С началом экономической либерализации и кооперативного движения идентификация потенциальных объектов вымогательства перестала быть проблемой. При этом потенциальными жертвами вымогателей были уже легитимные, а не теневые предприниматели, теоретически имевшие право на защиту и полную правовую поддержку со стороны государства, но редко получавшие их на практике. Специальная статистика насилия над предпринимателями отсутствует: они далеко не каждый раз обращались с письменным заявлением в милицию, а если и обращались, то эти случаи растворялись в статистике других видов преступлений, не отражавших их экономическую специфику (хулиганство, нанесение телесных повреждений и т. п.). Однако печальный опыт предпринимателей первой волны хорошо запечатлелся в памяти участников (включая самих вымогателей) и многократно воспроизводился в воспоминаниях, художественной литературе и кино. Паяльник и утюг стали основными инструментами вымогателей новой волны и навязчивыми символами кооперативного движения, а предложение вырыть собственную могилу - стандартным методом начинающего рэкетира. Из воспоминаний рэкетира:
<…> Конечно, прибегали мы и к жестким формам наезда. Подъезжаем, говорим: "Давай, плати, лох". И он платил. А те, кто не соглашался, подвергались нашему прессингу. Благо учебные пособия у нас были хорошие - те же художественные кинофильмы. Были популярны паяльник и батареи с наручниками, которыми мы пристегивали клиента. Случалось, вывозили его в лес или закрывали в подвале. После небольшой обработки "влегкую" с избиением клиенты соглашались платить.
Но даже после того, как предприниматель шел на уступки и выплачивал требуемую сумму, рэкетиры не исчезали. Наоборот, прецедент выплат закладывал основу дальнейших действий, и выплаты производились уже регулярно. Мы не будем здесь приводить разнообразные "страшные истории" запугиваний, физических воздействий и убийств предпринимателей с целью вымогательства, предполагая, что читатель прямо или косвенно знаком с этой страницей истории отечественного капитализма. Рассказы о грубых наездах рэкетиров стали неотъемлемой частью атмосферы, в которой развивалось частное предпринимательство после начала перестройки. Иными словами, предпринимательский риск был осознан довольно быстро, и далеко ходить за примерами было не нужно - они приходили сами.
Если вымогательство является вполне строгим уголовно-правовым понятием, за которым стоит конкретный эпизод, то охранный рэкет - это уже некоторая устойчивая система социально-экономических отношений, выходящая за рамки взаимодействия двух субъектов и сама оказывающая влияние на поведение участников. Прежде чем приступить к анализу структуры отношений, лежащей в основе охранного рэкета, напомним, как он осуществлялся в повседневной жизни. В своей элементарной форме охранный рэкет имел место на городских рынках, характеризовавшихся высокой плотностью торговли и простой пространственной организацией. Если рынок не был монополизирован одной преступной группировкой, он делился на несколько сегментов, которые рэкетиры охраняли друг от друга. Каждый рэкетир представлял собой конкретную угрозу частным торговцам и одновременно за определенную плату оказывал некоторым из них охранные услуги. При необходимости представители группировок или бригад подтверждали факт охраны - иными словами, факт того, что те или иные торговые места платят охранную дань именно им. По сути, это была не столько активная защита, сколько конвенциональное воздержание от насильственных действий, дающее возможность продолжения свободной торговли и оправдывающее получение дани (хотя в случае нарушения конвенции и попыток "получить" с "чужих" коммерсантов возникали конфликты). Сточки зрения коммерсанта, выплаты рэкетирам приобретали форму налога, дающего право на начало и продолжение торговли. Не обладая собственным силовым ресурсом для обеспечения своей экономической деятельности, коммерсанты были вынуждены платить тем, у кого он был. По свидетельствам респондентов, довольно быстро заработала и обратная логика: бандиты "ставили" "своих" коммерсантов, давая им подъемные деньги и, соответственно, обеспечивая охрану от посягательств себе подобных. Вот как описывает "обычную работу группировки" в начале 1990-х бригадир "тамбовских":
Это называлось у нас "прикручивание точек", то есть комерсов. Старались добыть информацию, через знакомых, родственников, друзей, о неприкрученных комерсах - где открывался новый офис или кто-то бизнес начинал. Иногда даже платили за накол. Но многие сами приходили и рассказывали, и делали это не за деньги. Хотели приобщиться, сделать нам получше, мы же власть, и это все понимали. Потом разведывали, разрабатывали тактику прикручивания. Если перспективный, то пробивали на глушняк. Ну просто приезжали, иногда прилично одетые, иногда брали с собой самых страшных с переломанными носами [28].
