В египетской цивилизации существовал миф о том, как бог Ра победил дракона Апофиса. Аналогичные подвиги приписывались и греко-римским богам: Геракл борется с гидрой, Аполлон – с пифией, Кронос – с монстром Офионеем. Великий город Фивы был основан только потому, что герой Камос победил здесь дракона, принадлежавшего богу войны Аресу.
В иудейско-христианских сказаниях драконы наделены почти безграничным владычеством. Наиболее известна история Даниила и вавилонян (Дан. 14:23). Грешные жители Вавилона свято почитали именно его… страшного дракона. Даниил по планам тамошнего царя должен был быть убит монстром, но схитрил и прихватил с собой в угощение для монстра "пирожок". Рецепт "лакомства" от Даниила-драконоборца: смола, жир и шерсть. Все это вызвало у дракона сильнейший запор и, как следствие, страшную и неминучую гибель.
Северные драконоборцы тоже исхитрялись как могли, правда, до кулинарных фантазий у них дело как-то не доходило.
Ветхий Завет вообще очень многое привнес в описание драконов. Изрыгающий огонь и яд Левиафан – чем вам не образец для подражания всех последующих монстров? Апокалипсис тоже внес свою посильную лепту в драконий облик. Здесь он является о семи головах и десяти рогах – как аллегория, символ дьявола собственной персоной.
Исследователи насчитали свыше шестидесяти легенд о драконоборцах. Известна история Марины Антиохийской, которой в тюремном узилище явился ужасный дракон. Изрыгал он пламя и имел язык, подобный острому мечу. Дева пала на колени в молитве, дракон ею благополучно позавтракал, после чего скончался в страшных мучениях: его внутренности были порваны крестом, висевшим на шее святой.
Еще большей знаменитостью сделался святой Георгий Каппадокийский, он же Победоносец. Его борьба с драконом куда больше напоминает приключения рыцарей Круглого стола, нежели чудесные деяния христианского святого.
Даже если слово "дракон" родилось в грекоримском ареале (латинское draco), в германском пространстве сложились собственные представления об этих существах. Их называли червями (староскандинавское ormr). А воинственные викинги в эпоху раннего Средневековья именовали свои кораблики draken – драккары – и украшали драконьими головами. Что ж, когда такие драккары появлялись в IX веке на европейских реках, на Сене у Парижа или же на Эльбе у Гамбурга, дела вершились самые что ни на есть драконьи – мародерство, насилие и война.
Опыт драконоборчества отражен в целом ряде скандинавских легенд.
В староанглийском эпосе "Беовульф" мы встречаем дракона высотой в пятьдесят футов, в чешуе-панцире. Только на животе монстра чешуя чуть тоньше. Вот и удается Зигмунду в "Беовульфе" победить чудовище, ударив его копьем в брюхо.
В старых северных песнях о Фафнире Зигурд вырывает яму, над которой и кружит неосторожное чудовище, невольно демонстрируя герою свои "слабые места". Надо добавить, что и в "Беовульфе", и в песнях о Фафнире дракон способен летать только по ночам.
"Привычки" и "пристрастия" зависят от мест "происхождения" дракона. К примеру, прадракон Нидхегг вкапывается в плоть мира; он повинен в землетрясениях, вулканической активности и подземных толчках. Разумеется, только Исландия с ее геологическим строением могла предполагать веру в подобное "поведение" прадракона.
Многие из германских драконов живут в пещерах, в "Беовульфе" описывается дракон, обитающий в могильнике.
Весьма популярны также чудовища, что населяют море. Чего только стоит гигантский змей Мидгард, обитающий в Мировом океане и обхватывающий телом весь шар земной!
В других культурных кругах драконы больше напоминали огромных крылатых крокодилов, хвостом уничтожающих своих противников. Благодаря трудам африканского епископа Августина подобные представления распространились в Средневековье во всех странах христианского мира.
