Желая Мансура показать патриотом, каким является Хисаметдин, Г. Исхаки акцентирует свое внимание на его чувствах национальной гордости и патриотизма: "Все привычки булгар кажутся ему священными, все дела лучше, чем у других. Национальные праздники булгар – сабантуй, джиен, курбан-байрам (праздник жертвоприношения. – Ф.Г.) ему казались лучшими праздниками, по сравнению с другими народами. И булгарская музыка казалось ему божественной, только под звуки этой музыки у него рождались лучшие мысли, казалось, она растекалась по всем его жилам. К булгарскому человеку он был не особенно внимателен. Когда он думал о них, то женщин представлял в калфаках и отороченных сапожках, но никах не мог представить мужчин, одетых в поддевки с шестью фалдами, джилян (летнее пальто. – Ф.Г.) и с большой шапкой" (С. 47).
Г. Исхаки подчеркивает в своем герое главную черту, характерную для Йусуфа, из стоящего у истоков татарской литературы поэтического романа "Сказание о Йусуфе" (Кул Гали), а именно: "Величие, великодушие, справедливость главного героя в том, что он умеет прощать того, кто признает свои ошибки" (С. 82).
Писатель через этот образ проводит идею о том, что юноша, получивший джадитское воспитание, к женщинам относится так, "как относится к мужчинам", т. е. не принижает их. В то же время, Г. Исхаки понимает, что просветители, принимающие равенство женщин, признающие их права, не в состоянии спасти всех женщин-татарок в татарском мире. Эта мысль близка к одной из идей драмы "Яшь гомер" ("Молодая жизнь", 1908) Г. Кулахметова, написанной в одно время с "Нищенкой". В ней Вали говорит: "Во всей России разве только Зулейха жалкая девушка? В стотридцатимиллионной России, в которой люди копошатся в грязи, он якобы, желая служить народу, спасает Зулейху" [89. С. 381].
Как это свойственно для социально-психологического романа! Сложные, противоречивые переживания героев, новые отношения, зарождающиеся в общественной жизни, Г. Исхаки пытается раскрыть в некоторой степени в психологическом плане. С этой целью он вновь обращается к Сагадат и внимание читателя больше направляет на внутреннее состояние героини. О социально-психологических произведениях Н. Г. Чернышевский пишет так: "Первая задача истории – воспроизвести жизнь; вторая, исполняемая не всеми историками, – объяснить ее; не заботясь о второй задаче, историк остается простым летописцем, и его произведение – только материал для настоящего историка или чтение для удовлетворения любопытства; думая о второй задаче, историк становиться мыслителем, и его творение приобретает чрез это научное достоинство"[159. С. 364]. Для Г. Исхаки особенно важен анализ напряженных событий через переживания героини "Нищенки". Это симптоматичная черта его романной прозы.
С этой же целью писатель использует и картины природы. Рождение нового дня, белизну окружающего снежного моря он сравнивает с "луной и звездами, которые своим светом освещают изголовье Сагадат". На таком красивом фоне одиночество Сагадат, ее психологическое состояние еще более высвечивается, словно черное пятно на белом снегу. Под влиянием родившихся в душе тяжелых переживаний героиня обращается к луне: "Возьми и меня, у меня никого нет, а устала от этого мира, нет ни отца, ни матери". Так описывает писатель безвыходное состояние молодой девушки. А луна, видя состояние Сагадат, жалеет ее, одновременно, намекая на ее будущее, словно говорит: "Я тоже была как ты, я сейчас вот какая, вижу каждого человека, и ты тоже будешь как я".
Сиротство вынуждает Сагадат попрошайничать. С другой такой же попрошайкой Зухрой они решают идти к мечети за милостыней. Внешность Сагадат автор описывает в соответствии с ее социальным положением. Одетая в данные кем-то старый бешмет, драные чулки, она "совсем не была похожа на девушек, одетых в калфак, новое красивое платье, окаймленные сапожки, идущих по осени в гости по поводу гусиного праздника", а, скорее, походила на "пугало, которое выставляли на гречишное поле для отпугивания ворон".
