-империях. Знаешь, Андрюш, единственный страх, в котором сознавались знакомые мужчины, когда я собирала список для книги, – это страх потерять бизнес. Не знаю, действительно ли их больше ничего не пугает, но лишиться своих фирм они точно боятся.
– Бизнес для любого хозяина – это одновременно и дитя, которое он вскормил, поставил на ноги (если, конечно, это его "родной" бизнес), и кормилец, приносящий ему не просто зарплату, а доходы. Наконец, это еще и способ заручиться определенным статусом. Кстати, последнее имеет огромное значение, потому что в нашей гордой, непокорной стране работать "на дядю" всегда стыдно. То есть, если ты на кого-то работаешь, ты уже какой-то недоделок. Это такой невроз массовый – пережиток социализма: с одной стороны, мы, мол, пролетарии – люди гордые, на буржуев не работаем, с другой стороны, мы, мол, не пролетарии вовсе, чтобы на кого-то работать. В общем, тупик идеологический… А собственный бизнес – это получается единственная форма существования, когда ты работаешь на самого себя. По людям это даже видно: вот это наемный рабочий, а у этого – свой бизнес.
В итоге потеря бизнеса представляется чудовищным несчастьем: в одночасье ты теряешь ребенка, кормильца и чувство "свободного" человека. Так что психологически понять этот страх можно. Почему этот страх относится к разряду распространенных, тоже понятно: количество прогоревших бизнесов на порядок превышает число бизнесов состоявшихся, и тот, кто владеет бизнесом, знает, как разоряются компании, – конкурентная среда существует во всем мире. Но у нас этот страх связан еще и с воспоминаниями о "бандитской эре" в развитии отечественного предпринимательства. В целом, и сегодня из-за слабости судебной власти нет никакой гарантии, что в дверь твоего офиса не войдут однажды какие-нибудь замечательные, "интеллигентные" молодые люди и не попросят тебя освободить кабинет. Да и государство не дремлет: всевозможные органы, призванные наводить порядок в нашей жизни, к сожалению, слишком активно участвуют в решении чисто экономических вопросов и часто как раз вопреки закону и порядку.
То, что страх кажется нам понятным, выводит его из круга невротических фобий, но можно ли его одобрить, должен ли человек поощрять его? Думаю, что нет. Поощрять страх – значит рыть самому себе могилу. Страхи любят разрастаться и подчинять себе всю нашу жизнь. Мне приходилось консультировать бизнесменов, панические страхи которых переходили все мыслимые и немыслимые пределы. Вот почему мне все-таки кажется, что мы должны перестать воспринимать свою фирму как детище и кормильца, перестать думать, что именно бизнес делает нас свободными. Важно понять, что бизнес – это дело твоих рук и твоего ума. И в этом смысле не он тебя освободил, а ты сам сделал себя свободным за счет своего труда и способностей. Он же являлся лишь инструментом, лишь техническим средством решения этой задачи. Иными словами, ты и так уже свободный человек, а потому, если и потеряешь бизнес – бывает, чем черт не шутит? – ты сможешь создать и другую форму своей жизни, и без ущемления чувства собственного достоинства.
Тут, правда, есть еще один нюанс – в нашей стране большинство бизнесов таковы, что продать их невозможно. У нас практически любое дело строится или на людях, или на связях. В этом смысле наши бизнесы от своих хозяев буквально неотторжимы.
Кстати, об этой проблеме говорится в умных деловых журналах. У дискуссий на тему: как передать свой бизнес в управление топ-менеджерам, встречаются очень показательные заголовки. Например: "Как не стать рабом своего бизнеса".
– Можно, конечно, думать, – продолжает доктор, – что отнять у бизнесмена фирму – это как крестьянина раскулачить, отобрав единственную корову. Но в отличие от коровы бизнес, все-таки, образование виртуальное. Если у тебя корову-кормилицу увели, то действительно вся семья, скорее всего, обречена на голодную смерть. Но если у тебя увели бизнес, а не корову, то ты вполне можешь родить новый. Ты не можешь родить корову. А бизнес – это сколько угодно, это – пожалуйста, было бы желание. В общем, паническое настроение бизнесмена, боящегося потерять свое детище, в значительной степени связано с его неверием в собственные силы, в свою способность подняться, если, вдруг, случится падение. А хозяин бизнеса просто обязан думать о себе в позитивном ключе. Он же сумел создать это предприятие, развить его, добиться определенных успехов. И когда он перестает думать о себе хуже, чем он есть на самом деле, чувство неуверенности и страха уходит. Останется только осторожность, объективно необходимая в любом бизнесе.
– Ну а если осторожность не помогла? Вроде бы все предусмотрел, ан нет: наступают, как пишут в договорах, обстоятельства непреодолимой силы. Построишь отель на берегу моря, а наводнение его смоет с лица земли. Откроешь магазинчик, а напротив построят сетевой гипермаркет, и ты разорен. Или… Андрюш, ну ведь это действительно ужасно: ты вложил столько сил, средств, ты рассчитывал, что обеспечил свою старость. И вдруг, по совершенно не зависящим от тебя причинам, ты все теряешь! Ну, вот как жить после этого?
– Прежде всего – отложить до лучших времен свою тревожность и обиды на Силы Небесные. Далее – определиться с целями в данной конкретной ситуации и решать актуальные на данный момент задачи. Люди, сами создавшие свой бизнес, вполне могут с этим справиться, они это уже доказали. Они умеют и бороться, и строить, в противном случае они бы не имели того успеха, который был у них до этого чрезвычайного происшествия. Им, сумевшим в нашей стране добиться успеха, сам Бог велел выкарабкаться из таких злоключений. Поэтому, в свете обнаружившихся "обстоятельств непреодолимой силы" печальные глаза мне понятны, но ситуация, извините, у вас, дорогие господа бизнесмены, по-прежнему лучше, чем у подавляющего большинства россиян, которые не имеют тех же навыков, талантов и способностей.
Тут, конечно, важный момент – это усталость. У нас же все бизнесмены российские с тридцати пяти лет мечтают на пенсию выйти – укатить в глушь, в какой-нибудь Саратов на Лазурном берегу. Российский бизнес – это, конечно, зона постоянного риска и еще что-то вроде балета – поэтому, пенсионные настроения бизнесменов вполне понятны. Кроме того, конечно, если бизнес рушится, то возникает ощущение бесполезности вкладываемых усилий, как у Чебурашки – "строили мы, строили…" и чебурахнулись. Наконец, теряется мотив, ведь сделать первый бизнес – это доказать свою состоятельность, "чего-то добиться". Это мотивирует. Есть огонек в глазах и желание победы. По второму разу в гору идти, разумеется, не так заманчиво.
Но тут же в чем дело и почему я настаиваю на том, что нельзя складывать руки? Если человек уже добивался успеха, это, скорее всего, произошло не благодаря "счастливому случаю", не с неба упало, просто человек работал, что-то делал в этом направлении. А почему он делал, а другой – не делал? Потому что у него, видимо, есть в этом внутренняя потребность, мотор, который и заставляет его двигаться. Я много писал об этом в книгах "С неврозом по жизни" и "Самые дорогие иллюзии", в последней даже пример приводил из практики. Так вот, этот мотор не выкинуть, он все равно будет работать. Только если человек отчается и сойдет с дистанции, этот мотор будет работать вхолостую, и его придется или водкой заливать, или еще как-то. В общем, будет беда.