В новую книгу "Почтовый круг" молодого иркутского писателя. командира корабля Ан-24, лауреата премии Ленинского комсомола вошли повести и рассказы о летчиках гражданской авиации, в труднейших условиях работающих на северных и сибирских авиатрассах. Герои книги - люди мужественные, целеустремленные и по-современному романтичные.
Содержание:
Обыкновенная романтика 1
Повести 1
Почтовый круг 1
Отцовский штурвал 13
Опекун 29
Рассказы 49
Аэропорт Шевыкан 49
Оленьи камусы 51
Непредвиденная посадка 52
Примечания 56
Валерий Хайрюзов
Почтовый круг
Обыкновенная романтика
Большинство героев Валерия Хайрюзова видят мир сверху, из заоблачной выси неба, откуда им открываются безбрежное море лесов, хитросплетения рек, редкие поселения на речных берегах. Сверху, однако, не многое разглядишь, и тогда, каким бы захватывающим ни был полет и как бы ни привлекал вид безграничного таежного края, самолет совершает посадку, и начинается самое интересное: исследование человеческих душ, постижение сложнейшего механизма людских взаимоотношений.
Зачастую это исследование ограничивается крохотными пределами местного аэропорта, таежного поселка с его немногочисленными обитателями, но и на небольшом пространстве, повседневном житейском материале автор умеет обнаружить значительное, важное, вечное. Почти во всех произведениях В. Хайрюзова - будь это драматическая история трех осиротевших ребят ("Опекун"), или рассказ о прозрении под конец жизни плотника Степана Оводнева, скоротавшего свой век в одиночестве, без близких людей и человеческих привязанностей ("Почтовый круг"), или повествование о последнем полете бортмеханика Николая Зверева ("Непредвиденная посадка") - всюду дорогие автору персонажи исследуются изнутри, предстают перед читателем как бы высвеченные добрым и умным взглядом автора.
Из всех вошедших в сборник произведений меня особо привлекает небольшая, но емкая по смыслу повесть "Опекун". В этой, по существу, очень обычной житейской истории недюжинный талант Валерия Хайрюзова раскрылся со всей полнотой именно благодаря пристальному авторскому вниманию к простым людям, обычным явлениям жизни. Точно построенный сюжет, знание уклада деревенской жизни, умение скупо, но с яркими подробностями показать движение человеческой души, сложный мир взаимоотношений детей и взрослых - все это свидетельство незаурядного литературного мастерства молодого писателя.
Как уже говорилось выше, многие герои этой книги летчики, люди особой, романтической профессии. И это понятно: автор ее - пилот гражданской авиации, налетавший тысячи километров над таежными просторами Восточной Сибири, вполне овладевший секретами и особенностями своей профессии. Видимо, из-за этого интересно читать со знанием дела написанные В. Хайрюзовым сцепы полетов, вынужденных посадок, всевозможных погодных осложнений, столь обычных для сурового сибирского края. Читая в повестях и рассказах В. Хайрюзова описания полетов, невольно вспоминаешь замечательного писателя-летчика А. Экзюпери и убеждаешься, сколько примечательного содержит в себе авиация как профессия, как работа. И в том числе неожиданностей, опасностей и риска, моментов, требующих готовности к подвигу, и самого подвига. Ибо как еще назвать полет в условиях, когда на исходе горючее, земля потонула в снеговой круговерти, аэропорты не принимают, а на борту самолета роженица.
Но в большинстве произведений В. Хайрюзова - просто работа, обычные грузовые и пассажирские рейсы. С подкупающей сдержанностью и в то же время убедительно и достоверно автор раскрывает мир летчиков в их повседневном труде.
Литературная манера Валерия Хайрюзова обстоятельна и нетороплива, лишена длиннот и пустословия, писатель вполне владеет формой небольшой повести, рассказа. В 1980 году за повесть "Опекун" ему была присуждена премия Ленинского комсомола.
Хочется пожелать автору этого сборника новых художественных свершений под стать его светлому и доброму таланту, которому подвластно многое.
