Каин. Образы зла - Леопольд Зонди 9 стр.


Пример 5. Этот случай представляет судьбу чудовищнейшего военного преступника Адольфа Эйхмана (А. Э.) – одного из "пишущих Каинов", который сам не убивает, но одним лишь росчерком своего пера лишает жизни в своем кабинете миллионы людей. Описывая его судьбу, мы почти дословно приводим доклад психиатра И. С. Кульчара, с 20 января 1961 года по 1 марта 1961 года проводившего психиатрическое и психологическое обследование А.Э., результаты которого он опубликовал в книге, названной "Преступление, закон и исправление" [62].

А. Э. родился в 1906 году в Золингене (Германия). В 1913 году его семья переехала в Линц (Австрия), в котором его отец был директором городской трамвайной компании. Здесь А. Э. посещал школу, а позже работал продавцом в компании "Вакуум Ойл", и здесь же – вопреки воле своего отца – он вступил в нацистскую партию.

В детстве он был непослушным и неряшливым ребенком, в противоположность своему отцу, который стремился к наведению строжайшего порядка. В школе он часто прогуливал уроки, и его никак нельзя было назвать образцовым ребенком.

Отец же строго следил и за одеждой, и за порядком в ящичках стола, и за выполнением школьных заданий, и за чистой ушей у своих детей; он был гиперпедантичным и строгим отцом, не переносившим разговоров за обеденным столом. В своей автобиографии А. Э. пишет, что отец был крайне строгим только с ним, к другим детям он относился более снисходительно. Эта манера обращения с ним вызывала у него против отца яростный протест. Однако за этим протестом Кульчар обнаружил у А. Э. следы почтения и трепета перед строгим, уважаемым в обществе отцом. Переехав в Австрию, отец заслужил и там высокую репутацию. Во время школьных каникул А.Э. часто работал в трамвайной компании, руководимой его отцом, и находил эту работу более легкой, чем учебу в школе.

Мать была добродушной, не сварливой, красивой женщиной, умершей в 30 лет от туберкулеза. На вопрос психиатра о том, что он чувствовал, когда умерла его мать, А. Э. отвечал стереотипно: глубокое горе и скорбь. Однако могилу своей матери он никогда не посещал.

Вскоре после смерти матери его отец женился вторично. "Вторая мама" – так ее всегда называл А. Э. – была религиозной фанатичкой. Этот второй брак отца не имел для А. Э. особого судьбоносного значения. В их семье было много детей. В первом браке родилось шесть детей, Адольф был самым старшим из них. Во втором браке родились двое. И все дети, за исключением одного ребенка, были мальчиками. Самый младший из его братьев был, в отличие от А. Э., прилежным учеником. Кульчар предполагает, что Адольф желал ему смерти. В юношеском возрасте А. Э. болел полиомиелитом, который перенес, однако, без серьезных последствий. Разве что ему пришлось снова учиться ходить. За исключением небольшой операции по удалению фурункула и удаления гланд А. Э. в детстве особо не болел. В школе, будучи самым слабым из учеников, он почти не контактировал со своими соучениками. Поэтому сильное влияние на формирование его характера должно было оказать общественное движение любителей туризма, в котором он активно участвовал. Кульчар подчеркивает, что в своей дальнейшей жизни А. Э. так и не поднялся выше социального и культурного уровня того любителя туризма, которым он был в возрасте полового созревания. И этот юношески романтический образ жизни он вернул себе вновь, уже после войны, в нелегальной эмиграции в Аргентине.

