В другом протоколе от 14 сент. 1662 г. "….ее связали, она шепчет: "Я ничего не знаю, я ничего не знаю, должна ли я лгать? О горе мне"! - Надевают ей испанский сапог и немного завинчивают. Кричит: "Должна ли я лгать, мою совесть отягчать?" - Завинчивают сапог, она плачет: "Я ничего не знаю, ничего не могу сказать, даже если нога моя отпадет". Продолжает кричать: "Должна ли я лгать? Ничего не могу сказать!" Хотя сапог крепко завинчен, она остается при своем. Продолжает кричать: "О, праведный Боже! Она хотела бы признаться, если бы она хоть что-нибудь знала. Она сказала бы "да", но она не хочет лгать. Еще сильнее завинчивают. Стонет сильно: "Ах, милостивые судьи, не делайте мне так больно. Но если вам одно сказать, вы сейчас хотите опять другое знать" и т. д.
Обыкновенно по правилам судопроизводства обвиняемый считался оправданным, если он выдерживал пытку в продолжение целого часа, не сознавшись в приписываемом ему преступлении. Но когда дело касалось колдовства, то подобных ограничений не допускали. Закон обходили тем, что возобновление мучений называлось не "повторением", но "продолжением" пытки.
Величайший авторитет того времени, Карпцов, которого мы выше цитировали, говорит: "При этих тяжелых преступлениях, совершающихся втайне, при которых так трудно добиться доказательств, что только один из тысячи наказывается по заслугам, - при таких преступлениях следует изменить обычный порядок судопроизводства; пытка может быть часто повторяема, так как при тяжелых преступлениях нужно прибегать и к сильным средствам. Судья тем более вправе употреблять против ведьм более жестокую пытку, что дьявол им всегда помогает устоять против мучений".
Правда, для повторения пытки требовались новые доказательства ее вины; но как легко подобные доказательства находились при этих процессах! Новым знаком виновности служило уже, если пытаемая не проливала слез во время пытки или если она во время допроса казалась смущенной, кривила рот, высовывала язык, озиралась кругом и вообще если ее поведение чем-нибудь другим казалось странным.
То, наконец, что пытаемая могла выдержать пытку, считалось новым знаком ее виновности, доказательством того, что ей помогал дьявол.
Обыкновенно не довольствовались двумя, тремя степенями пытки; пытали вплоть до получения сознания. В 1591 году в Nordlingen'e одну девушку пытали двадцать два раза. Только при двадцать третьем разе она созналась.
В Баден-Бадене одну женщину пытали 12 раз и оставили ее сидеть после последнего акта в продолжение 52 часов на так наз. стуле ведьм (Hexenstuhl).
Об одной женщине, осужденной в 1629 году, мы читаем: "Хотя она после первой пытки не созналась, ее пытали, без приговора суда, вторично. Обрезав ей волосы и связав ей руки, палач посадил ее на "лестницу", лил ей на голову спирт, который он потом зажигал, жег ей серою руки и шею, поднимал ее до потолка, где и оставил ее висящей и ушел завтракать. По возвращении он ей лил спирт на спину и жег ее, затем он клал на ее тело тяжелые гири и поднимал ее, затем он положил ее на лестницу, поместивши ей под спину неоструганную колючую доску, и опять вытягивал ее, затем он ей завинтил вместе большие пальцы рук и ног и повесил с помощью всунутого между ее руками шеста, так как она беспрерывно падала в обморок.
При третьей пытке ее били до крови плетью по бедрам и другим частям тела, свинтили вместе большие пальцы рук и ног и оставили ее таким образом от десяти часов до часу. В это время судьи и палач завтракали; при их возвращении пытаемую снова били плетью.
На второй день пытку повторили.
