Самой важной из этих задач являлось состояние разных слоев татарской интеллигенции начала ХХ в. Основная причина такого внимания к этой задаче связана с тем, что в татарском мире того времени на интеллигенцию была возложена роль лидера национального обновленческого движения. Наряду с возложенной судьбоносной задачей к ней предъявлялась и большая требовательность. В связи с этим в литературе находят отражение различные взгляды на образ жизни национальной интеллигенции. Г. Исхаки, который особенно активно поднимал эту задачу, в своем творчестве освещает ее всесторонне и переживает определенную эволюцию. С одной стороны, в своей первой повести "Тәгаллемдә сәгадәт" ("Счастье в знании", 1899) в образе Халима он пытается отразить свой национально-просветительский идеал, т. е. показать образованного героя-борца за национальное просвещение. Придавая большое значение этому идеалу, Г. Исхаки показывает, как его герой, преодолев сопротивление схоласта отца, получив образование в мечети, стал образованным, интеллигентным человеком. Такое восхождение юноши-татарина автор объясняет тем, что Аллах дал эти знания Халиму для просвещения своего народа. Иными словами, намерение Халима использовать знания, полученные в медресе, на пользу народу оценивается как богоугодное деяние.
Если в этом первом произведении молодой Исхаки идеал просвещенного героя воплощает больше в публицистическом плане и несколько оголенно и прямолинейно, то в дальнейшем, по мере накопления жизненного и творческого опыта, в романе "Нищенка" добивается, как мы это уже увидели, освещения его в развитии и психологически обоснованно.
Когда после временного отступления революции 1905–1907 гг. началась черная реакция, группа образованных интеллигентов, выступившие приверженцами нового, несколько растерялись. В результате необходимость раскрытия сути положения утративших жизненные ориентиры, вчерашних "борцов", светлые идеалы которых накрылись туманом, вынесла на повестку дня новую тему – разоблачение колеблющихся, безвольных, зависших где-то посередине, типов. "На фоне разрушенных иллюзий, нереализованных фантазий писатели-реалисты стали, по-настоящему, интересоваться психологией интеллигента, его действиями", – пишет Ф. Баширов [19. С. 180].
Г. Исхаки также, обратившись к этой теме, уделяет внимание раскрытию трагедии или драмы людей, не соответствующих идеалу интеллигентного сословия, и всесторонне освещает эту проблему. Например, в одном из первых творческих опытов, повести "Байский сын" (1903), он акцентирует внимание на причинах превращения героя в бесполезного для нации человека. Придав этой проблеме широкое национальное звучание, он вступает в полемику с "лжепатриотами", скрывающими болезни в национальной жизни, старающихся показать ее лишь с положительной стороны. Во вступлении к повести издания 1903 г. на обвинения типа: "Как не стыдно показывать другим вину, недостатки своей нации?" – отвечает: "Я выношу на широкую арену это страшное явление, не для того, чтобы предъявить обвинение другим. Это было бы равноценно тому, чтобы пожелать человеку или нации оставаться в таком же плохом состоянии. Наоборот, указав недостатки, желательно показать пути избавления от этого" [82. С. 32].
В этом произведении, написанном с целью пробуждения в современниках в широком плане чувства сохранения нации, Г. Исхаки поднимает одну из важнейших для нации проблем – воспитание молодого поколения. А точнее, в повести показывается, как неправильное воспитание в некоторых семьях приводит к неутешительным результатам. Это находит отражение в центральном герое произведения – единственном сыне татарского бая Фатиха – Кариме. Выдвинув в судьбе героя на передний план фактор воспитания, автор жизненную трагедию Карима объясняет "Ограниченность Фатих-бая, непониманием им ценности знаний, неосведомленностью Сагиды-бике в вопросах воспитания, отлучением ребенка от школы (поверив глупым словам старушки Сахили), доверием своего ребенка жулику Фахри, который не ступал на школьный порог, не знал ни жизни, ни, веры" [82. С. 38]. В результате такого "воспитания" Карим начинает выпивать, сбивается с пути истинного, в один из дней, подравшись с такими же, как он сам, пьяницами, убивает человека и сам погибает от ран, полученных в этой драке.
В другом случае Г. Исхаки акцентирует внимание на драме, возникшей от того, что герои увлеклись в молодости национально-общественными идеалами и надеждами, а повзрослев, позабыли идеалы молодости, превратились в обычных обывателей. К примеру, Салих из пьесы "Мөгаллим" ("Учитель", 1907) переживает такую драму. Если в этом произведении поучительная эволюция героя воплощается на основе жанровых канонов драматургии, то в другом произведении "Жизнь ли это?" автор берется воплотить это в жанровых рамках романа. В этом случае привлекает внимание прежде всего забота писателя донести до читателя идею произведения более эмоционально и масштабно.
