В квартире на Луговой
Перед тем как войти в подъезд Гаевой, Тауров закурил. Глядя на светящиеся в темноте окна, глубоко затянулся. Вздохнул: тридцать лет… Конечно, за полтора года он успел привыкнуть к Дальноморску, но холостяцкая жизнь есть холостяцкая жизнь. Эта жизнь ему уже порядком надоела, но девушку, которая поняла бы его и понравилась ему самому, он встретить так и не может. Внешне он, конечно, не красавец, но и не урод. Худоват, это есть, несколько нескладен с виду, но ведь это только с виду. Глаза наполовину карие, наполовину зеленые. Нос прямой, подбородок твердый, вот только губы подкачали, тонковаты. Тут же скривился - ну а что в тебе есть еще? Оперативник ты хороший? Да, оперативник не из последних, но ведь девушкам это не расскажешь? Затушив сигарету и бросив ее в урну, вошел в подъезд. Остановился, разглядывая занимающие всю стену синие почтовые ящики. Дом девятиэтажный, кирпичный, песчаного цвета; здесь в просторном холле высокий потолок, в углу столик и стул. Для дежурной по подъезду? Да. Как будто кооператив. Или ведомственный. Прикинул по нумерации - Гаева живет на втором или третьем этаже. Поднялся на пролет, остановился у обтянутой искусственной кожей двери с номером "21". Дверь выглядит внушительно. Медная пластинка с номером. Одна над другой - три замочные скважины. Нажал звонок, сразу же услышал настойчивое тявканье. Собака. Голос Гаевой: "Фифи, молчать! Фифи, кому я сказала?". Дверь открылась, он увидел Гаеву. В глазах у нее растерянность; вот улыбнулась:
- Добрый вечер, Вячеслав Петрович. Проходите.
Да, в каждом ее движении спокойствие, сдержанность. Пока он снимал куртку, к его ногам, потявкивая, принюхивался крохотный голубой песик с белой отметиной на лбу.
- Это… Фифи?
- Фифи, Фифи. кому сказала, на место!
- Красивый песик. Особенно пятнышко на лбу.
- Да, хотя для породы это нехорошо, порча. Фифи, иди на кухню, не мешай! Не обращайте внимания, он скоро отстанет. Проходите вот сюда, в комнату. Садитесь в кресло. Сюда, здесь удобно. Вы подождете, я поставлю кофе?
- Конечно, пожалуйста. - Прислушиваясь, как Гаева что-то делает на кухне, сел в глубокое, накрытое белой шкурой кресло. Огляделся и под взглядом пришедшего из кухни Фифи оценил обстановку. Видеомагнитофон, картины на стенах. Есть фарфор, немного, но подобран со вкусом: две большие неординарные статуэтки, сервиз. Скорее всего фарфор современный. Да, хотя статуэтки и выполнены под старину. Мальчик, играющий на скрипке, охотник с борзой. В этой квартире есть вкус, в этом весь секрет. Именно вкус, то, чего всегда не хватало ему в скитаниях по общежитиям и гостиницам.
Войдя с кофейным подносом, Гаева сказала:
- Значит, вы Вячеслав, а я - Вера. Хорошо? Вам с сахаром?
- Можно с сахаром.
- Одну ложку? Две?
- Все равно. Давайте две. - Увидев шутливое недоумение в ее глазах, улыбнулся. А ведь ему с ней легко. Очень легко.
- Ничего страшного, мой папа тоже сластена. Да и вообще - все мужчины сластены.
Он действительно чувствовал себя с ней свободно и спокойно. Разговор переливался легко и просто, сначала говорили о Дальноморске, потом кто какую музыку любит, потом где лучше всего отдыхать. О записке он не напоминал - захочет, расскажет сама. Обсудили две волнующие темы, сначала - почему оба одиноки, закончили же спором, почему хозяйка квартиры не стала балериной, а Тауров - юристом. Посмеявшись, сошлись: не случилось этого, наверное, потому, что "не лежала душа", и оба они сейчас довольны. Во время разговора пудель то вился у ног Гаевой, то требовательно тыкался мордой в ладонь Таурова. Когда же, продолжая говорить, он гладил его за ухом, пес ложился на бок, просительно поглядывая на хозяйку. Про себя Тауров отметил: за все время телефон не позвонил ни разу. В конце концов в разговоре наступила пауза; поежившись, Гаева сказала:
- Вячеслав… Я… хочу наконец сказать об этой записке.