Один, уже выше упомянутый, писатель того времени, Шпе, замечает, описав приемы пытки: "Если бы еще обвиняемый, раз выдержавший пытку, был застрахован от дальнейших мучений! Но так как пытка повторялась несколько раз и сечению, обжиганию тела, свинчиванию и т. д. конца не было, то никто не мог думать о возможности быть оправданным". "Никто, - говорит Шпе, - не испытавший мучений пытки, не может поверить ее действию, не может вообразить себе, насколько она страшна для тех, которые уже раз испытали ее".
Как это ни удивительно, но были также такие, которые геройски выдерживали все пытки, и судьям не удавалось вырвать от них признание. Это объясняется различно: часто у этих женщин являлась общая анестезия, делавшая их нечувствительными ко всем мучениям пытки; часто нравственное возбуждение было столь сильно, что оно заглушало физическую боль и давало жертвам силу переносить ее и не проронить ни одного слова.
В Nordlingen'e дочь одного чиновника была подвергнута пытке на основании показаний нескольких женщин, уверявших, что они ее видели на сходке ведьм. После семикратной пытки она спросила, может ли она сохранить блаженство души, если она сделает неверные признания; она боится мучений пытки и хотела бы сознаться во всем, чего от нее требуют, но ее совесть не допускает ее до этого. Затем она все-таки созналась. Но при следующем допросе она взяла назад все свои показание и настаивала на отречении от своего сознания, несмотря на, то, что ее пытали еще девять раз и при одном допросе поднимали восемь раз по лестнице.
Одна портниха, в 64 летнем возрасте, выдержала все степени пытки. В протоколе про нее говорится: "В нее били, как в старую шубу"; про одну 16-летнюю девушку, которая в конце концов все-таки созналась, в соответствующем протоколе говорится: "Удивительно, что ее молодая кровь могла так долго выдержать".
В 1576 году в Вестфалии одна женщина была обвиняема в колдовстве. Пытка довела ее до сознания, от которого она после отреклась. При возобновлении пытки она вторично созналась и была осуждена на смерть. По дороге к месту казни обвиняемая так энергично уверяла в своей невинности, что палач, несмотря на все увещания чиновника, распоряжавшегося казнью, отказался исполнить приговор, мотивируя свой отказ тем, что он не хочет погубить свою душу, казнив невинную. После четырехлетнего заключения эта женщина была выпущена на свободу.
В 1672 году в Гессене Катарина Липе, жена школьного учителя из Betriesdorf, была заключена в марбургскую башню и подвергнута страшным мучениям. В марбургском архиве мы находим протокол этой пытки: "Затем ей еще раз прочли приговор (пытки) и увещевали ее сказать правду. Она продолжала отрицать, сама добровольно разделась. Когда палач ей начал надпиливать пальцы рук и ног, она кричала: "О горе, горе! Господи, помоги мне! У меня ломаются руки!" Затем ей был надет "испанский сапог", правая нога была сильно привинчена. Ее уговаривали сказать правду, но она ничего не ответила. Тогда ей завинтили и левую ногу; она все кричала, что ничего не знает. Когда она была поднята и вытянута, она кричала: "Господи, Иисус, помоги мне! Если меня и замучат до смерти, я все же ничего не знаю". Ее подняли еще выше, она утихла и говорила, что она не ведьма. Еще раз завинтили ее правую ногу, она кричала: "Горе мне!" Ее уговаривали сознаться, но она утверждала свое. Ее спустили, привинтили обе ноги, и она кричала: "Горе, горе мне!" Привинтили правую ногу: она умолкла и ничего не отвечала. Еще раз завинтили: она кричала, затем затихла и не хотела отвечать. Опять привинтили: она громко кричала и говорила, что ничего не знает. Затем ее подняли в воздух, она кричала: "Горе, горе мне!" Когда ее спустили, она опять замолкла. Когда винты были сильно завинчены, она громко кричала и звала на помощь свою мать в гробу, затем замолкла и не хотела говорить. Когда винты еще сильнее были завинчены, она пронзительно кричала, что она ничего не знает. Затем винты были выше надвинуты на ноги и палач стучал молотом, она кричала: "Дорогая матушка под землей! Иисус, помоги мне!" Ей привинтили левую ногу: она кричала, что она не ведьма, Господь Бог знает это, - все, что про нее говорили, клевета. Ей привинтили правую ногу: она вскрикнула, но вдруг замолчала. Затем палач ее вывел, чтобы срезать