Обратившись с этим намерением к общечеловеческой проблеме смысла и цели жизни, Гаяз Исхаки пишет роман "Жизнь ли это?" (1910) и данную универсальную проблему раскрывает конкретно исторически в национальном ключе. Видимо, сыграло свою роль и то, в каких условиях он был написан. Как известно, весной 1909 г. Г. Исхаки, скрывающийся от полиции в Петербурге, тайно выезжает в Турцию. Посещение другой страны расширяет взгляды на жизнь писателя. Находясь на новой высоте, он начинает еще более задумываться о своей жизни, о жизни и судьбе нации, являющейся главной целью его многогранной деятельности, выявляет самые важные из национальных вопросов. Одну из них он освещает в своем романе. В то же время он думает о том, как бы доходчиво донести до читателя свои соображения. Все это нашло отражение в содержании и форме произведения.
Во введении к произведению, написанному в форме эпиграфа, автор так обозначает цель романа и используемый стилевой прием: "Потому, что попавшая мне в руки тетрадь с заголовком "Воспоминания одного шакирда" раскрыла самые болезненные стороны нашей жизни, знакомство с пустой, бессмысленной жизнью этого несчастного шакирда, очень похожей на жизнь многих других молодых людей, породили во мне вопрос "Жизнь ли это?", и я, не найдя разрешения этой проблемы, решив, что может быть мои читатели смогут его решить, может найдут ответ на вопрос, на который я не нашел ответа, решил опубликовать эту тетрадь "Жизнь ли это?"" [84. С. 78].
Здесь желание писателя показать себя лишь издателем в форме книги воспоминаний одного шакирда, случайно попавших к нему в руки, связано с подчеркиванием жизненности описанных в произведении ситуаций. В действительности же воспоминания, дневники шакирда в романе – это лишь плод фантазии автора. Но другие родственные события, описанные в романе, объясняются их широкой распространенностью. Для того чтобы развернуто отразить широко распространенные в жизни, типические обстоятельства, разумеется, понадобился жанр романа. Отражение типического в жизни через личный дневник, т. е. – отражение индивидуальное и особенное, также отвечает классическим требованиям жанра романа. Известно, что в мировой литературе жанр романа формируется путем освещения личной жизни внутренних переживаний, судьбы, начавшей отделяться от этнического коллектива или уже отделившейся и ставшей самостоятельной, личности. В описании эта частность, разумеется, ставит целью подчеркнуто отразить черты, характерные для человечества в целом или хотя бы для какой-либо социальной группы людей.
Продолжая эти классические традиции, Г. Исхаки в своем романе, используя форму дневника одного шакирда, берется отразить картины общей "болезни" в жизни татарской нации того времени. В результате в произведении судьба шакирда превращается в факт, вызывающий тревогу за судьбу всей нации.
Это оригинальное произведение приковывает к себе внимание прежде всего своим содержанием. Здесь, в произведении Г. Исхаки, большую роль играет сила рационального начала. Это, в свою очередь, связано с тем, что Г. Исхаки является не представителем "чистого искусства", а пламенным писателем-борцом. И литературное творчество его сначала интересует как некое средство оружия в борьбе за жизнь и судьбу нации. Поэтому важно это произведение автора проанализировать в плане идеи и проблематики, поскольку это помогает выяснить то, что писатель, действительно был борцом за свободу своего народа. Данное положение, в свою очередь, способствует анализу своеобразия его творчества.
Роман начинается с рассказа лирического героя о его поездке в деревню в очередной отпуск. С первых страниц произведения молодой герой противопоставляется и природе, и деревенской жизни, или вовсе стоит особняком от них. К примеру, после долгожданного дождя "утки громко празднуют, разговаривают, шумят; благодарят Аллаха за этот дождь" (С. 85). В это же время лирический герой не знает, куда деваться от этого надоевшего дождя. Не умея проникновенно относиться к природе, не находя в ней радости, молодой герой в деревенской жизни чувствует себя белой вороной. Его одиночество, бессмысленность его жизни особенно отчетливо демонстрируются в дни летних и осенних работ. Наблюдая за напряженной работой сельского люда, герой чувствует неловкость за то, что не может участвовать в ней: "Как можно ничего не делать в то время, когда весь народ трудится, весь народ старается увеличить богатства, которые дает природа, весь народ заготавливает хлеб для будущего всего человечества? Как можно пользоваться результатами этого труда, не участвуя в нем?" (С. 101). Но, он не может войти в этот мир, и ограничивается лишь воздаянием оды участвующей в этом труде молодой матери, его грудному ребенку: "Живи, труженица-мать! Живи, труженик-ребенок! Знай, что все ценности мира, все счастье мира в твоих деловых руках, и живи! Живи!" (С. 101).
