Впрочем, инициативы в этом направлении не всегда встречали однозначную поддержку "сверху". Так, в конце 1941 г. в Алма-Ате С.М. Эйзенштейн по собственной инициативе перерабатывал сценарий "Ивана Грозного". В письме председателю Комитета по делам кинематографии И.Г. Большакову он отмечал: "В Ливонской войне несколько ослабляется самостоятельная роль Польши и заостряется антинемецкая линия… Вводятся мотивы англофильства Ивана Грозного, его политические связи с Англией и Елисаветой Английской… [курсив мой - авт.]". Позднее, в письме к А.А. Жданову, Эйзенштейн подчеркивает главный вопрос - нужна ли вообще в сценарии тема взаимоотношений с Англией. Ответ на этот вопрос был получен лишь в сентябре 1942 г.: Большаков "порекомендовал" практически снять английскую тему.
Порой в официальных выступлениях подчеркивалось единство действий союзников на разных фронтах - так, на антифашистском митинге работников искусства и литературы в ноябре 1942 г. композитор Д.Д. Шостакович заявил, что, "как это делают армии, сражающиеся под Сталинградом и в Африке, должны объединить свои усилия и художники всех демократических стран для того, чтобы помочь армиям, которые завтра встретятся для окончательного разгрома гитлеризма на полях Европы".
В информационных документах НКВД были отмечены высказывания советских граждан о том, что речь Сталина 3 июля 1941 г. была рассчитана на завоевание симпатии в Англии и Америке, "которых мы объявили союзниками". Были, впрочем, и обратные высказывания, например: "Надеяться на помощь Англии и Америки - безумие". Подобные настроения существовали и в офицерском корпусе. Так, генерал-майор М.И. Потапов, попавший в плен к немцам, на допросе в сентябре 1941 г. безапелляционно заявил, что "русские считают Англию плохим союзником".
В информационных сводках НКГБ за сентябрь 1941 г. приводятся высказывания москвичей относительно межсоюзнических отношений. Характерно, что все они носят критический характер. В частности, вступление советских и британских войск в августе 1941 г. в Иран вызвало следующие комментарии: "Наконец-то нашелся фронт, с которого мы можем получать победные сводки. И как ловко, с какой демагогией проделано все это: сначала мы перечислили все наши благодеяния, оказанные Персии, потом уже сделали вывод о взятии ее за горло. Самое же главное - проделали все это в союзе с Англией, спрятавшись за ее спину. За Англией не страшно. Наше командование может драться только на кулаках… Англичане уже одурачили СССР после вступления английских войск в Иран. Они держат под ударом Баку, который раньше или позже будет у нас отобран. Сейчас англичане нами командуют, они добились полностью того, о чем мечтали два года тому назад. Такой результат следует отнести за счет нашего слабого и неквалифицированного руководства и увлечения идеей мировой революции со стороны наших вождей".
Иногда сама необходимость в создании антигитлеровской коалиции подвергалась сомнению.
Уже 23 июня 1941 г. А.П. Остроумова-Лебедева записывала в дневнике: "Утром была речь Черчилля. Англия обещает нам помогать деньгами и техникой… Мне, лично, их помощь кажется не очень существенной. Истощенный, утомленный народ. Да и многие примеры их помощи: Франция, Греция, Югославия… Неужели развязавшаяся война между нами и Гитлером вызвана коварной политикой Англии?.. Неужели это есть результат… политики "коварного Альбиона"? Неужели это они натравили разъяренного дикого быка - Гитлера на нашу страну?"
В докладной записке Л.П. Берия, поданной И.В. Сталину в сентябре 1941 г., приводились следующие слова одного из работников Наркомата среднего машиностроения: "Я не хочу, чтобы в результате войны победителями оказались Англия и Америка, потому что в верхних слоях опять будут евреи, так как Америка - еврейская страна, и она старается, чтобы в России господствовал еврейский капитал. Пусть лучше владеет Россией Германия и Гитлер".
Подписание США и Великобританией Атлантической хартии вызвало следующий комментарий московского режиссера П.: "Соглашение между Рузвельтом и Черчиллем без нашего участия доказывает, что мы только орудие в их руках. Англия добилась своего, мы своей плохой дипломатией и политикой получили разгром, а Англия снова вершит судьбами мира…"
Есть свидетельства того, что союз СССР и демократического Запада негативно оценивался представителями интеллигенции и по другим, противоположным мотивам. Это было связано с их резко отрицательным отношением к советскому строю как таковому. Например, историк С.Б. Веселовский записал в дневнике 20 января 1944 г.: "К чему мы пришли после сумасшествия и мерзостей семнадцатого года? Немецкий и коричневый фашизм - против красного. Омерзительная форма фашизма - в союзе с гордым и честным англосаксом против немецкого национал-фашизма".