ей волосы. Вернувшись, он сказал, что нашел "чертов знак" (Stigma diaboli): он воткнул глубоко иголку в это место и она этого не почувствовала и кровь не потекла. Затем ей опять надпилили руки и ноги и еще раз ее вытянули, она утихла, как бы спала. Ей привинтили ноги: она громко кричала, затем вдруг затихла, закрыв рот. Привинтили левую ногу: она утверждала, что ничего не знает, хотя бы ее убили. Завинтили левую ногу: она кричала и уверяла, что ничего не знает, пусть ее положат на землю и убьют. Затем ей крепко привинтили левую ногу, ударяя по винту, затем ее подняли на воздух, наконец совсем спустили. Палач, мастер Chistoffel, сообщает, что когда ей обрезывали волосы, она просила не оставлять ее долго висеть в воздухе.
Эта женщина мужественно перенесла все степени пытки, не сознавшись; и так как других доказательств против нее не имелось, то ее пришлось освободить. Но в следующем году против нее опять возникло подозрение, ее снова арестовали и жестоко пытали. Четыре раза ее вытягивали на "лестнице", шестнадцать раз ее ноги были завинчены самым сильным образом, и так как с ней беспрестанно случались конвульсивные припадки, то ей насильно открывали разными орудиями рот, чтобы она могла сознаться. То она упрашивала, то она рычала - говорится в протоколе - "как собака". Ее мужество оказалось сильнее злости ее мучителей. Наконец несчастная женщина была выпущена, но изгнана из страны.
Мы приводим здесь протокол пытки 31-го октября 1724 г. в процессе против Enneke Furstenees: "После того как допрашивавший судья Dr. Gogravius тщетно уговаривал ее сознаться добровольно, было приступлено к первой степени пытки. Палач вышел, показал ей орудия пытки и строго говорил с ней, между тем как судья читал ей отдельные пункты обвинения. Затем палач приступил ко второй степени пытки. Обвиняемую ввели в камеру, раздели, связали и снова допрашивали. Она упорствовала в отрицании своей вины. Когда ее связывали, она все время кричала и просила именем Бога, чтобы ее развязали. Она повторяла, что охотно умрет и даст утвердительные ответы, если судьи возьмут на себя ответственность за ее грех лжи. И так как она все не хотела сознаться, то перешли к третьей степени пытки - к жому. Так как она беспрерывно кричала, то ей вложили в рот capistrum (приспособление, мешавшее издавать звуки) и продолжали пытку жомом. Хотя обвиняемая была пытаема таким образом 50 минут и пальцы ее беспрестанно были ущемляемы жомом, она не только не созналась, но и не проронила во все время пытки ни одной слезинки. Она только все время кричала: "Я невинна! О Иисусе, не оставь меня, помоги мне в моих муках!" и время от времени: "Господин судья, об одном прошу вас, осудите меня невинной". Тогда приступили к четвертой степени пытки: на обвиняемую надели испанский сапог. Когда пытаемая выдержала и эту пытку в продолжение 30 минут, не проронив слезы, несмотря на то, что ей неоднократно надевали "испанский сапог" и сильно привинчивали его, Dr. Gogravius'y пришло на мысль, что обвиняемая, вероятно, per maleficium (дьявольским искусством) сделала себя нечувствительной к болям. Поэтому он велел палачу раздеть ее еще раз и осмотреть внимательно, не найдет ли он чего-нибудь подозрительного в каких-нибудь местах ее тела. Но палач после тщательного осмотра объявил, что он ничего не нашел. Тогда ему приказано было надеть ей снова "испанский сапог". Пытаемая продолжала отрицать и все кричала: "О Боже, я этого не сделала, я этого не сделала, если бы я это сделала, я бы охотно созналась. Господин судья, осудите меня невинной! Я охотно умру. Я невиновна, я невиновна!" Пытаемая перенесла вторичную пытку "испанским сапогом", и хотя она переменилась в лице, но не плакала, и нельзя было заметить, чтобы силы ее оставили или чтобы она ослабла. Тогда Dr. Gogravius выразил опасение, что и четвертая степень пытки не подействует, и приказал перейти прямо к пятой степени. Сообразно этому, обвиняемую подняли в воздухе и дали ей двумя розгами до 30 ударов. Когда ее для этого предварительно связывали, она просила, чтобы ее больше не мучили, говоря, что она хочет сознаться в совершении преступления и умереть невинною, но она боится этим согрешить. Эти слова она часто повторяла, но когда ей затем ставили вопросные пункты, она по-прежнему все отрицала.