Посмотрела на него, ожидая, что он что-то скажет, но он промолчал. Усмехнулась:
- Видите ли… Будем говорить прямо, не считаю нужным что-то скрывать. Сейчас, когда… Когда уже все ясно.
- Ясно - что именно?
Подняла глаза:
- Ну… Я долгое время была связана с одним человеком. Ну вот. А теперь наши отношения зашли в тупик. Так, что ли. Скорей всего я сделала это от ненависти. Ну, с запиской. - Провела рукой по лбу. - Наверное, я кажусь вам сейчас глупой, вздорной?
- Я еще не знаю, в чем дело.
- В очень простом. Он, этот человек, был связан с ремонтом на "Петропавловске-Камчатском". Я знала, что ремонт форпика там был липовый. Ну и… Короче, написала. И положила вам записку. Все.
- Вера, подождите. Вы говорите - ремонт был липовый?
- Этот факт вас удивляет?
- Не удивляет, но… Давайте по порядку. Прежде всего, кого именно вы имеете в виду? Кто - "он"?
- Вячеслав, при всей моей ненависти к нему… Вы понимаете… То есть, нет, теперь даже не ненависти, не то слово… Неприязни… Да, неприязни, если я сейчас назову его имя, это будет… Понимаете? - Отодвинула кофейник, вздохнула. - Это будет не очень красиво.
- Но ведь вы все равно уже все сказали? Назовите его имя, Вера.
Нагнулась, сказала совсем тихо:
- Пожалуйста, не заставляйте меня это делать, Вячеслав.
- Но почему?
Долго молчала, отвернувшись. Дернула плечом:
- Все равно ведь это имя вы завтра узнаете? Так ведь? Но назвать сейчас имя, именно имя, будет… Неужели вы не чувствуете? Хорошо, я назову, а что я буду чувствовать потом? Прошу вас, не нужно настаивать. Я не хочу. Просто не хочу. Пусть это будет прихоть, что угодно, но я не хочу. Ну пожалуйста.
Она смотрела в упор. Собственно, имя ему сегодня не нужно, завтра он узнает все имена, связанные с "липой" при ремонте форпика. Хорошо, настаивать он сейчас не будет.
- Что, вы и остальное не хотите рассказать?
- Что именно?
Он промолчал, она вздохнула:
- По-моему, сказанного больше чем достаточно. Разве нет?
- Вера, если вы могли бы рассказать что-то еще, вы очень помогли бы мне. Например, почему вы написали - "найдете золото"?
- Это же ясно. Я имела в виду деньги. Этот ремонт… он его озолотил. Понятно.
- Хорошо, понятно. Вы что-то еще знаете про этот липовый ремонт?
- Знаю только, что там были какие-то подставные фамилии - и все. Услышала об этом случайно, при разговоре.
- При каком разговоре? С кем?
- Вячеслав, это уже неважно. Не помню. Или не хочу вспоминать, разве не ясно?
Он помолчал, поставил чашку. Фифи при этом движении настороженно покосился. Решив, что с ним хотят поиграть, встал, дотронулся до ладони. Тауров отодвинул мокрый нос.
- Может быть, вы услышали что-то еще в том разговоре? Кроме подставных фамилий? Вспомните.
- Да нет. Ничего больше я не услышала. Просто после этого разговора об остальном можно было догадаться.
- О чем - остальном?
- О том, что у него появились деньги. По расходам, по подаркам и… И я больше не хочу об этом. Не хочу, все.
- На какой машинке вы напечатали записку?
Поморщилась:
- Это обязательно? На старой машинке, которая раньше стояла у нас в отделе. Вячеслав, вы действительно могли бы стать неплохим юристом. Вы изрядный крючкотвор.
- Вера, это не крючкотворство. Это точность. Насколько я помню, машинка в отделе уже не стоит?
