Нормы, или понятия, второго типа использовались для регулирования отношений между членами воровского сообщества, включая воров в законе, а если надо, то и в любых других конфликтных ситуациях, в которых вор выступал арбитром. Функцию этих норм можно обозначить как посредничество или снятие противоречий. Согласно общепринятым представлениям, уголовная среда отличается чрезвычайно высоким уровнем насилия. Вместе с тем насилие является предметом жесткого регулирования. В воровской среде на спонтанное физическое насилие, особенно убийство, налагался запрет, нарушение которого предполагало суровые санкции (кроме случаев, когда насилие санкционировалось ворами в законе). Контролирование насилия относилось к одной из наиболее важных функций воров в законе. Решение об убийстве вора могло приниматься только на сходке - в случае предательства или серьезного оскорбления им других воров.
Воры были носителями норм, в соответствии с которыми разрешались конфликты и осуществлялось правосудие. По словам одного из наиболее влиятельных воров в законе Евгения Васина ("Джема"), "вором в законе называют человека, который может правильно рассудить, развести без крови". Вора в законе иногда называли просто "законник", т. е. тот, кто владеет сводом уголовных законов и трактует их. По словам одного из респондентов, "вор в законе - это как доктор неформального права" [1].
Сами понятия, используемые при разрешении конфликтов или спорных ситуаций (возврат долгов, компенсация ущерба и т. п.), близки к обычному праву и базируются на обыденной рациональности и житейских принципах справедливости. Будучи важным элементом саморегулирования уголовного мира, противостоящего государству и социалистической законности, понятийная правовая система могла быть только неформальной, т. е. не кодифицированной, а значит, держащейся на навыках и авторитете вора в законе как судьи и толкователя. Вор в законе виртуозно умел предъявить обвинение ("завиноватить"), прояснить ситуацию, приведя ее к неким простым и житейски понятным формулам, обосновать, вынести вердикт. Не менее важным для исполнения роли судьи был авторитет самого вора, который обеспечивал признание его решений, а также наличие людей, готовых, если потребуется, применить насилие для их исполнения. Впоследствии эти навыки и наличие традиции неформального права позволили ворам в законе претендовать на роль параллельной судебной власти, теневой юстиции, когда социалистическое государство и его правовая система рухнули с распадом СССР.
Как становились вором в законе? Чтобы претендовать на это звание, необходимо было иметь "чистую" уголовную биографию. Она должна была начинаться в достаточно молодом возрасте, не содержать никаких эпизодов работы на государство или связей с властями, включать впечатляющий послужной список "отсидок", причем только по определенным, "благородным" статьям (изнасилование, например, считалось неприемлемой статьей), и эпизоды "правильного" поведения по отношению к воровскому братству. Авторитетный вор Вася Бузулутский, например, получил свой первый срок в возрасте четырнадцати лет и с небольшими перерывами провел почти сорок лет в различных тюрьмах и лагерях. Другой легендарный вор старой формации Владимир Бабушкин ("Васька Бриллиант") сделал 10 "ходок" (т. е. был осужден на различные сроки 10 раз), что заняло почти всю его жизнь. Кандидат на звание вора в законе должен был заслужить уважение своим характером, сообразительностью, лояльностью традиции - понимаемыми, конечно, сточки зрения криминальной профессии. Ритуал коронации должен проводиться на сходке с предоставлением не менее трех рекомендаций воров в законе. Его основным элементом являлась клятва верности воровской семье и ее принципам.
Конечно, сложный и закрытый воровской мир нельзя свести лишь к набору норм и соответствующих функций. Многое осталось за рамками этого краткого анализа. Но большинство этих норм, возникших еще в довоенное время, сохранились до 1980-х гг., как и сам традиционный уголовный мир. В приведенном описании мы стремились выделить лишь те черты, которые образуют идеальный тип традиционного уголовного подполья советских времен, поскольку систематическое сравнение воров и бандитов, старого и нового типа преступности возможно лишь как идеально-типическое.