Свое "гуманитарное" образование в гимназии он прервал и, как было сказано выше, начал работать продавцом в компании "Вакуум Ойл". И с этого момента у него начинает расти интерес к политике. Сначала он вступил в ряды австрийской монархической организации, однако вскоре ее покинул, поскольку ее вице-президент был евреем. После этого идеализируемый им секретарь его отца рекрутировал А. Э. в нацистское движение. Здесь в нем проснулся немец – он покинул свое австрийское местечко и вернулся в Германию, полностью посвятив свою жизнь нацистскому движению. Желая быть в своем движении одним из боевиков, он был весьма удручен тем, что ему доставались лишь "административные" поручения. Сперва именно такое ему и дала в "Дивизии масонов", а затем и в "Еврейской дивизии" партия нацистов, и где свою пользующуюся дурной славой роль он исполнил до конца. О жене А.Э. и его двух детях сведения в докладе отсутствуют. Кульчар своих испытуемых предпочитал изучать лишь с помощью тестирования и бесед [63].

О мировоззрении А.Э. он пишет: "Оно было негуманным, в лучшем случае биологически ориентированным, в сути своей скорее механистичным". В разговоре о жизни и смерти А.Э. сказал следующее: "Смерти нет, есть лишь жизнь. Когда я, как человек закончу мою форму бытия, я буду существовать лишь в различных органических и неорганических формах. Душа – это система реле, связанная с электромагнитным силовым полем. Ее центр находится где-то в головном мозге". Бога он идентифицирует с природой, однако он твердо убежден в существовании предопределения. А. Э. отметил: "Порядок в мире неизменен. Взгляните на эту пепельницу. Она представляет собой систему атомов и электронов. Можно разбить ее на мелкие кусочки, но и в этом случае порядок в ней останется неизменным". Психиатр подчеркивает, что это обезличенное, бездушное мировоззрение проявляется у А. Э. и в способе выражения мысли, в стиле речи, и в ее дефинициях. К примеру, его ответ на вопрос "Что такое брак?": "Брак является объединением представителей двух разных полов для продолжения рода". Психиатр пишет по этому поводу, что "обезличенность – в понимании им слов – должна рассматриваться как базисная черта его характера". В центре его механистической, бездушной экзистенции стоит порядок, который – по его мнению – наивысшего уровня достиг в Третьем Рейхе. Любимым его понятием был идеализм, и он любил, где это только было возможно, выставлять себя в качестве идеалиста. Однако это было характерным не только для его личности, такое мировоззрение было характерным для Третьего Рейха вообще.

В отношении интеллекта Кульчар признает, что его уровень у А. Э. выше среднего, однако у А. Э. имеется и так называемый "комплекс интеллигентности". В его докладе приводится пример того, как он пытался "блеснуть" своим высоким интеллектом, давая заумные определения:

Яблоко: полезный фрукт, укрепляющий здоровье.

Результат: сумма познания.

Начало: временная фиксация деятельности.

Видимое: данная благодаря глазам возможность что-либо распознать, вплоть до уровня едва распознаваемого и т. д.

Читал он мало. Немецких классиков знал только по обложкам. Но любил "Илиаду" и "Одиссею". Читал даже "Критику чистого разума" Канта, правда, не помнил ее содержания. Круг чтения у него был ограниченным. В театр, на концерты и оперу он не ходил, однако сам играл на скрипке.

Его аффективную сферу психиатр определил следующим образом: А. Э. дает шоковые реакции на те тестовые задания, которые провоцируют сексуальность либо агрессию (например, картинка 8МЖ в тесте ТАТ или таблица VI в тесте Роршаха). Давая интервью, он стеснялся сообщать что-либо о своей сексуальной жизни, хотя присутствующий при допросе охранник тюрьмы не понимал немецкого. Кульчар утверждает, что в процессе обследования он не нашел ни малейшего намека на тонкие чувства, скорее скованность или эгоцентрические и лабильные аффективные проявления, толкающие его на неадекватные, импульсивные поступки. Если тестовая карточка его поражала, он тут же начинал путаться, заикаться, нервные тики передергивали его лицо.

