Дикие карты будущего. Форс мажор для человечества - Сергей Переслегин 16 стр.


Ни европейские элиты, ни руководство СССР конструктивных выводов из 1968 года не сделало. Вот с деструктивными выводами получилось гораздо лучше. С самого начала 1970-х годов в Европе развертывается принципиально новая социальная кампания. Собственно, тогда рождается и набирает силу современная социальная реклама.

Не обязательно делать "работу над ошибками", отвечать на вызовы и угрозы, что-то решать и куда-то развиваться, если имеется "страховка от революции", абсолютная гарантия пассивности народной массы и ответственного поведения избирателей.

Чтобы это обеспечить, необходимо выполнить три условия.

Во-первых, нужен тотальный контроль над информационным пространством. Как уже говорилось, для такого контроля вполне достаточно механизмов "террористической угрозы", "авторского права" и "сексуальных домогательств".

Во-вторых, народные массы ни в коем случае не должны найти сторонников среди правящей элиты. Поэтому создается система "стяжек и противовесов". Это, конечно, практически останавливает любое развитие, даже самое безобидное, но страхует систему от "революций сверху", от лидеров, готовых к изменениям вплоть до революционных.

Эпоха Черчиллей и Шарлей де Голлей прошла. "Элиты жертвуют качеством во имя сплоченности".

В-третьих, нужно внушить населению, что стремиться к лидерству неэтично. Во всяком случае, это можно делать только в определенных рамках и только по правилам. Учить таким вещам нужно с младых ногтей.

И с начала 1970-х годов в Европе, с середины 1990-х в России и постсоветском пространстве развертывается массовая борьба с пассионарностью населения. Меняются школьные программы. Перестраивается практика обучения в школах и высших учебных заведениях. Набирает силу Болонский процесс. На практике в обществе проводится целенаправленная селекция, имеющая своей целью найти потенциальных пассионариев и как можно раньше, еще в подростковом возрасте, вывести их за рамки социальной нормы, превратить в маргиналов.

В принципе, нечто подобное на протяжении тысячелетий делалось в Китае. Только там для надежности пассионариев просто казнили, по возможности, вместе с близкими родственниками. В результате "ген длинной воли" был просто вымыт у этнических китайцев из популяции, и, если бы не маньчжурское вторжение, мы остались бы без "мастерской мира".

По классической шкале Л. Гумилева пассионарностью +6 обладают пророки, готовые на заведомую смерть во имя торжества своих идеалов. Пассионарность +5 у героев, которые могут рисковать своей жизнью, но на заведомую смерть не пойдут. Далее идут борцы (+4), творцы (+3), авантюристы (+2), карьеристы (+1). Обыватели с пассионарностью 0 поддерживают равновесие со средой. Существует отрицательная пассионарность. Люди с пассионарностью -1 существуют за счет других, с пассионарностью -2 – за счет общества как целого.

"Стратегия нулевой пассионарности" предусматривает ранний отсев детей с потенциальной пассионарностью выше +3. Техника этого элементарна и требует только минимального внимания со стороны учителей. Проблема заключается в том, что в обществе неуклонно снижается средний уровень пассионарности. Нельзя одновременно одними и теми же методами отсеивать и сверхпассионариев, и субпассионариев, а применять к разным детям различные педагогические техники тоже нельзя, поскольку это нарушит принципы демократии и опосредованно обязательно вызовет пассионарный всплеск. В результате доля субпассионариев растет, и нужны специальные механизмы работы с ними.

Такие механизмы были окончательно достроены к началу 2000-х годов.

Для "планктона" с пассионарностью -1 существует система социальной помощи – велфер. Велферу позволяется нормально существовать, не работая или практически не работая. Разумеется, такая система может существовать только за счет высокого налогообложения работающих, что и делается, попутно создавая отрицательную обратную связь: чем больше ты зарабатываешь, тем больше платишь налогов. Сплошь и рядом обычному человеку выгоднее работать меньше и не слишком стремиться к карьере, что творцов системы велфера вполне устраивает.

Но "нежить", пассионарность которой равна -2, не способна нормально выживать даже в социальном государстве с хорошо организованным велфером. Для этой категории людей пришлось создать "велфер нового поколения", не требующий от человека вообще никакой деятельности, даже имитационной. Все-таки обычный велфер какие-то телодвижения подразумевает: нужно получать карточку социального страхования, регистрироваться на бирже труда, регулярно рассматривать какие-то предложения по найму и даже отвечать на них. Это слишком сложно для "нежити", поэтому элитам пришлось придумать для них иллфер.

