Прямой и открытый разговор
Разговор начистоту – это очень важный побуждающий навык, и мы так называем умение говорить о том, что происходит здесь и сейчас между помощником и родителем, или об их отношениях в целом. И хотя это является важным аспектом партнерских отношений, такое умение встречается не так уж часто, кроме разве что случаев очень близких отношений или, наоборот, гнева или ссоры. Мы редко высказываем друг другу свои чувства или пытаемся проанализировать наши отношения, несмотря на то что это жизненно важно для хороших партнерских отношений. Посмотрите, как трудно нам обсуждать с коллегами свои чувства, испытываемые к ним, равно хорошие или плохие, и их к нам. Нам бывает трудно и неловко эмоционально похвалить кого-либо и еще сложнее бывает поговорить о чьем-либо неверном поведении или ошибках, ведь это может испортить наши отношения. Большинство групп, с которыми мне довелось работать, имели по крайней мере одного участника, чья некомпетентность и отсутствие интереса вызывали возмущение остальных, но очень редко об этом удавалось поговорить в правильном ключе.
Если кому-либо приходится работать в тесном контакте с другими, будь то команда профессионалов или же работа помощника, то навыки открытости здесь крайне важны – и как способ улучшения отношений, и как способ помочь людям справляться с проблемами. Родители могут привнести в отношения с помощником все те трудности, которые они испытывали в общении с другими людьми в жизни. И обсуждение этого также способно помочь им увидеть проблемы яснее и изменить что-либо. Но в то же время этот прием являет собой опять же мощную и потенциально травмирующую технику, которая должна применяться в строгом соответствии с критериями для использования побуждающих техник (с. 141).
Проиллюстрирую сказанное примером. В течение нескольких недель я работал с матерью, чей ребенок имел серьезную патологию кишечника и заметную задержку развития, которую мать не хотела признавать. Ей было также свойственно доминировать, и наши отношения были весьма натянутыми. Ее высокомерие раздражало меня и не способствовало тесному контакту. Такие манеры, похоже, сказывались и на ее отношениях с мужем, детьми, персоналом больницы и родителями других детей в палате. Однажды, когда я чувствовал, что обстановка вполне безопасна, я решил затронуть эти проблемы, спросив, каково ее мнение о наших встречах. В ответ я получил несколько малоприятных замечаний. Затем я спросил, была ли вообще хоть какая-то польза от наших встреч, после чего ее отношение заметно переменилось к лучшему. Осторожно я завел разговор о том, что мог я, по ее мнению, почувствовать, услышав столь едкие комментарии. Моя собеседница признала, что они могли оказаться весьма болезненными. Это позволило нам обсудить противоречие между ее негативными комментариями и более позитивными чувствами, а затем посмотреть, не является ли это общей тенденцией, которая может отталкивать людей от нее. Мои вопросы задавались в позитивном ключе и не были вызваны личной обидой. Я стремился снизить степень ее напряженности и агрессивности. Я беспокоился, что наши отношения могут ухудшиться, но при этом был уверен, что мы много выиграем в результате. Она исследовала свои чувства и свое поведение по отношению к другим людям и в итоге сумела улучшить отношения с главными людьми в ее жизни.
Конфронтация (противопоставление)
Я рассмотрел различные побуждающие техники в порядке нарастания их травматичности и трудности применения. Последняя техника, которую я хотел бы упомянуть в этом ряду, – это конфронтация. Под ней я понимаю побуждение родителей к переменам, противопоставляя их модели ситуации другую, возможно диаметрально противоположную. Помощник выходит за рамки исследования родительской модели и начинает сравнивать ее с тем, что видится ему. Эта техника наиболее близка к открытому высказыванию помощником своего мнения. Поводом для конфронтации могут стать выявленные противоречия, неверные представления или защитные конструкты родителей. Например, можно поработать с противоречием такого рода: мать может быть полностью согласна с планом лечения (например, приемом лекарств), предложенным врачом, но у нее постоянно не получается его осуществлять. Также можно обратить внимание родительской пары, что они часто обещают детям пораньше прийти с работы, но редко это делают. Полезным может стать указание на такое противоречие: родителям может казаться, что ребенок вполне справляется в школе, когда это явно не так. Возможно, стоит поработать в этой технике и с позицией родителей (самозащитой), что они всегда и во всем правы. Или с конструктом матери, полагающей, что она абсолютно бесполезна только потому, что проглядела ранние симптомы заболевания дочери. Вот только несколько примеров ситуаций, в которых техника конфронтации может оказаться полезной.