В качестве наиболее серьезной психологической проблемы для А.Э. отмечена в докладе Кульчара диалектика отношения активность – пассивность. Естественно, он "только исполнял приказы" и был "человеком, лишь исполняющим свой долг, не более". То, что роль подчиненного было для него непосильно тяжелой задачей, он аргументировал следующим: размышляя о финале своей карьеры, А. Э. говорит: "Я был всего лишь объектом, только в объекте может рождаться столько пессимизма, что – не будь я так занят службой – я бы покончил с собой". (Эти суицидные мысли оставили след и в результатах исследования его тестом Зонди, проведенного в 1961 году.)

Удивительно психологическим является высказывание А. Э. о своих страхах: "Всю свою жизнь я жил в страхе, но я не знал, чего я боюсь. Даже в то время, когда я был абсолютно свободен и самостоятелен, я испытывал внутреннее беспокойство. Я не мог зайти туда, где были незнакомые мне люди. Сначала я должен был узнать, кто они такие. Мои руки потели. И чем меньше я старался об этом думать, тем сильнее. Всегда, когда свои встречи подготавливал я, они проходили плохо. Я был забывчив, многого, о чем мы там говорили, я не запоминал".

Этот сенситивный, почти параноидный страх, и такие невротические симптомы, как кусание ногтей, заикание, потение в незнакомом обществе, робость, невротические тики на лице, не противоречат его каинистической природе, подобное часто можно встретить у самых брутальных убийц.

Имелись ли у А. Э. моральные чувства вообще? Когда психиатр спросил его, испытывал ли он когда-либо чувство вины, А.Э. ответил: "Да, конечно. Один или два раза, когда пропускал занятия в школе". Страх и невротические симптомы говорят против предположения, что А. Э. является "монстром, разновидностью lusus naturae, то есть ошибкой природы". Психиатр склоняется к мнению, что А. Э. защищается от угрызений совести с помощью гиперкомпенсации, цинизма, ухода в себя, а то и аутизма. Используя эту систему защиты, А. Э. пытался обесценить позывы совести. Дословная цитата из доклада: "Согласно полученным нами данным, импульсы к убийству у А. Э. представляли существенную угрозу как для его психики, так и для ядра его Я… Обнаружено, что нравственные чувства, которые А. Э. позволял себе, распределялись по трем слоям:

1) один тонкий, поверхностный слой, привитый в семье;

2) другой – от национал-социалистической партии, устанавливавшей мораль под девизом "слабость – это преступление";

3) и та мораль, что "убийство несет в себе угрозу для души".

И. С. Кульчар пришел к выводу, что стремление к деструкции у А. Э. не может быть выведено из банальной истории его жизни. Оно не может быть вскрыто и с помощью проективных тестов, истолкованных, по просьбе Кульчар, психологом Шошаном. Автор пишет, что "ему удалось решить эту задачу только с помощью экспериментальной диагностики побуждений, ее теста Зонди".

3 марта 1961 года я получил письмо от И. С. Кульчара с просьбой дать "слепое" заключение по результатам тестирования тестом Зонди "неизвестного 50-летнего мужчины". Хотя я уже почти год как не ставил по результатам тестирования "слепых" диагнозов, в этом случае я его дал, поскольку тест показал такое сходство возможностей экзистенции у неизвестного с несущим опасность образом Каина, как никогда еще в моей практике. Мой "слепой" диагноз гласил:

"Мужчина является преступником с неутоляемой жаждой убивать".

Несмотря на мои многочисленные просьбы сообщить, что же представляет собой этот человек с точки зрения психиатрии, мне пришлось ждать еще около года, пока наконец не пришел ответ, что это был Адольф Эйхман. В "Приложении" я привожу дословный текст данного "слепого" заключения с перечнем возможностей экзистенции этого "неизвестного" [64].

