Во-вторых, данные многочисленных исследований свидетельствуют, что максимальный эффект в реализации больших возможностей ребенка достигается лишь в том случае, если применяемые методы обучения строятся в соответствии психофизиологическими особенностями его возраста и с учетом того особого значения, которое имеет детство и интенсивно формирующиеся на данной возрастной ступени психические новообразования для общего хода поэтапного формирования личности.
Идеи Запорожца остаются особо актуальными в связи с воспроизводимыми из поколения в поколение завышенными амбициями родителей, стремящихся ускорить темп психического (прежде всего – интеллектуального) развития своих детей, добиться от них высоких познавательных и творческих достижений в ту пору, когда речь следовало бы вести о достижениях совсем иного рода.
А бывает, что идея искусственной акселерации завладевает и чиновными умами. Так и произошло на одном из витков перманентной реформы, которая стала для нашей многострадальной школой фактически нескончаемой. В один прекрасный день было решено, что детям следует начинать учиться не в 7 лет, как это традиционно было принято, а на год раньше. Сейчас уже трудно разобраться, какими социально-политическими мотивами руководствовались инициаторы реформы. Однако очевидно, что психологическое обоснование столь смелого новшества отсутствовало. Наиболее убедительный аргумент состоял в том, что в разных странах дети приступают к систематическому школьному обучению в разные сроки – где-то в 7 лет, где-то в 6, а кое-где, например, в Великобритании, и вовсе в 5. При этом упускалось из виду, что английская nursery school хоть формально и называется школой, но по сути представляет собой аналог нашего детского сада и выполняет практически те же задачи. Просто у нас в детский сад можно и не ходить, а там школу посещать надо. А занятия и там и тут ведутся на простейшем уровне, предусматривают овладение элементарными базовыми знаниями и навыками, осуществляются почти исключительно в игровой форме и к тому же сочетаются со всевозможными подвижными играми, прогулками и прочими "детсадовскими" формами времяпровождения.
Идея усечения детства, несмотря на фиаско утопической реформы, по сей день будоражит амбициозные умы иных родителей и педагогов. В каком-то смысле можно понять гордость родителей, чье дитя еще до поступления в школу умеет читать газеты. Но вот самого ребеночка искренне жаль. Начитаться всего этого вздора он успел бы и в зрелые годы. И вместо сольфеджио, латыни и акробатики лучше поиграл бы с товарищами в салочки. Потому что потом такой возможности уже не будет.
Непосильная ноша зрелости
Он как прежде был маленьким мальчиком, а она – уже взрослой женщиной. Но он ничего не заметил, потому что был занят собой.
Джеймс Барри "Питер Пэн"
СИНДРОМ ПИТЕРА ПЭНА - широко популярный в последние годы термин, принятый для обозначения своеобразного психологического явления – ненормально затянувшегося мальчишества, неумения и нежелания мальчика повзрослеть (в силу трудно объяснимых, хотя интуитивно понятных причин девочки данному синдрому практически не подвержены). Своим появлением термин обязан американскому психологу Дэну Кейли, выпустившему недавно одноименную книгу. Синдром назван по имени Питера Пэна – героя сказки английского писателя Джеймса Барри. В наших краях эта сказка мало известна, и ее отечественная экранизация 1987 г. широкого внимания не привлекла. Сегодня, когда знаменитой сказке исполняется 100 лет (книга была написана в 1904 г.), а на экраны выходит ее новая, потрясающая голливудская экранизация, это невольно привлекает внимание к одноименному синдрому, тем более что его широкое распространение отмечают многие авторитетные авторы, а сам термин (по крайней мере, если судить по англоязычному Интернету) прочно вошел даже в повседневную речь.
Классическая сказка начинается словами: "Все дети рано или поздно вырастают. Кроме одного". Это единственное исключение – вечно двенадцатилетний Питер Пэн, воплощающий собой самые сокровенные фантазии всех своих сверстников. Избавленный от родительской опеки (родителей у него просто нет), он живет на сказочном острове, населенном феями, русалками, индейцами, пиратами, и постоянно переживает захватывающие приключения. Иногда его жизнь подвергается смертельной опасности ("смерть – это ведь тоже приключение!"), но он всякий раз с честью выдерживает испытания (что не так уж сложно при его умении летать).