Далее писатель, обращаясь к внутреннему миру девушки, показывает, как при виде "одетых в лохмотья людей" в душе девушки, впервые пришедшей за подаянием, "забывшей о своем положении", зарождается чувство жалости к ним. Г. Исхаки довольно подробно описывает одежду крестьян, вынужденных из-за бедности, в поисках счастья срываться с родных мест, городской бедноты, их смирение со злой судьбой. В этом аспекте легко обнаружить сходство романа татарского автора с пьесой М. Горького "На дне" (1902), с картинами его босяцких рассказов. Г. Исхаки в изображении народа, не ограничиваясь лишь выражением сочувствия, показывает действительность трагическую, доведенную до границы крайней бесчеловечности.
Приход за милостыней превращается для Сагадат в большое духовное испытание. Оказавшись в толчее, услышав много бранных слов, побитая Сагадат, хоть и сказала себе: "Это будет в последний раз, если сегодня отсюда вырвусь, лучше умру от голода, только попрошайничать не буду", – но уже опоздала. "Физически здоровый, но бездуховный, превратившийся в высохшее дерево", Габдулла, который ничем не занимался, как только совращал девушек-попрошаек, быстро узрел красоту Сагадат, даже через лохмотья. Дальнейшее происходит по привычному для мерзавца сценарию.
Но в кульминационный момент происходит неожиданное для обоих. Сагадат, воспитанная на деревенских нравственных нормах, от "чувств, которых она никогда ранее не испытывала", "прижав голову Габдуллы, долго целовала, словно хотела съесть его". И этот долгий поцелуй произвел на повидавшего немало девушек Габдуллу, сильное и незнакомое впечатление: "Габдулла не понимал, что делает, он забыл о приготовленных деньгах, этот поцелуй так на него подействовал, что он, как и Сагадат, почувствовал опьянение" (С. 68).
Душевное смятение Сагадат по поводу случившегося писатель передает различными средствами. На улице ей казалось, что луна говорит ей: "Пока ты была там, мне было стыдно показаться людям на глаза, а вот ты вышла, и я выглянула из-за облаков". И девушка Зухра, живущая на луне, словно говорит ей: "Ой, Сагадат! Ой, Сагадат!" Откуда-то будто доносился голос отца: "О Аллах, наставь на путь истины!" Даже лестница у дверей казармы, когда Сагадат ступила на нее, загремела и словно сказала: "Я не могу выдержать таких грешниц, как ты".
Муки совести Сагадат, когда она возвращалась в казарму "к себе подобным", еще более усиливались, она в каждом взгляде ощущала либо презрение, либо сожаление к себе. Они уже не относятся к ней, как к прежней Сагадат, "каждый представляет ее себе по-своему". Дальнейшее моральное падение героини предопределяется тем, что она поняла: Габдулла к ней равнодушен. Это лишает Сагадат последней надежды, она даже теряет веру в Аллаха. Теперь она готова совершить любое зло, ни в чем не видит греха.
Почувствовав безразличие Габдуллы, Сагадат, подслушав разговор девушек из "желтого дома", приходит к жесткому решению. Писатель доводит сюжет до кульминационной точки: Сагадат "напрямую через озеро Кабан направляется в сторону желтого дома". Такая перемена в поведении героини созвучна с состоянием Катюши Масловой в романе Л. Толстого "Воскресение". Катюша тоже с того дня, когда Нехлюдов, не останавливаясь, не зная о ее существовании, прошел мимо нее, превращается в другого человека.