СРАВНЕНИЕ ИДЕАЛЬНЫХ ТИПОВ
Те, кого в современной России называют "бандитами", мало напоминают классических бандитов прошлого - обитателей гор или лесов, смертельных врагов властей, предводителей крестьянских восстаний или просто грабителей, рано или поздно заканчивавших свою жизнь на эшафоте. Сегодня это городские, урбанизированные бандиты, активно участвующие в деловой и политической жизни, но в любой момент готовые прибегнуть к насилию. Если о "головорезах" прошлого слагались легенды и предания, то бандит девяностых является любимым героем городского фольклора, популярных романов и телесериалов. Его можно легко распознать по физическим габаритам, жестам, речи, стрижке, одежде и, конечно, БМВ ("боевой машине вымогателей"), Мерседесу или джипу. Но это внешний аспект. Как уже указывалось в предыдущей главе, его социальное определение - силовой предприниматель.
В отличие от бандитов воры в своей изначальной ипостаси не являются силовыми предпринимателями, хотя многие вынуждены были стать ими, когда изменились условия. Основная задача вора - воровать (в широком смысле) и избегать поимки. Воры ничего не производят и должны быть незаметны, по крайней мере за пределами своей среды. Бандит же, напротив, считает себя производителем определенных услуг и позиционирует себя соответствующим образом перед клиентами. Его производительность и способность влиять на экономическую деятельность происходят из возможности распоряжаться организованной силой. Эта способность должна быть наглядна, поскольку представляет собой основной рыночный ресурс этой группы. Отсюда многочисленные внешние атрибуты, знаки отличия (стрижки, золотые цепи, перстни и т. п.) и легко узнаваемый "самоутверждающий" стиль поведения. Представителей воровской профессии, в отличие от бандитов, гораздо труднее выделить из общей массы.
Доход вора связан со вторичным перераспределением собственности и в основном состоит из присвоения личного имущества других граждан или государства. Бандит же претендует на долю прибыли других предпринимателей, которая, как он считает, произведена при покровительстве или содействии организованной группы, которую он представляет. Поэтому его доход связан с перераспределением прибавочного продукта и носит характер регулярного налога (на прибыль или с оборота). Поскольку бандиты, сами будучи предпринимателями, стремятся получать доход на постоянной основе и в рамках долговременных отношений, они претендуют на право охраны собственности и порядка и в силу этого могут даже бороться с воровством, например, выгоняя воров из гостиниц, ночных клубов или вещевых рынков.
Воровская этика представляет собой проекцию ценностей и правил тюремной жизни на нормальную жизнь. Источником воровского авторитета служат сроки, проведенные в тюрьмах и колониях. Бандитские понятия сформировались на воле, поэтому они гораздо практичнее и рациональнее, свободны от множества запретов. Сотрудничество с властями и даже правоохранительными органами не является для бандитов проблемой, особенно если это приносит конкретные материальные выгоды. Бандитский авторитет формируется не столько в тюрьме, сколько через решительные силовые действия, умение применять силу в сочетании с определенными организаторскими способностями. В отличие от традиционных представителей воровского мира, которые полагались на силу аргумента и могли "завиноватить" кого угодно, бандиты полагаются исключительно на аргумент силы. Их способ действия, по сути, представляет собой элементарную форму политической власти, в основе которой, как известно, лежит способность к физическому принуждению. Воровская власть в гораздо большей степени зависит от морального авторитета и силы традиции - это пример нормативной власти.
Многие бандитские группировки культивировали здоровый образ жизни, запрещая, в отличие от воров, алкоголь и наркотики и поддерживая физическую форму в спортивных залах, где они регулярно собирались. Наконец, в отличие от воровского общака, который функционировал, скорее, по социалистическому принципу центральной перераспределительной системы, бандитские общаки напоминают банки, капитал которых складывается из процентных отчислений членов группировок и может использоваться как для крупномасштабного подкупа властей, так и для инвестиций в легальный бизнес. Если нормативная система воровского мира была подчинена задаче группового выживания в жестких условиях советских лагерей и тюрем, то бандитские нормы функционально связаны с участием ОПГ в экономической жизни в качестве силовых предпринимателей. Таким образом, воровской мир - продукт сильного репрессивного государства; бандитский мир - продукт незаконного использования силы в условиях слабого государства.