Как люди современные, мы с вами не можем не вспомнить о том, что драконы – существа архетипические, символизирующие власть над стихиями жизни и могущество. Земля и Вода, Огонь и Воздух – драконы у себя дома во всех четырех элементах, а потому представляют для человека постоянную опасность. Магические свойства этих существ не ограничиваются одной лишь борьбой и разрушением. Они стары и мудры, они владычествуют над всем зверьем и даже могут тягаться с богами. Контакт с ними и человека наделяет особыми свойствами. Купание в крови дракона делает Зигфрида неуязвимым. Скандинавский Зигурд готовит сердце дракона на костре и благодаря подобному "блюду" в собственном меню начинает понимать птичий язык.
Охраняющий сокровища дракон впервые появляется в античной сказке Федра о лисе и драконе. В "Беовульфе" жизненным "предназначением" дракона объявляется охрана золота. Исландские поэты, скальды, придумали для сокровищ метафоры "ложе червя" и "одр Фафнира". В рассказе о Фафнире значение сокровищ совершенно прозрачно: Фафнир был сыном великана Хрейдмара. Только из-за неправедно обретенного богатства – золота богов – он превращается в дракона, сторожащего клад.
Напрямую связан с мотивом сокровищ и образ героического драконоборца. В сказаниях о Нибелунгах Зигурд (Зигфрид) побеждает в поединке с драконом и обретает легендарные сокровища, помогающие ему в последующих приключениях.
Аналогичные испытания обязаны пройти и все прочие герои средневековой поэзии: Дитрих Бернский должен ежедневно бороться в пустыне с драконами. Да и рыцари короля Артура Ланселот, Тристан и Гавейн доказывают свое мужество в битвах все с теми же тварями. То же самое касается и Хагена – в старонемецком эпосе "Кудрун". Может показаться забавным, но в представлении средневековых поэтов и герой Ахиллес, и Александр Македонский тоже становятся… отпетыми драконоборцами. Вот так-то.
Утром Брюнгильду крестили в маленькой капелле в присутствии госпожи Утте и Кримхильды. Малыш Гизельхер с загадочным видом сказочного существа держал свечи.
А потом была свадьба, а потом была ночь.
Тишина меж Брюнгильдой и Гунтером была оглушительна. Издалека доносились крики, веселый смех, пение. Все веселились. Гунтер все бы отдал, чтобы только не быть здесь.
Да, она была хороша. Не такая светлая, как Кримхильда, не такая нежная. Но хороша. Лишь чуть-чуть загорелая кожа с небольшой россыпью веснушек у носа, густые, темные ресницы, темные брови. Над верхней губой родинка. Пораженный Гунтер приоткрыл рот, впервые почувствовав желание к этой красавице.
Гунтер протянул к ней руку, чтобы дотронуться до ее подбородка. Что произошло потом, Гунтер не мог объяснить толком. Ведь он хотел поцеловать ее!
Она схватила его за запястье. Затем последовал водопад слов на чужом языке, после чего она завернула ему руку за спину, ударила ногой, так что он чуть не потерял сознание от боли.
– Хаген! – выкрикнул Гунтер и все же потерял сознание.
Зигфрида разбудил стук в двери среди ночи. На пороге стоял король.
– Что мучает тебя, о, Гунтер? – спросил он раздраженно и злорадно одновременно. Король молча смотрел себе под ноги. А когда поднял глаза на Зигфрида, тот ахнул, насколько переменился повелитель бургундов.
– Она не подпустила меня, – выдохнул он, – Брюнгильда, она сначала ударила меня, а потом повесила на крюк.
– Ох, эта баба! – с восхищением выдохнул Зигфрид.
– Я должен добиться ее, Зигфрид, я должен добиться ее, – произнес король, – я никогда доселе не чувствовал ничего подобного.
Он вспоминал родинку над верхней губой, единственное доказательство, что она тоже человек, женщина.
