- Мы тут больного из Нойбы привезли, - быстро, словно оправдываясь, сказал он. - Степана Оводнева. Он вещи в самолете оставил. А это чей? - скосил Илья глаза на малыша.
- Мой! - с вызовом ответила Варя и посмотрела куда-то мимо Ильи.
Странное, тревожное чувство охватило Чупрова. Он поглядел на малыша, на Варю, хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. "Неужели это мой сын? Не может быть этого, не может быть!.." - пульсировала одна и та же мысль.
Началось это четыре года назад, в сентябре, когда Варя прилетела в Чечуйск. Они с Юшковым сидели у техников в курилке, смотрели на прилетевших пассажиров. Последней из самолета вышла незнакомая девушка. Она оглянулась по сторонам, с опаской поставила ногу на подрагивающий трап и, только убедившись, что он твердо стоит на земле, поставила другую.
- Держу пари, студентка, - сказал Юшков. - Видишь, брюки на ней, джинсы. Здесь пока такие не носят, мода еще не долетела, - пояснил Юшков. - Местных-то я как облупленных знаю, а ее первый раз вижу. Наверняка медичка.
- Скорее всего мамина дочка, - рассмеялся Илья, - а в чемодане кукла. Погостит дня два и улетит.
- Так пойди узнай! - прищурился Юшков. - Ну мне ладно, я старый холостяк, а ты-то что, к колесу прилип?
- Да неудобно как-то, - смущенно пробормотал Илья.
А через несколько дней, совсем неожиданно для Ильи, Юшков привел ее на стоянку.
- Медицину сегодня повезем, - сказал он Илье. - Будет сопровождать больного. Как видишь, я оказался прав.
Девушка была в темно-синей юбке и голубой, плотно облегающей кофточке. Светлые волосы собраны на затылке и заколоты красной пластмассовой заколкой.
Илья искоса глянул на нее, растерянно улыбнулся. Он как раз заносил в самолет детскую кроватку, которую его попросила привезти учительница с прииска Удачного.
- Вот говорил я тебе, предупреждал. Скоро они из тебя няньку сделают, - засмеялся Юшков. - Ну чего уставился? Знакомься, сам ведь хотел!
В полете Илья то и дело поглядывал на пассажирку. Она же делала вид, что не замечает этого, и смотрела в боковое окно. И все же Илья сумел поймать два-три взгляда, украдкой брошенных на него. К заходу солнца они вернулись в Чечуйск. Но и этого времени было достаточно Чупрову, чтобы познакомиться с девушкой. После полетов бежал Илья к Варе в больницу. А потом и вовсе стал приходить на вылет не из общежития. Прикрыв глаза козырьком фуражки, ранним автобусом приезжал он из города, по-быстрому проходил предполетный осмотр у Воробьевой, бежал на самолет. В аэропорту, уже не стесняясь, спрашивали его, когда он собирается играть свадьбу.
Однажды он узнал, что Варя беременна.
Ее признание Илья воспринял как неуместную шутку, а когда понял, что она говорит правду, растерялся.
- Подожди немного, - вырвалось у него. - Расплачусь с долгами, поженимся.
И надо же было такому случиться. В те же дни в гости к нему прилетела школьная подруга Ирина Самсонова.
- Зря ты приехала. Улетай, - хмуро сказал Илья, когда Ирина разыскала его.
- Куда же я полечу, самолетов сегодня нет, - смутилась Ирина. Илья оставил ее ночевать в общежитии. Об этом узнала Варя и на другой же день улетела в город.
Илья пытался разыскать Варю, написал два или три письма, но ответа не получил. Потом кто-то из летчиков видел Варю в городе с каким-то парнем и будто бы она передала, что не знала и не хочет знать, кто такой Илья Чупров. И тогда, обидевшись, Илья перестал писать ей письма…
- Когда ты приехала? - нарушил затянувшуюся паузу Чупров.
- Здесь место терапевта освободилось, - ответила Варя. - Сюда приехала недавно. А до этого жила у матери. Ну а ты как?
- По-прежнему. Живем, хлеб жуем, - не очень-то весело засмеялся Илья.
В своем голосе он уловил обиду, будто только и ждал, когда его спросят, как он живет, чтобы пожаловаться на судьбу. Получалось, будто он просит для себя прощения. А нужно ли оно? Может, это не его сын… Может, у нее семья есть…
- Ты замужем?
