Психологическое литературоведение - Валерий Белянин 21 стр.


(Л. Кэрролл "Алиса в Зазеркалье")

Вяч. Иванов, рассматривая процесс усвоения речи ребенком, пишет, что "на раннем этапе усвоения родного языка ребенок еще не знает значений подавляющего большинства слов, но быстро выучивается их свободному грамматическому соединению". Исследователь полагает, что в сказку "Алиса в стране чудес" Кэрролла подобные "грамматически правильные, но неосмысленные тексты" проникли именно под влиянием детской речи. Вслед за этим Иванов пишет, что сходными оказываются и высказывания при некоторых формах нарушения мышления, в частности, шизофрении (Иванов, 1978, с. 29).

Приведем еще один пример из сказки Л. Кэррола:

Twas brillig, and the slithy toves
Did gyre and gimble in the wabe;
All mimsy were the borogoves,
And the mome raths outgrabe.

Варькалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве.
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове.

("Алиса в Зазеркалье")

Дальше следует комментарий, объясняющий, что, к примеру, хливкие – это хлипкие и ловкие, а шорьки – это помесь хорька, ящерицы и штопора (там же).

"Понимаешь, – говорит Шалтай Алисе, – это слово (хливкие. – В.Б.) как бумажник. Раскроешь, а там два отделения! Так и тут – это слово раскладывается на два".

Трудно не увидеть аналогии между отмеченными лингвистическими особенностями "сложных" текстов и упоминаемыми состояниями сознания при шизоидной акцентуации.

2.7. "Смешанные" тексты как проявление сочетаний типологических черт личности

Взятая за основу типология акцентуаций как система типологических черт личности не может охватить все многообразие личностных типов. Соответственно предложенная нами типология текстов не охватывает все типы художественных текстов, которые существуют и в принципе могут существовать. Типология является принципиально открытой. Кроме того, описанные нами типы текстов достаточно резко выделяются из общего массива литературы, обладают своими тематическими, структурными, семантическими и языковыми особенностями.

Многие тексты, если не большинство, могут заключать в себе описание нескольких типов сознания, разных состояний и типов поведения людей. Тексты, которые однозначно можно отнести к определенному типу, так же редки, как люди, в отношении которых можно утверждать, что они – "чистые" холерики или меланхолики – при любой погоде, в любое время суток или в разных жизненных обстоятельствах. Тексты, которые содержат как минимум два типа мироощущения, две эмоционально-смысловые доминанты, назовем "смешанными".

В самом простом для анализа случае "смешанным" может считаться текст, в котором в рамках одной эмоционально-смысловой доминанты описывается мироощущение, обладающее характеристиками, соотносимыми с другой эмоционально-смысловой доминантой. При этом все персонажи получают оценки посредством предикатов, присущих лишь одной из них. Для таких текстов, как будет показано далее, также существуют определенные закономерности сочетания доминант, которые имеются в "чистом" виде в других текстах.

В качестве примера таких отношений можно привести басню И. А. Крылова "Стрекоза и муравей". Текст по семантическим компонентам и сюжету следует отнести к "темным". Главный герой – маленький, но трудолюбивый. Стрекоза же – это попрыгунья, жизнь ее полна песен, резвости. Она не враг муравья, она не представляет для него угрозы. Она реализует иной тип поведения, соотносимый, на наш взгляд, с поведением красивой (демонстративной) личности. Между ними возникает конфликт, непохожий на конфликт в "простых" текстах, состоящий, скорее, в противопоставлении двух типов отношения к миру, чем в их противоборстве.

Л. С. Выготский рассматривал стрекозу как истинную героиню небольшого рассказа, отмечая особую роль хорея, появляющегося в басне при описании стрекозы. Он приводит следующее высказывание одного из литературоведов: "Благодаря этим хореям сами стихи как бы прыгают, прекрасно изображая попрыгунью-стрекозу" (Выготский, 1987, с. 120). При всей двойственности ситуации победителем из конфликта выходит муравей, не признающий безделья ("Ты все пела? Это дело. Так пойди же попляши").

Следует отметить психологическую недостоверность приписывания стрекозе злой тоски, невозможной для героев "красивого" текста, но часто встречающейся у персонажей "темных" текстов. Вышесказанное позволяет считать рассмотренную басню "смешанным" типом текста.

Согласно А. А. Ухтомскому, в душе могут жить множество потенциальных доминант – следы от прежней жизнедеятельности. Сделаем краткий обзор наиболее часто встречающихся разновидностей "смешанных" типов текстов.