– О да, конечно, – отозвался Зигфрид, все еще удивленный этим новым Гунтером.
– Ты поможешь мне, Зигфрид? – спросил Гунтер тем тоном, которым король обращается к воинам на поле боя.
– Конечно, я помогу тебе, – ответил Зигфрид, чувствуя, что творится что-то неладное. До сих пор все было лишь игрой, приключением, но сейчас…
– Сегодня ночью ты нужен мне, – приказал Гунтер.
Эта война, война за его права в супружеской постели, казалась ему серьезней войны с гуннами. И это была первая война, в которой он решил биться без Хагена.
– Да, конечно, – улыбнулся Зигфрид, не понимая, что сам торопит свою смерть.
Когда закончилась "битва", Зигфрид обратился к королю.
– Гунтер, – прошептал он, – ни слова о том, что произошло сегодня ночью. Обещаешь?
Они, совершившие преступление, стояли и не могли взглянуть в глаза друг другу.
– Мне ль обещать? Я – король. Лучше уж ты клянись мне!
Зигфрид не мог осознать, сколь неблагодарным мог быть этот человек, и лишь с трудом вспомнил, что Гунтер действительно был королем.
– Да, я клянусь.
– Богом клянись, жизнью Кримхильды, собственной жизнью, – требовал Гунтер, дрожа от волнения.
– Да-да-да! – выдохнул Зигфрид в раздражении.
– Ни слова никому? – еще раз потребовал Гунтер.
– Ни слова! – уже в ярости отозвался Зигфрид.
Они не глядели друг на друга, ибо хорошо знали, как все выглядит на самом деле. Позорный триумфатор, опустошенный, бесчестный, утративший все силы этой ночью.
– Я ухожу к Кримхильде, – прошептал Зигфрид. И хлопнул дверью.
Только в переходе замка увидел он, что что-то держит в руках. О боги, пояс Брюнгильды с солнечными колесницами! В испуге Зигфрид сделал шаг к двери. Но, услышав стоны и скрип кровати – эту музыку одержанной победы, – он отступил.
– Ничего не произошло, – вслух проговорил он. – Да, ничего не произошло…
И двинулся к своим покоям.
Он спрятал пояс в сундуке, а затем лег рядом со спящей Кримхильдой. Да, она была прекраснейшей из женщин, чистой, нежной и любящей. Совсем другой, чем Брюнгильда.
– Ничего не произошло, – прошептал Зигфрид.
Германцы и римляне
Кто такие германцы? Кто такие Нибелунги?
Сами по себе Нибелунги – это один из основных германских мифов. Но кто такие, собственно говоря, эти самые германцы? Языковые, культурные и религиозные сообщества племен, этносов и союзов в Восточной, Центральной и Северной Европе? Вроде бы именно эту мысль внушают нам источники.
Известнейшие из подобных сообществ: готы, бургунды, вандалы, херуски, тевтоны, саксы, англы, кимры или юты – постоянно конфликтовали с римлянами. Саксы, баювары (бавары), суэбы (швабы), франки, тюрингцы и фризы – все они участвовали в гигантском переселении народов. Многие другие германские этносы известны только по римской литературе; они не оставили по себе ни археологических, ни письменных свидетельств.
Кроме того, происхождение самого понятия "германцы" тоже не вполне ясно. Римский писатель Корнелий Тацит (55–120 гг. н. э.) слово Germania переводит как "копьеносцы", происходящее от германского ger – "копье, пика". Что ж, весьма почетно.
Впрочем, понятие "германцы" появляется в латинских текстах уже в третьем дохристианском веке, и здесь оно употребляется как синоним понятия "варварство". И это уже почетным не назовешь.