Более развернуто эта точка зрения изложена в дневнике Л. Осиповой, оказавшейся на оккупированной территории и сотрудничавшей с немцами. В феврале 1942 г. она отмечала: "Все упорнее идет шепоток, что союзники, американцы и англичане, оказывают громадную помощь большевикам…" А примерно через год, в январе 1943 г., последовал такой комментарий: "Какое несчастье для русского народа, что ему приходится ждать помощи от немцев, а не от настоящих демократических народов. Но эти демократические народы усиленно помогают большевикам, предают русский народ на издевательство и уничтожение. Неужели они не понимают, какую петлю они готовят на свою собственную голову?.. Говорят, что они понимают только свою выгоду. И этого нет. Всякому русскому колхознику ясно, что выгоднее было бы дать немцам разбить большевиков, а потом вместе с Россией разбить немцев". Характерно, что помощь союзников здесь явно расценивается как решающий фактор в ходе войны. Трудно сказать, насколько такая точка зрения была распространена; она, например, не встречается в высказываниях, зафиксированных в НКВД-НКГБ или в других опубликованных письмах и дневниках.
Достаточно распространенным и среди сторонников, и среди противников антигитлеровской коалиции, было скептическое отношение к мотивам поддержки, которую союзники оказывали (или обещали оказать) СССР. Практически никто не сомневался, что союзники заботятся прежде всего о собственных интересах. Как вспоминает известный философ А.А. Зиновьев, "мы знали о том, что западные страны вроде Англии, Франции и США гораздо больше боялись победы гитлеровской Германии, чем нашей… Мы были уверены, что страны Запада, враждующие с Германией, рано или поздно присоединятся к нам в борьбе с Германией и помогут нам разгромить ее". Московский журналист Н.К. Вержбицкий в ноябре 1941 г. записал в дневнике: "США, сбросившие фиговый листок нейтралитета, помогут во имя спокойствия и невероятных гешефтов".
Вместе с тем для большинства была характерна уверенность в экономической мощи союзников, их превосходстве в ресурсах, особенно с учетом возможностей СССР. Как отмечал по поводу показаний пленных советских офицеров сотрудник "бюро Риббентропа" Г. Хильгер в августе 1942 г., "генерал Власов и особенно полковник Боярский в своих высказываниях преувеличивали военные и экономические возможности США и Англии. Эти представления являются прямым следствием соответствующей советской пропаганды. Показательно, насколько интенсивно она способна воздействовать даже на критически настроенных людей" [курсив мой - авт.]. Характерна убежденность немца в том, что представления достаточно осведомленных офицеров, занимавших в Красной Армии высокие командные должности, о превосходящем экономическом потенциале союзников объясняется исключительно пропагандой.
Впрочем, одной уверенности в экономической мощи США и Великобритании было недостаточно. Разноречивые отклики вызвал доклад И.В. Сталина 6 ноября 1941 г., где он впервые говорил о реальной помощи союзников. Наряду с удовлетворением и надеждами на скорое открытие второго фронта были и такие оценки: "Сталин теперь открыто расписался в полном бессилии СССР в войне с Германией. Из доклада следует понимать, что теперь все зависит от помощи Америки и Англии".
Даже вступление в войну США было воспринято неоднозначно. 10 декабря 1941 г. в блокадном Ленинграде И.Д. Зеленская записала в дневнике: "Вчера по радио - война между Японией и Америкой. Эта дьявольская война разливается, как океан. Является страх за дальневосточный фронт, за доставку американского вооружения. А с другой стороны, может быть и лучше, как широко вскрытый нарыв".
Подписание англо-советского и американо-советского соглашений в мае-июне 1942 г. вызвало следующие комментарии: "Договору с Америкой нельзя придавать существенного значения, так как он составлен в крайне запутанных выражениях и предусматривает главным образом выгоды Америки, а не интересы СССР… Договор означает предоставление американским банкирам концессий, а стало быть и расширение частной инициативы внутри Советского Союза… В нашей смертельной борьбе против Германии у нас нет другого выхода, чем этот тесный союз с Англией, но боюсь, что договор все же более выгоден Англии, чем нам. Англия основательно связывает нас по рукам и ногам не только на время войны, но и на послевоенное время…"
Наибольшие опасения в качестве союзника вызывала Англия. Уже в октябре 1941 г. Н.К. Вержбицкий записал в дневнике: "На нас обрушилась военная промышленность всей Европы, оказавшаяся в руках искуснейших организаторов. А где английская помощь? А может быть, английский империализм хочет задушить нас руками Гитлера, обессилить его и потом раздавить его самого? Разве это не логично, с точки зрения английских империалистов? Весь мир знает, как тонко умеет "англичанка гадить"…"
В записной книжке писателя А.И. Пантелеева за 1942 г. сохранилась такая запись: "С первых дней мировой войны 1914 года в Англии стал популярен, стал крылатым циничный лозунг: "Англия будет драться до последнего русского солдата". Не вспомнилась и не пришлась ли по душе эта милая шутка отцов выросшим и возмужавшим деткам?".
