Почему лжет свидетель?
В одном кинотеатре поставили следующий опыт. Собрали около 500 человек и показали им по-настоящему интересный детективный фильм. Затаив дыхание, все внимали происходящему на экране. Вот удобный случай проверить, какая информация останется в памяти свидетеля и какова она.
О целях опыта предварительно была поставлена в известность половина зрителей, и они довольно точно рассказали о внешности героев, о том, как они были одеты, о цвете волос и марках автомобилей. На вопросы с подвохом треть всех опрашиваемых ответила ошибочно. Среди вопросов с подвохом были такие:
Опишите палку такого-то участника событий.
Костюм высокого человека с пистолетом был красным?
Во время ссоры человек низкого роста был слева от машины или справа?
Подвох состоял в том, что на самом деле ни у кого из героев фильма во время драки не было палки. Мужчина в красном костюме не был вооружен. А автомобиль был оставлен участниками ссоры на соседней улице.
И хотя все зрители во время демонстрации фильма были поглощены сюжетом, хотя самой выразительной сценой была схватка и невозможно было не обратить на нее внимания, многие подтвердили наличие и палки, и сомнительного пистолета и даже сообщили о них некоторые подробности. Нашлись и те, кто указал местонахождение человека низкого роста около отсутствующей машины.
И еще один случай. Во время лекции между двумя студентами произошла ссора, которая вскоре приняла такой острый характер, что один из спорщиков выхватил нож. К счастью, его остановили. Позже произошло обсуждение происшедшего. Многочисленные свидетели дали различные показания. Атмосфера во время разбора происшествия стала накаляться, и тогда профессор, который преподавал право, признался студентам, будущим юристам, что этот инцидент возник по его указанию. Он хотел показать, что часто одно и то же событие может восприниматься по-разному или с разными деталями. А будущим судьям и адвокатам полезно иметь собственный опыт такого рода.
В приведенных случаях никто не хотел приукрашивать, преувеличивать или переиначивать факты. Никто не намеревался лгать. Да и смешно было бы лгать перед лицом такого скопления свидетелей. Дело в том, что воспоминания и восприятие очень индивидуальны, а наша память и мышление обусловлены множеством психических особенностей. То, что мы запоминаем или забываем, во многом зависит от наших склонностей, от жизненного опыта.
Всякое новое переживание может пробудить в нас другое, похожее, испытанное когда-то прежде. Эти два переживания зачастую так переплетаются в памяти, что потом трудно бывает различить их и по значению, и по силе. Рассказывая об одном событии, мы добавляем детали другого, рассказывая о втором случае – что-либо опускаем, так как нам кажется, что это относится к первому.
Память каждого человека устроена по-своему. Кто-то запоминает все сразу и с большими подробностями. Помнит все, что видел, слышал, испытал. Память таких людей подобна фотоаппарату. Однако они не всегда способны точно истолковать увиденное. Многочисленные детали и факты, оставшиеся в памяти, могут легко придать убедительность скороспелому суждению, хотя оно и не отвечает действительности.
Люди другого типа запоминают не столько подробности, сколько суть дела. Они способны различать за мелочами главное и потому дают более точные разъяснения. Но многие из них до такой степени склонны к пространным рассуждениям, что в процессе размышления приходят к разнообразным гипотезам и такому множеству вариантов объяснений, что самим становится трудно остановиться на сем-то.
Третья категория – люди художественных наклонностей. Они быстро воспринимают факты, но относятся к событию эмоционально, не регистрируя, а переживая его. Их сильно развитое воображение заполняет отсутствующие в общей картине подробности по своему усмотрению. Возникает сильное смешение, и рассказ имеет мало общего с реальностью. Однако бессознательная ложь в данном случае, несомненно, носит характер творческого акта.
Люди эмоционального типа запоминают не столько сущность, сколько чувство, испытанное ими в момент происходящего. Когда такой человек передает событие, его рассказ интересен, он захватывает, но часто невозможно понять, что, собственно, произошло. Пережитые ужас и восторг заслоняют собой факты, и мы понимаем, что было "ужасно весело", "страшно скучно" и т. п., но не можем составить собственного представления не только потому, что нет достаточного количества упорядоченных деталей, но и потому, что рассказчик внушает нам собственное отношение к происходящему. Часто люди такого типа интуитивно приходят к правильным выводам, но рассчитывать на полноту и точность их сведений было бы опрометчиво.
