Типы преступности и типы действия
Аналитическое разделение рынка институциональных услуг (рынка охраны) и рынка других благ или услуг соответствует определенному эмпирическому разделению в криминальном мире. Генетическим ядром организованной преступности являются группы, имеющие преимущества в использовании силы (ярчайший пример - гангстеры, вооруженные автоматическим оружием) и обеспечивающие охрану или исполнение решений, выносимых лидерами в отношении всего остального преступного мира (мошенников, контрабандистов, воров и т. д.). Один из основных аргументов Томаса Шеллинга, специалиста в области теории сдерживания, состоит, по сути, в том, что организованная преступность является для уголовного мира тем же, чем является правительство для мира законного бизнеса. Именно поэтому деятельность организованной преступности - в том виде, в каком ее представляет Шеллинг, - требует установления монополии на насилие в пределах той сферы, в которой действует организованная преступная группировка. Те, кто использует организованное насилие для охраны, разрешения споров и исполнения решений, сами редко участвуют в традиционных видах преступной деятельности. Они управляют ею. И хотя мошенники, воры, контрабандисты, фальшивомонетчики и прочие жулики кажутся стороннему наблюдателю (а часто и ученым-криминологам) частью того же преступного мира, что и те, кто специализируется в применении силы и, стало быть, управляет этим самым миром, для социолога важно не упускать из виду эмпирические и аналитические различия внутри этого мира. На самом деле две группы, о которых идет речь, заняты совершенно разным делом, они полагаются на разные ресурсы и навыки, у них различные источники дохода, различная система культурных норм и т. д. В ходе дальнейшего повествования мы постараемся показать эти различия на российском материале.
Прежде всего нас будет интересовать именно управляющее ядро преступного мира - организованные преступные группировки, специализирующиеся на применении силы, а также другие сходные по этому критерию группы и организации, не имеющие явного отношения к преступному миру. Преступные группы, занятые традиционными видами преступной (или легальной коммерческой) деятельности, "произрастают" под прикрытием (естественно будет сказать - под "крышей") этих основных групп. Последние обеспечивают относительно безопасные и благоприятные условия для деятельности остальных. Таким образом, одни обеспечивают среду, и это их основной "бизнес", другие в этой среде занимаются остальными видами "бизнеса". Нас будет интересовать исключительно первый тип групп. В дальнейшем, говоря об организованной преступности и ОПГ, мы будем иметь в виду именно этот тип групп. Без быстрого роста групп, специализировавшихся на применении силы и, соответственно, на управлении, остальные виды преступной деятельности вряд ли бы получили такое широкое распространение в России.
С точки зрения социологии тип действия является более важным параметром, чем правовой статус группы или организации, специализирующейся на охране и принуждении к исполнению. Даже если "организованная преступность" понимается так, как предлагает Шеллинг, т. е. как группа, обладающая монополией силы и вследствие этого занимающаяся вымогательством (или налогообложением) и управлением, то правовое определение, изначально заложенное в сам термин "преступность", значительно сужает возможности социологического анализа. Определение "организованная преступность" есть выражение точки зрения государства; само явление может быть помыслено таким образом лишь при наличии государства и эффективной правовой системы. При отсутствии или слабости последних более уместно говорить о совокупности конкурирующих силовых организаций, обладающих слабой легитимностью. В этом случае они должны рассматриваться социологом как подобные и принадлежащие к одной категории, а не подразделяться с самого начала на легальные (легитимные) и преступные, помещаясь тем самым в различные группы. В современном русском деловом языке, например, слово "крыша" используется для обозначения групп или организационных решений, обеспечивающих безопасность и деловой контроль, вне зависимости от их формального правового статуса. Эти группы не обязательно являются преступными и могут быть представлены весьма широким спектром силовых организаций, начиная с частных охранных предприятий и заканчивая действующими сотрудниками органов правопорядка или государственной безопасности, выступающими как частные лица. Но все они, в общем-то, заняты одним и тем же - "крышеванием", т. е. использованием силового и информационного ресурса для предоставления определенного набора институциональных услуг на коммерческой основе. С одной стороны, "крыша" может быть поставлена в один терминологический ряд с "мафией", "якудзой" и "триадами", поскольку, будучи формой частного охранного бизнеса, она обладает многими сходными с ними чертами. Но, с другой стороны, в отличие от своих европейских, американских и азиатских аналогов, "крыша" не обязательно является секретной преступной организацией, а включает широкий набор переходных форм охраны и принуждения, от откровенно криминальных до близких к государству.