Все эти ситуации потенциально являются трудными и болезненными для родителей, и если конфронтация проведена плохо, родители могут понять ее как спланированную атаку. Ставится задача не атаковать, но так сформулировать вопросы, чтобы люди смогли увидеть противоречия или неверное понимание и сформировать новые взгляды. Немного утрируя, можно сказать, что заявление отцу на самой первой встрече: "Я вижу, вы совершенно не в состоянии сказать сыну, что у него рак", приведет лишь к раздраженному неприятию и быстрому прекращению дальнейших отношений.
В реальности проблема появилась, поскольку ребенок был в терминальном состоянии и, похоже, знал это. Отец чрезвычайно сильно переживал, не хотел сам и не позволял другим говорить об этом с мальчиком. Это давало свой эффект, однако семье стало трудно общаться и чувствовать себя комфортно друг с другом. Сложность могла сохраниться и в дальнейшем (то есть после смерти сына). Психолог в больнице сумела выстроить хорошие отношения с отцом, что сделало возможным решение пойти на конфронтацию. Она подняла этот вопрос таким образом: "У вас замечательные, открытые отношения с сыном, но чувствую, что здесь кроется конфликт. Думаю, он знает, что его дни сочтены, и хотел бы иметь возможность поговорить об этом с вами". Хотя отец был очень удручен, он выслушал психолога и впервые за все время заговорил об этом. В результате они выработали план осторожного подведения сына к разговору. Отец пошел в палату и тихо сел у кровати. Как было решено в разговоре с психологом, отец не форсировал разговор, просто дотронулся до сына и спросил о самочувствии. Он внимательно выслушал ответ и продолжил беседу в том же направлении, задавая небольшие наводящие вопросы. Постепенно это привело к тому, что сын заговорил о будущем, и отец начал тихо всхлипывать. Мальчик взял его руку и дал понять, что им недолго оставаться вместе. Оба они плакали, держась за руки. Нет нужды говорить, насколько трудным для отца было случившееся, но оно принесло облегчение и ему самому, и сыну, и остальным членам семьи.
Это была явная конфронтация со стороны помощника, и она сработала, поскольку отношения уже были установившимися и поскольку манера помощника была мягкая, деликатная и предположительная. Она начала с того, что подчеркнула силу отца, была ясной и точной, заботилась о пользе для всей семьи в целом и дала ему возможность исследовать проблему. Все было проделано в уважительной манере, когда отцу давалась возможность выговориться и его внимательно выслушали. Конфронтация предстала не в форме обвинения, но в форме гипотезы, которую можно вместе исследовать для постижения истины и с которой можно не согласиться.
Более глобальные стратегии: теория конструктов
Я описал основные подходы, которые используются для исследования конструктов родителей с тем, чтобы помочь им измениться, независимо от того, насколько серьезна беспокоящая их проблема. Однако существует немало других техник, более специальных и детально разработанных, которые могут оказаться полезны, и о них можно прочитать в работах, посвященных различным направлениям психологического консультирования. Особенно заслуживают внимания подход к решению проблем, предлагаемый Эганом (Egan, 1982), и работы Эллиса (к примеру, в Driden, 1990) и Келли (например, в Fransella and Dalton, 1990).
Но я предпочел бы не давать рекомендаций, а закончить эту главу описанием общей модели, основанной на теории конструктов (изложенной в главе 2). Эта модель даст возможность помощникам применять разные способы помощи родителям в поиске новых подходов, проверке их полезности и изменений старых конструктов. Этот процесс сходен с работой ученых-экспериментаторов, когда помощник и родители формулируют различные гипотезы и затем тестируют их, определяя ценность для решения проблемы.