По временам он посещает наш скучноватый реальный мир – в частности для того, чтобы тайком послушать сказки, которые девочка Венди рассказывает своим младшим братьям. Познакомившись с Венди, он приглашает ее с братьями на свой сказочный остров, и дети с восторгом принимают приглашение. Но, проведя несколько дней в азарте приключений, Венди (ох уж эти девочки!) решает вернуться в родительский дом – туда, где мужество проявляется не фехтовании на саблях, а в ежедневной прозаической борьбе за хлеб насущный, и где дети неизбежно становятся взрослыми. А Питер Пэн остается навеки двенадцатилетним на своем острове и в сказках, которые повзрослевшая Венди станет рассказывать своим детям, а потом и внукам. (Интересно, что успех первой книги побудил психолога Кейли написать вторую – посвященную Венди).
Как всякая хорошая сказка, книжка Барри – глубокомысленная, многослойная и, по большому счету, немного грустная. Ведь сказочный Питер Пэн заслуживает не столько восхищения, сколько сочувствия. "Законсервировавшийся" в своем ребячестве, он превыше всего ценит спонтанные радости жизни и категорически противится принятию на себя каких-либо обязанностей и обязательств. И самое главное – он не способен на настоящую привязанность, его товарищи – герои его приключений, не более того. И даже их уход из его жизни, или даже вообще из жизни, воспринимается им как досадная неприятность, но никак не утрата. "Бесшабашный, легкомысленный и бессердечный, как все мальчишки" он не в состоянии понять, как можно чем-то, даже самим собой пожертвовать для другого. Когда, чтобы спасти Питера, фея Динь-Динь выпивает предназначавшийся ему яд, он с недоумением вопрошает: "Зачем ты это сделала?"
"Ее крылышки уже беспомощно опустились, крохотное тельце похолодело. "Дурачок ты!" – только и сказала она с последней грустной улыбкой".
Стоп! А ведь нечто подобное я не так давно читал в писаниях одного безумно популярного современного гуру (имя указывать нет нужды – в популяризации он давно не нуждается). Дословная цитата:
Я люблю свою жену и своих детей, но не могу сказать, чтобы был к ним привязан. Они могут исчезнуть из моей жизни [что, кстати, вполне естественно и произошло – С. С.] или из жизни вообще, и я отнесусь к этому так же, как к любому другому природному явлению.
Признаюсь, одно это высказывание перечеркнуло для меня все прочие писания данного автора (кстати, местами небезынтересные). Человека, способного переживать утрату близких не сильнее, чем моросящий за окном дождик, я могу воспринимать только как безнадежного морального урода, от которого лучше держаться подальше. Но ведь именно это уродство и провозглашается целью его практической доктрины и привлекает тысячи последователей по всей стране! Надо ли после этого удивляться тому, как множится по городам и весям легион Питеров Пэнов?!
Вы наверняка встречали этих резвых, "самодостаточных" мальчиков всех возрастов, не умеющих и не желающих обременять себя привязанностью, стремящихся наслаждаться жизнью "здесь и теперь" (еще одна модная "фишка"!), превыше всего ценящих свою свободу говорить и делать что им вздумается. Повзрослеть для них – значит утратить свою спонтанность и конгруэнтность! Они отказываются признать, что "жизнь – это тоже замечательное приключение", хотя и мало похожа на увлекательную сказку, а порой скучна, тяжела, чревата перенапряжением и болью. Не желая ничем нарушать душевное благополучие своего внутреннего дитяти, современные Питеры Пэны беззаботно плывут по течению жизни. Или просто не тонут?..
Зарубежные психологи сходятся во мнении, что данный синдром – результат дефектов семейного воспитания. Стоит добавить, что это еще и червивый плод современной поп-психологии, а также всей общественной атмосферы последних лет, в которой традиционные "взрослые" ценности оказались дискредитированы. "Самодостаточный" Питер Пэн, у которого все есть (кроме, пожалуй, личностного стержня) и который никому ничего не должен, становится культовой фигурой нашего времени. Венди, стремящаяся домой, где ее ждет учеба, а потом и работа, семья (причем традиционная, а не "партнерская", "открытая" или "гостевая", о которых с умилением пишет уже упоминавшийся гуру), похоже, сама скоро превратится в сказочного персонажа.
Старая сказка Барри невольно акцентирует один важный момент, на который закрывают глаза современные записные "гуманисты": реальные дети, хотя они по-своему милы и даже прекрасны, по натуре своей безответственны, легкомысленны и бессердечны, не способны ни на самоотверженность, ни даже на элементарную самодисциплину. Настоящими людьми им только предстоит стать, причем обязательно с активной помощью взрослых, которые постепенно, дозированно приучают их к грузу взрослой жизни. Если это не делается, мальчишке так и не удается по-настоящему повзрослеть. И что с ним происходит?
