Золота не обнаружено
Ответ из Холмского ОВД Тауров получил на второй день. Текст был коротким:
"Дальноморск, УВД, Таурову. По вашему сообщению на т/р "Петропавловск-Камчатский" проведен таможенный досмотр форпика и опрос экипажа. Золота или иной контрабанды на судне не обнаружено. Нач. ОБХСС ОВД Холмска Булыгин".
Вздохнув, Тауров разгладил бумажку. Раз ничего не обнаружено, значит, так оно и есть.
Теперь этот ответ некуда даже спрятать, ясно ведь - дела по сигналу возбуждено не будет. Может быть, это и к лучшему, подумал он. Да, к лучшему, все ложится одно к одному. Ни один из добытых Кусовым отпечатков пальцев не совпадает со следами на записке. Вчера он разыскал Филадееву и Гусакову - только чтобы убедиться, что оставленные отпечатки принадлежат не им… Осталась Гаева, и, честно говоря, до получения ответа сильные подозрения были у него относительно заболевшей и третий день не выходившей на работу этой самой Гаевой. Он разыскал в подсобном помещении в подвале стоявшую когда-то в отделе информации машинку, осмотрел ее и убедился: все следы пальцев на кожухе и клавишах тщательно стерты. Хотя опрошенная кладовщица утверждала, что не видела, чтобы кто-то входил в кладовку, после осмотра этой подозрительной машинки Тауров был почти убежден: записку написала Гаева. Слишком уж много совпадений. Но после получения ответа из Холмска эти подозрения теряют всякий смысл. Ну, написала Гаева записку, ну положила в карман плаща, ну и что? Никакого золота в форпике "Петропавловска-Камчатского" нет. А значит, нечего и стараться. Впрочем, познакомиться с этой Гаевой он все-таки должен. Тем более проводивший на "Петропавловске" ремонт питьевых танков бригадир Горбунов, с которым он вчера поговорил, не очень четко отвечал не некоторые вопросы. После этого разговора он не убежден, что ремонт проводился силами плавсостава. Но отвечать не очень четко на некоторые вопросы о ремонте - одно, а прятать золото в форпике - совсем другое. Пожалуй, дело по сигналу возбуждено действительно не будет. Но он вполне может спросить у Гаевой прямо, писала ли она записку, а если писала, то зачем так осторожно эту записку ему подсунула? Тауров успел посмотреть ее личное дело: на фото Гаева выглядела миловидной русоволосой девушкой с большими светлыми глазами. Впрочем, фото было давним, наверняка сделанным, как это обычно водится, сразу после школы. Сейчас, в двадцать семь, Гаева уже точно выглядит по-другому. Уроженка Дальноморска, не замужем, образование высшее, детей нет. Родители живы, оба на пенсии. Отец, бывший военнослужащий, полковник в отставке. Гаева живет от родителей отдельно. Вспомнив все это, он вложил ответ из Холмска в папку "Разное", набрал номер отдела информации. Ответивший женский голос был незнакомым, низким, с чуть заметным придыханием:
- Отдел информации слушает.
- Простите, вы не подскажете, Гаева Вера Сергеевна вышла на работу?
- Я Гаева, а с кем я говорю?
- Вера Сергеевна, с вами говорит капитан милиции Тауров из ОБХСС. Хотелось бы кое-что у вас узнать. Вы будете сейчас на месте?
- Буду, но… Если не секрет, что именно вас интересует?
- Это не секрет, но лучше я объясню, когда подъеду, хорошо? Я буду через полчаса, вы подождете?
- Подожду, конечно.