Рассказать родителям о схеме совместной работы
Если помощник действительно работает в партнерстве с родителями, то один из основных путей помочь им исследовать свою проблему и изменить отношение к ней – это поделиться с ними той моделью помощи, которую помощник использует. Это может касаться всех аспектов, изложенных в данной книге, в том числе самой модели партнерства и целей, задач и навыков помощника. Лично я без колебаний рассказываю родителям, что я думаю и делаю. Здесь я особо апеллирую к теории личных конструктов, изложенных в главе 2. Основные моменты, которые следует отметить, таковы:
• мы все конструируем модель мира по-своему;
• всегда есть возможность по-иному взглянуть на событие;
• каждый такой взгляд представляет собой гипотезу, основанную на личной модели;
• положения этой гипотезы не выбиты в камне на века;
• мы можем подобно ученым подвергать проверке свои гипотезы;
• оценив результаты, мы имеем возможность изменить свою гипотезу.
Изложив открыто эти положения родителям, мы создаем основы для возможных перемен. В частности, мы можем помочь им увидеть, что никакие положения их теории не являются абсолютно незыблемыми. Они являются скорее некими моделями, более или менее соответствующими действительности, но существование и других моделей вполне допустимо. Это можно пояснить на примерах. Так, некие родители ребенка с тяжелым поражением мозга могут воспринимать его хлопанье в ладоши как бессмысленное, часто повторяющееся и не всегда уместное действие. Однако, обратив внимание, что это происходит, только когда он рад, возбужден и видит их, родители стали смотреть на хлопки как на его первый реальный способ общения с ними, и это стало открытием.
Отец может воспринимать своего сына-подростка, больного диабетом, как неконтактного, непослушного, грубого и неуправляемого. А друзья семьи, живущие через дорогу, считают его вежливым, всегда готовым помочь, знающим и очень компанейским. Учитель может видеть его способным, но ленивым и неорганизованным. Другие подростки-мальчики считают его веселым и прикольным, а девочки очень симпатичным и даже крутым. А сам себя он видит застенчивым, стесняющимся людей, ничего не знающим, да еще и больным.
Здесь важно понять, что люди не только действуют по-разному в разных ситуациях, но что одно и то же поведение может интерпретироваться по-разному в зависимости от модели или шаблона, который используется наблюдателем. Личные конструкты не являются прямым отражением реальности, а представляют собой гипотезы, более или менее годные для построения прогнозов на будущее. Следовательно, разные модели представляют различную ценность для процесса адаптации.
Как только родители (или дети, как в данном случае) поняли основные теоретические моменты, можно помочь им применить их на практике. Надо обсудить с ними последовательно:
1) какие конструкты (гипотезы) ими используются;
2) тщательно перечислить все альтернативные подходы;
3) проверить их по очереди;
4) оценить результаты.
Я это проиллюстрирую ниже на конкретных примерах. И особо рассмотрю причинно-следственные конструкты, так как их роль в попытке понять и решить проблему очень важна. Однако это не означает, что все гипотезы имеют отношение к причинам происходящего.
Формулирование гипотез
Мать, чей восьмилетний сын Питер страдал астмой с тяжелыми и частыми приступами, начала работать со мной для разрешения целого комплекса социальных и семейных проблем. Одной из этих проблем являлось трудное поведение Питера. Мы исследовали ее конструкты относительно сына, попросив дать ему характеристику, как было описано в главе 2. Ее подробное описание мальчика было записано на магнитофон (можно было сделать это и в письменной форме). Мы прослушали запись вместе и отметили на бумаге наиболее важные моменты. Основными конструктами оказались его непослушание, злость, агрессивность, неуправляемость и то, что он несчастлив. Затем мы стали прицельно исследовать поведенческие трудности путем перечисления матерью всех сложных ситуаций, используя так называемую АВС-методику (к примеру, см. описание у Herbert, 1988). По этой методике, А (antecedents – прошлое) относится к истории каждого эпизода, то есть где и когда это произошло, кто еще участвовал и что явилось провоцирующим моментом; В (behaviour – поведение) включает детальное описание поведения, в том числе как часто оно наблюдалось. И наконец, С (consequences – последствия) касается последствий, например какова была реакция матери. Также мы исследовали, что, по ее мнению, могло быть общей причиной всех этих эпизодов.
Хотя мать продолжала утверждать, что не понимает, почему Питер так себя ведет, ей удалось увидеть, что есть целый ряд возможных объяснений, безотносительно к тому, верны они или нет. Затем мы некоторое время формулировали и записывали эти гипотезы. Вот что она записала:
• "Он просто ужасное создание".
• "Это из-за его астмы".
• "Это из-за страха, что он не сможет дышать и умрет".
• "Из-за диеты (ест очень много томатного кетчупа)".