Далее, институциональное разделение между агентами, которые используют силу для охраны или (у)правления, и теми, которые производят обычные конвенциональные блага и вынуждены покупать охрану, является основополагающим элементом социальной структуры большинства обществ на протяжении всей истории. Использование силы (или принуждения) образует отдельный тип социального действия, отличный от экономического действия, характерного для пространства обмена. Исследование различных типов отношений между этими группами, равно как и между государствами и рынками как соответствующими формами их институционализации, до сих пор представляет собой одну из самых интересных задач, стоящих перед исторически ориентированной социологией и экономикой. В XX столетии такие ученые, как Макс Вебер, Норберт Элиас, Карл Поланьи, Фредерик Лэйн, Чарлз Тилли и Дуглас Норт, стремились понять роль государств - т. е. организаций, владеющих средствами принуждения, - в формировании капиталистических рынков. Все они так или иначе описали процесс того, как источник экономического развития постепенно смещался от государства как военно-политической организации к гражданскому обществу, сфере мирной экономической конкуренции. Этот сдвиг, лежащий в основе перехода к современной капиталистической модели развития, также предполагал историческую победу "экономического человека" (буржуа) над "воинственным человеком" (рыцарем). Победа буржуа, в свою очередь, вызвала сдвиг в онтологических предпосылках новых "буржуазных" наук об обществе, суть которого - придание представлениям о человеческом поведении, свойственным лишь определенной социальной группе (экономической буржуазии), статуса "естественных", "всеобщих" и "общечеловеческих".
Воинственный человек
Рационально-экономический подход адекватен, но недостаточен для понимания процессов распространения и институционализации негосударственного насилия в условиях рыночных реформ в России. Точка зрения "экономического человека" и метафора "спроса и предложения", применяющаяся для анализа "рынка" охранных и арбитражных услуг, должны быть дополнены социологическим анализом поведения "воинственного человека" и специфической социальной среды, которую он формирует. В связи с социальными процессами, имевшими место в России в конце 1980-х - начале 1990-х гг., уместно вспомнить мрачное предсказание, сделанное еще в конце XIX в. одним из основателей институционального направления Торстейном Вебленом в известной книге, посвященной жизненному стилю "праздного" (в прошлом - "воинственного") класса:
Черты воинственного человека (predatory man) ни в коей мере не растворились в общей массе современного населения. Они присутствуют и могут ярко проявиться в любое время. <…> Проявляясь в разных индивидах по-разному, черты эти по-прежнему открывают путь к появлению агрессивных форм человеческих эмоций и поведения всякий раз, когда стимул большей или меньшей интенсивности вызовет их к жизни. И они утверждают себя с огромной силой всякий раз, когда другие занятия, чуждые воинственной природе, не поглощают повседневных интересов и чувств индивидов.
Россия 1990-х гг. дает возможность изучения социального типа, казалось бы, давно ушедшего с исторической сцены и уступившего место "экономическому человеку". В течение десятилетия те, кого называли "бандитами", были одной из наиболее влиятельных социальных групп, наложивших отпечаток на весь ход общественных преобразований. Это же десятилетие связано с глубокими экономическими реформами и становлением нового хозяйственного уклада. Правомерно задаться вопросом о связи между этими явлениями. Существовала ли какая-то связь между распространением частных силовых структур и формированием рынков? Еще одна важнейшая особенность этого периода - чрезвычайная слабость государства, находившегося на стадии формирования. Следовательно, необходимо поставить вопрос: как связана динамика негосударственного насилия с формированием государства, и в силу каких обстоятельств в самом конце 1990-х гг. произошло значительное изменение программы исполнительной власти в России, известное как политика укрепления государства? Наконец, каковы были действительные последствия укрепления государство, и как этот процесс сказался на характере силового предпринимательства?
ГЛАВА 6 СИЛОВОЕ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВО В РОССИИ 1990-х
ОТ ВЫМОГАТЕЛЬСТВА К ОХРАННЫМ УСЛУГАМ
Рассмотрение силового предпринимательства следует начать с его первой и элементарной формы - предоставления охранных услуг, в том числе и так называемого охранного рэкета (protection racket), т. е. отношений, связанных с предложением физической охраны в ситуации как объективной, так и искусственно созданной угрозы. Затем мы перейдем к анализу более сложных форм силового предпринимательства - силового партнерства и силового посредничества, - при которых производитель разнообразных институциональных услуг не является прямым источником угрозы и не имеет непосредственного контроля за уровнем рисков, возникающих в экономической деятельности.
Вымогательство является основным сюжетом популярного романа И. Ильфа и Е. Петрова "Золотой теленок", напечатанного в 1931 г. Желающий разбогатеть аферист Остап Бендер ищет и находит подпольного миллионера Корейко, "золотого теленка", и всячески принуждает его расстаться со своим богатством. Боясь репрессий со стороны советского государства и будучи при этом неспособным обеспечить свою безопасность и отвадить вымогателей, подпольный миллионер вынужден в конце концов выложить свои миллионы Остапу. В советский период "золотые телята" были серыми и невзрачными на вид, изо всех сил стремясь казаться обыкновенными советскими гражданами. Поэтому основная интрига романа состоит в поиске и идентификации "серенького" подпольного миллионера и применении к нему изощренных (и комичных) методов психологического воздействия.