КОНФЛИКТ И РАЦИОНАЛИЗАЦИЯ
Различия между воровской и бандитской субкультурами порождали многочисленные противоречия и конфликты. По свидетельству Андрея Константинова, Владимир Кумарин, лидер "тамбовских", отрицал воровскую идеологию и отзывался о ворах с презрением: "Зачем дармоедов кормить?" Многие авторитеты относились к ворам в законе как к пережиткам прошлого и отказывались следовать воровским понятиям. Воры, в свою очередь, отвечали им презрительным отношением, называя их просто "спортсменами". Они обвиняли "спортсменов" в приверженности к насилию, в тупоумии и амбициозности, но за этим скрывались и реальные опасения по поводу безжалостной экспансии новых бандитов и их нежелания считаться с чем-либо кроме голой силы. Описывая преступный мир Екатеринбурга, С. Хэнделман приводит разговор с уголовным авторитетом старой формации, который с досадой признает, что новые молодые бандиты уже не выказывают никакого уважения таким, как он: "То, что сейчас происходит, ужасно. Старые ценности ушли". Константинов цитирует исповедь вора в законе Юрия Алексеева ("Горбатого"), который описывает, как старая уголовная традиция деградирует под влиянием тех, кто "только силу и уважают, никак не мозги".
Нормативные противоречия переплетались с конфликтами конкретных экономических интересов. Гибкость, прагматизм и агрессивность бандитов позволили им быстро захватывать значительные сегменты формирующихся рынков, навязывать охранные услуги частному бизнесу, изобретать различные способы зарабатывания денег. Воры в законе, в свою очередь, стремились подчинить своему влиянию молодых бандитов, навязывая им свою идеологию, мобилизуя уголовные связи или используя силу. Константинов также приводит выдержку из письма воров в законе, конфискованного администрацией в одной из колоний: <"…> Ознакомиться с этой малявой всем достойным людям, принять к жизни и поставить в курс всех. Все достойные обязаны помогать в сборе общака (денег) на воровские нужды. Все кооперативы обязаны платить определенную часть денег в воровской общак. Все это должно контролироваться людьми из арестантского мира, но ни в коем случае не спортсменами и не другими собаками <…">.Раздел сфер влияния порождал конфликты, выражавшиеся в войнах группировок или цепочках заказных убийств. Один из наиболее известных эпизодов такой войны - осуществленный в Москве в 1992 г. по заданию ореховских бандитов во главе с "Сильвестром" (Тимофеевым) последовательный отстрел киллерами из Кургана верхушки таганской группировки воровской направленности. В результате многочисленных войн установилось определенное деление регионов на бандитские и те, которые "под ворами". Так, Петербург, Екатеринбург и Новосибирск считались в девяностые преимущественно бандитскими; влияние воров в законе в них было относительно слабым. В Москве же после многочисленных конфликтов и переговоров установилось равновесие, допускающее сотрудничество и мирное сосуществование группировок различной ориентации. Воровскими считаются Дальний Восток и южные регионы России.
Под воздействием усиливающейся конкуренции воры были вынуждены адаптироваться, приспосабливать свои нормы и организацию к новой реальности, основанной на коммерческом расчете и насилии. Постепенно основные воровские заповеди превращались в лозунги, скрывавшие изменившуюся практику. Следует заметить, что первые признаки разложения воровских понятий появились гораздо раньше, вместе с растущей коррупцией самой советской системы в брежневский период. В 1982 г. на сходке в Тбилиси воры в законе обсуждали, должны ли они участвовать в политике. Грузинские воры настаивали на том, что необходимо расширять отношения с коррумпированной номенклатурой и через нее реализовывать свои интересы. Им противостояли российские блюстители чистоты понятий во главе с Васькой Бриллиантом, считавшие невозможным нарушение главного запрета. Возникший раскол с годами только увеличивался, и многие грузинские воры (например, Джаба Иоселиани, ставший в определенный период правой рукой главы независимого грузинского государства) продолжали активно проникать во власть.