Василь Быков
Повести
Почтовый круг
В начале октября Степан Оводнев наконец-то нашел время, чтобы съездить к жене. Еще в мае, на прииске Удачном, где они с бригадой плотников подрядились строить школу, его разыскало письмо. Мария делала ему последнее предупреждение.
"Приезжай, иначе будет поздно, - писала она. - Надоело. Если я для тебя пустое место, подумай хоть о дочери".
"Ничего - баба не волк, в лес не убежит, - решил Оводнев. - Сначала надо закончить работу".
Все лето они вкалывали с утра до позднего вечера. Заработали хорошо, на человека вышло по три тысячи, а ему сверх того еще бригадирские. Закончив с плотницкими делами, он улетел к себе в Нойбу, заключил там с коопзверосовхозом договор на новый охотничий сезон и только после этого вспомнил о письме. Как ни крути - ехать надо. Заодно заглянет в Шаманку. И стал собираться в дорогу. Для такого случая в поселковом магазине купил себе серый в полоску костюм, модные полуботинки, конфет дочери. Дома достал припрятанные соболиные шкурки - жене на шапку, затем побрился, переоделся - и будто сбросил с себя лет десять. А было ему уже далеко за сорок.
Нойба - поселок небольшой, рейсы сюда выполняются два раза в неделю, да иногда по субботам прилетает почтовый. На нем-то и хотел улететь Оводнев, зная, что по пути в Чечуйск летчики обязательно садятся в Шаманке, а оттуда до Христофорова, где жила Мария, можно добраться на лесовозе. Обычно почтовый прилетал после обеда, но Оводнев на всякий случай пришел на аэродром пораньше.
Шел дождь, аэродром был пуст. Оводнев постоял на краю летного поля, затем спрятался за бревна, которые валялись на берегу реки рядом со взлетной полосой, и стал ждать. От бревен сыро пахло корой, лежали она здесь давно. Уже несколько лет планировали построить в Нойбе аэровокзал, даже успели завезти бревна, но некому было строить.
"Весной нужно будет взяться, - размышлял Оводнев. - Хватит мокнуть под дождем".
Его знобило, кутаясь в плащ, он чувствовал, как по телу ползет холодный пот. "Этого еще не хватало, - мелькало в голове, - заболеть".
К вечеру, когда стало ясно, что самолет не прилетит, он встал, оглядел свои попорченные дождем брюки и, сутулясь, зашагал домой.
"Слетаю в следующий раз, - успокаивал он себя. - Не видела год, подождет еще. Завтра соберу харчи - и в тайгу, а то совсем раскис".
Дома он, не раздеваясь, лег в постель. Впервые не хватило сил растопить печь. Так он и пролежал трое суток, а на четвертые ему стало совсем плохо. Что-то тяжелое и вязкое навалилось на него, сердце задергалось и неожиданно, как перед прыжком, замерло. И тогда Оводнев закричал, но никто его не услышал, потому что крика не было, вышло какое-то тягучее мычание. Оводнев хотел пошевелиться, соскочить на пол, но тело не слушалось. В следующую секунду кровать качнулась и он потерял сознание. Кто-то тронул его, и Оводнев услышал далекий, будто из соседней комнаты, испуганный мужской голос:
- Степан, а Степан! Ты это чего, потерпи. Сейчас звонили, самолет уже вылетел.
"Кто бы это мог говорить?" - мучительно напряг память Оводнев. В голове вновь зашумело. Сердце медленно, будто нехотя, набрало свой привычный ритм. Он осторожно приоткрыл глаза и увидел себя закрытым суконным одеялом, поверх которого лежал овчинный полушубок. Рядом с кроватью, на табуретке, поблескивая щелочками глаз, сидел сосед Тимофей Лунев. "Ну, конечно, это сон, сейчас все пройдет", - попытался схитрить Оводнев, но тут же другой, трезвый голос все расставил по своим местам.
Лунев заметил, что больной очнулся, и поднес ему кружку к губам. Вода ожгла горло. Оводневу стало холодно, захотелось подтянуть ноги, но ничего не получилось.