Одиночество, испытываемое героем в деревне, непонимание им деревенской жизни автор объясняет неправильным воспитанием, полученным в семье, что, собираясь стать муллой, он ставит себя выше простолюдинов. Поэтому, когда сельский люд живет в едином трудовом порыве, герой испытывает прямо противоположные чувства: "Душа чего-то просит, чем-то озабочена. Нет настроения, разнообразия. Дни текут одни, похожие на другие. Неинтересно, бессмысленно! Чего-то хочется сделать, чего-то придумать! И ничего нельзя сделать. Целый день слоняюсь по дому, хожу на гумно. Сам не доволен своей судьбой" (С. 90). Как видим, автор понимает, что герой относится к себе критически. Шакирд, понимающий бессмысленность проведенных в деревне дней, превращение себя в дармоеда, по наступлении осени с большими надеждами направляется в Казань. Но автор показывает, что и в дальнейшем его надежды на интерсную и осмысленную жизнь не оправдываются.
Прежде всего не осуществляется желание шакирда получить в медресе более основательные знания, поскольку устаревшее медресе, в котором учится, не может их ему дать. После этого он решает повышать знания самостоятельно и начинает изучать светские предметы. Затем автор следующим образом оценивает степень его "я" – уровень полученных им самостоятельно знаний: "Сейчас я знаю немного по-русски, немного по-турецки, немного по-арабски, по-персидски, немного свой татарский язык, эти языки могу понимать с помощью словаря и затем читать книги. К тому же немного знаю по истории, о каких-то растениях, животных, знаю немного о воспитании, обучении детей, работе в школе, о религии и убеждениях, немного о толкованиях хадисов, немного о праве и философии, короче говоря, обо всем понемногу. Знаю обо всем поверхностно, но ничего основательно. И что я могу делать с этими знаниями?" (С. 131).
Напоминая о низком уровне образования не только этого шакирда, но и у многих других, автор в большей мере объясняет это состоянием дела в области просвещения. Надо сказать, что с общим состоянием просвещения, судьбоносно важного для нации, Г. Исхаки интересовался на протяжении всего своего творчества. К примеру, в своем, носящем программный характер, произведении "Ике йөз елдан соң инкыйраз" ("Исчезновение черед двести лет") одной из причин, ведущих татар к исчезновению, он называет тяжелое положение системы образования в то время и так его оценивает: "Второе, что препятствует прогрессу, это отсутствие медресе и мектебов, и то, что в имеющихся преподается всякого рода ни к чему не пригодная чепуха; то, что мы не придаем значения делу обучения. Причина тому – то, что мы не доверяем ученому люду. Доверие этого дела людям, не имеющим представления о воспитании и обучении, вызывает и смешное, и горестное ощущение. Думая об этой проблеме, я вспоминаю слова великого русского писателя и крупного психолога Тургенева "Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно", и не находя более точных слов по этой проблеме, начинаю их то и дело повторять. Эта проблема вызывает во мне и слезы, и смех. Но, ни от одного, ни от другого толку нет, и для того, чтобы пришедшие после меня могли и плакать, и смеяться, поскольку ничего не предвещает изменения ситуации, мало, кто об этом думает" [81. С. 107].
Возвращаясь в романе "Жизнь ли это?" к проблеме того, что большинство мектебов и медресе не могут давать современного образования, он связывает ее напрямую с судьбой нации и вкладывает в уста героя следующие слова: "Неужели так же, как я, тысячи, сотни тысяч татарских детей не имеют права учиться, знать то, что знают другие? Как это можно терпеть? Как в век просвещения можно осознанно оставаться невеждами? Почему мы родились такими несчастными? Почему мы не дети тех, у кого есть школы, книги, деньги?" (С. 126).
Тяжелое положение системы образования в то время приковывало внимание и других писателей. Например, Г. Тукай, Г. Ибрагимов в своих ранних произведениях "Мәдрәсәдән чыккан шәкертләр ни диләр" ("Что говорят шакирды, покинувшие медресе"), "Зәки шәкертнең мәдрәсәдән куылуы" ("Об изгнании Заки-шакирда из медресе") критикуют порядки в этих отсталых медресе, уровень предоставляемых ими знаний. В романе Ф. Амирхана "Урталыкта" ("Посередине") идет речь о том, как, не довольный уровнем обучения в медресе, Хасан Арсланов приезжает в Казань и начинает получать уроки у русских учителей. Поскольку роман остался незавершенным, предсказать дальнейшую судьбу героя трудно. В оставшейся части романа описывается, как деревенский шакирд входит в городскую среду, как себя ведет, какими чувствами живет. Дав роману подзаголовок "Татар яшьләре тормышыннан" ("Из жизни татарской молодежи") писатель своего героя описывает больше в окружении городской молодежной интеллигенции – студентов, гимназистов. Больше всего на него произвело впечатление то, что его (вчерашнего шакирда) уровень образования гораздо ниже, чем у городской молодежи. Поведение героя среди молодежи, собирающейся ставить татарский спектакль, автор описывает следующим образом: "Во всем этом мероприятии, среди всех участников он чувствовал, что почему-то он хуже всех и поэтому ему было очень стыдно" [12. С. 230].