- Нет, - помедлив, ответила Варя.
- И не была?
- Какое это имеет значение…
- Мам, пусти. - Мальчик пытался выдернуть свою руку из зажатого кулака Вари. - Я побегать хочу.
- Хватит, набродился. Сейчас домой пойдем. - Варя молча посмотрела на Чупрова, заправила под платок волосы. - Мне пора, темно уже. Разговорилась я с тобой. - И двинулась с мальчиком на улицу.
- Варя, постой! - взмолился Илья. - Ну куда ты торопишься? Дай мне хоть на своего сына взглянуть.
Мальчишка, шепелявя, что-то рассказывал, она что-то отвечала. И Чупрову вдруг захотелось догнать и пойти с нею…
На другой день после встречи с Варей Илья улетел в Усть-Кут возить для строительства железной дороги горючее. Четыре бочки с керосином туда, восемь пустых обратно. За день три рейса. Его самолет поднимался с Усть-Кутского аэропорта и шел вдоль строящейся магистрали на Улькан. Раньше он с удовольствием летал в такие командировки, в них не было однообразия почтового круга, где все знакомо, известно заранее. Что-то сломалось внутри, потеряло опору. Он стал молчаливым и рассеянным.
Все эти дни Чупров думал о Варе.
Почему она ни разу не написала, не напомнила о себе? Ну, обидел он ее, сказал не то, что нужно, но ведь его тоже можно было понять. Не захотела или не смогла? Повела себя так, будто между ними ничего не было. Ни упреков, ни слез… Может, он ей безразличен? Илью даже передергивало от этой мысли. И тут же другая перебивала первую, успокаивала. Ведь приехала, значит, хотела увидеть. К чему бы ей тащиться в такую глухомань? Все другие объяснения он тут же отбрасывал.
После командировки Илья улетел на почтовый круг. В Шаманке он вспомнил о просьбе Зубкова, забрал посылку. В Чечуйске первым делом отправился в больницу. По пути зашел в магазин, купил банку компота Оводневу - вдруг увидит Варю! Заодно наладит отношения с охотником.
В приемной он получил у Воробьевой халат и, разглядывая таблички на дверях, пошел по коридору. В палате вместе с Оводневым было еще двое - Ленька Зубков и буровик Пахомов из Старой Елани.
- А, это ты, Илья! - удивленно приподнявшись с кровати, протянул Оводнев. - Спасибо, что зашел. И за вещмешок спасибо. Там у меня все осталось: бритва, сменное белье, документы - без них пропащее дело.
Чупров вытащил из сетки банку с компотом, огляделся по сторонам - тумбочка рядом с кроватью Оводнева была занята.
- А это ты зря, - нахмурился Оводнев. - Меня здесь как на убой кормят, скоро кровать подо мной провалится.
Но в голосе его Илья уловил другое. Оводнев хоть и хмурился, хоть и делал вид, что ему ничего не надо, а все же был доволен, что к нему пришел именно он, Чупров. И не просто пришел, а с передачей. Оводнев даже сделал попытку подняться, сдернув одеяло, раскрыв обтянутые полосатой пижамой ноги. К подошвам бинтами были привязаны деревянные дощечки.
- Да ты лежи, лежи, - остановил его Чупров. - Тебе, может, и двигаться-то нельзя.
- Вот это как раз можно, да не получается, - поглядывая на Илью, проворчал Оводнев. - Видишь, что они тут надо мной утворили? Ну прямо как в цирке. От этих дощечек ноги тянет, будто лампасы нашили. Ты давай не стой, присаживайся, рассказывай, как там у нас.
Больные окружили летчика, наперебой стали расспрашивать: кого видел, с кем разговаривал? Чупрова всегда удивляли подобные расспросы. Деревни одна от другой стоят за сотни километров, а жители знают друг про друга все, будто живут на соседних улицах. Оводнев, ревниво поглядев на своих соседей, недовольно проворчал:
- Ну что пристали к человеку! Подождите маненько, пусть отдышится. Он ведь с полета.
- На охоте все, еще не вышли из тайги, - стал рассказывать Чупров. - К ноябрьским праздникам, пожалуй, потянутся.
- А у нас кого-нибудь видел? - перебил его Пахомов. - Говорят, новые дизеля пришли. Как там ребята без меня?