Поэтому палачу было приказано вытянуть обвиняемую "сзади". Это было сделано таким образом, что руки были выворочены и вытянуты прямо над головой, обе лопатки выступили из своих сочленений и ноги были на одну пядь приподняты над землей. Когда пытаемая находилась уже в этом положении около 6 минут, Dr. Gogravius приказал дать ей еще 30 ударов розгой, что и было исполнено. Но она все же упорно продолжала отрицать свою вину. Тогда Dr. Gogravius приказал бить ее два раза, каждый раз по 8 ударов; она кричала лишь: "Я этого не сделала, я этого не сделала!" При повторении этих ударов и усиленном применении прежних орудий пытки она выдержала и эту пятую степень пытки, как и первые, не шевельнувшись и не произнося ни одного слова раскаяния, хотя эти страшные мучения, продолжавшиеся более тридцати минут, казались почти невыносимыми.
Так как, по мнению Dr. Gogravius'a, пытка была должным образом выполнена и так как палач находил, что подсудимая не в состоянии выдержать дальнейших пыток, то палачу было приказано вставить пытаемой вывихнутые кости и заботиться о ней до ее выздоровления. На следующий день, сообщает протокол, палач довел ее… до признания.
Судя по актам, только немногие могли выдерживать пытку. И эти немногие большей частью сознавались непосредственно после пытки под влиянием увещания судей и угроз палача. Это объясняется тем, что палач, кое-как вставляя вывихнутые члены, пользовался свежим впечатлением только что выдержанной пытки и мучительным положением обвиняемых, чтобы дать им понять, что все их упорство ни к чему не поведет, что более мучительная пытка все же вырвет у них сознание. Он уговаривал их сознаться добровольно, что в таком случае они могут еще спасти себя от костра и заслужить милость, т. е. смерть от меча, в противном же случае судьи не окажут никакой пощады и она будет сожжена живою.
Значительное число пытаемых умирало под пыткой или непосредственно после пытки. Это являлось только подтверждением подозрения: было ясно, что дьявол их умертвил, чтобы помешать им сознаться, - и их закапывали обыкновенно под виселицей. Так мы находим в одном приговоре знаменитого юриста Карпцова: "Так как по актам видно, что дьявол так сильно подействовал на Маргариту Шпарвиц, что она умерла, испустив внезапно крик, после того, как она была вытянута менее получаса на "лестнице", из чего видно, что дьявол умертвил ее изнутри ее тела, и так как нужно предполагать, что с ней обстояло неладно, ибо она ничего не отвечала во время пытки, то тело ее должно быть закопано шкуродерами под виселицей".
В протоколе совета города Офенбурга от 1-го июля 1628 г. мы находим следующее место: "Вчера после одиннадцати часов девушка Walschen внезапно умерла, находясь на стуле ведьм; несмотря на то, что ее все время сильно увещевали, она продолжала уверять, что она невиновна. После обеда того же дня ее сильно увещевали, прежде чем посадить ее на стул, и длинная Weidin говорила: "Что только девка себе думает, что не хочет говорить, она ведь наверно виновна!" Решено закопать ее под виселицей".