Он сам себе не рад, да и окружающим с ним немало хлопот из-за его хронической безответственности, вечного промедления в делах, мифологического сознания, упорного нежелания смотреть правде в глаза. Он всегда причиняет горе тем, кто его любит, жаждет внимания и любви, но легко плюет в душу любящих его.
Психологически портрет Питера Пэна включает шесть основных черт:
Эмоциональный паралич. Его эмоции заторможены, его реакции неадекватны: недовольство выходит на поверхность в виде ярости, радость – в виде истерики, разочарование – жалости к себе и т. п.
Социальная беспомощность. Как он ни старается, у него нет настоящих друзей, потому что он сам никого не ценит и с легкостью их предает. В подростковом возрасте он легко попадает под влияние сверстников. Действия его импульсивны, нет четкого представления о том, что хорошо, что плохо. Он чаще проявляет внимание по отношению к знакомым, чем к своей семье. Он одинок и одиночество часто приводит его в состояние паники.
Страусиная политика. Стремление не замечать проблем в надежде, что они разрешатся сами по себе. Не признает своих ошибок и просто не может заставить себя извиниться. Очень изобретателен в сваливании своей вины на других.
Зависимость от матери. У него двойственное отношение к матери – раздражение сочетается с чувством вины, порожденным желанием освободиться от ее влияния. В присутствии матери возникает напряженность в отношениях с элементами сарказма и последующими вспышками нежности. В детстве он часто бьет на чувство жалости к себе, чтобы добиться, в основном от матери, желаемого, особенно денег.
Зависимость от отца. Контакт с отцом не получается. Он жаждет духовной близости с отцом, но не надеется заслужить его любовь и одобрение. В зрелом возрасте он продолжает идеализировать отца. Отсюда и возникают его проблемы и в отношениях с начальством.
Сексуальная зависимость. Его социальная беспомощность распространяется и на его отношения с противоположным полом. Вскоре, после наступления половой зрелости, он начинает интенсивно искать себе подругу, но его инфантильность, как правило, отталкивает девушек. Боязнь быть отвергнутым он прячет под маской жестокости и бессердечия "бывалого парня". В большинстве случаев он остается девственником и после 20 лет, но стыдится этого и хвастается мнимыми победами.
Хронология симптомов:
• с 12 до 17 лет – четыре основных качества присутствуют в разной степени – безответственность, беспокойный характер, одиночество, нарушение половой роли;
• с 18 до 22 лет – отрицание проблем в установлении межличностных контактов превращается в нарциссизм (самолюбование и перенос сексуального влечения на себя). В поведении преобладает чрезмерная жесткость;
• с 23 до 25 лет – серьезный кризис, общее разочарование в жизни, как правило и приводящее в круг себе подобных – во всевозможные тренинговые сообщества;
• с 26 до 33 – смиряется с хроническим состоянием недовольства жизнью, играет роль взрослого (с большим трудом, т. к. ни в чем не берет на себя ответственность – не может, да и не хочет);
• с 31 до 45 – даже если к этому возрасту есть постоянная работа, жена и дети, – находится в состоянии непреходящего отчаяния, которое делает его жизнь скучной и монотонной;
• После 45 лет – депрессия и раздражительность усиливаются. В некоторых случаях может восстать против бессмысленности и ненужности своей жизни. В попытке вернуть молодость бросает семью и пытается искать утешения у молоденьких.
Для большинства из нас сказочный остров беззаботного детства давно подернулся туманной дымкой. "До сих пор до нашего слуха порой доносится шум прибоя, но мы уже никогда не высадимся на том берегу". Потому, наверное, что перестали быть бесшабашными, легкомысленными и бессердечными. Не все, к сожалению.
Фантазия в темно-синих тонах
Дети индиго - псевдонаучный термин, обозначающий особую категорию детей, которые отличаются исключительными способностями и неадекватным поведением. Феномен детей индиго выдуман в конце 90-х годов ХХ в. американскими авторами поп-психологической литературы, чья фантазия была с восторгом подхвачена желтой прессой и телевидением и быстро обрела широкую популярность в среде мистически настроенных "образованцев", чей безотчетный комплекс неполноценности в полном соответствии с теорией А. Адлера легко оборачивается комплексом исключительности (коли не своей – так собственных детей). В психологической науке данный термин отсутствует, и само существование некоей особой категории детей, им обозначаемой, представляется, мягко скажем, спорным. Однако широкая дискуссия о данном явлении с непременными апелляциями к психологии требует от профессиональных психологов определиться в своем отношении к очередному мифу. А для этого необходимо более или менее подробно разобраться, как он возник, в чем состоит, и чем он так пленил пылкие, но некрепкие умы.