- Не беспокойся. Без тебя дело не станет, - улыбнулся Илья. - Вертолетчики вахту завезли - все в порядке. А вот Зубкову посылка.
Илья раскрыл свой баул, вытащил оттуда увесистую кошелку. Зубков что-то благодарно промычал, проворно засунул в кошелку руку, пошарил внутри и, опасливо оглянувшись на дверь, вытащил банку с огурцами, а следом за ней - бутылку спирта.
- Молодец, послала! - радостно воскликнул он. - Всем бабам баба! Я ей в записке намек сделал: говорю, пришли бутылку водки, компрессы винные делать. Она, родимая, посмотрите, - Зубков поднял бутылку, - спирт прислала! А это же две поллитры! Степан Матвеич, командуй!
- Пахомов, следи за дверью, - распорядился Оводнев. - Сейчас лечиться будем.
Зубков стриганул по сторонам глазами, открыл тумбочку, вытащил бутылку из-под сока, на цыпочках подбежал к крану, налил полбутылки воды, вернулся к тумбочке и осторожно стал разбавлять спирт.
- Я тебе, Степан Матвеич, им позвоночник натру. Спирт, он ведь тепло дает и всяку заразу убиват, - поглядывая на Оводнева, ворковал он.
Первому поднес охотнику. Оводнев приподнялся на руках, поглядывая на дверь, подмигнул Чупрову. Но тут дверь хлопнула, и в палату ворвалась Воробьева. Комендантским взглядом она оценила обстановку и, крупно, по-мужски шагая, пошла на сближение с больными.
- Оводнев, что это у тебя? - вкрадчиво спросила она.
- Вода, Тамара Михайловна, таблетки запивать, в горле они, проклятущие, застревают, аж слезу вышибает.
Воробьева было успокоилась, но в руке у Зубкова заметила огурец. Ленька мгновенно спрятал его за спину, где уже покоилась бутылка со спиртом.
- Так, - зловеще обронила Воробьева, - значит, таблетки запиваем!
Быстрым, почти неуловимым движением она повернула Зубкова, отобрала бутылку, по ходу (и когда только успела заметить!) взяла другую, и спирт забулькал в раковину.
- Пахомов, закрывай дыру ладошкой, - приподнявшись в кровати, скомандовал Оводнев. - Зубков, вычерпывай ложкой.
Лицо у Воробьевой покрылось красными пятнами.
- На мороз, на мороз вас надо выгнать, а не лечить, - зло сказала она. - Тут днями и ночами около них, а они, смотрите, что придумали! Что это вам, распивочная? Нет, хватит с меня, сейчас же иду к главврачу, пусть он с вами что хочет, то и делает.
- Сестрица, все лекарства на спирту делаются, вот мы и подумали, что ничего тут страшного нет, - заюлил Зубков. - Вы уж нас простите, мы больше не будем.
- Да вас не прощать, вас… - сверкнула глазами Воробьева. - Вишь чё удумали - пить в больнице!
В палату зашла Варя. В белом чепчике, в белом халатике, ладная, легкая. Лицо строгое.
- Почему встали? - спросила она Зубкова. - Вам лежать надо. Тамара Михайловна, в чем дело?
- Посмотри, Варвара Алексеевна, чем эти голуби занимаются. Спирт откуда-то принесли!
Воробьева подозрительно уставилась на Чупрова. Чувствуя, что краснеет, Илья отвернулся к окну.
- Понятно! - обронила медсестра. - Мы ему как доброму товарищу разрешаем навещать больных, а он бутылки им таскает.
- Это у нас было припрятано, а Илья новость приятную привез: у Леньки двойня родилась, - на ходу сочинил Оводнев. - Вот и решили отметить.
Зубков огорошенно уставился на Оводнева, тот незаметно подмигнул ему.
- Все равно нельзя, - нахмурившись, сказала Варя. - И впредь посторонних в палату не пускать.
Не встречаясь с Ильей глазами, Варя пошла к двери, а следом за ней, бормоча что-то под нос, зашагала Воробьева.
"Вот и поговорил, - огорченно подумал Илья. - Оказывается, я для нее посторонний". Настроение у него испортилось. Ведь ради нее шел он сюда, надеясь поговорить, а вместо этого влип в историю.