Как видим, вступление на ложный путь героинь этих двух произведений – важнейшие пороговые ситуации, которые объясняются человеческим обманом. В целом, этот мотив часто встречается в татарской прозе начала ХХ в. Можно привести в качестве примера рассказ С. Рамеева "Галәветдин хаҗи корбаны Җаек Хәдичә" ("Жертва Галяветдина-хаджи – Хадича Уральская", 1909). И здесь героиня Хадича была обречена разделить судьбы Камэр и Сагадат (Г. Исхаки), Ханифы (З. Хади) и др. В то же время следует заметить, что общую ситуацию С. Рамеев освещает по-своему. Когда-то Хадича славилась на всю округу своей красотой, стройностью, скромностью и нравственностью. Поэтому, восхищаясь и любя, ее называли "Хадича Уральская". Слава девушки была так велика, что путники, даже не знавшие ее лично, подавая милостыню, говорили: "Пусть Аллах тебе даст девушку, как Хадича Уральская!" И это пожелание воспринималось как очень большое и значимое" [122. С. 66].
Пришло время, и потянулись за Хадичой сваты. Наконец, девушку сватают за байского сына Габдулхамита. Перед Хадичой раскрылись врата счастья, и осталось лишь войти в них. Но на ее пути возникает злая сила в лице Галяветдина-хаджи, который насильно лишает ее чести. В одно мгновение все рушится: мечты о счастливой жизни, семье, женском счастье, материнстве, детях. Все обращается в прах! Злая молва быстро распространяется: "Где бы ее не увидели, над Хадичой издевались, дразнили, смеялись" [122. С. 68]. Состояние Хадичи в эти минуты схоже с переживаниями Сагадат. Не выдержав издевательств, Хадича покидает родной город. Скитание по Казани, голод, жестокая судьба приводят ее в публичный дом. После того как долгие годы она обогащала хозяев, ее, постаревшую, "с желтым, как холст, лицом, телом, покрытым черными пятнами, напоминающим лягушачью шкуру и вызывающим отвращение окружающих", заразившуюся дурной болезнью, выгоняют на улицу.
В отличие от "Нищенки" финал рассказа безнадежный: в Курбан-байрам в надежде на подаяние у байских ворот собирается беднота. Среди них есть женщина в лохмотьях, дрожащая на безжалостном декабрьском ветру. Хозяин, думая, что это "русская с Булака", прогоняет ее. Бай же оказывается "тем самым Галяветдином-хаджи, а эта женщина – жертва этого Галяветдина-хаджи – Хадича Уральская" [122. С. 69].
После описания падения Сагадат Г. Исхаки вновь выводит на передний план Габдуллу, повествует о его чувствах и переживаниях после встречи с девушкой. Писатель акцентирует внимание на том, как героиня превращается в фактор нравственного пробуждения и духовного оздоровления Габдуллы. Для изображения кардинальных перемен в сознании и душе героя, их мотивации, автор использует разные средства и приемы. К примеру, безумный поцелуй Сагадат "Потряс Габдуллу с ног до головы как электрический ток, и его умершая совесть от этого тока тоже немного проснулась" (С. 79). Познавший немало женщин, Габдулла после того, как проводил Сагадат, "задумался так, как не думал давно, и если бы не встреча с Сагадат, он еще долгие годы не думал бы об этом". С этой минуты душу Габдуллы начинает терзать доселе незнакомое чувство, и он решает поговорить с Мансуром. После разговора двух людей, бывших душевно далекими друг от друга, их лица переменились: "На лицах обоих появилась какая-то твердость, в глазах – искра огня; сердца их наполнились каким-то мягким ветром, души заполнились добрыми и честными мыслями" (С. 82). После этого Габдулла словно заново родился. Он доходит до понимания того, что не только занимаемое им сегодня место, но и дальнейший путь – скользкая дорога, и какой это был грех – его преступление против Сагадат. И сейчас он со всей силой хочет "рождения из подлого Габдуллы Амирхановича человечного, наделенного новой совестью Габдуллы-эфенди". Его греет мысль, что в будущем он будет настоящим человеком, он чувствует это превращение из Габдуллы сегодняшнего в другого Габдуллу, будущего.