"Светло-печальные"

Среди текстов с доминирующим "светлым" началом отметим "светло-печальные", к которым мы отнесем многие японские танка и хокку. Созданные в рамках неевропейской культуры, они, возможно, связаны с иными личностными особенностями, чем те, о которых пишут европейские исследователи. Тем не менее, поскольку они известны и европейским читателям, мы полагаем возможным их типологизацию по эмоционально-смысловой доминанте.

Ах, в этом бренном мире
Итог всегда один…
Едва раскрылись сакуры бутоны -
И вот уже цветы
Устлали землю…
Дождь,
Бабочка, шаги.
Мимолетность жизни.

Здесь явно присутствует и благоговение перед природой (характеризующее "светлые" тексты), и мысли о смерти (характерные для "печальных" текстов).

"Светлая" повесть Р. Баха о Чайке завершается смертью ("Чайка Джонатан Ливингстоун"). Программное произведение известного распространителя дзен-буддизма в Европе Т. Судзуки "Zen and the Art of Motorcycle Maintenance" также может быть отнесено к "светло-печальным". Оно близко "печальным" в той части, где описывается подготовка к путешествию на мотоцикле, а не само путешествие. Здесь можно видеть усиление депрессии под влиянием мысли о необходимых действиях, о котором писал еще П. Жане (Жане, 1984/1928). Описание же того, как герой повести учит детей писать сочинения на основе их собственного видения мира, сближает его со "светлыми".

К "светло-печальным" мы относим и "Обломова" (И. Гончаров). В этом романе превалируют лексические элементы, характерные для "светлых" текстов:

Она (Ольга. – В.Б.) одевала излияния сердца в те краски, какими горело ее воображение в настоящий момент, и веровала, что они верны природе, и спешила в невинном и бессознательном кокетстве явиться в прекрасном уборе перед глазами своего друга. Он (Илья Ильич. – В.Б.) веровал еще больше в эти волшебные звуки, в обаятельный свет и спешил предстать пред ней во всеоружии страсти, показать ей весь блеск и всю силу огня, который пожирал его душу. Они не лгали ни перед собой, ни друг другу: они выдавали то, что говорило сердце.

В мировоззрении Обломова есть "благоговение перед жизнью":

"Он чувствовал, что в нем зарыто <…> какое-то хорошее, светлое начало"; "Сколько бы ни ошибался он в людях, страдало его сердце, но ни разу не пошатнулось основание добра и веры в них. Он втайне поклонялся чистоте женщины" и т. д.

Однако образу главного героя сопутствует 'неспособность к действию', соотносимая нами с депрессивностью ("Бесплодные сожаления о минувшем, жгучие угрызения совести язвили его как иглы". "В сотый раз раскаяние и поздние сожаления о минувшем подступали к сердцу"). Обнищание и смерть героя в конце произведения также сближают его по тематике с "печальными".

"Светло-печальной" является и повесть Р. и В. Зорза "Путь к смерти. Жить до конца".

"Светло-веселые"

"Светло-веселым" можно считать текст "Каникулы в Простоквашино" (Э. Успенский), который также может быть назван и "добрым", если исходить из понимания доброты как "отзывчивости, душевного расположения к людям, стремления делать добро другим" (Ожегов, Шведова, 1993).

Отметим, что выделение "добрых" текстов не связывается нами ни с каким типом акцентуации.

"Светло-веселые" тексты были характерны, на наш взгляд, для эпохи так называемого социального оптимизма. К примеру, о театрах писалось, что они "призваны активно участвовать в деле воспитания советских людей, отвечать на их культурные запросы, воспитывать советскую молодежь бодрой, жизнерадостной, преданной родине и верящей в победу нашего дела, не боящейся препятствий, способной преодолевать любые трудности" (Постановление ЦК ВКП(б) от 26 августа 1946 года).

"Светло-темные"

Сочетание паранойяльности и эпилептоидности, характерное для "светло-темных" текстов, обнаружено нами в текстах М. Пришвина, где описания природы даются как с позиции преклонения перед ней, так и в натуралистическом ключе:

Возобновилась тишина, морозная и светлая. Вчерашняя пороша летит по насту, как пудра со сверкающими блестками. Наст нигде не проваливается и на поле, на солнце еще лучше, чем в тени. Каждый кустик старого полынка, репейника, былинки, травинки, как в зеркало, глядится в эту сверкающую порошу и видит себя голубым и прекрасным. Я пробовал это снимать в логу, где много натоптала лисица.