Мы проанализировали, сравнив между собой, жизненный путь двух военных преступников. Судьба полковника жандармерии Мартона Цёлди обнаружила экстремальные клинические проявления пароксизмального Каина: эпилептические припадки (в юности), садомазохистские перверсии, массовое убийство нацменьшинств и религиозное помешательство. Его собрат по судьбе, Адольф Эйхман, наоборот, первоначально был свободен от упомянутых экстремальных клинических симптомов Каина. Однако его тестовые профили указывают на противоположное: в то время как Цёлди с его эпилептоидно-параноидным манифестом показал установку на убийство, то есть признак Каина, лишь в двух из десяти переднеплановых профилей побуждений и в полутора из десяти заднеплановых теоретических комплементарных профилей – в общем всего лишь в 3,5 профилях, Эйхман тестовые признаки Каина дал в десяти (!) из девятнадцати профилей. Правда, на переднем плане лишь раз, зато девять (!) на заднем. На основании этих обследований мы пришли к следующим выводам.

Фактически изживаемая в клинической симптоматике припадков (в манифесте эпилептических припадков, в перверсиях, религиозном помешательстве и т. д.) установка Каина может освободиться от накапливающейся в душе готовности убивать, переместив ее на задний план. Но при определенных обстоятельствах аффективная энергия установки на убийство может разрядиться и не в клинической симптоматике, а напрямую – в аффективном убийстве (М. Цёлди).

Каин, неспособный свою заднеплановую установку на убийство реализовать в виде клинического симптома, может – в обстановке всеобщего хаоса – действовать как политик, губя жизни тысяч людей, хотя сам при этом фактически никого не убивает (А. Эйхман). Наиболее вероятно, что акты массового насильственного уничтожения людей, такие как походы крестоносцев и другие религиозные войны, массовые погромы (евреев, армян и т. д.), во все времена возникали именно на такой каинистической основе.

В 1939 году в своей известной книге "Криминальная биология" Ф. Экснер выдвинул следующий тезис: "За исключением генуинной эпилепсии, наследственная связь между психозом и предрасположенностью к преступности не установлена" [65]. Эпилептики же, а также их кровные родственники и избранники (Штумпфель, Ферфассер), являются носителями тех черт характера, которые представляют основу их склонности к преступным деяниям. Из исследований Штумпфеля (1935) видно, что преступники-рецидивисты, повторно осужденные за убийство или нанесение тяжких телесных повреждений, а также их родственники и подельники имеют повышенную частоту встречаемости среди них случаев эпилепсии [66]. Конрад, изучавший детей эпилептиков, обнаружил, что в случае генуинного эпилептика в качестве одного из родителей, 13 % детей становятся осужденными, когда же один из родителей страдал травматической эпилепсией, среди таких детей криминальность наблюдалась лишь в 3,3 %. На передаче по наследству каинистической аффективной природы мы остановимся чуть позже. Здесь же мы упоминаем о связи эпилепсии с преступной склонностью к дракам лишь потому, что мы рассматриваем каинистическую нацеленность на убийство в целом – в том числе и без манифеста припадков – как врожденную пароксизмально-эпилептиформную склонность.

Согласившись с этим допущением, мы начинаем понимать, почему и притязания на убийство, и совершение реального убийства можно встретить даже у детей. Эту мысль можно подтвердить и примерами 6 и 7.

Каин – убийца

Пример 6: Притязания на убийство у трехлетней девочки. Около 30 лет назад меня разыскала на моих лекциях одна пожилая дама со своей трехлетней внучкой. С возмущением и дрожью в голосе она рассказала мне следующее: ее дочь, мать этой трехлетней девочки, недавно обзавелась вторым ребенком, мальчиком. Внучка, ее первенец, к рождению братика психологически была ими подготовлена. Тем не менее, в один из дней, когда бабушка зашла к ним в гости, девочка попросила бабушку пойти с ней в другую комнату и посмотреть на спящего в колыбельке младенца. Когда же они подошли к нему, девочка достала припрятанный возле колыбельки камень и попросила: "Бабуль! Убей его!" Благодаря работе психоаналитиков с детьми, подобные ситуации, всегда вызывавшие справедливое негодование, стали теперь более редкими.

Пример 7: Одиннадцатилетняя убийца. Случай, закончившийся трагически, за который я признателен психологу, доценту Л. Нослопи (Будапешт).