Все еще хороша
После звонка Таурова она положила трубку и посмотрела на вошедшую в кабинет с грудой проспектов пожилую приземистую Кочиеву. Надо попросить Валентину Андреевну оставить их с Тауровым одних. Лучше, если они будут сейчас одни. Все получилось так, как она и предполагала. Милиция на нее вышла. Любимый тоже сказал, что милиция ее найдет, но дело не в этом. А в чем же? В том, что теперь она может снова называть его так: Любимый. Как хорошо, что позавчера, в этот ужасный день, ужасный, страшный, она решилась позвонить. Правда, до Него она не дозвонилась, но дозвонилась до Алексея. Алексей приехал, и она все ему рассказала. Все до конца. Алексей обещал передать, и Любимый приехал - этой ночью, вот этой, только что закончившейся. И этой же ночью она повторила Ему все снова. Любимый вышел из себя, накричал на нее, даже ударил, но она была счастлива. Счастлива, потому что именно в тот момент увидела: Он ее еще любит. Любит. Потом Он успокоился, попросил заварить кофе и долго сидел, по своей привычке поворачивая чашку двумя пальцами, указательным и средним. Она вдруг поняла, что в ней опять ожил страх перед Ним, но подумала: пусть лучше страх, чем ощущение брошенности, ненужности. Потом… Потом своим обычным и ровным голосом Любимый сказал, как она должна вести себя с милицией. От точки до точки, до последнего слова. Позже своим женским чутьем она поняла - это единственный выход. Единственный. И поняла еще одно: сама она никогда бы до этого не додумалась. Усевшись за стол, Кочиева вопросительно посмотрела на нее, она в ответ улыбнулась:
- Валентина Андреевна… Я хотела…
- Да, Верочка? Ну, говори, говори. Что-нибудь нужно? Что ты молчишь?
- Понимаете, ко мне сейчас должен зайти один человек…
Кочиева укоризненно вздохнула, сложила проспекты:
- Зачем столько предисловий? Я давно собиралась в буфет, могу и тебе занять очередь, придешь?
Если бы только Кочиева знала о ее заботах.
- Нет, спасибо, обедайте без меня.
- Все понимаю, можешь мне не объяснять.
После ухода Кочиевой она встала, подошла к зеркалу. Глубоко вздохнула, расслабилась. Спокойней. Еще спокойней. Вот так. Морщинки разгладились, лицо выглядит немного усталым. Хорошо, ведь она как раз этого и добивалась. Нарочно пришла сегодня на работу почти без грима, в глухом, под горло, свитере и длинной юбке. Если она всерьез хочет воздействовать на этого Таурова, не нужно ничего резкого, ни во внешности, ни в словах. Мягкость, спокойствие, ровность. Что же лучше - не мудрствуя лукаво, поговорить с Тауровым обо всем здесь? Или пригласить домой? Домой лучше, но домой он может не пойти, милиционеры обычно очень осторожны. Обычно. Но если она ему понравится? Очень понравится, действительно о-чень? Ведь такое вполне может случиться? Жаль, она так и не смогла выяснить, женат Тауров или нет. Никто на заводе этого не знает. Если бы она узнала, то уже сейчас, заранее, могла бы решить, как себя с ним вести. Ничего, она что-нибудь придумает. Придумает, конечно. Главное действовать, как подсказал Любимый: ничего не говорить до конца, одни намеки. Горько улыбнулась сама себе. Хорошо, намеки так намеки, это она сумеет. Вера, Верочка, Верунчик. Тебе сейчас тяжело, больно, но ты все еще хороша. Хороша.
Вера Сергеевна Гаева
Тауров постучал в дверь с табличкой: "Отдел технической информации". Услышал "да, да", открыл. Навстречу поднялась, как он понял, Гаева - и он несколько опешил. Конечно, он предполагал, что может увидеть интересную женщину, но никак не думал, что Гаева окажется такой… Он даже не смог подобрать слова - какой. Внешность Гаевой показалась ему какой-то особенной, хотя в ней не было ничего вызывающего. Она была спокойной, неброской, будто эта женщина изо всех сил пыталась спрятать, скрыть себя и свою привлекательность.
- Разрешите? Вера Сергеевна Гаева?
Темно-синий свитер подчеркивает чистоту линий. Нежный подбородок с ямочкой, пухлые губы, необычно закругленный маленький нос. Большие серые глаза. Улыбнулась:
- Да, это я, а вы… Тауров?
- Тауров, совершенно верно. Разрешите?
- Конечно. Присаживайтесь. Я не знаю, как вас по имени-отчеству.
- Вячеслав Петрович.
- Присаживайтесь, Вячеслав Петрович. Вот сюда.