С началом перестройки и распадом СССР молодое поколение воров в законе попыталось возродить уходящую традицию, при этом существенно изменив ее содержание. Тюремная жизнь уже плохо сочеталась с растущими экономическими интересами уголовного мира: попасть в зону означало потерять контроль над многочисленными коммерческими проектами. Соответственно, тюремный стаж сокращался и терял свою значимость. С другой стороны, в 1990-е гг. стало возможным купить титул "вора в законе" в сравнительно молодом возрасте, не имея послужного списка и уголовного стажа, - типичный признак разложения для любой традиционной элиты. Формально этот титул давал право принимать участие в управлении уголовным миром и криминальным капиталом. И хотя степень уважения к купленному титулу едва ли могла достигнуть прежних высот, экономическое влияние вполне компенсировало этот недостаток. Так, в 1990–1992 гг. молодой вор новой формации Леня Макинтош вошел в состав московского банка "Столичный" для распоряжения "общаковскими" средствами, составлявшими часть капитала банка, через который в эти годы было введено в легальный оборот более 10 млрд рублей.
Меняющаяся функция общака свидетельствуете возрастающей рационализации воровского мира под воздействием изменившейся социально-экономической среды. С появлением возможностей для капиталистического предпринимательства и особенно с развитием банковского сектора все возрастающая доля криминальных ресурсов капитализировалась - вместо того чтобы идти на потребление в тюрьмах и колониях. "Общаковские" средства вкладывались в существующие банки или образовывали начальный капитал для новых банков, чтобы затем инвестироваться в легальный бизнес (в основном в торговлю и импортно-экспортные операции). И хотя значительные средства продолжали направляться в зону, общаки уже работали не на идею, а на производство прибыли, которая присваивалась их распорядителями, т. е. ворами в законе.
Выхолащивание нормативного содержания воровской субкультуры и ее превращение в специфический тип капиталистического предпринимательства можно проиллюстрировать на примере карьеры Павла Захарова ("Паши Цируля"), одного из наиболее влиятельных "законников" старой формации. Он начал свою уголовную карьеру в 1950-е гг. с карманных краж, наиболее престижной воровской профессии, и получил первый срок, когда ему было пятнадцать лет. Последующие пять тюремных сроков заняли в совокупности более двадцати лет жизни. Благодаря своим талантам и авторитету к 1980-м гг. Паша Цируль стал самым влиятельным "законником" в Москве и распорядителем крупнейшего общака. Он построил себе в Подмосковье трехэтажный особняк с подземным ходом и гаражом, где содержал пять престижных иномарок и микроавтобус. В нарушение еще одной воровской нормы он был фактически женат, хотя формальным мужем его жены был зарегистрирован его брат. Ортодоксальный вор в законе Вася-Очко обвинил Цируля в присвоении и растрате общаковских денег, в частности в "прокручивании" их через кооперативы и присвоении прибыли. Согласно воровским понятиям, такое обвинение означало, в случае его доказательства, смертный приговор. Конфликт между двумя лидерами обсуждался на многочисленных сходках и был "разрешен" лишь посредством устранения Васи-Очка. Захаров тем временем создал сильную преступную группировку, которая занялась предоставлением охранных услуг, легальным бизнесом и торговлей наркотиками. В декабре 1994 г. он был арестован и провел более двух лет под следствием. Павел Захаров не дожил до суда, скончавшись в тюрьме от передозировки наркотиков в январе 1997 г. Символическим финалом его карьеры стало письменное отречение, которое, согласно некоторым источникам, он написал на имя главного прокурора Москвы незадолго до смерти, пытаясь тем самым добиться права выйти из тюрьмы под залог: "Прошу больше не считать меня вором в законе. Поскольку в 1953 году был коронован неправильно, с нарушением воровских законов и традиций".