Перед тем как мыть в комнате, мы с Костей устроили охоту на тараканов, горячей водой поливали щели между стеной и плинтусами. Комната действительно оказалась теплой. Я принес с чердака старых тряпок, порвал их тонкими лентами и на всякий случай заткнул все щели в окне.
Ребятишки повеселели, и хотя комнатка была не ахти какая, враз как-то все стало на свое место, якорь брошен и уже не надо было идти куда-то, кого-то просить.
Когда распаковали вещи, я понял, что мы многое не взяли, не хватало кой-какой посуды, матраца и других незаметных на первый взгляд вещей, без которых невозможна нормальная жизнь. В спешке разве все упомнишь.
Хозяйка зашла в комнату, посмотрела наши вещи, потом позвала меня на кухню, достала из буфета кастрюлю, чайник, выставила на стол.
- Спасибо, не надо, я завтра куплю.
- Вот когда купишь, отдашь, - держась за поясницу, сказала она. - Погоди, не уходи. Я тебе матрац отдам. Мне его женщины подарили, когда на пенсию уходила. Только привыкла я к перине, она вроде как подружка. Пойдем, он у меня в шкафу лежит.
Я сходил за матрацем, постелил его на раскладушку.
- Хорошая комната, жить можно, - поделилась со мной Вера, выжимая над тазом тряпку.
- Поживем - увидим, - явно подражая бабке Чернихе, сказал Костя. Он сидел на краю дивана, раскладывая на подоконнике свои вещи. Подоконник был высоким, штукатурка под ним потрескалась, кое-где были видны потемневшие от времени доски.
- Завтра с утра в школу пойдем, - сообщил я, застилая простыней матрац.
- Ой, чуть совсем не забыла, - всполошилась сестра, - Костю постричь надо. Посмотри, как оброс. Мне и в нашей школе за него стыдно было, здесь и подавно будет.
- Ничего, - бодро ответил Костя, - сойдет!
- Давай подстригу, смотреть тошно, - рассердилась сестра.
Она подождала, когда Костя закончит свои дела, достала из сумки ножницы, обмотала шею полотенцем и принялась кромсать волосы. Костя брыкался, мученически смотрел в зеркало.
- Не вертись, - прикрикнула на него Вера и смахнула на пол волосы.
Неожиданно Костя вскрикнул и, зажав рукой ухо, бросился к окну. Увидел на руке кровь, заревел на весь дом. Из своей комнаты выглянула хозяйка.
- Что случилось? - спросила она.
- Ухо ему прихватила, - сквозь слезы ответила Вера.
Я посмотрел Костино ухо. Ранка была пустяковая. Вера чуть-чуть прихватила кожу. Хозяйка принесла йод, обмазала брату ухо, оно почернело, точно обмороженное.
- Эх ты, а еще солдатом хочешь быть!
- Она специально, - ныл Костя.
- Давай я тебя достригу, - предложил я.
Костя послушно сел, показал Вере кулак.
Спать легли поздно. Мы с Костей на диване, Вера на раскладушке. Ребятишки уснули сразу, а я еще долго ворочался, потом встал, подошел к окну. Погода испортилась окончательно. Сердито постукивало стекло, на столбе напротив окна болтался фонарь, белые лохматые языки снега бешено крутились возле кладовок и через поваленный забор уносились в ночь.
* * *
Утром мы встали пораньше, чтоб собраться как следует, все-таки первый день в городской школе. Дверь с улицы была присыпана снегом. Прямо от крыльца пробрались через кособокий сугроб, вышли на заледенелую дорогу. Утро было холодное, ветер лениво срывал с труб белый дым, катил вниз по крыше к земле. Солнце еще не взошло, но на улице было светло, точно в комнате после побелки.
Школа находилась недалеко, в двухэтажном здании. Парадное крыльцо украшали огромные каменные шары.
Кабинет директора был пуст - кто-то из ребятишек сказал, что он в учительской.
По коридору, в сторону гардероба катились шумливые человечки, вешали одежду на крючки и, не задерживаясь, неслись дальше по своим классам. Вера с Костей остались ждать меня в коридоре. Они прижались к стене, с настороженным любопытством посматривали на школьников.