Усевшись на стул, Тауров продолжал незаметно рассматривать Гаеву. Удивительно, если сравнить с уже знакомой ему фотографией в личном деле. Там была просто смазливая девчонка, здесь же - спокойная, уверенная в себе женщина. И ведь вполне может быть, это та самая, которую он всю жизнь хотел встретить… На вид не больше двадцати трех, хотя он отлично знает, что по паспорту ей двадцать семь.
Улыбнулась неловко, ему показалось - эта улыбка означала то ли вызов, то ли какую-то скрытую боль.
- Вы, конечно, получили…
Замолчала. Ясно, записку написала она, и все-таки он должен уточнить, что она имеет в виду.
- Получил - смотря что?
- Ну… - Она по-прежнему не смотрит в его сторону. - Вы ведь знаете. Или… - Повернулась, в глазах что-то вроде надежды. - Или вы не получили? Записку?
- Если вы имеете в виду это… - Достал из кармана бумажку, развернул, не показывая. - Вот этот листок. Узнаете?
- Вы… не хотите мне это показать?
- Пожалуйста, я покажу вам эту записку, но только в одном случае - если это писали вы. - Он все еще не переворачивал бумажку. - Вы могли бы повторить, что здесь написано?
- Я написала явную глупость. Якобы…
- Да, "якобы"?
- Якобы в форпике "Петропавловска-Камчатского" вы можете найти золото.
- Значит, это не так?
- Золото здесь ни при чем… Вячеслав Петрович, я не хотела бы продолжать разговор именно в этой комнате. Скоро придет моя сослуживица, и … Поймите меня правильно, я бы не хотела, чтобы на заводе узнали о записке.
- Понимаю. Не беспокойтесь, о записке никто не узнает, обещаю вам. Но у меня все-таки есть вопросы.
- Пожалуйста, я отвечу на любые вопросы. Но прошу, только не здесь. Пожалуйста. Может вот-вот войти Валентина Андреевна. Давайте не здесь. Я вас очень прошу. Очень. Видите ли, я живу одна, вы могли бы просто зайти вечером ко мне? На полчаса, на чашку кофе? Ну… Поймите меня правильно. Я все-таки хочу объяснить историю с этой дурацкой запиской. Если, конечно, вам это удобно?
- Вера Сергеевна, я просто обязан поговорить с вами об этом. Говорите, куда и когда, и я подойду.
- Я живу на Луговой улице. Луговая, двадцать три, квартира двадцать один. Запишите на всякий случай телефон. Я буду вас ждать, ну, скажем, часов в восемь? Вас устроит?
- Очень устроит. В восемь я у вас.
Краска "КО"
Выйдя из отдела информации, Тауров уже знал: чтобы рассеять наконец все сомнения с ремонтом питьевых танков на "Петропавловске-Камчатском", ему надо поговорить с Горбуновым из трубопроводного цеха еще раз. И все. Впрочем, достаточно будет задать пару вопросов любому из тех, кто имел отношение к ремонту, например, производственному мастеру, посреднику или строителю, и по их ответам он просто обязан понять, чисто или нечисто с этим форпиком. И тогда разговоры с людьми можно будет оставить и поработать с документами. Документы не соврут, это уж точно. Что же касается опущенной ему в карман записки и "личного"… Выяснить все это будет легче именно накоротке, за чашкой кофе, дома у Гаевой.
В стоящем на отшибе на заводской территории трубопроводном цехе Горбунова не оказалось, хотя Тауров обошел все работающие здесь бригады. Сторонясь от разлетающихся веером искр сварки, под лязг двигающихся под потолком мостовых кранов прошел в комнатушку, которую все называли дежуркой. Здесь, усевшись на табуретки, спорили о чем-то сменный мастер Лытков и инженер отдела снабжения Болышев. Одетый в добротную куртку осанистый Болышев криво усмехался. Было ясно - у него всегда есть свое мнение и он будет стоять на нем непоколебимо. Тауров хорошо знал и недавно работавшего Лыткова, и Болышева, считавшегося на заводе старожилом. Прервал их спор:
- Прошу прощения, не видели Горбунова?
- По расписанию Горбунов вроде на "Кондопоге", - сказал Болышев. - В первом доке. Вычеслав Петрович, хотите, вместе поищем. Мне он тоже нужен.