Как только открывался какой-нибудь частный магазин или кафе, в него тут же наведывались мобильные бригады, предлагавшие охранные услуги. Все различные мягкие или жесткие сценарии таких визитов можно свести к одному: выяснить, "кому этот барыга платит", иными словами, обеспечен ли данный экономический субъект охраной. Если директор не мог дать вразумительный ответ на этот вопрос (т. е. назвать группировку или имя (кличку) одного их лидеров), автоматически следовало предложение о регулярной выплате предприятием охранной дани. Это означало, что название группировки, первой обнаружившей "свободную точку", и ее контактный телефон будут называться при появлении других таких же лиц, интересующихся вопросами безопасности. Понятно, что для подобных случаев была предусмотрена стандартная процедура проверки того, действительно ли названная группа получает дань и имеет ли она на это право (этот важнейший момент будет потом рассмотрен отдельно). В случае, если информация не подтверждалась, коммерсанта ждали санкции (примерно как за дачу ложных показаний) в виде физической расправы или дополнительных выплат за попытку обмана. Размер охранной дани начинался с 300–400 долларов в месяц и по мере развития охраняемого предприятия возрастал до 20–30 % его прибыли.
Не все отрасли хозяйственной деятельности представляли одинаковый интерес для охранного рэкета. Наибольшей привлекательностью обладали малые предприятия, особенно в сфере услуг, оптовой и розничной торговли, с низкими инвестиционными потребностями, быстрым и значительным наличным оборотом и относительно простой технико-экономической схемой деятельности. По данным опроса предприятий розничной торговли, проведенного в Москве, Смоленске и Ульяновске в 1996 г., выплаты дани частным охранным структурам стали рутинным явлением. Более 40 % предпринимателей признали факт частых контактов с рэкетом, считая при этом рэкет менее проблематичным явлением, чем произвол чиновников и налоговых органов. Исследование показало также, что большинство владельцев торговых предприятий воспринимали частные охранные структуры как заменитель государственных органов охраны правопорядка и отчасти судебных органов. Если вначале экономические субъекты были в основном жертвами вымогательства и рассматривались как таковые со стороны ОПГ, то позже обе стороны часто устанавливали рабочие отношения, считавшиеся, как показывают интервью, взаимовыгодными в данных экономических условиях. Предприниматели часто видели в рэкетирах поставщиков действительных услуг и даже требовали их, когда возникали соответствующие обстоятельства. Из интервью с московским бизнесменом:
Вопрос: Были ли случаи, когда вас посещали с предложениями охраны, или просто грубые "наезды" с целью вымогательства?
Ответ: Такие ситуации были. Вот как с одним из наших генеральных директоров, фактически он являлся нашим соучредителем. И он очень любил хвастаться. Как только у него появилась новая квартира, новая иномарка, сразу же эти ребята начали требовать деньги. Но у нас (опять же дело случая - была такая передряга) угнали новый КамАЗ. И мы сказали: "Хорошо, вы будете у нас "крыша", если вы найдете нашу машину". Естественно, они ничего не нашли, к нам опять пришли, мы им то же самое высказали, и на этом все дело притихло. <…> Вопрос: Отношения с рэкетом выгодны для бизнесменов?
Ответ: Я считаю, что это, в принципе, нормальный вариант. Опять же, если бы ребята, которые пришли к нам, помогли вернуть машину, то тогда бы с ними стоило работать. Атак как они только умеют просить деньги, как только что-то серьезное, сразу в сторону <…> Тот же серьезный рэкет не будет заниматься мелким вымогательством, это им слишком дорого встает. Незачем доводить людей до крайности, потому что каждый из нас в любой момент пойдет сразу же в РУБОП, сразу же начнется официальное расследование [20].