Разве мы сами не такие?
Свою тюрьму ношу с собою
Более 30 лет прошло с тех пор, как в стенах Стэнфордского университета несколько молодых людей под наблюдением психологов имитировали экстремальную ситуацию – тюремное заключение одних под надзором других. "Невинная" ролевая игра едва не привела к катастрофическим последствиям. И процедура, и результаты этого впечатляющего эксперимента спорны, но по сей день наводят на многие размышления.
Очень хочется верить, что в натуре каждого человека есть и милосердие и доброта, порядочность и достоинство. По крайней мере, каждый из нас убежден, что он – человек достойный, не чуждый гуманности и альтруизма, а вовсе не изверг, маньяк или садист, способный на иррациональные зверства. Откуда же берутся церберы и палачи, от чьих злодеяний содрогаются все нормальные люди (к которым и мы, вне сомнения, принадлежим)? Из чего даже в обыденной жизни возникают надругательства над человеческим достоинством, когда близкие и родные люди вольно или невольно истязают друг друга – порой в виде буквального рукоприкладства, чаще – изощренно, психологически? Любой из нас ответит: наверное, это какие-то извращенные, порочные натуры, совершенно не похожие на нас.
А если попробовать провести мысленный эксперимент и вообразить себя в роли палача? Не дрогнет ли рука, когда кто-то властный и авторитетный не только разрешит, но и прикажет истязать беспомощную жертву? Прикажет, потому что "так положено", "так надо".
А вообразите себя в роли жертвы. Сумеете ли вы сохранить выдержку и достоинство, если жестокая судьба низведет вас до низших ступеней унижения?
Не торопитесь с ответами. Ибо мало кто из нас отдает себе отчет в подлинной природе своих глубинных побуждений. Эту тонкую материю давно пытаются исследовать психологи. Их выводы бывают субъективны и порой вызывают возражения. Однако нередко сами по себе психологические эксперименты на многое открывают глаза и заставляют серьезно задуматься. Сегодня, на рубеже веков, вспомним один из самых впечатляющих социально-психологических экспериментов прошедшего столетия и постараемся извлечь из него урок.
14 августа 1971 года в Стэнфордском университете (США) начался эксперимент, который принес всемирную известность его организатору – Филипу Зимбардо. Это был весьма необычный эксперимент. Его началом послужил… арест половины его участников. К нескольким молодым людям, проживавшим в университетском городке Пало Альто, поутру нагрянула полиция. К великому изумлению соседей, которые ранее не замечали за юношами никаких противоправных наклонностей, тех выволокли из дома, обыскали, заковали в наручники, затолкали в полицейские машины и под вой сирены увезли.
Сами арестованные отреагировали на это событие спокойно и даже иронично. Еще бы – они ведь сами вызвались участвовать в этом действе, прекрасно отдавая себе отчет в его инсценировочном характере. Незадолго до этого в местной газете было опубликовано объявление, приглашавшее добровольцев для участия в психологическом опыте, посвященном особенностям поведения в тюремных условиях. Соблазнившись вознаграждением в 15 долларов в день (в начале 70-х это была довольно приличная сумма для небогатого студента) на приглашение откликнулись 70 добровольцев, из которых психологи для участия в эксперименте придирчиво отобрали две дюжины. В предстоящей инсценировке одной половине испытуемых предстояло сыграть роль заключенных, другой – надзирателей. На предварительном собрании эти роли были распределены методом случайного отбора. В отчете об эксперименте Зимбардо отмечает, что поначалу молодые люди ничем принципиально друг от друга не отличались и не проявляли выраженных склонностей ни к той, ни к другой роли. Глядя на них было совершенно невозможно представить, что вскоре они разобьются на два враждебных лагеря и проникнутся друг к другу острейшей антипатией.
Но все это было впереди. А пока арестанты терпеливо сносили формальные процедуры, предусмотренные законом (по специальной договоренности с факультетом психологии арест производили настоящие полицейские из местного отделения с соблюдением всех принятых на сей случай правил). До начала эксперимента испытуемые дали подписку о своем согласии на временное ограничение их гражданских прав, а также о своей готовности сносить скудный рацион и жесткие дисциплинарные требования. Конечно, мало приятного, когда тебя, распластанного на капоте полицейской машины, бесцеремонно обшаривают, а потом заковывают в наручники. Но на что не пойдешь ради блага науки, да еще и за немалые деньги!