- Тимофей, сними полушубок, - тихо попросил он. - Ногам что-то тяжело, пошевелить не могу.
- Лежи, паря, лежи, заболел ты. Сейчас самолет прилетит, в больницу отвезем. Я тебе и вещи собрал.
Лунев поднял с пола вещмешок и показал его Степану.
"Значит, в больницу придется лететь", - вяло подумал Оводнев. От одной мысли, что все придется оставить, бросить на произвол судьбы, вздрогнул. Беспокойство переросло в страх.
- Тимофей, достань планшет, - попросил он. - Здесь, в ногах, под матрацем. Будь добр, положи его в рюкзак. Деньги у меня там, документы. Вдруг понадобятся.
Снаружи, из ничего, родился самолетный гул. Нарастая, он проник в комнату и набросился на Оводнева. Стиснув зубы, он закрыл глаза. Переворачиваясь и распадаясь, куда-то в бездну ползли стены, потолок, и Оводнев вновь потерял сознание.
Вечером, после полета, Илья Чупров в полутьме пассажирской кабины заметил выглядывающие из-под сиденья лямки вещмешка. Они были обшиты шкурками и чем-то напоминали собачьи лапы.
"Вот так всегда, - устало вздохнул Илья, - в спешке что-нибудь да оставят. Рюкзак этот, похоже, Оводнева Степана. Придется теперь идти в больницу".
О том, что с Оводневым произошла беда, Чупров узнал случайно. С утра он вылетел по северному почтовому маршруту, или, как еще здесь называют, - почтовому кругу. Уже возвращаясь домой, Илья получил задание - взять больного из Нойбы. Он и не думал, что этим больным окажется Оводнев.
Познакомились они с ним в Старой Елани, когда Илья летал еще вторым пилотом у Юшкова. Оводнев опоздал на рейс. "Чего ждать, когда аэропорт переполнен", - подумал Илья и посадил на свободное место женщину с ребенком. Он уже собрался закрыть дверь, как сидевшие в самолете пассажиры заволновались:
- Вон, вон! - тыкая в окно, закричали они. - Опоздавший идет.
Илья посмотрел в сторону аэровокзала. По тропинке к самолету, согнувшись и припадая на одну ногу, торопливо шел мужчина и, словно охапку дров, нес с дюжину бутылок пива. Верхняя бутылка лежала около горла, и мужчина придерживал ее подбородком. Илья преградил ему дорогу. Мужчина шагнул в сторону, пытаясь обойти неожиданно возникшее препятствие.
- Ваше место уже занято, - сказал Илья. - Не надо опаздывать.
- Как это занято? - Мужчина оторопело посмотрел на Илью и, видя, что тот не шутит, присел, высыпал бутылки прямо на землю, вытащил из кармана смятый билет, сунул Чупрову под нос: - А это что? Может, мне его выбросить?
- Все. Полетите на следующем!
Мужчина смерил его с головы до ног, сплюнул.
- Сразу видно - сопляк. Да у меня все летчики друзья. Не знаешь? Кто командир-то? - уже властным голосом спросил он.
- Какая разница. Не полетишь, и все, - отрезал Илья. - Ишь какой фон-барон нашелся.
Заслышав шум, из самолета выглянул Юшков.
- Юшков! Тебя-то мне и надо, - радостно закричал Оводнев. - Уйми своего помощника, не пускает в самолет.
- В чем дело, Илья? - строго спросил Юшков. - Почему не сажаешь?
- Я женщину посадил. А этот, - Илья косо посмотрел на Оводнева, - опоздал и права качает.
- Ладно, не шуми, - примирительно сказал Юшков. - Возьмем и его.
В авиации слово командира - закон, и Илья подчинился. Оводнев сложил бутылки под сиденья и пристроился между летчиками.
- Вот так-то лучше, - сверкнул он желтыми рысиными глазами. - А то "не полетишь"! Вишь, что удумал. Оводнев всегда улетит.
- Куда это ты, Степан Матвеич, столько пива везешь? - спросил Юшков, когда они уже набрали высоту.
- На самолет шел. Гляжу - продают. Я в очередь.