Охрана как реальная услуга
Немногие рэкетиры хотят кого-либо охранять. Изначально у них нет такого намерения, но на практике они вынуждены это делать. Иными словами, охрана является структурным результатом взаимодействия участников, приоритетным по отношению к их субъективным
намерениям. Все, чего хочет рэкетир, - это получать деньги, чем больше, тем лучше. На жаргоне слово "получать" или "получалово", собственно, и означает охранный рэкет в целом. Каждый рэкетир в отдельности предпочел бы просто получать, но, будучи частью системы со множеством взаимодействующих рэкетиров, он вынужден охранять или предоставлять другие подобные услуги. Трудно понять природу охранных отношений, рассматривая лишь одного, отдельно взятого рэкетира: его действия всегда будут представляться как простое вымогательство. Однако на самом деле концепция охраны (или защиты) предполагает множественность владельцев силы, каждый из которых одновременно может выступать и как угроза, и как источник защиты. Известный теоретик международной политики Кеннет Уолтц, говоря о межгосударственных отношениях, сформулировал это так: средства, с помощью которых одни государства угрожают другим, являются в самой своей основе средствами обеспечения собственной безопасности.
Отдельный случай охраны будет всегда похож на вымогательство - ситуацию, когда источник угрозы и источник безопасности совпадают, но могут быть разделены за определенную плату. Однако если мы введем в анализ параметр времени и учтем существование других владельцев средств насилия, то защита (охрана, безопасность) приобретет форму реальной услуги, предоставляемой клиенту: участники не смогут усомниться в факте защиты. В этом случае роль угрозы играет кто-то другой, и владелец средств насилия имеет возможность предлагать охрану как некоторую услугу, в которой клиент объективно нуждается, т. е. возникают основания предложить обмен, а не требовать односторонний выкуп. Пытаясь прояснить различие между вымогательством и действительной охраной в контексте политики государств, Тилли указывает, хотя и косвенно, на то, что это различие предполагает значительный элемент субъективной интерпретации:
Какой именно образ вызывает у нас слово охрана (protection), зависит в основном от нашей оценки реальности и угрозы, а также того, до какой степени угроза является внешней. Индивид, производящий одновременно и угрозу, и защиту от нее, является рэкетиром. Тот, кто предоставляет требуемую защиту, но имеет очень слабый контроль за появлением угроз, может быть определен как легитимный защитник, особенно если цена его услуг не выше, чем у конкурентов.
На самом деле эта не слишком приятная дилемма не описывает две различные ситуации, а возникаете едином поле, созданном взаимодействием множества владельцев средств насилия. Каждый владелец средств насилия может выступать одновременно как защитник для своих клиентов и как источник угрозы - потенциальной и анонимной или, наоборот, вполне конкретной - для тех, кто не является его клиентом. Группа владельцев средств насилия является и тем и другим одновременно. Поэтому "фокус", в результате которого появляется целая совокупность специфических социально-экономических отношений, называемых "охрана" или "защита", состоит во внутреннем - и неизбежном - разделении группы владельцев средств насилия на враждебные (конкурирующие) стороны так, что каждый из них является конкретным и действительным защитником от некоторой потенциальной угрозы, в существование которой также вносит свой вклад. Вымогательство неизбежно превращается в предоставление действительных охранных услуг в условиях множественности угроз, что характерно для сферы, в которой отсутствует монополия на применение силы. То есть речь идет об определенной структурной ситуации, а не о "добрых" или "злых" намерениях конкретных владельцев силы и их субъективном выборе. В последующих главах мы вернемся к рассмотрению того, как эта структурная ситуация порождает определенные практики силового предпринимательства, в частности "разводки".