11-летняя девочка N. появилась на свет вне брака. Когда мать все-таки вышла замуж, девочка получила фамилию этого мужчины. Мать работала в Будапеште подсобным рабочим и была хронической алкоголичкой. После того как мать рассталась со своим мужем, девочка попала в семью своего настоящего отца, у которого была еще одна дочь, уже от другой женщины. Правда, эта дочь воспитывалась в государственном детском доме. Таким образом, девочка попала из огня да в полымя. Душе девочки тяжелейшую травму нанесла ее пьющая мать. Она часто давала глотнуть алкоголь и ей, не заботилась о ней, часто орала не нее: "Ты убийца!" Так что ребенок был запущен и заброшен. Живя в доме своего настоящего отца, она часто пропускала занятия в школе, много раз пыталась воровать и бродяжничать. Однако слабоумной она не была. В марте 1963 года она увидела, что в соседней квартире мужчина чистит револьвер, который он затем спрятал в шкафчике. Выбрав удобный момент, девочка через окно проникла в квартиру соседа и украла там револьвер. После этого она затащила в туалет четырехлетнего мальчика и, направив на него револьвер, выстрелила. Мальчик был тяжело ранен. Испугавшись, она зарыла в тот момент еще живого мальчика в мусорной куче, где позже он и умер. Тело его было найдено лишь много дней спустя.

Под фамилией ее настоящего отца девочка была переведена в другую школу.

Проведенная после убийства экспериментальная диагностика побуждений девочки подтвердила имеющиеся у нее гипертрофированную потребность в любви и нежности, тотальную покинутость и одиночество, а чуть позже – и панический страх. Мы предполагаем, что покинутость разбудила в ней Каина и что панический страх появился у нее в результате массивного наплыва каинистских аффектов, уже после проступка. То, что ребенок, находящийся в состоянии сильнейшей покинутости и депривации, может накапливать в себе гнев и ярость, ненависть с жаждой мести на мир и жизнь, вполне понятно. Неестественный здесь лишь способ разрядки этих аффектов, важную роль в котором могла сыграть обнаруженная тестированием чрезвычайно сильная заднеплановая истериоформная пароксизмальность.

Пример 8. Попытки у 25-летней эпилептички отравить свою мать.

В 1939/40 годах у нас в Будапеште на обследовании была 25-летняя девушка с генуинной эпилепсией. Она жила с матерью, которая преподавала язык и литературу и была обаятельной, но патологически мазохистичной, истеричной и периодами депрессивной личностью. Дуальный союз матери с дочерью имел садомазохистский характер. Дочь в этом дуальном существовании играла садотираническую роль, многократно предпринимая попытки отравить свою мать люминалом, который ей назначили в качестве лекарства от эпилептических припадков. Дважды из-за этих навязчивых каинистски параноидных идей врачи были вынуждены ее интернировать.

Пример 9. Попытки задушить свою мать у 23-летней эпилептички.

Полностью аналогичен предыдущему случаю.

Это 23-летняя девушка, которую мы исследовали в 1945 году в частной психиатрической клинике в Швейцарии. Ее судьба, как и результаты тестирования по экспериментальной диагностике побуждений, были аналогичны результатам ее венгерской подруги по несчастью. Она также страдала генуинной эпилепсией с параноидными чертами и много раз хотела задушить свою мать. Та была истериоформной, депрессивной женщиной, интернированной в эту же клинику в связи с содомией. Но там мать так ни разу и не пожелала встретиться со своей дочерью.

Мы обратили внимание на характерное для эпилептических пароксизмальных семей генеалогическое древо, составленное для этого случая [67].

I. Генуинными эпилептичками были: испытуемая (29), двоюродная бабушка со стороны матери (3).

II. Заиками: дедушка со стороны отца (10), его же брат (12) и их отец (13).

III. Садистами и каинитами: испытуемая (29), ее мать (19) и дедушка со стороны матери (8).

Назад Дальше