В общем, освещая среду дореволюционной татарской молодежи с критической точки зрения, Ф. Амирхан делает акцент на выявлении существующего между ними национального и социального различия. Положение неопределенности и окружающей средой у Хасана часто вызывает беспокойство. Например, когда во время читки пьесы, "написанной с целью показать самые глубокие раны татарской жизни", он видит равнодушие к ней участвующих в спектакле молодых людей, то у него "болит какая-то неведомая частица сердца". В другом случае то, что его знакомый Габдрахман цель жизни сводит к "старательному возведению дома", вызывает в душе Хасана несогласие. Тем самым автор как бы напоминает своему герою, что на этом свете есть более высокие цели. Но по причине незавершенности романа, остается невыясненным, в чем заключаются эти цели.
А в рассказе Ф. Амирхана "Картайдым" ("Я состарился", 1909) показан современник Хасана Арсланова Мустафа, который рано подвел итог своему жизненному пути. Для этого используется выигрышный сюжетный прием. Двадцатидевятилетний Мустафа, считая, что молодость осталась позади, будучи недовольным своей жизнью, от скуки начинает рассматривать альбом, в котором размещены фотографии, запечатлевшие мгновения его молодости. Глядя на них, герой вспоминает предшествующие цели своей жизни. Рассматривая фото, сделанное в первые годы обучения в медресе, он вспоминает, как мечтал научиться "вести урок как такой-то мударрис (учитель. – Ф.Г.)" [13. С. 43]. Фото, сделанное на старших курсах медресе, напоминает ему, в какой степени он был "сторонником прогресса ради новометодной системы обучения". Одним словом, с помощью фотографий в альбоме, сделанных в разные годы, автор показывает, как часто менялись жизненные ориентиры и цели героя, как он превращается в человека, у которого отсутствуют твердые взгляды на жизнь. Поэтому на тридцатом году жизни Мустафа чувствует себя духовно постаревшим, не находящим радости и удовлетворения от жизни.
Продолжая анализировать роман "Жизнь ли это?" Гаяза Исхаки с точки зрения проблематики, в которой центральное место занимает проблема смысла жизни, следует заметить, что он раскрывается через противоречивые мысли и переживания главного героя не статически, а в движении. Доминирование в романе мыслительного начала приводит к тому, что лирический герой становится задумчивым, начинает критически относиться к жизни и к себе. Герой переживает определенную эволюцию в отношении к миру и своим размышлениям. В то же время следует отметить то, что эта эволюция основана на противоречивом течении этих размышлений.
Сначала лирический герой характеризуется как находящаяся над реальной жизнью, закрытая в себе, романтическая личность, поскольку его, рожденные под влиянием французских и турецких романов мечты и фантазии очень далеки от реальной жизни. Поэтому он в этой жизни, вернее, в деревенской среде не может найти себе место, а с людьми общий язык. И вот результат: "В такой большой деревне я чувствую себя одиноким. Да, в избе с соломенной крышей, кроме как, о соломе, кормах, лошади, корове, козе, овце и думать не о чем, я – молодой шакирд, начитавшийся французских романов, увлеченный различными новыми мыслями, – конечно, одинок!" (С. 122).
В то же время этот романтичный шакирд смотрит с завистью на тех, кто живет в свое удовольствие, воспринимая прекрасные стороны жизни, в особенности на своих сверстников. И вот однажды, когда сидя одиноко в доме, он стал сам себе противен, с целью немного развеяться, спустился к реке и на противоположном берегу увидел, как веселится сельская молодежь. Сожалея, что не может быть среди них, веселиться с ними, он в душе поет им дифирамбы: "О, Аллах, сколько удовольствия, сколько счастья! Да здравствуют юноши и девушки! Да здравствуют эти ваши игры! Да здравствует молодость!" (С. 122).
Чтение иностранных романов и без того чувствительного молодого героя делают еще более мечтательным. Шакирд, и до того задумывавшийся о том, какие бы нужные для людей поступки совершить, теперь начинает предаваться еще большим мечтам. Например, ему хочется "…всех этих, впавших в спячку, угнетенных мусульман всего мира поднять, вернуть им было величие" (С. 122). Так же ему "хочется ислам очистить от всего некрасивого" (С. 122).