У нас, сам знаешь, воздух - хоть с чаем пей, а пива нет. Ты давай оставайся на ночевку - погуляем.
- Как-нибудь в следующий раз, - сказал Юшков.
- Что за работа, - поморщился Оводнев, - то нельзя, другое нельзя, а баб-то хоть можно любить?
- Можно, можно, - улыбнулся Юшков. - Инструкция нам это не запрещает. А ты что, все еще холостякуешь? Не надоело?
Лицо Оводнева разошлось в улыбке, он смущенно откашлялся:
- Не говори, паря. Одолели меня бабы. Тут одна а Шаманке пристает, в Чечуйске другая - инженер-экономист. Интересная, скажу я тебе, женщина. Все у нее культурно!
- Ты, я гляжу, мелко не плаваешь, - засмеялся Юшков.
Оводнев согнал с лица улыбку, цепко, будто прицеливаясь, глянул на Юшкова.
- Во, молодец, напомнил. Как насчет заказа, ты не забыл? А то нехорошо получается, не по-таежному. Я ведь на тебя шибко надеюсь. Если что надо, ты не стесняйся, говори, я для тебя в лепешку расшибусь, а сделаю.
- Сказал - привезу, значит, привезу, - нахмурился Юшков. - Нет сейчас лодочных моторов.
- На нет и суда нет, - вздохнул Оводнев и повел глазами в сторону Чупрова. Чудно, через голову, почесал себя за ухом.
- Я гляжу, помощник у тебя новый. Горячий, спасу нет.
Он вздохнул, пожевал губами и продолжил:
- Горячий - это ничего. Я тоже когда-то таким был. Пока рога не пообломали.
В Нойбе Оводнев собрал бутылки, уже выходя из самолета, подмигнул Чупрову и пошел, горланя во весь голос:
- Я ехал в Якутию через Невер,
Тащился на оленях в дальний Север,
Где шахты, рудники,
Где горы высоки…
- Фартовый мужик, - поглядывая вслед Оводневу, сказал Юшков. - Каждый год на машину пушнины сдает, а летом плотничает. В Шаманке аэропорт новый видел? Его работа. Ты зря с ним скандалил. У него можно шкурок на шапку купить.
- Нужны мне его шкурки, - буркнул Илья. - Тоже мне, барин нашелся.
И с тех нор будто кошка пробежала между ними. В упор друг друга не замечали.
Здание главного корпуса больницы пряталось среди сосен, выставив наружу серую шиферную крышу да бревенчатый угол, по острию которого свисала потемневшая от дождей водосточная труба. Чуть правее, на уровне окон, висело красное заходящее солнце, и Чупрову на миг показалось, что больница смотрят на остальной здоровый мир налитыми кровью глазами.
Тропинка, цепляясь за корневища, полезла на бугорок. За неплотным рядом сосновых стволов виднелись больничные постройки.
Под ногами хрустко мялись прихваченные холодом листья, все уже было готово к зиме, вдоль забора в тени белел первый сентябрьский снег, осеннему солнцу уже не хватало сил справиться с ним. Около крыльца в луже стоял крохотный, лет двух-трех, мальчишка и топал ногой. Из-под резиновых сапожек веером разлетались грязные брызги. Илья свернул с тропинки, подошел к мальчишке.
- Ты чего это забрался сюда? - спросил он.
Мальчишка обернулся и посмотрел на Чупрова светлыми глазами.
- Я колаблики пускал, а они утонули.
- О-о-о, да ты уже и разговариваешь? - удивленно протянул Илья. - А ну, выходи из воды! - строже сказал он. - Простынешь, положат тебя в больницу.
- Не-а, не положат, - спокойно ответил мальчишка. - У меня мама здесь лаботает.
- Вот как! Все равно выходи, а то мать сейчас позову.
Мальчишка тоскливо посмотрел на воду, на Чупрова, вылез на сухое место и, засунув руки в карманы курточки, затопал прочь.
По больничному коридору Илья шел медленно, на него напали непонятная робость и смущение. Видимо, оттого, что он боялся увидеть знакомых: подумают еще, что заболел. Попробуй объясни потом, что это не так.