(Зарисовка "Голубые ели" из книги "Лесной хозяин")

Здесь элементы "светлого" текста (светлая, солнце) сочетаются с элементами "темного" (былинка, травинка, зеркало, сверкающая).

"Светло-красивые"

К "светло-красивым" текстам можно отнести книгу "Волшебник страны Оз" (F. Baum "The Wizard of Oz") о необычных приключениях девочки по имени Дороти и ее друзей. В русском пересказе этой сказки (А. Волков "Волшебник Изумрудного города", отнесенного нами к "темным" текстам) опушена глава о стране фарфоровых статуэток, через которую Дороти и ее друзья должны пройти, никого не задев.

Но самыми странными существами в этой странной стране оказались все-таки люди. Друзья разглядывали пастушек и доярок; принцесс в роскошных нарядах; пастухов в полосатых штанах до колен – полосы были розовыми, желтыми и голубыми – и в башмаках с золотыми пряжками; королей в атласных камзолах и горностаевых мантиях, с золотыми коронами, усыпанными драгоценными камнями; смешных клоунов с румянцем во всю щеку и в высоких остроконечных колпаках. И люди, и их одежда были, разумеется, из фарфора.

(Перевод С. Белова)

Это будет для нас индикатором "красивости", а поиск сердца Железным Дровосеком придает тексту "светлость".

Тогда Оз взял инструменты и проделал в левой части груди Дровосека небольшое квадратное отверстие. Затем он извлек из ящика красивое сердце из алого шелка, набитое опилками.

– Правда, прелесть? – спросил он.

– О да! – искренне ответил Дровосек. – Но доброе ли это сердце?

– Добрее не бывает, – сказал Оз, вставил сердце в грудь Дровосеку и заделал дыру. – Теперь у вас сердце, – заметил он, – которым мог бы гордиться любой человек. Извините, что украсил вашу грудь такой заплаткой, но другого способа вставить сердце у меня нет.

– Заплатка – это не страшно! – воскликнул обрадованный Дровосек. – Вы очень добрый человек, и я никогда не забуду того, что вы для меня сделали.

– Не стоит благодарности, – скромно отвечал Оз.

Дровосек вернулся к друзьям, и они сердечно поздравили его.

(там же)

"Активно-темные"

Многие тексты детективного жанра, где представлены действия хитрого и жестокого преступника, относятся к "активно-темным" (или "активно-простым"). Преобладание описаний жестокостей сближает их с "простыми", наличие описаний поведения жертв – с "активными". Динамичность повествования позволяет назвать такого рода тексты также "интенсивными" (об этом см. в описании "Проективного литературного теста").

"Красиво-темные"

К "красиво-темным" (или к "щемящим") мы относим "Алые паруса" А. Грина. Артур Грэй, как и многие герои "темных" текстов, связан с морем, его кредо – делать счастье своими руками.

На кухне Грэй немного робел: ему казалось, что здесь всем двигают темные силы, власть которых есть главная пружина жизни замка; окрики звучали как команда и заклинание; движения работающих, благодаря долгому навыку, приобрели ту отчетливую, скупую точность, какая кажется вдохновением. Грэй не был еще так высок, чтобы взглянуть в самую большую кастрюлю, бурлившую подобно Везувию, но чувствовал к ней особенное почтение; он с трепетом смотрел, как ее ворочают две служанки; на плиту выплескивалась тогда дымная пена, и пар, поднимаясь с зашумевшей плиты, волнами наполнял кухню. Раз жидкости выплеснулось так много, что она обварила руку одной девушке. Кожа мгновенно покраснела, даже ногти стали красными от прилива крови, и Бетси <…> плача, натирала маслом пострадавшие места. Слезы неудержимо катились по ее круглому перепуганному лицу. Грэй замер <…> он пережил ощущение острого чужого страдания, которое не мог испытать сам.

– Очень ли тебе больно? – спросил он.

– Попробуй, так узнаешь, – ответила Бетси, накрывая руку передником.

Нахмурив брови, мальчик вскарабкался на табурет, зачерпнул длинной ложкой горячей жижи <…> и плеснул на сгиб кисти <…> слабость от сильной боли заставила его пошатнуться. Бледный, как мука, Грэй подошел к Бетси, заложив горящую руку в карман штанишек.

– Мне кажется, что тебе очень больно, – сказал он, умалчивая о своем опыте. – Пойдем, Бетси, к врачу. Пойдем же!

Наличие же в повести цвета (алый) и почти вся линия, связанная с Ассоль, делают текст близким к "красивому".