Иллфер – это признание человека жертвой обстоятельств. Причиной получения такого статуса может быть болезнь или ее последствия, катастрофа, неблагоприятные социальные или экологические условия. Наконец, психическая травма, вызванная родителями, возлюбленной/возлюбленным, правительством, работодателем, прессой, школой и т. д. Тот же Чернобыль, кстати, создал десятки, если не сотни тысяч объективно здоровых "инвалидов".

Поскольку "в стране слепых и кривой – король", некоторая часть велферов перестроилась и занялась обслуживанием, разумеется, не бесплатным, практики иллфера. Так появились богатые и хорошо трудоустроенные велферы. С точки зрения экономики содержание их существования не изменилось: они по-прежнему не производят ни материального, ни информационного продукта и живут за счет социальной помощи. Но эту помощь они организуют, распределяют и перераспределяют. Понятно, что они заинтересованы в социальной и экономической значимости слоя претендентов на полное государственное обеспечение. Их стараниями число жертв Чернобыля, например, возрастает со временем. "Новые велферы" активно лоббируют свои интересы в парламентах и суде. Со временем многие звенья политической и судебной системы включаются в процесс обслуживания хронически больного, неспособного к труду виктимного населения.

Как следствие, повышаются налоги и растет инфляция. При этом, естественно, падает производительность капитала и норма прибыли. Отреагировать на это бизнес может только повышением нормы эксплуатации, но это вступает в противоречие с идеологией социального государства. Самый простой выход из этой ситуации – привлечение к труду нелегальных мигрантов, формально находящихся вне закона и вне системы социального страхования. При этом эффективность экономики увеличивается, но одновременно возрастает и социальная напряженность. То есть косвенным следствием "политики нулевой пассионарности" оказывается антропоток, сопровождающийся изменением национального и социокультурного состава населения, возникновением трений между коренными жителями и мигрантами и в конечном итоге – этно-конфессиональными конфликтами в обществе.

Власть не может оставаться ко всему этому безучастной. Возникает "реакция на реакцию": государство стремится включить нелегальных мигрантов в систему общественных связей, что на практике означает распространение на них практики социального страхования. При этом налоги возрастают еще больше, тем самым потребность в нелегальных работниках усиливается. Замыкается цепочка обратной связи по велферу и антропотоку.

Этот механизм подробно изучен С. Градировским и Т. Лопухиной на примере нелегальной миграции из Мексики в США. Ими было убедительно показано, что прогрессирующее налогообложение вкупе с ростом инфляции за двадцать пять лет привело, во-первых, к зависимости хозяйства южных штатов от постоянного притока мигрантов и, во-вторых, к резкому ослаблению позиций "среднего класса". В Европе этот процесс шел несколько медленнее, но привел к аналогичным социальным последствиям. До кризиса 2008 года ситуация оставалась терпимой, во всяком случае, она была полностью под контролем. Но ухудшение финансового состояния европейских государств поставило на повестку дня пенсионную и социальную реформу: повышение пенсионного возраста, отказ от ряда социальных гарантий.

"Сам по себе такой отход, независимо от глубины, означал банкротство руководства 2-й армии: зачем было залезать в Сен-Гондский район, если теперь неизбежно надо было отсюда уходить?"

Зачем было вкладывать столько усилий в "политику нулевой пассионарности", если теперь неизбежно надо от нее отказываться? Во всяком случае, "социальная температура" выросла летом 2010 года во Франции и, опосредованно, в других государствах Европы. Впрочем, с первым тактом народного возмущения французскому руководству удалось справиться.

"Политика нулевой пассионарности" помогла Западу избежать развития революционных событий 1968 года, но очень дорогой ценой.

Возникли и заняли свое место в европейском обществе паразитические сословия велферов и иллферов. Появилась целая система деятельностей, обслуживающая велфер и оплачивающаяся за счет государственных средств.

Этот процесс сопровождался инфляцией и привел к росту реального налогообложения. Вследствие этого упала производительность капитала, что стимулировало вынос ряда производств на цивилизационную периферию, прежде всего в Китай и Юго-Восточную Азию.

Это стимулировало нелегальную миграцию, привело к росту фазового антропотока и прогрессирующему кризису среднего класса.

Миграционные процессы измени социальную и культурную среду в ряде европейских государств, прежде всего в столицах. Начался процесс вытеснения коренного населения более пассионарными мигрантами. Это спровоцировало ренессанс правых партий в Европе и нарастание социальной напряженности. Данный процесс был ускорен и усугублен экономическим кризисом 2008 года.

"Политика нулевой пассионарности" привела к снижению уровня образования в Европе и общему ухудшению качества "человеческого материала". Это способствовало развитию процессов технологического барьерного торможения.