Новые чувства и переживания героя Г. Исхаки передает с сильным романтическим пафосом: "Как узник тюрьмы, погруженный в небытие, представляет себя то в красивых лесах, то в цветущих полях, то в бегущих волнах, он, освободившись из тюрьмы своей совести, чувствовал себя то в цветущих садах своей фантазии, то в лесах своих мечтаний, то в водной ряби своих мыслей. Как узник глубоко вздыхает, чтобы сполна насладиться этими цветами, лесами, водами, так и он всей грудью вдыхал ароматы красивой жизни, скакал по зеленой лужайке этой новой жизни" (С. 83).
Перемены, произошедшие в Габдулле, патриот Мансур, разумеется, объясняет исходя из своей национальной позиции. В его душе был праздник по случаю участия в "пробуждении уснувшей совести, превращении молодого татарина в человека, тогда как он был, казалось бы, безнадежным".
Морально возрождающийся Габдулла, считающий своей целью исправление ошибки, совершенной по отношению к Сагадат, женитьбы на ней, начинает ее искать. Поиск Габдуллой и Мансуром девушки Г. Исхаки использует еще с одной целью. Описывая жизнь в бедных приходах (мәхәллә) и публичных домах, он в романе высвечивает проблемы, угрожающие будущему нации. Автора особенно беспокоит распространение среди татарских женщин проституции.
Алкоголизм мусульманских женщин, их существование за счет "продажи своего тела", усердие в этом плане татарских баев, считающихся "сливками" нации, когда для некоторых из них публичные дома становились источником прибыли, более того, распространение этой "хвори" и превращение ее в болезнь нации, и это в Казани – столице татар, в романе освещается не только с просветительских позиций, но и на основе принципов критического реализма. Молодой писатель, понимающий, что будущее нации неразрывно связано с мудрыми, здоровыми, духовно стойкими женщинами, наблюдая, как молодые девушки скатываются в болото проституции, одним из первых в татарской литературе поднял эту тему как серьезную национальную проблему. Правда, и до него в татарской литературе были произведения, описывающие тяжелую женскую судьбу, семейный произвол, бесправную жизнь. Несмотря на то что в некоторых из них и упоминалась проституция, до Г. Исхаки никто не выписывал так откровенно то, насколько опасна эта "болезнь", к какой трагедии она может привести, вплоть до исчезновения нации.
Несмотря на некоторый натурализм, проявленный при описании жизни публичного дома, в целом, автор в освещении этой среды прочно стоит на реалистических традициях. Г. Исхаки в романе убедителен, а потому добивается широкого общественно-нравственного резонанса.
В этом отношении незаурядное произведение Г. Исхаки в достаточной степени созвучно с романом Л. Толстого "Воскресение". Русский писатель также полагает, что проституция – масштабная проблема и по этому поводу пишет: "С этого дня началось подчинение Маслова Алла и измена и не подчинение человеческим приказам. Такая жизнь принесла горе тысячам женщинам. Они умирали от тяжелой болезни и рано старели" [141. С. 12]. Разница лишь в том, что Г. Исхаки это явление рассматривает более развернуто, даже придает ему национальное звучание, и освещает его с помощью нарочито ярких красок, с предельной правдивостью и наглядностью.
Понимание трагизма существующего положения способствует пробуждению совести Габдуллы. После этого произведения Г. Исхаки как мастер-психолог "прежнего" Габдуллу изображает контрастно с Габдуллой "с пробудившейся совестью". А отражение противоречивого внутреннего мира героя, перемен в его характере требует усиленного внимания к психологическому анализу. При раскрытии психологии Габдуллы авторская речь часто сливается с внутренним монологом героя. Все это дает возможность более полно представить противоречивый характер героя.
Эту особенность стиля писателя подчеркивал и литературовед М. Хасанов: "Автор уделяет особое внимание раскрытию внутреннего мира героев, психологическому анализу их действий. В этом мы видим по-настоящему сформировавшегося реалистического писателя-психолога, мастера пера" [156. С. 27]. Можно только согласиться со словами маститого ученого. И указать, что усилению психологического анализа в произведении способствует сюжетная линия Сагадат-Габдулла, построенная на противоречивых отношениях и переживаниях героев.