Выйдя из цеха, они с Болышевым двинулись вдоль причалов. На вид Болышеву было под пятьдесят. По причалам он шел легко, ловко переступая через натянутые, швартовы. Пройдя немного, заметил:
- Задолжал мне Горбунов краску "КО". Восемь бочек. Брал он и сухой цемент, но это я не считаю. Главное, "КО", дефицит ведь. Взял, а отчета до сих пор нет.
- И по каким судам?
- Главным образом по "Петропавловску". Стоял тут у нас такой месяц назад.
Конечно, краска "КО", может быть, и не связана с запиской Гаевой. И все-таки, кажется, Болышева он встретил кстати. Что же, надо проверить незаметно. Обогнув бочку, Тауров сделал вид, что отворачивается от ветра.
- Понятно, "КО", по-моему, бортовая?
- Краска используется для работ, связанных с предохранением металла от коррозии. На "Петропавловске" ее брали для ремонта питьевых танков. В форпике.
- А что именно покрывают этой краской в питьевых танках? Внутреннюю поверхность?
- Конечно. У краски специальное назначение, поэтому она и дефицит.
- Любопытно. Значит, я отстал. Мне казалось, внутреннюю поверхность танков покрывают цементным раствором.
- Насчет того, что отстали, - это точно. Раньше действительно внутренность танков покрывали цементным молочком. Но как появилась "КО", стали переходить на нее. Цементное покрытие изнашивается, его надо обновлять каждый год. Ну а, скажем, "КО-сорок два" - после нее в танки можно лет семь-восемь не заглядывать.
Перешагнув швартов, Болышев остановился. Прямо над ними возвышался борт с надписью: "Кондопога". История с краской "КО" любопытна, подумал Тауров. Все эти обстоятельства можно использовать прямо сейчас, при разговоре с Горбуновым. Ведь в любом случае бригадир не должен догадываться, что именно он, Тауров, пытается у него выяснить. Да, сам того не подозревая, Болышев сейчас ему помогает.
- Вадим Алексеевич, просьба - отмените-ка пока разговор с Горбуновым.
- Отменить?
- Да. Насчет краски для вас я выясню, вас же хочу попросить сейчас о помощи, не откажите.
Болышев с сожалением посмотрел на "Кондопогу".
- Ну пожалуйста. Но… в чем именно я могу вам помочь?
- Скажите, сколько бочек "КО" брал у вас Горбунов? Для окраски танков на "Петропавловске"?
- Восемь.
- И до сих пор не отчитался?
- Ну да. Я ведь уже месяц копии ведомостей с него пытаюсь получить. Не дает, хоть тресни. Он тут на договоре, "вечный ремонтник". Такие, если захотят, могут тянуть до бесконечности, прижать его трудно. Ну а мне, сами посудите, что делать?
- Ничего, попробуем его прижать. Вот что, Вадим Алексеевич, вы не могли бы чисто теоретически предположить, почему Горбунов тянет с этим делом?
- Почему? - Болышев явно колебался. - Вячеслав Петрович, вот уж не знаю. Обычная халатность, наверное. Что тут может быть еще? - Кажется, именно потому, что Тауров молчал, инженер наконец отбросил колебания. - Вы думаете… То есть, вы не исключаете, что этих документов у него вообще нет?
Может быть и такое, подумал Тауров.
- Не знаю, Вадим Алексеевич, всякое ведь бывает. Давайте сделаем вот что: я сам сейчас справлюсь у Горбунова об этих ведомостях под видом общей проверки. Меня устроил бы именно этот вопрос к нему, понимаете?
- Но только копии ведомостей по краске я все же хотел бы получить. От отчета ведь не уйдешь.
- Обещаю - как только добуду эти копии, сразу отдам вам. Вы же оставляете пока Горбунова мне, хорошо?
- Хорошо, договорились. - Подняв воротник, и еще раз посмотрев на "Кондопогу", Болышев ушел к цеху. Поднявшись по поскрипывающему заржавленному трапу и походив по судну, Тауров наконец нашел Горбунова - тот с группой ремонтников стоял и курил на юте.
Иван Федорович, отниму всего пару минут… Дело такое - мы проверяем общий расход краски "КО" по всему заводу. Вспомните, вы по всем объектам отчитались? По этой краске?
