Территория взрослости: горизонты саморазвития во взрослом возрасте - Елена Сапогова 7 стр.


"Синдром Питера Пэна"

Несмотря на то что в юном возрасте взрослость кажется исключительно привлекательным этапом жизни, на деле быть взрослым оказывается не так уж легко и комфортно. В обыденной жизни каждый сталкивался с тем, что далеко не все номинально взрослые (по количеству прожитых лет) люди демонстрируют реальную внутреннюю взрослость, по крайней мере в том ее виде, в котором она традиционно описывается в психологии.

Тенденцией последних лет, приобретающей массовый характер, становится отрицание многих сущностных аспектов взросления и, главное, внутреннее сопротивление ему. Живущие с родителями великовозрастные "кидалты" (от англ. kid – ребенок и adult – взрослый), сохраняющие инфантильные увлечения (страсть к мультфильмам, компьютерным играм, полудетским книгам жанра фэнтези, дорогостоящим безделушкам и бесполезным, но статусным гаджетам), и дети-"бумеранги", постоянно возвращающиеся под родительское крыло в случае жизненных неурядиц или финансовых трудностей, становятся сегодня настоящей социальной проблемой.

Такое бесконечно затянувшееся детство Д. Кейли предложил называть "синдромом Питера Пэна" по имени главного героя пьесы Дж. Барри, желающего навек оставаться ребенком. "Законсервировавшийся" в ребячестве Питер Пэн превыше всего ценит спонтанные радости жизни, желает получить от жизни все и сразу, категорически противится принятию на себя каких-либо обязанностей и обязательств, боится жизненных превратностей, страданий, боли, избегает напряжения и волевых усилий (Степанов, 2006).

Якобы самодостаточный, никем и ничем не обремененный, следующий только за собственными потребностями, безответственный, легкомысленный и бессердечный, не способный ни на самоотверженность, ни на самодисциплину и сбрасывающий с себя любой "груз жизни", Питер Пэн становится распространенным типажом, особенно в ранней взрослости. В противовес зрелости, которой в большей степени присущи понятия долга, ответственности, решительности, самоограничения, именно юность часто представляется необременительной порой свободы, свежести и яркости впечатлений, обретения нового соблазнительного и казавшегося ранее запретным опыта, раскрытия новых возможностей. Постепенная утрата всего этого становится предметом ностальгии, идеализации и разочарований, а сама необходимость взросления и расставания со всем этим – чуть ли не поводом для погружения в отчаяние и депрессию.

С. С. Степанов, обсуждая синдром Питера Пэна и считая его результатом неправильной социализации мальчиков, указывает на шесть его основных характеристик:

1) эмоциональный паралич: неадекватность и заторможенность эмоций;

2) социальная беспомощность: отсутствие прочных социальных привязанностей, податливость любому влиянию, импульсивность, слабая развитость моральных представлений;

3) "страусиная политика": стремление избегать проблем, ни во что не вмешиваться, эскапизм, равнодушие и безразличие ко всему, что лежит вне удовлетворения его собственных потребностей;

4) зависимость от матери: смесь раздражения и чувства вины во взаимоотношениях с ней, выражающаяся в чередовании конфликтов и вспышек нежности;

5) зависимость от отца: смесь желания близости с отцом и переживания неполноценности при сравнении с ним, приводящая к сложным отношениям с представителями своего пола, особенно более старшего возраста;

6) сексуальная зависимость: социальная беспомощность, инфантильность мужчины отталкивает женщин, что приводит к формированию защитных реакций в форме подчеркивания своей часто нереалистичной "бывалости", сексуальной опытности, "мачизма" и брутальности, за которыми ничего не стоит.

