– Есть, кстати, еще одна подсознательная выгода перфекционизма – выгода самооценки. Потому что если я перфекционист, то я, очевидно, хороший человек… в отличие от всех этих разгильдяев. И тут срабатывает мышеловка – человек оказывается в ситуации, когда он уже вынужден поддерживать миф о перфекционизме. Если я строю свою самооценку не на основе собственных достижений, а противопоставляя себя разного рода "неудачникам" (как мне кажется), то я должен иметь вокруг себя этих "неудачников". А чтобы делать окружающих такими, мне приходится воспевать свой перфекционизм. Проблема ведь в том, что такой "неудачник" вовсе не всегда неудачлив, у него, очевидно, будут какие-то успехи. Как их дезавуировать? Сказать себе: "Я перфекционист, а он – беспринципный тип". Прекрасный ход, правда? И в целом, конечно, никто не вправе запретить человеку страдать неврозом. Но если он выбирает для себя такой путь, тогда уж пусть сразу смирится со всеми негативными последствиями такой жизненной стратегии – от язвенной болезни до нейродермита, от бессонницы до социальной изоляции, ведь с годами количество людей, которые хотели бы с ним сотрудничать, будет катастрофическим образом снижаться. Деньги, влияние, связи – все это может помочь ему держаться какое-то, возможно, даже продолжительное время на плаву. Но когда с тобой сотрудничают только по этим причинам, а втайне – просто ненавидят, это, по-моему, хуже худшего.
– Ничего себе перспективу ты нарисовал, доктор!
– Ну, извините… И сразу же еще одна неутешительная для перфекциониста информация. Перфекционист – может быть идеальным подчиненным (с миллионом оговорок, разумеется), но никогда не будет начальником. Он просто не сможет, застрелится. Начальник должен быть готов к тому, что его подчиненные способны лениться, ошибаться, иногда выдавать откровенную халтуру. В случае прокола руководитель, безусловно, обязан компенсировать возможный ущерб клиентам, и, возможно, ему придется уволить виновного в неудаче сотрудника. Но при этом он не должен записывать чужие промахи на свой счет, потому что начальник – это организаторская должность. Он не вышивает крестиком, он руководит теми, кто вышивает крестиками. И если крестики не удались, он виноват не в плохих крестиках, а в том, что он нанял плохого вышивальщика. Это нужно уметь разделять внутри головы. Так что, просто извиняемся перед клиентом, компенсируем его неудобства и увольняем бракодела. Или переучиваем его, отправляем на стажировку…
– Ну, это естественно: извиняемся, компенсируем. Но вот ты говоришь, что перфекционизм ведет к бессоннице. А разве ситуации, о которых ты сейчас говоришь, способствуют крепкому сну? Ведь с ума сойдешь от переживаний!
– Переживать бессмысленно. Если мы допускаем ошибку, надо ее исправить, а не причитать. Нет хуже ситуации, когда сторона договора не выполнила свои обязательства, а затем стала долго и мучительно объяснять тебе, почему она дала такого маху. Ну, неинтересно это, право. Сделали ошибку, извинитесь и сообщите сроки, когда вы исправите ситуацию. Ошибки возможны, от них не застраховаться, важно другое – сможешь ли ты исправить положение и извлечь для себя выводы на будущее? Если да, тогда все в порядке. Если нет, то это профнепригодность.
Не допуская ошибок, ты не можешь стать профессионалом. Ошибка учит намного эффективнее, чем сотня правильных решений. И ошибки в принципе неизбежны, потому что невозможно контролировать все – такого не бывает. Просто, когда все организовано хорошо, ты знаешь, где произошел сбой, кто несет ответственность за эту ситуацию, и тебе понятно, с кого требовать. Неправильно думать, что ошибки носят частный характер: в одном случае из ста – это случайность, непредвиденное стечение обстоятельств, оставшиеся девяносто девять случаев – это неполадки самой системы.
Наша традиционная российская проблема – бездумное отношение к ошибкам. У нас это все легко проходит – ну, пошумим, покипятимся, а мер не примем и до ума не доведем. В этом – самая большая ошибка: невнимательность к собственным ошибкам. Переживания производителя – это, к сожалению, недостаточная компенсация неудобств клиента. Поволновались, всплакнули – и вроде уже искупили вину. Нет, заблуждение. Не искупили. Отношения "производитель – потребитель" – это не семейные отношения, где важно кто что чувствует, это отношения производственные, и ошибки должны компенсироваться не раскаянием, а фактическим действием.
Кстати, о переживаниях и извинениях. Прошлым летом мы с другом пришли поужинать в очень модный дорогой ресторан. Поели, заказали десерт и чай. Вы бы видели, какие нам принесли чашки! С отбитыми краями, с трещиной около ручки и с такими мутными разводами, как будто их никогда не мыли специальными средствами! Кажется, такую посуду даже на дачу уже никто не возит. И это при том, что средний чек в ресторане стоит, как хороший сервиз.