Сзади заскрипела дверь, в коридор высунулась медсестра.
- Куда без халата? - конвойным голосом сказала она. - А ну быстро назад!
Илья будто налетел на стенку. Это была Воробьева, ее знали все летчики, живущие в Чечуйске. Раньше она работала в аэропорту на стартовом медпункте, проверяя летчиков перед вылетом в рейс.
- Сбавь обороты, - грубовато ответил Илья, - своих не узнаешь. Я вещи больного принес. Он рюкзак в самолете оставил.
- А, это ты, Чупров! - узнала его Воробьева. - Давненько тебя видно не было.
Она подошла к Чупрову - и вдруг, крупная издали, оказалась ему по плечо. Но смотрела так, будто не она ниже ростом, а он. Взяв рюкзак, Воробьева еще раз с ног до головы оглядела Чупрова.
- Посмотришь на вас, вроде все ангелы с крыльями, а на самом деле… - Медсестра махнула рукой и, не договорив, ушла.
Илья недоуменно посмотрел ей вслед: "Почему она разговаривает таким тоном, будто я в чем-то виноват?"
Скрипнула дверь, в коридор выглянул Ленька Зубков, круглолицый чубатый шофер из Шаманки. Придерживая здоровой рукой распахнувшуюся пижаму, заспешил к летчику.
- Командир, каким ветром к нам? - весело заговорил он. - Неужели заболел?
- Нет, пока здоров, - улыбнулся Илья. - Рюкзак принес. Оводнев в самолете оставил.
- Да, он вспоминал, беспокоился. Где рюкзак? Давай занесу. Его к нам в палату положили.
- Как бы не так, - выглянула из своей комнаты Воробьева. - Сам придет и возьмет, а пока у меня в кладовой полежит.
- Тамара Михайловна, побойся бога. Если бы Степан мог ходить! - воскликнул Зубков.
- Все равно нельзя. Что надо будет, попросит, язык есть.
Воробьева, гремя ключами, вышла в коридор.
Ленька незлобиво хмыкнул:
- Зверь баба, ее у нас тут все боятся.
Он повернулся к Чупрову и уже другим, виноватым голосом пробормотал:
- Послушай, командир, у меня к тебе просьба: ты бы зашел к моей жене в Шаманке, это рядом с аэропортом. Пусть она мне сменное белье пошлет да что-нибудь из продуктов. Надоела здешняя каша, чего-то своего хочется.
- Ладно, зайду, - пообещал Илья. Он знал: каждый день сюда не наездишься - билет до Чечуйска в один конец стоит шестнадцать рублей, а посылать посылку по почте гиблое дело: пока дойдет, все испортится.
- Ты постой, не уходи, - заторопился Зубков. - Я записку ей нацарапаю, а то она у меня заполошная…
Зубков написал записку, Илья аккуратно сложил ее, сунул в карман. Делать в больнице больше нечего, попрощался с Зубковым и направился к выходу.
Было уже поздно. Темнота до краев заполнила больничный двор, с одной стороны ее держал забор, с другой она вплотную подступила к самому крыльцу. Сосны как будто стали выше, но в бледной разжиженной темноте не было для них опоры, не за что было зацепиться. Пахло холодом, первым снегом, эти первые зимние запахи оказались сильнее больничных, которые Илья вынес с собой.
Он еще немного постоял на крыльце, привыкая к темноте, затем пошел через главный выход. Возле калитки Илья догнал девушку, она вела того самого мальчишку, которого Чупров выгнал из лужи. Заслышав шаги, девушка посторонилась, уступая летчику дорогу. Илья даже опешил, узнав Варю Симакову.
- Вот так встреча! Здравствуй, Варя… - смущенно проговорил он.
Она испуганно глянула на Чупрова, вздрогнула и резко остановилась. Мальчишка сделал шаг вперед и, не удержавшись, упал на колени. Варя подхватила его под мышки, поставила на ноги. Поправила ему вязаную шапочку и в упор посмотрела на Илью.