Но это было лишь начало бесконечной цепи унижений. Доставленные в "тюрьму" (размещенную в подвале факультета психологии), арестанты были раздеты донага и снова тщательно обысканы. Это, кстати, обыденная формальная процедура в ситуациях такого рода. Так же как и снятие отпечатков пальцев. Далее начиналась вольная импровизация экспериментаторов. В их цели входило не скопировать в точности тюремные условия, а максимально воссоздать психологическое состояние человека, в них помещаемого. Для этого сначала понадобились консультации опытных экспертов. Одним из них, в частности, выступал человек, который ранее за различные преступления провел за решеткой в общей сложности 17 лет. Его рекомендации оказались для психологов неоценимы. Увы, к предостережениям эксперта они поначалу не прислушались, поняв их справедливость лишь впоследствии.
Все заключенные были переодеты в униформу, которая представляла собой грубо скроенные балахоны наподобие женских платьев, не доходившие им даже до колен. Отныне это было их единственное одеяние, даже никакого белья носить не разрешалось.
Следует отметить, что в реальных тюрьмах такая униформа не принята. Экспериментаторами она была изобретена для того, чтобы, в соответствии с рекомендациями экспертов, усугубить унижение и создать у заключенных ощущение, будто они лишены своей половой принадлежности. Последнему, в частности, способствовало оскорбительное обнажение – кстати, многократно повторявшееся впоследствии якобы с целью обыска и опрыскивания заключенных дезинфекционным спреем. А непривычное противоестественное одеяние даже изменило осанку и позу заключенных. По наблюдениям экспериментаторов, они довольно скоро стали держаться иначе, как-то не по-мужски. По крайней мере, вольно усесться с широко раздвинутыми ногами (что для мужчины вполне привычно и естественно) человек, понятно, стеснялся. Согласитесь, молодой мужчина, стыдливо одергивающий подол своего короткого балахона, являет собой жалкое зрелище. А что говорить о его собственных ощущениях?!
На каждом балахоне была нашита табличка с персональным номером заключенного. Отныне он лишался имени и откликаться должен был только на свой номер. Дабы номер был каждым прочно усвоен, регулярно проводились переклички, причем нередко – среди ночи.
В отличие от реальной тюрьмы, заключенные не были обриты наголо. На самом деле такая процедура практикуется повсеместно – якобы из гигиенических соображений, но реально скорее ради обезличивания, лишения индивидуальности. Ведь прическа – ее форма, стиль, длина и т. п. – для каждого из нас служит одним из способов самовыражения. Лишенный волос, человек утрачивает изрядную долю индивидуального своеобразия. Недаром обычай коротко стричь или брить наголо рабов и заключенных существует испокон веку. Армейских новобранцев, кстати, тоже. Вообще обезличивающая процедура помещения в тюрьму или казарму с ее обязательным обнажением, обшариванием, обриванием, униформированием и т. п. поражает совершенно явной и пугающей аналогией. Причем этим аналогия, увы, не исчерпывается. Ночные побудки, переклички, скудный рацион, ограничение в передвижении, наказания бессмысленной физической нагрузкой и т. п. в ряде случаев делают положение рядового солдата и заключенного почти неотличимым. Психологическое состояние, надо думать, тоже…
Калифорнийским "заключенным" вместо бритья на голову надевались колпачки, вырезанные из капроновых чулок – женских, разумеется. Снимать их не разрешалось даже ночью. Тем самым вполне достигался эффект обезличивания, а унижение лишь усугублялось. В дополнение на ногу каждому был надет увесистый браслет из металлической цепи, снять который было невозможно. В реальных тюрьмах такое не практикуется, за исключением заковывания особо опасных преступников во время их перемещений. В данном случае цепь носила скорее символический характер. Постоянно причиняя неудобство, она не позволяло заключенному даже во сне забыть о своем положении.
Заключенные были размещены в по трое в камерах, несколько различавшихся своей просторностью и степенью удобства. То есть камеры были "хорошие" и "плохие". Первые, понятно, предназначались для "хороших" – послушных, покладистых, лояльных – заключенных, вторые, соответственно, – для "плохих". Для смутьянов был специально оборудован тесный карцер, пребывание в котором было попросту физически мучительно.