В татарской литературе одной из разновидностей традиционных композиционных приемов является то, что повествование начинается с описания судьбоносных мгновений героя, затем идет подробное раскрытие сюжетных узлов. Этот прием мы может наблюдать в произведениях З. Бигиева, Г. Ибрагимова и др. Г. Исхаки же композицию романа выстраивает совсем по-иному. Как видно из анализа романа, у него сюжет развивается в хронологической последовательности. Эта особенность характерна и для других его романов. В решающие мгновения Г. Исхаки течение мысли и переживания любит передавать через столкновения. В голове его героев правильные мысли и решения не рождаются готовыми, а, скорее, являются результатом напряженных коллизий. За короткое время в сознании и душах героев появляются прямо противоположные аргументы. Одни из них поддерживают одну сторону, другие – другую. Затем один вытесняет, выдавливает другой и доминирует. Герой их ставит рядом, взвешивает, выбирает самый приемлемый. Процесс прощения девушкой проступка Габдуллы писатель отражает в многообразном психологическом столкновении между разумом и чувством. "Ей показалось, что, как и тогда под пристальным взглядом Габдуллы она чувствовала себя раздавленной, так и сегодня она теряет свою силу и волю. Один уголок ее души стал бросать ее в объятия Габдуллы, а другой шептать на ухо: "Обманет, обманет, не верь!"" (С. 132).
После повторной встречи с Габдуллой, в вихре чувств и мыслей, бушующих в голове и сердце Сагадат, на первый взгляд не было никакого определенного порядка и последовательности. Но при пристальном внимании можно обнаружить, что эти противоречивые, сложные и хаотичные чувства между собой тесно связаны и текут в определенном направлении. Описание этих, на первый взгляд казавшихся беспорядочными, сочетаний мыслей и чувств Г. Исхаки в своем романе использует довольно широко. К этому приему писатель особенно часто прибегает при описании внешних переживаний, воздействия окружающего мира на разум человека, его характер. Например, в данном важном эпизоде: "Внутри началась борьба, чувства верить или не верить не могли перевесить друг друга. Неожиданно открылась дверь и вошла старуха, при виде которой она всегда страшно пугалась. В одну секунду в голове Сагадат промелькнул рой самых различных мыслей. Она представила себе, что сама могла превратиться в такую старуху. В ней сильнее заговорил тот голос, ею стали овладевать вчерашние мысли. Ею со всей силой овладела любовь к Габдулле. Не успела старуха открыть рот с вопросом: "Ты что делаешь?", как она бросилась на шею Габдулле, ожидавшему ее решения" (С. 26).
Поступки героя писатель аргументирует не столько внешними факторами, сколько душевным порывом. Вследствие этого мы начинаем искренно верить в возможность и закономерность непривычного поворота сюжета. После того как "прозревший" Габдулла находит Сагадат, он совершает свой первый благородный, собственно человеческий, поступок: он женится на совращенной им девушке и они начинают жить вместе. Таким образом, девушка-попрошайка после пережитых страданий обретает счастье. На этом Г. Исхаки, казалось бы, мог бы и завершить свое произведение, но писатель-реалист не ставит себе задачей сделать Сагадат женой бая, а Габдуллу "искусственным" героем. Он хочет доказать превосходство девушки над юношей, показать ее дальнейший рост, в то же время изобразить возвращение Габдуллы в прежнее состояние, доказывая этим, что с детства неправильно воспитанный герой не может избавиться от своих глубоко укорененных привычек.
Писатель, изображавший до этого процесс нравственного падения своей героини, теперь берется за описание ее "воскресения", превращения в свободную личность, отражающую идеал татарской женщины. Если в романе Л. Толстого сосланная в Сибирь Катя Маслова с помощью революционера Симонсона встает на путь революционной борьбы, то на помощь Сагадат приходит Мансур.