- Отчитался, а чего тут отчитываться? У меня полный порядок по "КО", тут и говорить нечего. А что? - Кажется, Горбунов пытается понять, почему Тауров заинтересовался краской. Похоже, действительно с форпиком "Петропавловска" что-то не в порядке. Разговор можно заканчивать, остальное расскажут документы. Единственное, чтобы не насторожить Горбунова, сейчас не надо упоминать само это слово, "Петропавловск-Камчатский".
- Если полный порядок, и вопросов нет. Извините, Иван Федорович, всего доброго. До свиданья.
Снова поднявшись в отдел кадров и покопавшись с кадровичкой в картотеке, Тауров убедился: в ведомостях задействованы липовые фамилии. Панченко, Урахов, Джорогов и Янец работают слесарями комплексного цеха. Значит - подставка. Попросил снова достать папку с документами. Сверился и выписал пять фамилий руководителей ремонта: Чернягин, Ермаков, Асаян, Фоменко, Разин.
Ожидание
Глядя на себя в зеркало, она запахнула черную полу, расшитую золотыми драконами. Семь. Не так много времени, но, в общем, подготовиться к встрече она успеет. Кажется, Таурова лучше всего принять именно в этом черном халате-кимоно, больше похожем на вечернее платье. Здесь ее дом, и здесь она должна произвести совсем другое впечатление. Подарок Любимого, настоящий карликовый голубой пудель, каких больше в Дальноморске нет, Фифи коротко тявкнул, потерся о ногу. Сел рядом, и она наспех погладила его по затылку. Фифи, фифи, глупышка… Дорогой песик, щенком, наверное, ты стоил рублей пятьсот… Ну и что? Снова, в который уже раз, подумала, стоит ли скрывать от Таурова часть обстановки? Ну, например, набросить покрывало на видеомагнитофон; кое-что убрать? Антикварные китайские вазы поставить в шкаф? Глупости. Ничего этого делать не нужно. Наоборот, пусть видит. Если он заметит, что она что-то скрывает, это его сразу насторожит. Конечно. Да, квартира хорошо обставлена, ну и что? Все, что здесь есть, ей вполне могли купить родители. Отец получает хорошую пенсию, при этом иногда прирабатывает. Да и она уже пять лет работает на заводе. Осторожно положила тон на щеки, подправила ресницы. С лицом как будто все в порядке… Да, она выглядит так, как и хотела бы выглядеть. Свежей, отдохнувшей, красивой. Главное, теперь она знает, как себя вести с Тауровым. Ее даже не волнует, почувствовал что-то к ней этот Тауров или остался равнодушным. Неважно. Цель у нее одна, прежняя, та же, что была все последние годы, - чтобы был доволен Любимый. Сегодня она должна выполнить все, что они решили вместе. Выполнить, это так просто. Вздохнула, улыбнулась сама себе, сняла трубку, набрала номер. Только бы не мать, именно с матерью ей сейчас говорить не хотелось… Отец.
- Папочка, знаешь, я скоро уеду отдыхать. Может быть, даже сегодня.
- То есть как сегодня? Ночью?
- Пап, я еще не знаю. Могу сегодня, могу завтра.
- Но… у тебя ведь уже был отпуск?
- Был, ну и что? Возьму отгулы.
- И куда же ты уезжаешь? Если не секрет?
- Пока секрет. Все, пап, у меня нет времени. - Положила трубку, подождала, не раздастся ли тут же звонок. Мама может позвонить. Нет, тихо. Некоторое время снова занималась лицом, пока наконец не раздался условный сигнал. Трель, молчание, трель, молчание, снова трель. Любимый, они договорились. Сняла трубку. Он спросил сразу же:
- Этого… еще нет?
- Нет.
- Правильно. - Молчание, она нарочно не перебивала это молчание и оказалась права. - Знаешь, Вера, странная вещь, - я по тебе соскучился. Как договоримся?
- Если свет потушен, ты входишь без звонка. Замки будут открыты. Правильно?
- Умница.
Раздались гудки, но она, прежде чем положить трубку, прижала ее к щеке. Она все еще слышит этот голос… Наверное, в этом и есть счастье.