- Зверь баба, за версту чует, - кивнув на дверь, сказал Зубков.
- Да ты не огорчайся, - тронул Илью Оводнев. - Она отходчивая. Пар выпустила и остыла.
Илья так и не понял, кого имел в виду Оводнев - Варю или медсестру.
Зубков достал из кошелки банки с грибами, кулек с кедровыми орехами, шматок сала. Отдельно завернутое в целлофановый пакет сменное белье сунул в тумбочку.
- Давайте, братцы, чем богат, тем и рад.
- Нынче год урожайный, - сказал Оводнев, положив на хлеб пластик сала. - Мужики должны хорошо поохотиться.
- Откуда тебе известно? - недоверчиво протянул Зубков.
- Сразу видно приезжего, - рассмеялся Оводнев. - Сколько ты в наших краях? Без году неделя. Вот поживи с мое, все знать будешь. Ягод нынче много, орехов, а для зверья это самое главное: раз есть корм, значит, и вверь рядом. Вот посмотри, и у людей так же. Где наибольшая плотность? Там, где земля родит много. В природе все предусмотрено, все связано. Зверь - где корм, птица - где зверь, ну а человек - где деньги.
Сделав такой вывод, Оводнев некоторое время молча смотрел в потолок, затем, что-то вспомнив, приподнялся, схватил Илью за рукав:
- Будешь в Нойбе, зайди ко мне. У меня с прошлого сезона осталось несколько шкурок. Думал: возьму отпуск да в гости к дочери съезжу, на шапку ей и жене припас. Ты их привези, вдруг они сами ко мне пожалуют. Я им недавно письмо написал. Ключ от дома у Лунева. Скажи, мол, Степан просил. И еще в шкафу сберкнижка внутри старых бумаг лежит. Привези, а? И если не затруднит, приемник. Последние известия слушать.
В конце октября упал снег, но река возле Чечуйска еще сопротивлялась холоду, с тихим шорохом гнала на север шугу. Солнце поднималось поздно, светило неярко, вполнакала, быстро пряталось за лес.
На почтовый круг уходило теперь двое, а то и трое суток. Чупров никак не мог попасть в Нойбу и выполнить просьбу Оводнева. Нойба - верхняя часть круга, самая удаленная от Чечуйска точка. Летом рейсы туда выполнялись всего раз в неделю, а осенью и вовсе попасть сложно: то нет погоды, то не хватает светлого времени. Илья решил действовать по-другому. Нарушив сложившийся порядок, он подобрал скопившийся на складе груз до Нойбы и полетел напрямик, минуя Старую Елань. Как ни торопился он, а до Нойбы пришлось лететь три часа - мешал встречный ветер. Разглядев сквозь мутную пелену крохотные домики северного поселка, Илья облегченно вздохнул. Непогода сюда еще не дошла, а уж на обратном пути он как-нибудь выкрутится.
В Нойбе маленькая санитарная площадка, на которую можно сесть только с одной стороны, - с другой мешала гора. Чупров оставил поселок сбоку, и, когда домики нырнули под хвост, он круто развернул машину и пошел на посадку, целясь капотом на светло-серую, будто вылизанную языком, песчаную отмель. Самолет клонился к земле, снизу наползали деревья, валуны, аэродромные знаки.
После посадки Чупров подрулил к берегу. На бревнах, поджав под себя ноги, сидел начальник аэропорта Тимофей Лунев. Посасывая трубку, он спокойно смотрел на самолет. Неподалеку лежали собаки, они, как и хозяин, не выказывали особого беспокойства, казалось, дремали, лишь стоящие торчком уши как локаторы следили за приближающимся гулом. Чупров развернул самолет против ветра, выключил двигатель и высунулся в форточку:
- Тимофей Петрович, встречай! Почту привез, наверное, заждались?
Лунев вынул изо рта трубку, посмотрел в сторону поселка.
- А чего торопиться-то, никуда она не денется. Людей в поселке мало. Мужики в тайге. Сейчас Колька подъедет, разгрузим.
В это время послышался глуховатый звук мотора, заполнил собой речку, сдернул с места собак, они бросились к воде. Из-за поворота выскочила лодка, круто развернулась и, расталкивая лед, потихоньку заскользила к берегу. Мотор на полдороге внезапно осекся, глухо зашуршал под днищем битый лед, плеснула вода. Это была последняя на плаву лодка, остальные, будто вышелушенные семечки, уже лежали на берегу.