- Машинка давно стоит в кладовке, потому что сломана. Несколько слов из нее выбить можно, вот я и выбила. Выбила, а потом… Потом тщательно все протерла, чтобы не осталось отпечатков пальцев. Вас интересует, как я положила вам записку в карман?
- Вера, вы напрасно сердитесь.
Мелодия оборвалась, она переставила кассету. Теперь музыка была танцевальной, и Вера некоторое время вслушивалась. Снова села.
- Собственно, почему я должна сердиться, ведь я сама хотела этого разговора. Я стерла отпечатки пальцев и положила записку тайком. Я не хотела, чтобы кто-то на заводе и вообще кто-то знал об этой записке. Но ведь, Вячеслав… Ведь это понятно? По крайней мере, вы - вы это поняли? Почему я не хотела, чтобы на заводе знали о записке? Поняли?
- Допустим, понял. Но поймите, Вера… Вас не должно смущать, что я так интересуюсь мелочами. Все равно, если вы не хотите об этом говорить сейчас, к этому придется вернуться. Завтра, послезавтра, но придется.
- Пусть придется. Но сейчас я об этом говорить не хочу… И… давайте переменим тему?
- Хорошо, давайте переменим тему. - Собственно, основное, что он хотел выяснить, он выяснил. Ремонт форпика был липовым. И кто-то нагрел на этом руки. Теперь уже ясно, что этот "кто-то" был одним из руководителей ремонта.
- Вы… еще посидите? - натянуто спросила Вера.
- Спасибо, пойду. Нужно кое-что сделать, да и вообще пора! Но, надеюсь, завтра мы увидимся? И договорим?
- Конечно, почему же нет. Улыбнулась. - Как меня найти, вы знаете.
Выйдя из квартиры, он мельком глянул на часы - четверть одиннадцатого. У Гаевой он пробыл чуть больше двух часов. В холле за столиком в углу на этот раз сидела женщина лет шестидесяти в черном пальто с каракулевым воротником. Она читала книгу; когда Тауров прошел мимо, покосилась.
Платежные ведомости
Утром на заводе Тауров прежде всего зашел в бухгалтерию и взял у Быховской папку с платежными ведомостями по всем закончившимся ремонтам. Именно всю папку, потому что пока знать, что именно его интересует, главбуху совсем необязательно. Сел у окна, отыскал ведомости по "Петропавловску-Камчатскому" и за полчаса выяснил, кто составлял наряды по питьевым танкам. Получалось, оформлением всех работ по форпику и табелированием по существу занимались не строитель Чернягин и мастер Ермаков, а старпом рефрижератора Разин. Деньги же за ремонт танков, по крайней мере по платежным ведомостям, получали все те же пятеро - Горбунов, Панченко, Урахов, Джорогов и Янец. Значит, именно этими людьми он и будет сейчас заниматься. Всем пятерым за ремонт питьевых танков было выплачено три тысячи двадцать семь рублей. Сумма вполне серьезная, осталось выяснить, получили ли ее те, кому она была выписана? И на самом ли деле эти деньги были выплачены за работу?
Спустившись на первый этаж, в отдел информации, Тауров открыл дверь. Гаевой не было. За вторым столом сидела немолодая женщина.
- Здравствуйте. Верочку? А ее нет. По-моему, она сегодня вообще не приходила.
- Очень вас прошу, вы не могли бы позвонить ей домой? Она мне очень нужна.
- Пожалуйста. - Вздохнув, сняла трубку, набрала номер, подождала. - Никто не подходит, подержать еще?
- Не нужно. Еще одна любезность - позвоните родителям.
Глубоко вздохнула, отвернувшись. Но номер все-таки набрала:
- Сергей Викторович? Здравствуйте, Кочнева Валентина Андреевна, с Верочкиной работы. Нет, все в порядке, просто я хотела узнать - Верочка у вас? - Долго выслушивала что-то, кивая. - Да, я и говорю, она обычно предупреждает. Да нет, она вроде ничего не оформляла. Хорошо, Сергей Викторович. Хорошо. Обязательно. Спасибо, Нине Андреевне привет. Да. Взаимно. Обязательно позвоню, если узнаю. До свиданья. - Положила трубку, - Ничего не знают. Правда, Вера им вчера говорила, будто собирается ехать отдыхать.