Масштабы теневой экономики, как известно, значительно выросли к восьмидесятым годам. Она включала множество видов деятельности, использовавших как внутренние недостатки государственного социализма, так и любые подворачивавшиеся возможности личного обогащения: производство неучтенной продукции, подпольное производство алкоголя, спекуляция дефицитными товарами, мошенничество, антикварный бизнес, подпольный игорный бизнес и т. п. Популяция "золотых телят" стремительно росла, но наследники Бендера заметно отставали, поскольку идентификация с виду "сереньких" потенциальных жертв оставалась большой проблемой. Хуже того, во многих случаях подпольные миллионеры обзаводились связями с коррумпированными партийными и советскими служащими, предоставлявшими им неформальное прикрытие. Существовавшие в то время группы вымогателей состояли в основном из уголовников - как, например, банда Монгола, терроризировавшая московских "теневиков" в 1969–1972 гг. Банда была создана Геннадием Карьковым по кличке Монгол в 1969 г., после того как он отсидел три года за хищение государственной собственности. Другим членом банды был Вячеслав Иваньков по кличке Япончик, который впоследствии станет одним из наиболее влиятельных лидеров преступного мира и будет осужден за вымогательство в США в 1996 г. Тогда, в начале семидесятых, банда занималась поиском людей с "сомнительными" доходами и оказывала на них жестокое давление с целью заставить жертву делиться частью этих доходов. В отличие от рафинированных вымогателей из сатирического романа, реальные персонажи попросту заколачивали свою жертву в гроб и предлагали прокатиться в "последний путь" до кладбища. Банда Монгола была арестована в 1972 г., и ее лидер получил 15 лет лишения свободы. Для самих "подпольных миллионеров" обладание богатством было опасным качеством и потому тщательно скрывалось: в случае его обнаружения государством или вымогателями проблемы были неизбежны, с той разницей, что вымогатели постараются конфисковать собственность, а государство конфискует еще и свободу.
Ввиду комплексной природы этого вида преступления, а также его ограниченной распространенности в России в прошлом, определение вымогательства долго оставалось предметом дискуссии. Основная трудность состояла в том, чтобы отделить вымогательство от ограбления и шантажа. Одни юристы подчеркивали отложенный характер угрозы как основную характеристику вымогательства; другие предлагали рассматривать как определяющий предмет вымогательства права собственности, а не конкретные вещи или деньги; третьи настаивали на том, что предметом этого преступного действия является человеческая свобода как таковая. В результате эволюции юридического определения вымогательства все эти нюансы вошли в Уголовные кодексы 1960 г. и 1994 г. как подвиды широко толкуемого типа преступления. Таким образом, вымогательство было определено как действия, нацеленные на присвоение чьей-либо собственности или прав собственности под угрозой насилия или нанесения вреда собственности или ее владельцу, равно как и под угрозой распространения порочащей данное лицо информации. В новой редакции Уголовного кодекса, принятой в 1994 г., максимальный срок лишения свободы за вымогательство был увеличен до 15 лет.
В юридической практике доказать факт вымогательства довольно трудно, поскольку угрозы часто носят скрытый или непрямой характер. Жертва может не испытывать явного давления, особенно если вымогатели ведут себя достаточно дружелюбно, не прибегая к откровенно враждебным действиям. Трудности в определении состава вымогательства возникают и в случае, если угрозы исходят от лица, не являющегося получателем вымогаемой собственности, или если собственность переводится на другое лицо, явным образом не связанное с источником угроз. Именно в силу того, что, в отличие от ограбления, вымогательство предполагает косвенное принуждение и влияет на будущее, а не на непосредственное поведение жертвы, оно представляет значительные трудности для строгого правового определения. Все это делает "мягкие" формы вымогательства достаточно привлекательным бизнесом, обладающим высокими шансами избежать уголовно-правовых санкций. В. Сафонов утверждает, что организованное вымогательство характеризуется особо высокой латентностью, которая в середине 1990-х гг. в некоторых регионах России достигала 70 %.
Охранный рэкет
Вымогательство представляет собой некое действие, квалифицируемое как уголовное преступление, в то время как охранный рэкет - это институционализированные отношения. В российской уголовной практике обвинения обычно выносятся по конкретным фактам, т. е. после того, как отношения между преступником и жертвой удается разбить на отдельные эпизоды, содержащие состав преступления и подлежащие доказательству. Социологическая задача, следовательно, противоположна юридической и состоит в том, чтобы установить, каким образом отдельные действия индивидов и групп, направленные на вымогательство тех или иных благ, превращаются в устойчивую систему отношений.
Многие кооператоры и частные предприниматели периода перестройки начинали в сфере теневой экономики, другие, напротив, не имели к ней никакого отношения. Однако для значительной части населения все они выглядели подозрительно. То, чем многие из них занимались, еще вчера клеймилось как спекуляция, незаконная торговля и т. п. С самого начала кооперативный сектор возник как бы в особой институциональной среде, характеризовавшейся относительно низким уровнем безопасности и недостаточной легитимностью в глазах общества. Одним из последствий остаточных советских моральных установок была стигматизация новых предпринимателей. Слово "кооператор" несло неоднозначные оттенки, а термин "частник" был откровенно презрительным. Опросы общественного мнения зафиксировали сначала смешанное, а потом и все более негативное отношение к кооператорам, которых считали весьма деятельными, но при этом нечестными или даже откровенно преступными элементами.