Зову официантку, показываю ей посуду, жду реакции. Она извиняется и ждет, когда я угомонюсь, – никаких лишних телодвижений. О необходимости заменить чашки догадалась менеджер. И только управляющий к извинениям присовокупил карту постоянного гостя со скидкой.
Разумеется, я устроила всю эту сцену не ради пятипроцентной скидки. Просто мне было интересно: когда и кто из сотрудников ресторана предложит хоть какую-нибудь компенсацию за профессиональный прокол.
– Значит, профессионал говорит: я разберусь, приму меры?
– Нет, он говорит: ошибку видим, меры принимаем. И предлагает при необходимости компенсацию морального ущерба.
...
Слава Богу, номер журнала, о котором так переживала Женя, не успели сдать в печать. Я дозвонилась до редакции утром и попросила внести необходимые исправления. И тут же написала Жене письмо, чтобы не волновалась: как настоящий профессионал, она вовремя заметила свою ошибку.
Даже уверенный в своих знаниях и опыте специалист не всегда решится сказать вслух: я – профессионал. Во-первых, почему-то считается, что в такой форме эти слова звучат нескромно (мол, пусть о вас так говорят другие). Во-вторых, произнести эту фразу – значит взять на себя ответственность за решение, с которым, возможно, согласны не все. А для этого, кроме профессионализма, необходимо еще и мужество.
Андрей говорит, что страх сделать что-то не по высшему разряду приводит к серьезным нервным расстройствам и заболеваниям. Но, наверное, есть еще одна опасность: люди, которые боятся ошибиться, никогда не станут рисковать. И предпочтут смелой, но дерзкой идее банальный, шаблонный ход. Это не всегда будет полезно для дела, но зато риск сведен к нулю. Все по стандарту, как было миллион раз, как делают коллеги и конкуренты. Конечно, в этом нет ничего страшного. Только скучно, господа, не правда ли?
Cоображения доктора Курпатова
Мне кажется, что работа может быть эффективной только в том случае, если вы работаете не за деньги, а на перспективу . Но беда нашего "бизнеса" (в широком смысле этого слова) заключается в том, что он живет без будущего. Доход, феерический успех и немыслимое обогащение – все это должно случиться немедленно, сегодня вложили – завтра получили двести процентов прибыли, а лучше – триста или даже тысячу, а дальше хоть трава не расти. Понятно, что такой бизнес – это бизнес однодневок, здесь не думают ни о качестве продукта, ни о ценности профессионального имени, ни о серьезности дела, которым занимаются. Ни о чем, единственный вопрос – "А когда бабки вернутся?!" Это такая странная идея, что чем мутнее вода, тем больше в ней рыба водится. Идея сомнительная, но ловят…
К сожалению, большинству из нас – работникам, которые рассчитывают на зарплату, а не на "двести процентов", – приходится в таких обстоятельствах очень не– просто. Потому как мы в такой ситуации – расходный материал: отработали задание, выполнили, что сиюминутно имело смысл, – и до свидания. То, что мы можем профессионально расти, работодателя не интересует, – долго. То, что мы эффективны лишь в коллективе единомышленников, а такие коллективы надо создавать, работодателю тоже невдомек, потому как сам он живет по принципу: бизнес – это изощренная технология по отъему денег, а потому товарищества в нем быть не может. То, что наша преданность делу способна на порядок улучшить качество нашей работы, – это тоже не замануха для работодателя, потому как сам он надолго задерживаться в этом бизнесе не намерен. Он здесь, пока прибыли в этом бизнесе его впечатляют, а когда перестанут впечатлять – он перекочует в другое место. Но бог с ним, с работодателем, самое страшное – если мы сами, в конце концов, решим, что другого пути нет, что так и надо. Страшно, потому что если утвердимся в этом, то превратимся в тот самый – "расходный материал".
Понимаете, тут в чем дело… Бизнесмен вправе жить так, словно бы "завтра" не наступит. Бизнес – вещь хорошая, но неодушевленная. Но мы-то – каждый из нас в отдельности – не можем так жить, поскольку у нас в распоряжении наша жизнь. Не думать о своем будущем – это самоубийство. Мы должны постоянно инвестировать в себя и отдавать себе отчет в том, что без этих, весьма, надо сказать, долгосрочных инвестиций, будущего не будет. Какое-то будет, конечно, но очень сомнительное и посредственное. А для того чтобы в это будущее вкладываться, в него нужно верить, а верить в свое будущее – это верить в себя, в свои способности, в свой талант.