- Кстати, как Вера приезжает на работу? Машины у нее нет?
- Машины у Верочки нет.
- А у родителей?
- И у родителей нет. Мы с ней часто приезжаем на работу вместе. Встречаемся на Луговой, а дальше на автобусе.
- Валентина Андреевна, я очень бы вас попросил - если что-то узнаете, сообщите? Я еще позвоню.
- Конечно, звоните. Расскажу все, что узнаю.
Письмо по почте
Пока "Волга", огибая залив, а затем углубившись в центр города, везла их к улице 25-го Октября, сидящий рядом с Тауровым Янец молчал. Впереди с водителем сидел оперуполномоченный ОБХСС Гнушев - рослый, плечистый, похожий на спортсмена, и не просто спортсмена, а на загребного с восьмерки. Севший с краю Горбунов несколько раз пытался выяснить, что именно интересует милицию, и каждый раз Тауров мягко отвечал: "Успеется, Иван Федорович, успеется". В УВД они с Гнушевым развели доставленных по комнатам, и Тауров пошел к Черноводову.
Начальник ОБХСС был в кабинете один; увидев Таурова, встал, запер дверь на ключ, кивнул:
- Садитесь, надо поговорить. Привезли работников с судоремонтного?
- Привез. Двое здесь, двое подойдут позже. Троих вызвал повестками.
- Расскажите-ка коротко, что там с этим фиктивным ремонтом?
Тауров рассказал все - от вчерашнего посещения Веры Гаевой и разговоров с ней до поведения Горбунова в машине. Упомянул и о том, что сегодня Гаева не вышла на работу. Черноводов заметил:
- Упущение - то, что вы не доложили об этом утром.
- Иван Васильевич, вы были заняты, я бы полдня прождал.
- Ну, полдня не полдня… Ладно. Прочтите-ка вот это. - Протянул небольшой листок. Тауров взял бумажку - когда-то она была сложена вчетверо. Текст машинописный, четкий:
"Начальнику ОБХСС. Пишу, потому что не могу молчать, а в открытую заявить правду считаю для себя опасным. Знает ли милиция, что на нашем судоремонтном заводе Дальрыбхолодфлота орудует шайка расхитителей, главным образом плавсостав? Не знаю, какая у них связь, по рации или как, но они систематически организуют фиктивный ремонт, грабят в крупных масштабах, привлекая отдельных рабочих. Суда уходят в море с дефектами, деньги идут налево, обогащая мошенников. Считаю нужным об этом сообщить, хотя уверен - даже если вы вмешаетесь, вы дела не исправите, силенок маловато".
Прочел записку два раза. Если хоть половина того, что здесь написано, правда - дело серьезное. К тому же, если в этой истории действительно замешан плавсостав, а значит, и Разин - Вера Гаева становится по всем этим сигналам главной свидетельницей.
- Суждения какие-нибудь есть? - спросил Черноводов.
- Суждений много, Иван Васильевич, разобраться бы. Когда это к нам поступило? И как?
- По почте. Ко мне на стол попало сегодня, из экспедиции. Отправлено позавчера, четырнадцатого ноября. Штемпель главпочтамта, на конверте написано: "Дальноморск, краевое УВД, начальнику ОБХСС". Обратного адреса нет. Вы понимаете, если хоть часть из того, что написано, верно…
- Понимаю, Иван Васильевич.
- Вам сидеть с бумагами сейчас не с руки, так что я уже дал задание Игумнову. Он займется документами на вашем заводе. Не забудьте, если случайно его встретите - вы незнакомы.
- Ясно.
- Как только будут результаты у Игумнова, я сообщу. С вами же по этому форпику, создаем опергруппу. Старшим назначаетесь вы, вам придаются Гнушев и Кусов. Докладывать прошу каждый день. Конверт и письмо возьмите, они вам еще пригодятся.