Кстати, автор этих строк вполне отдает себе отчет, что данный очерк вызовет бурю негодования у всех, чей нарциссизм нашел опору в этом мифе, а также тех, кто, подобно американским авторам бестселлеров, уже научился на мифах зарабатывать. Но задача газеты, и рубрики "Тезаурус" в частности, – называть вещи своими именами. Посему – продолжим.
В конце ХХ в. особую остроту во всем западном мире приобрела проблема нарастающей школьной дезадаптации, которая приобрела массовый характер. Множество детей оказались неспособны к полноценному усвоению школьной программы ввиду явного нежелания учиться и отсутствия интереса к учебному материалу. Хуже того, школьная неуспеваемость во многих случаях сочетается, а скорее всего и тесно взаимосвязана с нарушениями поведения, когда ребенок оказывается не способен соблюдать элементарные требования дисциплины, не признает ничей авторитет, эгоцентрически сосредоточен на собственной персоне, своих фантазиях и прихотях. При этом, однако, бросается в глаза, что эти настораживающие особенности никак не коррелируют с уровнем интеллекта, то есть встречаются как у детей ограниченных и недалеких, так и весьма одаренных (не говоря уже про множество детей заурядных, средних способностей). Однако именно дети с высоким интеллектом привлекли внимание общественности, поскольку их школьную неуспеваемость никак нельзя было объяснить недостатком способностей.
Общественный интерес был неожиданно подогрет киносказками про детей-мутантов, наделенных экстрасенсорными способностями, про зачатие земными женщинами потомства инопланетян, призванного то ли извести, то ли улучшить человеческую расу, и т. д., и т. п. Зависть к гонорарам голливудских сценаристов подстегнула воображение сказочников, далеких от "Фабрики грез". В результате почти одновременно появилось несколько конкурирующих сочинений о "звездных" детях (то есть чуть ли не буквально сошедших со звезд), якобы представляющих собой новую человеческую породу. Наибольший резонанс вызвало сочинение Ли Кэррола и Джен Тоубер "Дети Индиго", и давшее название этой якобы особой категории детей. Эта книга, увидевшая свет в 1999 году, сразу же стала бестселлером, сказочно обогатила авторов, а это – как в Голливуде, так и в издательском мире – обычно стимулирует сочинение продолжений и парафраз, которые, разумеется, не замедлили появиться. Так что в современной поп-культуре дети индиго стали почти таким же брэндом, как Кинг Конг, Гарри Поттер и хоббиты, породившим целую армию фанатов, легко путающих реальность с грезами. Надо ли говорить, что в нашей стране, где зарубежные научные труды годами безнадежно дожидаются перевода, паранаучное сочинение Кэррола и Тоубер появилось на книжных прилавках с завидной быстротой.
Сочиняя название выдуманному ими феномену, авторы бестселлера опирались на идею своей соотечественницы Нэнси Энн Тэпп, которую разные источники называют то ясновидящей, то психологом, то специалистом по биоэнергетике (для неискушенного обывателя разница, естественно, неуловима). Госпожа Тэпп зарабатывает на жизнь тем, что диагностирует состояние человеческого организма по цветовым оттенкам ауры – светового излучения, о котором известно исключительно со слов тех, кто способен его видеть. По ее наблюдениям, достоверность которых никакими научными методами подтвердить невозможно, существует особая категория детей, чья аура характеризуется насыщенным синим цветом – индиго. Эти дети обладают весьма развитыми способностями (по некоторым свидетельствам, в том числе и экстрасенсорными), а также многими странностями в поведении – они неусидчивы, расторможены, непослушны, легко хамят старшим и самодовольно кичатся своим превосходством над окружающими. Понятно, что их адаптация в социуме, состоящем из дремучих консерваторов, которые не умеют видеть нимб над каждым двоечником, весьма проблематична.
О способностях детей индиго существует множество разнообразных свидетельств – начиная от их удивительного дара сочинять афоризмы в перерывах между сменой подгузников до способности предсказывать будущее и разгонять тучи усилием воли. Чаще всего встречаются указания на их ранее речевое развитие, высокую креативность, легкость в освоении сложных навыков – в частности, компьютерных.
Что же касается очевидных поведенческих проблем, то "консервативными" специалистами они диагностируются как синдром дефицита внимания с гиперактивностью (АDHS). Синдром подлежит медикаментозному лечению, которое, с одной стороны, отчасти устраняет буйную расторможенность, но, с другой стороны, приводит к утрате детьми индиго своих исключительных способностей и превращению их в обычных людей (какой кошмар!). В силу этого "прогрессивными специалистами" провозглашается необходимость отказа от медикаментозного лечения, а также создания исключительным детям особых условий для их развития на благо общества.