Играя, дети гнали Ассоль, если она приближалась к ним, швыряли грязью и дразнили тем, что будто отец ее ел человеческое мясо, а теперь делает фальшивые деньги. Одна за другой, наивные ее попытки к сближению оканчивались горьким плачем, синяками, царапинами и другими проявлениями общественного мнения.

То же касается и нагадавшего ей Эгля:

Но перед ней был не кто иной, как путешествующий пешком Эгль, известный собиратель песен, легенд, преданий и сказок. Седые кудри складками выпадали из-под его соломенной шляпы; серая блуза, заправленная в синие брюки, и высокие сапоги придавали ему вид охотника; белый воротничок, галстук, пояс, унизанный серебром блях, трость и сумка с новеньким никелевым замочком – выказывали горожанина. Его лицо, если можно назвать лицом нос, губы и глаза, выглядывавшие из бурно разросшейся лучистой бороды и пышных, свирепо взрогаченных вверх усов, казалось бы вяло-прозрачным, если бы не глаза, серые, как песок, и блестящие, как чистая сталь, с взглядом смелым и сильным.

"Печально-темные"

К таким текстам могут быть отнесены "Красный смех", "Баргамот и Гараська" (с высоким, толстым, громогласным городовым и тощим пьянчужкой), "Петька на даче" Л. Андреева (где самый маленький из всех служащих в заведении, похожий на состарившегося карлика Петька постоянно слышит отрывистый, резкий крик "Мальчик, воды!" и вспоминает о чудесных днях, проведенных за городом).

Также "печально-темными" являются многие рассказы А. Чехова. Так, учитель латыни Беликов из "Человека в футляре" умирает в результате конфликта с братом понравившейся ему девушки – человеком с большими руками и громким хохотом. В "Черном монахе" все действия происходят ночью, в сумерках, в темноте, и Андрей Васильевич Коврин, утомившийся от занятий психологией и философией магистр, мечется между неспособностью к творческой работе и желанием быть непохожим на других. Черный монах, напоминающий ему дьявола (частый персонаж "темных" текстов), приносит и смерть.

Широко известна трактовка "Процесса" Ф. Кафки как произведения, где представлена аллегория чувства вины за возможное преступление эдипового характера (Siegel, 1996). Чувство вины – это то, что характерно для депрессии. Вместе с тем в его текстах присутствует и стилистическая вязкость, и ощущение бессмысленности бытия. Именно поэтому его произведения ("Процесс", "Превращение", "Замок") могут быть отнесены к "печально-темным".

Подтверждением сказанного может служить небольшая басня Ф. Кафки:

– Ах, – сказала мышка, -
мир с каждым днем делается все меньше.
Сначала он был такой огромный,
что мне стало страшно.
Я пустилась бежать и очень обрадовалась,
завидев справа и слева стены,
но эти длинные стены так стремительного набегают одна на другую,
что вот я уже и в последней комнате,
а там в углу мышеловка,
в которую я сейчас угожу.
– Тебе следует лишь изменить направление, – сказала кошка и съела ее.

В этой басне имеются лексические элементы с семой 'размер', что характерно для "темных" текстов, и кончается текст смертью, что сближает его с "печальными". Фатальная безысходность описываемой ситуации позволяет называть такие тексты также "бессмысленными" и выделять их в особую подгруппу.

"Печально-веселые"

При описании "веселых" текстов отмечалось, что психической основой их эмоционально-смысловой доминанты служит маниакальная фаза маниакально-депрессивного психоза. Тем самым становится объяснимым существование "печально-веселого" типа текстов, эмоционально-смысловая доминанта которого базируется на циклоидных состояниях личности, при которых периоды повышенного настроения и состояния чередуются с периодами сниженного настроения и падения тонуса.

Орленок, орленок, взлети выше солнца
И степи с высот огляди,
Навеки умолкли веселые хлопцы,
В живых я остался один.

(Я. Шведов. Слова песни "Орленок")

Первая часть этого четверостишья "веселая", вторая – "печальная".

Иллюстрацией такого же рода текстов может служить поэзия А. К. Толстого:

Рассеивается, расступается
Грусть под думами могучими,
В душу темную пробивается
Словно солнышко между тучами!
Ой ли, молодец? Не расступится,
Не рассеется ночь осенняя,
Скоро сведаешь, чем искупится
Непоказанный миг веселия!

Прикачнулася, привалилася
К сердцу сызнова грусть обычная,
И головушка вновь склонилася,
Бесталанная, горемычная…

Простое вычленение ключевых в эмоциональном плане компонентов стихотворения дает такой ряд: рассеивается грусть – миг веселия – сызнова грусть обычная.

Назад Дальше