Многие работодатели, да я и сам с этим феноменом сталкивался неоднократно, жалуются: "Работники не включают голову!" Явление действительно массовое. А почему не включают? Потому что не верят в себя и не верят в то, что это может быть кому-нибудь нужно. Но вот как раз об этом я и толкую – какая разница, нужно это кому-то еще или нет?
Важно, чтобы это было нужно самому человеку. И только когда он поймет, что "включать" голову в профессии, в деле, которым он занимается, нужно ему, а не работодателю, тогда он начнет по-настоящему инвестировать в себя.
Работы меняются, работодатели меняются, все меняется, но мы – остаемся, и это главное, о чем нужно помнить. Это мы или становимся лучше – в профессиональном плане, внутренне, – или не становимся. И это наше внутреннее, профессиональное развитие важно для нас, а не для "дяди", на которого мы, как нам по старинке кажется, работаем. Мы же, на самом деле, ни на какого "дядю" не работаем. Если я расту профессионально, я увеличиваю свой капитал, и именно это имеет значение. А если я не расту профессионально, то и "дяде" от моей работы прибытку никакого, напротив – медленное движение под горку, к закату бизнеса.
Иногда мне кажется, что те, кто работают с мыслью, что они работают "на дядю", вообще не работают, и лишь те, кто работают на себя – на свой профессиональный опыт, на свой профессиональный уровень, – работают по-настоящему. Причем, и "дядя" доволен, и у работника, кроме зарплаты, две, а то и три сотни процентов прибыли – пусть и не в денежном эквиваленте, но на перспективу. И это надо понять, как-то определить внутри собственной головы, и после этого все проблемы с работой решатся сами собой. Человек переходит из разряда инструментов в разряд мастеров, а это уже совсем другой коленкор.
Страх допустить профессиональную ошибку понятен и даже, наверное, необходим, ведь работа – не то место, где следует расслабляться и безучастно взирать на происходящее. Но на самом деле этот страх, в основе своей, есть не что иное, как желание перепоручить ответственность кому-то другому – мол, я боюсь, а потому, может быть, вы мне подскажете, что и как делать, или сами сделаете? Мы боимся, что нас будут ругать, что мы допустим какой-нибудь позорный "ляп", но не боимся того, что наш страх не позволит нам по-настоящему состояться в профессии.
Перепоручая ответственность, мы стремительно теряем обороты. Одно и то же дело, сделанное нами в одном случае с чувством внутренней ответственности за происходящее, а в другом – тяп-ляп, "как начальник сказал, так и зашарашим", – это два разных дела. Первое – новый шаг к профессионализму и свободе, второе – стагнация в развитии и прыжок в рабство. Да, ни больше и ни меньше! Когда вы растете профессионально, меняется диспозиция в отношениях вас и нанимателя: сначала он вам нужен (когда вы еще "молодой специалист"), а потом, когда вы уже профи, вы нужны ему. Вот почему я говорю о свободе…
Невротический страх ошибки парализует, он лишает человека дееспособности: боясь "напортачить", он перестает что-либо делать. А потому сам этот страх – и есть самая большая из возможных ошибок. Страх проявить активность, "включить голову", принять нестандартное решение, взять на себя ответственность – это результат патологического недоверия к себе. А не будет доверия к себе – не будет и настоящей работы, а не будет настоящей работы – не будет и самосовершенствования. Вы не можете инвестировать в себя, до тех пор, пока вы не начнете думать о себе самом как о потенциально прибыльном предприятии.
У меня есть большие сомнения насчет того, что в России когда-либо приживется "американская мечта", но какая-то своя "мечта" у нас должна, в конце концов, появиться… И пусть это не будет девиз: "Сделай себя и добейся успеха!", возможно, мы все-таки сможем как-то модифицировать эту формулу на свой лад. Например (разумеется, это только предложение): "Поверь в себя и в свое право на успех!" – это вполне, мне кажется, отвечает духу нашей ментальности. Если же смотреть с этой точки зрения, то оказывается, что наш страх ошибки – это просто признак неверия – и в себя, и в свое будущее. Так, может, дело все-таки не в работе, а в нашем отношении к самим себе?
Глава четвертая. Безденежье и борьба с бедностью… Страх – дело не рентабельное
Мы с Алиной решили, что в тысячу первый раз встречу переносить не будем ни за что. Понятно, что обе – ужасно занятые, но кофе-то раз в год вместе выпить можно? Алина – специалист по корпоративным праздникам, причем, хороший специалист. Я была на паре вечеринок, организованных ее командой, – вполне прилично. Мое мнение можно считать объективным, потому что такие мероприятия недолюбливаю. Так вот, Алинка – человек очень востребованный, поэтому буквально носится из фирмы в фирму, "порхает" с праздника на праздник.