Немаловажная подробность: отправлять естественные нужды можно было прямо в камере в особые сосуды (вспомним приснопамятную тюремную "парашу"!), хотя это, разумеется, было неловко и, более того, создавало в замкнутом помещении страшную вонь. Существовал и отдельный туалет, куда заключенного по его просьбе мог отвести охранник. По собственной инициативе охранников поход в туалет вскоре был превращен в привилегию, с помощью которой они принялись манипулировать поведением заключенных.
Что касается охранников, то их поведение не было никак регламентировано. Им была дана самая общая инструкция – поддерживать порядок. За ходом эксперимента следили видеокамеры. По мнению охранников, они работали только днем (не станут же ученые-экспериментаторы дневать и ночевать в вонючей тюрьме!), на самом же деле – круглосуточно. Парадоксально: наибольшее рвение и наивысшую строгость стражи проявляли именно ночью, когда полагали, что за ними никто не наблюдает!
Одетые в униформу цвета хаки, охранники имели возможность носить еще и солнцезащитные очки. Это, правда, не вменялось им в обязанность, да и не имело никакого смысла в подвальном помещении без окон. Тем не менее все они охотно этой возможностью воспользовались и на протяжении всего эксперимента очков не снимали. Зимбардо полагает, что тем самым они постарались в какой-то мере обеспечить и собственную анонимность, скрыться за маской. Ведь поскольку глаза человека в темных очках не видны, непонятно, куда он смотрит, и трудно догадаться, о чем он думает. Наверное, недаром палачи во все времена скрывали свое лицо – не очень-то уютно оказаться лицом к лицу с жертвой. Надо быть законченным садистом, чтобы глумиться в открытую. Впрочем, как показывает опыт, тайный садист сидит едва ли не в каждом, только предпочитает действовать исподтишка, точнее – из-под маски.
Охранники были снабжены свистками и позаимствованными в полиции резиновыми дубинками. Надо признать, дубинки ни разу не применялись по прямому назначению. Хотя физические наказания практиковались постоянно. Самое распространенное – отжимание от пола. Для усугубления эффекта охранники ногой прижимали заключенного к полу (то есть в буквальном смысле попирали его ногами) либо приказывали другому заключенному сесть ему на спину. Знатоки подтверждают: это нехитрое, но тяжелое и унизительное наказание практикуется повсюду и во все времена – от нацистских концлагерей до современных "исправительных" (трудно удержаться от кавычек) учреждений. Тут снова на ум невольно приходит армейская формула: "Упал – отжался!"… Что ни говори, аналогия слишком прозрачна.
Заключенные взбунтовались на вторые сутки. Они с помощью кроватей забаррикадировались в камерах, сорвали с себя колпачки и принялись требовать либерализации режима.
С помощью пожарных огнетушителей бунт был охранниками подавлен, последовали репрессии. Правда, не во всем понятные. Заключенные были "перетасованы" по камерам, что породило меж ними взаимную подозрительность и неприязнь: с какой это стати кто-то оказался в лучшей камере, не "стукач" ли он? (За кадром удовлетворенно кивает эксперт: именно так ведет себя администрация тюрем, чтобы посеять вражду между заключенными, разрушить их сплоченность).
Хуже всех пришлось явному зачинщику – он попал в карцер. Правда, остальным заключенным было предложено взять часть ответственности на себя и вызволить товарища из нечеловеческих условий, но при этом лишиться части собственных привилегий.
Выручать товарища никто и не подумал! В итоге бедняга провел в страшных неудобствах целую ночь (хотя сами охранники планировали продержать его там не больше часа).
Следует лишний раз подчеркнуть, что испытуемыми выступали добропорядочные американские юноши, студенты университета. Ни один из них никогда не имел конфликтов с законом и ни минуты своей жизни не провел за решеткой. Хотя, как полагал Зимбардо, каждый из них имел некое абстрактное представление о том, как следует себя вести заключенному. "Охранники" также были практически незнакомы с тюремными порядками и нравами, хотя, вероятно, имели какое-то отвлеченное представление об этом, сложившееся под влиянием книг и кинофильмов.
Зимбардо поставил своей задачей выяснить, как эти представления воплотятся в реальном поведении тех и других. По собственному признанию Зимбардо, до начала эксперимента он очень туманно прогнозировал его возможные итоги. Но тот результат, который был получен, оказался непредвиденным и о многом заставил задуматься.
Предоставим слово самому Зимбардо.