Характеристики синдрома проявляются уже в 12–17 лет в виде безответственности, беспокойства, одиночества, нарушений половой роли. Позже появляются нарциссизм, инфантильное отрицание имеющихся межличностных проблем, демонстрация жесткого, брутального поведения (с 18–22 лет). С 23–25 лет ярко переживается возрастной кризис, после которого (с 26–33 лет) тотальное разочарование в жизни становится хроническим переживанием, деформирующим характер человека и затрудняющим освоение социальных позиций взрослости. В период от 30 до 45 лет жизнь окончательно кажется скучной, монотонной, бесперспективной, нарастают разочарование и отчаяние, в дальнейшем только усиливающиеся и часто приводящие к попыткам вновь и вновь "начать жизнь сначала", обычно с более молодым партнером, чтобы эту "молодость" для себя продлить (Степанов, 2006).

Эту картину дополняют характеристики отчуждения, описанные С. Мадди. Он говорит о нем как об "экзистенциальном недуге", включающем вегетативность (неспособность поверить в истину, важность или ценность любой реально осуществляемой или воображаемой личностью деятельности), бессилие (утрата человеком веры в свою способность влиять на жизненные ситуации), нигилизм (убежденность в отсутствии смысла жизни) и авантюризм, "крусадерство" (компульсивный поиск жизненности, вовлеченность в опасные, экстремальные виды деятельности, сопровождаемые переживанием бессмысленности повседневной жизни).

Женским вариантом синдрома Питера Пэна иногда считают описанный Н. Дункасом и Г. Найкелли "синдром Персефоны", характеризующий взаимную невротическую привязанности дочери и матери (Персефоны и Деметры). Страх перед возможной разлукой с матерью (с родительской семьей) создает у взрослеющей женщины переживание покинутости, нервное напряжение, настороженность, она чувствует себя несчастной и быстро разочаровывается в привязанностях. Страх усиливает подверженность фрустрациям, формирует чрезмерную ранимость, болезненное самолюбие, стимулирует реакции эскапизма от интимности, заставляет тревожно избегать опыта налаживания глубоких эмоциональных отношений с другими людьми, особенно противоположного пола. Такое защитное поведение будто бы "страхует" личность от сравнения себя с другими, реализовавшимися в интимном плане.

Тем не менее свойственное ряду представителей обоих полов нежелание взрослеть имеет более общий и системный характер. Его истоки лежат не столько в пороках семейного воспитания, сколько в изменившихся социальных контекстах современного взросления и соответственно в изменении содержания задач, которые ставятся социумом перед взрослеющими людьми, в отношении к характеру и способам их разрешения.

Необязательность взросления

Как ни странно, сегодняшнему взрослому вполне можно не иметь профессии ("я просто живу"), не работать ("пусть лохи работают"), не иметь семьи и детей ("ничто ко дну не тянет, есть не просит"), не заботиться о старшем поколении ("я их себя рожать не просил и ничего им не должен"), не стремиться к самоактуализации ("работа меня напрягает", "я поступил сюда, потому что здесь можно ничего не делать"), ни по отношению ни к чему не испытывать чувство долга ("это – не мое дело", "не хочу ни во что влезать", "это меня не касается"), патриотизма, уважения, не переживать чувства общности, единения с кем-то, не иметь принципов и пр. И главное – это уже не будет категорично осуждаться социумом, не поставит человека в разряд "незрелых" лиц, великовозрастных инфантилов, "недорослей" (для примера, понятие "тунеядец", знакомое представителям старших поколений, практически полностью исчезло из употребления).

Иными словами, за "невзросление" не налагаются никакие социальные санкции, во всяком случае, человек не лишается желанных взрослых благ (сексуальной свободы, финансовой свободы, свободы распоряжаться своим временем и пр.). Это рождает своеобразный феномен псевдовзрослости, а "традиционная" взрослость с ее необходимостью принимать на себя ответственность и самоопределяться во многом утрачивает привлекательность для молодых поколений. Эмоциональное "ядро" жизни смещается от взрослости к кажущимся менее обременительными юности и молодости, когда, по мнению многих, "и жизнь хороша, и жить хорошо".

Тем не менее жизнь любого социума существует и развивается именно благодаря взрослым поколениям как наиболее активным, ответственным, компетентным, способным сохранять, поддерживать и развивать культурные и цивилизационные ценности и управлять развитием молодых поколений. Во все века общество традиционно стремилось к созданию необходимых для взросления условий и развитию соответствующих актуальному социальному запросу характеристик.