Необходимо также иметь в виду, что, в отличие от древнего и средневекового Китая, в современной Европе носители высокой пассионарности не уничтожались физически, а лишь оттеснялись с авансцены общественной жизни, либо же надевали на себя маску следования сформировавшимся после 1968 года общественным стереотипам. Следовательно, в западном обществе все это время накапливалась и продолжает накапливаться скрытая пассионарность. Такой процесс не имеет исторических аналогов, и мы не можем с уверенностью сказать, чем именно он завершится в условиях постоянного и неизбежного повышения давления на социальную среду.

Заметим здесь, что американцы, как обычно, пошли в "политике нулевой пассионарности" своим собственным, более или менее разумным путем. В Штатах отбраковка пассионариев на ранних этапах образования была поставлена даже более жестко, чем в Европе, однако существовал механизм привлечения в национальную корпорацию тех лиц, которые, несмотря на сильное социальное давление, сохраняли высокие показатели пассионарности при переходе к высшему образованию. Это, по крайней мере, обеспечило сохранение надлежащего качества управления страной. Конечно, Соединенные Штаты должны были заплатить свою цену: фактическое расслоение страны на два народа с совершенно различными социокультурными характеристиками.

В маленькой гостинице в поселке Котлы, в забитом людьми коридорчике, именуемом холлом, мы говорили о грядущей революции. Внизу, в просторном зале столовой, речь шла о войне подходов и исторических играх. Давно это было. Прошло целых полгода. Исторические игры уже поплыли в проектность, заказность и нарядность, а революция еще пока не очень…

Главный партийный: А что ты людям-mo скажешь? Манифест в чем состоит? Как начинать без манифеста?

И действительно. Без манифеста нам никуда. И "Капитал" не написан. Как он будет называться в "добром будущем" нашем? Фрактал, что ли? То есть: сейчас пускает тебя, сейчас не выпускает. Хитрая это вещь – фрактальная граница, только Кэрролл и понимал ее как следует. А у нас все в дровах.

Шагом раньше умный человек, поэт и учитель, грустно сказал мне: ну вот, ты готовишь в своих знаниевых реакторах интеллектуальный пролетариат… И главный партийный нутром почувствовал революцию.

Главный партийный: Я сто лет слышу о массовом тренинге, есть ОДИ у Щедровицкого, есть младые единороссы на Селигере, ни те, ни другие интеллектуальный пролетариат не готовят.

Креативщик: Во-во, одни не готовят пролетариат, другие – не готовят интеллектуальный, а нам остается все это делать…

Главный партийный: Только не говори мне про когнитивный мир. Пусть будет грубо – интеллектуальный, упрощая разговор с нормальными людьми. Более-менее всем понятно про умный мир с умными домами, умными машинами, умными детьми и начальниками.

Юрист: Ха-ха. Опять у тебя мечта интеллигента, а не народа!

Главный партийный: Это у него мечта интеллигента напевает: "девочка, живущая в сети, нашедшая любовь"…

Я никуда не гожусь! Я думаю про мир с рефлективными руководителями, находящимися в сервисной позиции по отношению к инженерам, и с сетевыми организованностями свободных, счастливых мыслителей, которые сами и готовят властные решения. Не экспертный совет, коллегиально предсказывающий погоду, а нечто иное. Это призрачное благополучное будущее, которое еще надо разрисовать партийному для разных слоев населения, потому что он действует, а не философствует. Мрачная тень будущего – откат к раннеиндустриальной фазе, угольный и грязный ядерный топливный сценарий, тоталитарные режимы, регресс науки, технологии и демократии уже висит над нами. Такое точно не понравится никому. Будем напирать на "умное".

Юрист: Друзья, понятно, что переход, прыжок через барьер – это революция. Традиционно революции происходят в России, а Европа затем мягко утилизирует наш опыт. И что же, когнитивный переход опять произойдет в "одной отдельно взятой стране", в который мы имеем счастье проживать? Опять придется стать первыми и взять на себя весь риск будущего?

Креативщик: А помните, что революционерами и жертвуют, как правило? Сегодня у нас в стране верхи не могут управлять никак – ни по старому, ни по-новому. Низы не осознают себя вообще. Элита не проявлена. Люди недовольны своей жизнью и друг другом. Все. Нет у нас революционной ситуации.

Мы уже слышали такое: "Революция – это неудавшаяся реформация. Когда нет сил вернуть первоначальный замысел Бога, приходится ломать хребет человеку". Это наследники Лютера. Они нам братья, ищут ту же "дикую карту" и так же дразнят статусных гусей.