Однако Тацит в биографии своего знаменитого тестя Юлия Агриколы в 100 году н. э. сообщает о германских войсках-союзниках, поддерживавших римлян при завоевании Каледонии (Шотландия). Согласно Тациту, климат в Германии плох, а море – опасно, у людей "дико поблескивающие голубые глаза, красные волосы и высокие сильные фигуры". Неоднократно упоминает Тацит и о германской мифологии. "Германцы славят в своих песнях… богов, праотцов племени и основателей своих народов". Боги, предки и герои в культурном сознании германцев занимают главенствующее положение. В "Анналах" Тацит упоминает и о том, что германцы создают много новых песен о великих победах или трагической гибели героев.
Между тем Тацит отнюдь не единственный из римских писателей, упоминавших о германцах. Немало отрывков, посвященных различным группам народов на галльско-германской территории, отыщется и в произведениях Цезаря.
Взгляд Цезаря на германцев – это взгляд солдата. Для него они прежде всего замечательные воины. Таковыми он знал их в ту эпоху, когда 120 000 германцев состояли на службе у галльских князей. Довольно подробно Цезарь описывает свою войну с германским племенным вождем Ариовистом, вгонявшим в смертный ужас соседей-галлов и даже римские легионы. С большим уважением упоминает о суэбах (швабах) с Верхнего Рейна: "Племя суэбов – наиболее крупное и воинственное изо всех германцев". А вот о германской религии Цезарь пишет с презрением: мол, верят только в таких богов, которых можно увидеть собственными глазами: солнце, горы и луна.
К чему мы все это? Да к тому, что для истории германских этносов контакты с римлянами были чрезвычайно важны. Многие из германских мифов содержат воспоминания о столкновениях с могущественным соседом – Римской империей.
И некоторые косвенные улики указывают на то, что миф о Нибелунгах также хранит часть воспоминаний о римских временах. Достаточно вспомнить, что именно в таких "нибелунгских" местах, как Ксантен, Вормс и области по Дунаю, происходили наиболее частые контакты германцев и римлян.
Арминий и Вар – римское господство в Германии
Ну-с, пробежимся по историческим просторам. И заглянем на огонек к римским историкам имперских времен, описывающим поражение римского наместника в Германии – Публия Квинтилия Вара – в борьбе с германским союзом в 9 году н. э.
Как гласит история, римская провинция Германиа Инфериор охватывала область на левом берегу Рейна где-то в районе современного Евросоюза и севера-запада Германии с центром в Кельне. Наиболее важными пунктами дислокации легионов считались Ветер (Ксантен), Нойсс, Кельн и Бонн. Кроме этого, следы пребывания римлян обнаруживаются в Вормсе и Альцее, двух других местах, связанных с легендами о Нибелунгах.
Земли свободных германских племен были огромным соблазном для прожорливой империи. У Рима никогда не утихал голод по таким сырьевым запасам, как железо или медь. А земли отписывались в качестве вознаграждения ветеранам.
Возглавлял римские легионы на Рейне сенатор Публий Квинтилий Вар.
Он относился к политической элите Рима, а благодаря своему браку с внучатой племянницей Августа сумел породниться с императорским домом. И вот в пятидесятилетием возрасте он был "командирован" на Рейн.
В распоряжении Вара в 9 году н. э. было три легиона, около 30 000 солдат, среди которых 15 000 римлян и свыше 10 000 германцев из "адаптированных". Германскую часть войск возглавляли офицеры из германцев, среди которых наиболее почетное положение занимал Арминий из проримского семейства херуской знати.
Вот какое описание происходящего оставил нам римский историк Кассий Дио (155–235):
"Римляне владели некоторыми частями этой страны, однако далеко не всем, что хотели бы подчинить своему владычеству. Их солдаты занимали здесь зимние квартиры, основывали города, а варвары подлаживались под римский образ жизни, посещали рынки и заключали дружеские союзы. Но не забывали и обычаи своих отцов, свою урожденную сущность, независимый образ жизни и силу своего оружия… Но когда Квинтилий Вар стал главой над Германией и пожелал слишком быстро реформировать ее… особенно подняв налоги над подданными, их терпению подошел конец".