Согласно Д. Б. Эльконину, детство длится до того момента, когда человека можно будет свободно включать в систему общественного производства. Именно эта включенность ставит на нем "знак взрослости". Осознанно и компетентно владея соответствующими средствами (орудиями) и способами труда, человек способен адекватно вписываться в существующие социальные практики и жить самостоятельной, ответственной и осмысленной жизнью, управляя собственным развитием.

Но современная, быстро усложняющаяся и предъявляющая многоплановые требования к психическим возможностям личности жизнь увеличивает длительность периодов, предшествующих взрослости, очевидно тесня и удлиняя взросление. В результате современный человек довольно долго продолжает оставаться всего лишь в статусе психологического потребителя (продуктов материального производства, информации, ценностей, смыслов, целевых установок, идентификационных образцов и пр.), реально не включаясь в их производство. Комфортно удовлетворяя свои возрастающие потребности, он вполне легитимно может почти ничего не привносить в бытие, а потому часто и не чувствует необходимости приращивать его собой, реализовываться в нем.

В каком-то смысле самореализация начинает отождествляться всего лишь с успешно-оправдательной адаптацией к социуму, что отражено в известном понятии социального интеллекта. В отличие от традиционно понимаемого интеллекта как способности мыслить, решать когнитивные задачи, находить новые способы реагирования и т. д., оно обозначает всего лишь приспособление индивида к типичным ситуациям, наиболее часто встречающимся в его опыте и детерминирующим его способы поведения в них. Такой интеллект формируется в ходе первичной социализации под воздействием условий конкретной социальной среды ("не высовывайся", "не верь, не бойся, не проси", "не лезь, куда не надо", "прогнись перед авторитетом", "польсти", "дай дорогу дураку") и обеспечивает постоянную актуализацию клишированных паттернов поведения и, следовательно, кажущуюся успешность взаимодействия.

Особенности современной реальности далеко не всегда делают взросление необходимостью личностного развития, давая человеку возможность долго оставаться в промежуточном между детством и взрослостью статусе.

И человек привыкает к этому необременительному статусу: очень удобно не вкладывать труд и усердие в овладение профессией, если нет намерения работать вообще или работать по специальности; разрушение понятной связи между уровнем квалификации и занимаемой должностью снижает мотивацию содержательно конкурировать с другими в профессиональном и карьерном плане и т. д. Подобные явления открывают возможность лишь "играть во взрослость", имитировать ее, принимая только вторичные, игровые и развлекательные, аспекты взрослой жизни без личностного вклада и стремления достичь чего-то иного, кроме "паблисити и просперити". Взрослеть становится попросту не выгодно, да и психологически не нужно.

По-видимому, во всех таких случаях содержательно размывается франкловское "ради чего…" и "ради кого…", и взрослость лишается неких значимых смыслов, ориентиров и атрибутов: сегодняшний пришедший к отцу "крошка-сын" далеко не всегда обнаружит в нем личностную зрелость, профессиональную компетентность, сформированное психическое самоуправление, творческое начало, долг, волю и т. п., достойные становиться образцами для идентификации и подражания.

"Ну вот и стал я ужасно взрослым…": путаница возрастных границ и ее последствия

Вплоть до 30 и даже позднее "незрелый взрослый" продолжает ощущать себя в статусе взрослеющего, "условно взрослого", когда некоторые аспекты взрослой жизни (к примеру, репродуктивный или коммуникативный) им вполне освоены и создают иллюзию полноценной взрослости, а в других аспектах (профессиональном, творческом, личностном) он остается все еще недостаточно компетентным. Но когда/если же он становится реально взрослым, в восприятии социума прожитые годы ставят на нем символическую "метку" старения и старости. В этом смысле достаточно взглянуть на "дискриминационные" предложения работодателей, в которых четко проведена желаемая возрастная граница – обычно до 35 лет. Вот как об этом рассказывает одна из наших клиенток.