Лунев встал и, прихрамывая, пошел к берегу. Из лодки выскочил его сын Колька.
- Я тебя жду-жду. Думал, пропал совсем, - сердито проговорил Лунев. - Тут самолет уже полдня сидит, почту привез, разгружать надо. Чего он стоять-то будет.
- На Максимкиной шивере мотор заглох, - оправдываясь, сказал Колька. - Я хотел лодку у моста оставить, а потом слышу - самолет.
- Рыбу-то хоть поймал или опять пустым приехал? - почему-то поглядывая на Чупрова, спросил у сына Лунев.
- Плохо нынче. Никудышная рыбалка получилась, - подражая отцу, ответил Колька. - Малеха поймал, на две-три ухи.
- Давай ее сюда, - сказал Лунев. - А то вон Илья прилетел, надо угостить и Степану послать. Как он там?
- Лежит. Всем привет передает. Жалеет, что на охоту нынче не поедет. Он еще просил сберкнижку привезти и приемник. Ключ от дома у тебя?
- Зачем ключ, там никакого замка нет. Я дверь от собак закрыл.
Лунев посмотрел вдоль реки на гору.
- Надо торопиться, - поймав его взгляд, сказал Илья. - Снег идет.
Облако, еще минуту назад выглядывавшее из-за горы, поглотило склон, опустилось в ущелье и, отыскав удобную дорогу, стало быстро приближаться к поселку.
Колька со вторым пилотом принялись разгружать почту, а Илья с Луневым пошли в поселок.
Дом Оводнева стоял чуть в стороне, у самого леса. Дверь была подперта лопатой. Лунев отставил ее в сторону, потянул за ручку. Внутри было холодно и неуютно. Посреди комнаты валялись сапоги, на кухне возле печки - охапка дров, на плите - коробок со спичками. Тишина сторожила дом, держала вещи на тех же местах, где их оставил хозяин. Собственно, вещей-то, какие привык видеть Илья в других квартирах, не было. В закутке у печи ютилась кровать, рядом с ней грубо сколоченный стол, над ним на стене висел шкафчик. В углу на длинном гвозде умывальник.
Приемник Лунев разыскал под кроватью за старыми подшитыми валенками. Он смахнул с него пыль, вытащил блестящий прутик антенны, нажал кнопку. Приемник зашипел, Лунев чуть повернул колесико - полилась песня.
- Ты скажи, работает! - удивился он. - Хозяина нет, а приемник ждет. Гляди, нажал - он и заработал!
- Тут вот еще какое дело, - поглядывая по сторонам, сказал Илья. - Степан соболиные шкурки просил привезти; они у него в шкафу лежат. "Жене на шапку, - говорит, - вдруг приедет".
- Это какой жене - первой, второй? - вытаращил глаза Лунев.
Он выключил приемник, ладонью загнал внутрь антенну и некоторое время молча смотрел на Илью.
- Может быть, Наташке из Шаманки? - раздумывая вслух, продолжал он. - В последнее время Степан к ней наведывался.
- Не знаю, может, и к ней. Что у него, гарем? - Илья засмеялся.
- Чего ржешь, - неожиданно оборвал его Лунев. - Степан мне друг, еще с войны.
Лунев открыл шкаф, пошарил внутри, затем открыл дверки пошире и вытащил завернутый в тряпку сверток. Глаза у него насторожились, вновь заглянул в шкаф, втянул в себя воздух, быстро развернул тряпку.
- Эх, Степан, Степан, пропащая твоя душа, - покачивая головой, воскликнул он. - Ну зачем он их здесь оставил? Другого места не мог найти, что ли? Ох, господи, ты только, Илья, посмотри, что они с ними сделали?
- Кто они? - не понял Илья.
- Кто, кто? Мыши! Все испортили.
Он взял одну шкурку, тряхнул ее, на пол серыми дымчатыми клочками, распадаясь на лету, посыпался мех.
- Ну куда их теперь? Вот утворил так утворил…
Лунев с досады сплюнул.
- А жаль, шкурки уж больно хороши были.
Илья растерянно смотрел на Лунева. Тот от огорчения достал трубку, подошел к печи, взял спички, прикурил. По комнате к потолку, закручиваясь спиралью, пополз дым.