У Тацита мы с вами находим историю о том, как могущественного наместника во время его возвращения из экспедиции предупреждали о готовящемся заговоре, но он, к несчастью, не возымел намерения прислушаться. Даже несмотря на донесения о том, что его собственный офицер Арминий Херуск и соседские германские племена готовят восстание.
Отчего римский наместник так доверял германскому князю? Ответ следует искать в прошлом Арминия.
Дело в том, что, еще ребенком попав в заложники к римлянам, он воспитывается в аристократической римской семье. Юный херуск выбрал карьеру военного в легионе. О том, насколько высоко оценивались его лояльность и способности, говорит факт дарования Арминию римского гражданства. Так что доверие полное.
Да и потом, кто же мог ожидать мятежа от правобережных племен Рейна, вечно враждующих друг с другом?! Вот никто и не ожидал.
Однако Вар очень сильно ошибся: Арминий никогда не был лояльным солдатом. При первом же удобном случае он воспользовался своим возвышением, чтобы объединить херуссков с марсернами, хатами, хауками, бруктерернами и прочими племенами. Благодаря его познаниям в римской стратегии войн, он смог много чему научить германских князей.
Ловушку для Вара предполагалось устроить в землях херусков между Везером и Нижним Рейном. Место и ныне точно не известно, и многие городки неподалеку от Тевтобургского леса спорят друг с другом по этому поводу.
Целый ряд фактов говорит о том, что ловушку устроили в местечке Калькризе в землях Оснабрюка: там археологи обнаружили римское оружие и пращи, а также человеческие кости со следами ранений. Британский майор Тони Клуни с помощью металлоискателя обнаружил в 1980-е годы в районе Калькризе римские монеты времен Августа, части доспехов и свинцовые снаряды от римских катапульт.
Кассий Дио описывает болота и густые непроходимые леса, в которые заманили римские войска. К тому же подвижность легионов сильно ограничивали проливные дожди. Римляне явно находились на неизвестной территории, на которую их обманом завели Сусанины из германцев.
По плану Арминия Вару незадолго до этого сообщили о местном мятеже в центре земель херусков. И по совету своего германского офицера наместник решается самолично вмешаться в ход подавления восстания. Это решение будет стоить жизни ему и его легионам.
Кассий Дио пишет о битве, длившейся четыре дня и три ночи. Топография поля боя играла на руку германцам. По свидетельству римского историка Веллея Патеркулия, вся армия Вара "погибла в ловушке меж лесами и болотами". Вар и его офицеры покончили с собой. Об уцелевших римлянах ничего не известно, впрочем, и потери в стане германцев были тоже ужасны. Плененных легионеров, по сообщению Тацита, германцы предали казни у специальных деревьев-алтарей.
В руки германцев и Арминия попали почетные значки легиона и вся воинская касса наместника. Для Рима поражение 9 года было одним из наиболее страшных ударов в истории.
Поражение Вара было стартовым сигналом великих мятежей в пограничных римско-германских областях, когда жертвой ярости пал целый ряд римских укреплений, дорог и лагерей. Общее число легионов по Рейну даже пришлось увеличить с шести до восьми.
Битва Арминия навсегда осталась в памяти германских племен. Сказания, письма римских историков и героические песни – везде сохранился след Арминия. И в его судьбе тоже можно отыскать обрывки возможной связи с мифами о Нибелунгах.
Брюнгильда точно онемела. Она была сломлена – прежняя Брюнгильда исчезла навсегда.
И так оставалось до того дня.
В тот день она сидела за столом, чувствуя на себе взгляд Гунтера.
– Еще мне супа! – выкрикнул Гунтер.
Нормальный разговор нормального дня, слышанный Брюнгильдой уже множество раз. И вдруг с ней что-то произошло.
Она не знала, отчего делает это, ибо не было у нее никаких помыслов или плана. Из этого "ничто" вырвалась безумная сила. Так, словно кто-то руководил ее рукой…