Вернемся к ситуации, в которой оказались российские предприниматели первой волны. Даже исправно платившие охранную дань не были гарантированно защищены от сюрпризов. Пропорции распределения дохода от активов того или иного предприятия между бизнесменом и бандитами основывались на некоторых конвенциях, создававших видимость справедливости, но фактически устанавливались бандитами (особенно на более ранних этапах развития рынка). Хотя испытание паяльником или утюгом, копание собственной могилы и подобный опыт уже не угрожали бизнесмену, находившемуся под защитой частной силовой структуры (в противном случае подобные действия рассматривались бы как направленные против этой структуры, а не против бизнесмена), постепенная экспроприация активов путем произвольного повышения ставки "налога", а иногда и убийства "своих" бизнесменов для завладения их активами оставалась распространенной практикой. Она называлась "дербанить коммерсанта" и считалась естественной, ибо рэкетиры воспринимали охраняемых коммерсантов как свою собственность. Претензии на охрану содержали неявное утверждение права собственности. При решении коммерческих споров члены ОПГ часто называли бизнесменов, плативших им охранную дань, "наш барыга" или "наш коммерсант", подразумевая тем самым свою ответственность за его поведение и право распоряжаться его собственностью.
Однако суть этих элементарных неформальных отношений собственности лежит не в отношениях между бандитами и коммерсантами, а прежде всего в отношениях между самими владельцами средств насилия (ОПГ или другими силовыми структурами). По сути, право собственности по отношению к активам бизнесмена обеспечивалось наличием силового ресурса и реализовывалось в отстаивании силовой структурой права на получение охранной дани перед другими претендентами. Поэтому время от времени силовые структуры вынуждены были защищать своих клиентов от себе подобных. Но делали они это прежде всего для того, чтобы сохранить за собой право на получение части дохода охраняемого предприятия, т. е. чтобы исключить других "получателей". Эта ситуация наглядно иллюстрирует то, почему права собственности определяются как отношения исключения. Впоследствии среди ОПГ и других силовых структур происходил процесс внутренней дифференциации в зависимости от их политики по отношению к охраняемым предприятиям: некоторые стремились максимизировать размер получаемого дохода и часто разоряли "своих" коммерсантов; другие действовали, ориентируясь на более долгосрочную перспективу, и перераспределяли права собственности так, чтобы обеспечивать интересы своих клиентов и получать долгосрочный доход за счет коммерческого успеха последних:
В девяносто пятом многие нагло объявили, что хотят вкладываться в конкретные куски. В рынки, автомобильные, вещевые. Когда они поняли, какие там деньги, сказали: "Мы готовы его, то есть комерса, беречь и отстаивать силой". Вот рынок, там сто магазинов, у их владельцев еще где-то бизнес, там, например, проблемы возникают и другие пираты приезжают, чтобы с ним разобраться. А тамбовские скажут: "Он наш, мы вам его не дадим". В середине девяностых стали жестко заступаться на точках [28].
В дальнейшем функции силовой структуры сдвигались в сторону создания конкурентных преимуществ "своим" коммерсантам. Затем, с развитием акционерных форм собственности, силовые структуры (через специально учрежденные компании) становились формальными совладельцами некогда охраняемых ими предприятий.
СИЛОВОЕ ПАРТНЕРСТВО
Этот термин упомянул в интервью один из респондентов, когда описывал деятельность своей силовой структуры и ее роль по отношению к другим бизнесменам. Респондент рассказывал о поиске коммерческих возможностей для своих клиентов, обеспечении гарантий под поставки товаров, заключении неформальных соглашений или использовании угроз для того, чтобы заставить кого-либо выплачивать полагающуюся сумму. "Мы что-то вроде силовых партнеров", - обобщил авторитет. Я сказал, что это интересный аналитический термин, который я хотел бы использовать в социологическом исследовании. Мой собеседник не возражал.
Итак, под силовым партнерством мы будем понимать ряд бизнес-функций силовых структур - функций, основанных на умелом коммерческом использовании организованной силы и информации с целью обеспечения благоприятных институциональных условий для экономической деятельности предприятий клиентов. Институциональные условия включают безопасность, информационную поддержку, обеспечение прав собственности, в том числе контроль за соблюдением контрактных обязательств и возвратом долгов, а также разрешение коммерческих споров.