Но мы все-таки увиделись: "ДэФэ", капуччино, соблазнительные десерты. Уже через несколько минут наш разговор свелся к классическому: так жить нельзя. Я ругала приятельницу за то, что она сутками вкалывает, за то, что в отпуске в последний раз была в прошлой жизни, за то, что с легкостью отменяет визит к косметологу, если взбалмошный клиент вдруг решил еще немножко поговорить о работе.
"Наверное, надо иногда отказываться от заказов, а то я уже сплю по четыре часа и все равно ничего не успеваю, – проговорила Алина, когда я, наконец, увлеклась пирожным. – Давно, кстати, хотела танцами заняться". Я тут же пообещала, что в пятницу утром возьму ее с собой на урок. Алина послушно записала в ежедневник адрес и время, и в этот момент абсолютно некстати зазвонил ее мобильник. "Вы хотите, чтобы именно я организовала ваш юбилей?.. Да, конечно… А вам когда удобно? Пятница, в 10.00? Буду, обязательно".
Я смотрела на Алину так, что она сама поняла: надо как-то оправдать собственное малодушие. "Ну да, я хватаюсь за любое предложение, потому что боюсь, что вдруг у меня кончатся деньги, работа кончится… Понимаешь, один раз откажешься, другой – и в результате останешься без работы и без денег. Или вдруг мои услуги будут никому не нужны: все-таки праздники проводить – не хлеб печь, явно не предмет первой необходимости. Знаешь, как страшно!"
...
С Курпатовым встречаемся в этот же день – в кафе "Папарацци". Место почти тематическое. И названия у блюд креативные: "Стоп-кадр", "Компромат", "Позитив", "Фотоальбом" (кстати, очень вкусный салат оказался). Ну а тему для беседы с доктором придумывать не пришлось: я пересказываю монолог Алины. Причем пересказываю весьма эмоционально – потому что мне понятен ее страх. Я ведь тоже о таких вещах периодически очень серьезно задумываюсь.
Однако доктора не так просто напугать. Я рисую кошмарные картины, а мой психотерапевт остается абсолютно спокоен.
– Так, давай сразу все расставим на свои места. Чего ты боишься на самом деле, когда говоришь, что боишься потерять работу? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны распутать клубок твоих мыслей, связанных с этим делом, а для этого надо задаваться одним и тем же вопросом – "Что будет дальше?": "Ну, потеряешь работу, что дальше? Ну, не будет зарплаты, что дальше?" И если таким образом довести этот твой страх до логического конца, то мы увидим, что боишься ты, на самом деле, голодной смерти, нищенского существования и бомжевания. Именно это тебя пугает, такой вот трагический финал, а вовсе не частный факт утраты работы. Король Лир и драма века – вот что у нас в богатом воображении происходит.
Но если мы откажемся от бессмысленной аффектации и призовем на помощь здравый смысл (да будет он благословенен!), то при таком – здравом – рассуждении, и тут я уже говорю не как доктор, а как некий социальный гарант, мы поймем: за исключением каких-то экстремальных ситуаций, как то: болезнь Альцгеймера или последствия тяжелой черепно-мозговой травмы, от которых ты все равно не сможешь застраховаться, трагедий в твоей жизни, аналогичных тем, что ты себе выдумала, не случится. Шекия, надо отдавать себе отчет в том, что, если вынести за скобки всякую чрезвычайщину, ты никогда не останешься без куска хлеба, не станешь нищей в драматическом понимании этого слова. Ты, может быть, сменишь работу и, например, в шестьдесят лет будешь продавать цветы в цветочном магазине. Но это не фиаско, не катастрофа, не бомжевание и не голодная смерть. Спиноза большую часть жизни зарабатывал на хлеб выделкой линз и был этим весьма доволен. А Диоген на старости лет работал гувернером, окруженный любовью своих воспитанников. Так что, давай не будем драматизировать.
Стоит все это осознать, как тебе становится легче, и ты начинаешь думать о собственной профессии лучше, чем думала раньше. В случае Шекии Абдуллаевой – это серьезный интеллектуальный труд, особенность и прелесть которого заключается в том, что он дает ей поле для маневра. И если продавцу цветов, мягко говоря, трудно стать журналистом (что, в общем, не исключает других способов применения его способностей и талантов), то журналисту переквалифицироваться в продавца цветов не так уж сложно, да и в целом выбор специальностей у него будет огромный. Ты владеешь словом, умеешь работать с людьми и с информацией, и в результате имеешь профессию, которую можно использовать в совершенно разных областях человеческой деятельности.
Итак, когда ты пройдешь первый этап и признаешь, что тебе не грозят нищета и голодная смерть, когда ты подумаешь о своей работе не как о написании статей, а как об объеме полезных и востребованных навыков, то паника сама собой сойдет на нет. У тебя, Шекия, на самом деле, не так много шансов стать нищей и никому не нужной. Я бы даже сказал, катастрофически мало… Буквально – никакой свободы выбора в этом смысле!