Опрос
Разговор с Горбуновым, дожидавшимся его в комнате, не принес Таурову ничего нового. С тем, что ведомости по ремонту питьевых танков "Петропавловска" липовые, бригадир согласился легко. Однако при этом он утверждал, что сделал это вместе с товарищами по просьбе старпома Разина, которому трудно было оформить людей, действительно ремонтировавших танки. Сами они, кроме десятки "за услугу", денег не получали, только расписывались. Похоже, бригадир знал: проверить, были ли отремонтированы танки на самом деле, сейчас уже трудно, если не невозможно. У танков к началу ремонта могло почти не быть износа. Убедившись, что не узнает больше ничего нового, Тауров бригадира отпустил. После его ухода набрал домашний номер Веры Гаевой - долгие гудки. Нажал на рычаг, позвонил в отдел информации Кочиевой; вздыхая и сокрушаясь, Валентина Андреевна сообщила: Вера никаких путевок в профкоме не получала. Что касается родителей - они несколько взволнованы, но (здесь она снова глубоко вздохнула) все-таки ее успокоили. Отец, Сергей Викторович, убежден, что исчезновение дочери связано с "личным". Положив трубку, Тауров подумал - опять личное. Выяснять по телефону у Кочиевой о "личном" не стоит, но кажется, она сможет кое-что рассказать ему при встрече. Набрал номер диспетчерской Дальрыбы - там сообщили, что транспортный рефрижератор "Петропавловск-Камчатский" по-прежнему находится в распоряжении Сахалинской экспедиции Мортрансфлота. Чтобы узнать, где сейчас судно, надо связываться каждый раз непосредственно с Холмском. Плавбаза "Семен Дежнев" полтора месяца назад ушла в плавание, стармехом на ней действительно работает Фоменко Александр Ильич. В Дальноморск судно вернется через четыре месяца.
Безрезультатным оказался и опрос Янца. После нескольких наводящих вопросов Янец признался - он подписывал липовую платежную ведомость. Деньги за якобы проведенный ремонт танков получал в кассе вместе с Горбуновым, Джороговым, Панченко и Ураховым. Себе, как и остальные, брал десятку, основную же сумму отдавал бригадиру. Тот, как он слышал, - старпому Разину. Здесь тоже не было ничего нового.
Затем были вызваны в УВД руководители ремонта - строитель Чернягин и производственный мастер Ермаков.
С первым беседовал Гнушев, со вторым Кусов, Тауров присутствовал на каждом из опросов по очереди. Особых расхождений в показаниях и здесь не оказалось - и Чернягин, и Ермаков твердо стояли на том, что ремонт питьевых танков на рефрижераторе действительно был проведен. Липовую ведомость, как они объяснили, старпому Разину и посреднику Фоменко пришлось составить из-за трудностей оформления рабочей силы на СРЗ Дальрыбхолодфлота. Вообще же, по их словам, оба они были заняты на "Петропавловске" общим ремонтом, форпика не касались. Ценным было, что Чернягин и Ермаков подтвердили: отвечал за ремонт питьевых танков и руководил всеми работами по форпику старпом рефрижератора Разин. Поговорив с явившимися чуть позже по повесткам Джороговым, Ураховым и Панченко, опергруппа выяснила только одно: интересы "подставников" не шли дальше десятки.
Закончив опросы и отпустив вызванных, все трое к концу дня сошлись в служебном буфете. Гнушев молча жевал сосиски, Кусов, прихлебывая чай, рассуждал с явной целью вывести из себя лейтенанта.
- Сосиски - вещь. А, товарищ лейтенант? Понятно, попахать сегодня пришлось. Ничего, ничего, калории надо восполнять. Капуста не кислая? Товарищ оперуполномоченный?
- Хммм… - Гнушев сверкнул глазами. - Не кислая.
- Главное, аппетит прорезался. Прорезался, товарищ лейтенант?
- Ладно вам, Олег Витальевич, дайте поесть.
- Вам дай поесть, вы весь буфет съедите. - Повернулся к Таурову. - Слав, объясни, как это ты с таким простеньким делом без моей помощи справиться не можешь?
- Объясню, только не в буфете. И запомни, у меня с тобой разговор короткий, это ты Гнушева бедного можешь терзать.
- Его потерзаешь, он сам кого хочешь потерзает. Ты посмотри на него, левая какая, а?
Гнушев отодвинул вычищенную до блеска тарелку, взял пирожное:
- Вячеслав Петрович, я внимания-то не обращаю. Пусть говорит. Он же привык по ресторанам, не нам чета. А мы люди простые.