В тех редких случаях, когда заключенные, выдержавшие всевозможные мучения, не сознавшись, были выпускаемы на свободу, они должны были присягать, что они не будут мстить членам и слугам суда за вытерпленные муки.
Чтобы дать некоторое представление об ужасах пытки, приведем в заключение слова Фридриха Шпе, очевидца этих ужасов, которого мы уже не раз цитировали.
Фридрих Шпе (von Spee) состоял в первой половине XVII стол, духовником в Бамберге и Вюрцбурге и его печальная обязанность была напутствовать несчастных на костер. В это время процессы свирепствовали наиболее, костры не переставали гореть, и бывали дни, когда сжигали по 10 ведьм в день. Шпе входил в близкие сношения с несчастными, видел все эти ужасы и с опасностью для своей собственной жизни поднял голос в защиту этих жертв. Он написал в 1631 г. книгу (Cautio criminalis seu de processu contra sagas liber), в которой он рисует всю нелогичность обвинений и абсурдность системы допросов и пыток: "Женщина, заподозренная как ведьма, должна быть признана виновной - все равно какими мерами: силой или угрозами, правдой или неправдой. Никакие слезы и мольбы, никакие доказательства и объяснения - ничто не помогает: она должна быть виновна. Ее мучают, терзают до тех пор, пока она под руками палача умирает или признается в своей вине. Если же она выдерживает все мучения, она еще более виновна: это значит, что дьявол дает ей силы и держит ее язык, дабы она не могла говорить и признаться. И поэтому она заслуживает еще более жестоких мучений и смерти. Улики и доказательства всегда против обвиняемой - какие бы они ни были, положительные или отрицательные. Если она вела скверный образ жизни, то, разумеется, это доказательство ее связи с дьяволом; если же она была благочестива и вела себя хорошо, то ясно, что она притворялась, дабы отвлечь своим благочестием от себя подозрение в ее связи с дьяволом и ночных путешествиях на шабаш. Затем - как она себя держит при допросе. Если она обнаруживает страх, то ясно, что она виновна: совесть ее выдает. Если же она обнаруживает спокойствие, уверенная в своей невинности, то бессомненно, что она виновна, потому что, по мнению судей, ведьмам свойственно лгать с наглым спокойствием. Если она защищается и оправдывается в возводимом на нее обвинении - это свидетельствует о ее виновности; если же она в страхе и отчаянии от возводимых на нее чудовищных обвинений падает духом и молчит - это уже прямое доказательство ее виновности. Затем начинаются пытки, которым ее подвергают для получения признания, как будто в руках судей имеются достаточные доказательства ее виновности и недостает только добровольного признания. Или она признается и умирает, как признавшаяся, на костре, или она не признается и тоже умирает в мучениях пытки или на костре, сжигаемая еще более строго, живьем, как упорно не признавшаяся. Она должна умереть - во всяком случае, она не может избегнуть своей участи. Потому что все говорит против нее: если она во время пытки от ужасных страданий в ужасе блуждает глазами - это значит, она ищет глазами своего дьявола; если же с неподвижными глазами остается напряженной (если на нее находил столбняк от ужасной боли), это значит, она видит своего дьявола, она смотрит на него. Если она находит в себе силу переносить мучения пытки - это значит, дьявол ее поддерживает, и она заслуживает еще более строгого наказания. Если она не выдерживает и умирает во время пытки - это значит, дьявол ее умертвил, дабы она не делала признания и не открывала тайны, и тогда ее труп все таки предается позорной смерти на костре или виселице. Если, несмотря на все это, все-таки нет доказательств ее виновности, ее держат в смрадной тюрьме годы, пока появятся новые доказательства или пока она сгниет в тюрьме".