• "Он избалован вниманием".
• "Легко получает все, что захочет, без особых усилий".
• "Отец все позволяет ему".
• "Потому что чувствует обиду, что он болен".
• "Из-за моей тревоги за него и его болезнь".
Эти короткие фразы представляют собой выжимки из значительно более пространных объяснений, данных мамой во время нашей сессии. Интересно отметить, что само формулирование этого перечня дало ей чувство некой победы и удовлетворения. И хотя прежде она в той или иной степени уже приходила к этим объяснениям, она всегда была слишком эмоциональна и никогда не исследовала их последовательно и спокойно.
Другой случай. Отец девочки в терминальной стадии почечной недостаточности пришел, чтобы обсудить холодность дочери и ее нежелание общаться с ним. Хотя этот вопрос уже затрагивался раньше, но по большей части мы обсуждали с ним его невысокое мнение о самом себе и то, как он несчастен. Это казалось наиболее серьезной проблемой и, по крайней мере отчасти, было причиной трудностей в его отношениях с людьми. Также мы исследовали довольно широко его системы конструктов и применили метод краткой самохарактеристики. При обсуждении возможных объяснений причин его депрессии и низкой самооценки удалось получить следующий список:
• "Я не могу вылечить ее болезнь".
• "Я прирожденный неврастеник".
• "Я концентрируюсь на плохом и не признаю, что сделал нечто хорошо".
• "Жена не уважает меня, так как я не доверяю ей самой делать дела".
• "Все вокруг выглядят такими знающими и уверенными в себе, что я вечно чувствую себя недотепой".
• "Я не умею общаться с детьми и ненамеренно могу обидеть их".
• "Я никогда не решал наши семейные проблемы".
• "Я боюсь, что дочь может умереть".
• "Меня никто никогда не хвалил, все только критиковали".
• "Меня беспокоит моя бесполезность, и, как результат, я не доверяю окружающим".
Проверка гипотез
После того как возможно полный перечень объяснений сделан, надо переходить к их тестированию. Предстоит решить, которая из гипотез (или же ни одна из них) наиболее ценна в плане объяснения происходящего и поиска путей для решения проблемы. Помощник может вместе с родителями поэкспериментировать, стараясь найти способы проверить гипотезу, с тем чтобы принять, отвергнуть или видоизменить ее.
Число способов для проверки гипотез бесконечно и ограничено только воображением участников. Как и в научном поиске, постановка эксперимента – это творческий процесс, и тут нет готовых рецептов. Но примерные направления поисков можно наметить.
Обсуждение с помощником. Самый простой способ проверить гипотезу – обсудить ее детально. Помощник и родитель могут брать все гипотезы поочередно и взвешивать данные "за" и "против" каждой. По возможности надо, чтобы родитель выступал ведущей фигурой в этом обсуждении, а помощник дополнял его.
Рассмотрим пример, приведенный выше. Обсуждалась одна из гипотез, а именно, что плохое поведение сына является следствием его астмы. Мать сказала, что и другие женщины, дети которых страдают астмой, жаловались на трудности в поведении детей. Однако выяснилось, что те матери, с которыми она была хорошо знакома, все посещали группу для трудных детей. Я спросил, говорила ли она с другими мамами в поликлинике, но, будучи весьма стеснительной, она не общалась больше ни с кем. Но она замечала, что из всех детей в группе ее сын обычно был единственным, кто вел себя плохо. В то же время она вспомнила, что два ее родственника в детстве болели астмой, но при этом были "прелестными" детьми и она обожала их, что явно свидетельствовало против гипотезы. И ее последние сомнения, касающиеся того, что она могла просто не понимать их проблем, так как сама была тогда ребенком, мне удалось развеять, сказав, что мне довелось видеть самые разные черты характера у детей-астматиков.
Аналогично версия о том, что сын таков от природы, была отвергнута, поскольку были примеры, когда он вел себя с другими очень хорошо. В частности, он проявлял нежную заботу о младшей сестренке, защищая ее. Это обсуждение показало, впрочем, что проблема может корениться больше в собственных ощущениях матери (последняя гипотеза в списке), поскольку она вечно ожидала от сына чего-то плохого и воспринимала все его действия негативно. Остальные гипотезы были подвергнуты аналогичному исследованию, вначале путем обсуждения, а потом и другими способами.