* * *

Я сразу после института пришла работать секретарем к И. В. Тогда требования у работодателей были – ого-го! Не сравнишь с теперешними. Это сейчас главное, чтобы блондинка и ноги от ушей, а все остальное – "приложится" во всех смыслах этого слова… А тогда… Нужно было знать делопроизводство, стенографию, машинопись, бухгалтерию, английский… Потом, когда компьютеры появились, я и их освоила, любая оргтехника мне по плечу, вместе со своими детьми я учила языки и сейчас свободно читаю и говорю по-английски и по-немецки, немного знаю итальянский. В общем, знания, навыки, компетентность пришли с опытом.

Когда в 90-х И. В. с двумя партнерами создали свою фирму, я, как говорится, "по наследству" перешла к ним. Современные девчушки – "офис-менеджеры", уверяю вас, мне и в подметки не годятся! Я знаю деловой этикет, научилась за эти годы очень дипломатично общаться с самыми разными людьми. Я занималась техническими и экономическими переводами, хорошо знаю все производство "от и до" вместе с нашими сотрудниками, потому что приезжающие партнеры, особенно из-за рубежа, говорят на совершенно разные темы, а мне приходилось переводить и на переговорах, и в "культурных программах". Я содержала офис и кабинет И. В. в исключительном порядке и всегда на самом современном уровне – от дизайна мебели до араукарии в эркере. Без ложной скромности скажу: не было такого документа, который я не могла бы отыскать у себя в приемной за минуту, не было такой информации, которую я не отыскала бы в Интернете за десять минут! Я знала всех сотрудников фирмы, всегда была в курсе, где кого найти, кого и как зовут, у кого сколько детей и как зовут жену…

И вот И. В. два года назад не стало, фирма постепенно пришла в упадок, и я осталась без работы. Поначалу не нервничала – смело звонила по всем объявлениям и предлагала свои услуги. И знаете, что я всегда слышала в ответ: "Да, спасибо, но нам нужен кто-то помоложе". Мне так и хотелось спросить, как в том анекдоте: "Вам ехать или шашечки?", но реальность суровела на глазах. А я ведь вовсе не старая и выгляжу хорошо… А главное – я опытный и знающий человек. А со мной говорят так, как будто бы я уже вышла в тираж… Неужели никому не нужны мои знания и навыки? Хорошие работники, как я думала, – это всегда счастливая находка для руководителя. Но мне отказывают, отказывают, отказывают… потому что мне не "до 35"…

Ангелина С., 46 лет

Человек оказывается в своеобразной социальной ловушке возраста: старым он себя не мыслит и мыслить не хочет – в собственном восприятии он только что повзрослел, "вошел в ум", "начал жить", "обрел опыт". Но социум, пополнившийся новыми "взрослыми", активно вытесняет его из едва освоенного статуса в когорту зрелых и пожилых людей.

Экспансивное удлинение продолжительности "квазидетства" одновременно создает и известный феномен "бегства от старости", принимающий иногда комичные и одиозные формы – достаточно вспомнить сегодняшнюю востребованность пластической хирургии, следование молодежному стилю одежды и нормативам более юных субкультур, использование молодежного слэнга в социальных сетях, сохранение музыкальных и литературных предпочтений, характерных для подростков, и пр.

Удивительно, но эта "невоплотившаяся", "недоросшая", почти маргинальная в плане возрастной периодизации взрослость становится одним из популярных идентификационных образцов, охотно транслируемых литературой, кино, прессой и телевидением: не имеющий возраста "положительный" герой, походя преступающий закон, совершающий будто бы оправданные асоциальные действия, нарушающий взятые на себя обязательства, лгущий, циничный, часто жизненно и личностно неустроенный, ни к чему не относящийся серьезно и готовый все обесценить и оскорбить, не сходит с литературных страниц и киноэкранов.

"Жизнь без усилия жить"

Смысловой центр этой новой "ментальности взросления" образует обобщенная ориентация на жизнь "без усилия жить" (Мамардашвили, 1995, 1996), на сознательное избегание экзистенциального героизма выборов и поступков, уклонение от смыслополагания, страхование себя от непредсказуемых порывов. Об этом можно составить впечатление по репликам некоторых участников наших семинаров.

Назад Дальше