По свидетельству А. Верта, в СССР в 1942 г. постоянно "делались нелестные сравнения между отчаянным сопротивлением русских в Севастополе и "малодушной" капитуляцией англичан в Тобруке", высказывалось убеждение, что "англичанам верить нельзя" и т. д. В военном дневнике известного историка Б.Г. Тартаковского за сентябрь 1942 г. сохранилось упоминание о некоем командире, который во время боя кричал немцам: "Это вам не Англия!"
Отношение к Англии ярко выразилось, в частности, в вопросе, заданном в Архангельской области летом 1944 г.: "На протяжении многих десятилетий Англия проводила политику против России, а в послереволюционные годы являлась одним из главных организаторов и участников интервенции против Советской страны. Можно ли быть уверенным, что теперешний союз СССР с Англией является достаточно прочным".
Конечно, встречались и иные высказывания. Так, некий писатель в сентябре 1941 г. говорил: "Политическим идеалом является Англия. Черчилль - идеал вождя". Сравнения советских лидеров с Черчиллем в пользу последнего неоднократно фиксировались и в блокадном Ленинграде. В частности, применительно к Черчиллю, отмечалось его мужество, готовность как лидера нации взять на себя ответственность за военные неудачи английской армии.
Отношение к Америке было в общем иным. "За годы войны жители страны Советов поверили в настоящую, а не временную дружбу с американским народом. Воины и труженики тыла отдавали им заслуженное предпочтение перед другими союзниками. Американцы выполняли обязательства по оказанию помощи Красной армии, успешно воевали на Тихом океане и в Северной Африке, освободили Италию от фашистов, одержали важную победу над немецкими войсками в Арденнах", - подчеркивает, например, В.Ф. Зима, несколько идеализируя ситуацию. На самом деле, конечно, и отношение к Америке на протяжении всей войны оставалось двойственным.
В частности, своеобразным напоминанием о пропаганде и утвердившихся массовых стереотипах предвоенных лет служили довольно распространенные высказывания о том, что "для американцев и англичан одинаково ненавистен гитлеризм и коммунизм", что "Англия изменит нам и воевать придется долго - пока не ослабнет и Советский Союз, и Германия, тогда Англия и Америка продиктуют свои условия и нам, и Германии", что, наконец, "у нас такие союзники, которые в одинаковой степени ненавидят и Германию, и Советский Союз". И вполне логичными выглядели следующие опасения: "Не может ли получиться так же с Англией и Америкой, как получилось с Германией, которая была в дружественных отношениях с нами и в то же время вероломно напала на нас?"
Недавно были опубликованы документы о слухах, которые немецкие спецслужбы планировали распускать на оккупированной территории. В секретном циркуляре немецких оккупационных властей от 28 февраля 1943 г. приводились образцы таких слухов. Некоторые из них напрямую затрагивали отношения СССР с союзниками, например: "Рузвельт прислал Сталину телеграмму, в которой он его настоятельно предостерегает от продвижения вперед, так как немцы хотят заманить русских в ловушку. Если Сталин не последует этому совету, Рузвельт угрожает приостановить поставки для России и заключить сепаратный мир с Гитлером… Черчилль полетел на громадном самолете в Турцию и приглашал туда же и Сталина, чтобы предостеречь его против дальнейшего наступления, так как немцы хотят его заманить в ловушку…" Понятна цель распространения этих слухов; можно предположить, что какими-то путями они проникали и в советский тыл. По крайней мере, многие высказывания, которые фиксировались вдали от линии фронта, напоминали образцы немецкой пропаганды.
Порой в обыденном сознании образ союзника сливается с образом врага:
Ты, Германия и Англия,
Чего наделала!
Мою буйную головушку
Без дроли сделала!
Ты, Германия и Англия,
Давайте делать мир!
По последнему милому
Все равно не отдадим!
Уже в декабре 1944 г. по поводу уступок, сделанных союзниками СССР в польском вопросе, один из поляков, жителей Вильнюса, говорил: "Если бы не Англия, то нынешней войны не было бы и Польша не воевала бы, а теперь Англия, втянув Польшу в такую войну, делает все, что потребует советское правительство". Другими словами, ответственность за начало войны связывалась в сознании части советского общества не только с фашистской Германией, но и с Англией.
Многие западные дипломаты и журналисты склонны были считать, что простые люди гораздо более позитивно относятся к Западу, чем официальные власти. Это постоянно подчеркивается в книге Баргхорна, который даже озаглавил один из ее разделов "Русский народ: ахиллесова пята Кремля", имея в виду как раз отношение к Западу, в частности, США. Однако и архивные материалы, и свидетельства многих современников говорят о том, что ситуация была намного сложней. По словам того же Верта, отношение к союзникам со стороны населения временами было намного более прохладным, чем отношение властей. "Обычно предполагается, что добрый русский народ настроен гораздо больше в пользу Запада, чем его правительство. В тот момент наблюдалось обратное", - заключает он, имея в виду 1943 г. Это было связано в первую очередь с ожиданиями второго фронта.