Главный партийный: Тогда я вижу, что у нас совсем другой период – разночинский, так сказать, создание, по Глазычеву, "сетевых организованностей осмысленных меньшинств", и не видать мне манифеста, как я вижу.

Креативщик: Манифест Маркс написал еще до партии большевиков, нужен манифест.

Главный партийный: Ты посмотри на наши будущие революционные массы! это вовсе не рабочие и крестьяне начала XX века, а инженеры, обыватели, офисный планктон, служащие, чиновничий аппарат и еще – все пользователи сети интернет, их родители, дети и прочие родственники! Если у нас сегодня два класса: управляющие и управляемые, то как раз все управляемые в интеллектуальный пролетариат и входят.

Гуманитарий: Выходит, что интернет, появившись на 50 лет раньше своего эволюционно-технологического срока, сыграл с людьми злую шутку… Все поплыли в информационных полях, научились получать удовольствие от плавания, но не знают, как плыть к островам, и скоро утонут от изнеможения и информационных болезней, подцепленных в недружественном океане. Я читал ваш отчет, все так и есть, чаша отравы…

Креативщик: Но рабфак по имени интелфак случился в интернете сам собой, дал людям некие методы, правда – без содержания, увы. Ну, давайте восстанавливать содержание, ловить смыслы, работать в сети, наконец…

Тут мне становится понятно, что если солдаты революции 1917 года осваивали тексты Пушкина и участвовали вечерами в литературных судах над Белинским, чтобы обогатиться культурой, которой они были классово лишены, и стать элитой нового мира, то сегодня Сеть – это не доступное вместилище знаний, которые выработало человечество, а помойка мнений некомпетентных постмодернистов над этими знаниями. Рабфаковцы жаждали учиться! Было модно учиться, получать деятельные специальности для преобразования мира в царство свободы, равенства, братства. Сегодня Сеть – это путешествие, квест, эмоциональный гвалт и паразитное существование рыцарей воображения с мышкой в руках. Лопаты, огороды, станки и операционные столы еще не кончились, но будущие крестьяне, инженеры и хирурги уже все стали писателями и игроками виртуальных миров.

Я рискую бросить в аудиторию вопрос: кто должен находиться в сервисной функции по отношению к сетевому планктону? А кто должен действовать в старой формации, производить, выращивать, обслуживать? Вопрос стоит жестко: кого бы заставить работать на себя и что при этом делать самим?

Гуманитарий: Все-таки Сеть оказала человечеству услугу в образовательной сфере – она ликвидировала необходимость в "гумбольдтовских" университетах, заточенных под подготовку чиновников. Теперь такими стали все: от старушки с мобильным телефоном в руках до необразованного подростка с банковской карточкой. Сеть и сетевые услуги самостийно создали компетенцию заполнения бланков, а тем, кто умеет делать собственные сайты,и создания формы этих бланков. Можно сколько угодно кричать, что школа не создает мировоззренческой "рамки", важно не это. Не школа и вуз дают практики последовательных операций по определенным правилам, это делает система сетевых услуг. Зачем учить писать сочинения и высказывать собственные мысли на примере великих произведений, они и так высказывают собственные мысли в "живых журналах", дневниках, на форумах и в письмах? Нет теперь рабфаковца, который, стыдясь, топчется у доски и не может сказать о Пушкине ничего, кроме даты смерти. Нет и такого, который не мог бы болтать о чем угодно сорок пять минут без перерыва, выпаливая свои убеждения. Школа как тренировка формальной логики, чтения, письма, счета утратила свои функции. Компьютер задает эти правила при включении ребенка в простые операции, даже и в игру. А мы все носимся с кризисом образования.

Главный партийный: Стоп, ты хочешь сказать, что весь этот разнородный и разновозрастный интеллектуальный пролетариат юзеров, в разной степени умный, работает на точно такой же управляющий класс… У нас есть массовый враг! За что идет борьба? За допденъги – да, но еще в большей степени за свободное время и за власть, то есть за рычаг управления обобщенным шариком. За игру на мировой шахматной доске!

Юрист: Во-во, если мы все умные, то почему он управляет, а я нет. Мы учились в одной школе, где нас ничему не научили. Если я хочу реформ, то, прежде всего, реформ в быту и сети. То есть, если ты там наверху такой бодрый до власти, дай мне мой all-inclusive, и я от тебя отстану. Даешь сеть бесплатную, минимальный кров и минимальную пищу, тепло и свет, а дальше я решу – буду ли я работать за твои дополнительные блага вершителя судеб, то есть участника управления, или мне и так хватит…

Назад Дальше