Директор оказался моложе, чем я предполагал, на вид ему было лет тридцать. Он без лишних слов забрал документы, тут же при мне распределил ребятишек по классам. Я подождал, когда начнутся уроки, и пошел домой - нужно было приводить в порядок комнату. Перво-наперво решил избавиться от дивана. Огромный, пузатый, чем-то похожий на старого кабана, он занимал полкомнаты. Обивка давно протерлась, острые пружины выпирали наружу. Диван начал разваливаться, едва я стронул его с места, отвалилась спинка, сухо затрещали пружины. За дверью я нашел ведро с известью, тут же лежал перевязанный бинтом огрызок кисти.
В обед, когда я уже закончил уборку, пришли ребятишки.
- А я пятерку получил по математике, - сияя, прямо с порога сообщил Костя.
- Сам напросился. Они эти задачи с Таней решали, - подчеркнула Вера.
"Первая пятерка за последнее время. Ты скажи, сумела подойти, заинтересовать его", - подумал я о Тане. Со мной Костя занимался спустя рукава, торопился, чувствовалось, ему хотелось поскорее ускользнуть на улицу. Его притворная покорность меня бесила. Наши занятия закапчивались тем, что я решал задачи сам, ему оставалось только переписать.
- Ну, как в новой школе?
- Мальчишки воображалы, а девчонки ничего, с некоторыми я уже подружилась.
Вера быстро сняла школьную форму, принялась помогать мне.
Солнце наконец-то заглянуло к нам в комнату, осветило темную, еще не высохшую стену, кусок некрашеного пола, веселым слепящим огоньком засветился на подоконнике никелированный чайник. Костя подошел к окну, медленно повернул чайник - по стенке пробежали яркие зайчики.
После обеда мы с братом поехали в мебельный магазин покупать кровать, а Веру отправили за продуктами в гастроном.
В центральном мебельном магазине кроватей не оказалось, нам посоветовали съездить в Заречье. Но и там не повезло, мы опоздали, все кровати были уже проданы. Правда, в углу магазина стояли софы, стоили они двести тридцать рублей, мне это было не по карману. Я уже собрался уходить, но неожиданно около кассы увидел Валентину, она тоже заметила меня, помахала рукой.
- Софу купила, - улыбаясь, сказала Валентина. - Решила наконец-то обзавестись мебелью.
Она повернулась к шифоньеру, посмотрела в зеркало, быстрым движением поправила платок, прикрыла полные, как у тетки, щеки. Одевалась Валентина модно, любила меха. Рукава пальто оторочены соболем, на ногах расшитые бисером оленьи унты.
Я заметил, что в магазине рассматривают ее с какой-то тайной завистью; она это чувствовала, по лицу сквозила довольная улыбка.
- Мы тоже хотели кровать купить, только их уже разобрали, - вздохнул Костя.
Он поднял с пола гвоздь, который выпал из упаковки, засунул в карман. В этот момент брат чем-то напоминал мне отца - он не любил разбросанных гвоздей, всегда подбирал их.
- Ты, Степан, прости, заняла я комнату, - смущенно сказала Валентина. - Тетя Зина говорит, что тебя уже больше месяца нет, а тут вещи мои пришли, на улице их не оставишь.
- Да мы устроились, - сказал я, наблюдая за Костей. - Сегодня вот комнату побелили, только спать не на чем.
- А что софу не возьмете? Очень удобно: раздвигается, смотрится. Сейчас все покупают, модно. - В ее голосе послышались профессиональные нотки.
- Куда ее, сломаем. Нам что-нибудь попроще.
Мне не хотелось говорить, что у нас не хватает денег, но она каким-то своим женским чутьем поняла и быстро, не меняя интонации, сказала:
- Конечно, не все сразу, поработаешь, потом хорошую мебель возьмешь. Я вот в Бодайбо вертолетчиков знаю, богато живут.
Валентина взглянула на брата, деловито нахмурилась, затем попросила минутку подождать, ушла куда-то. Через некоторое время вернулась обратно.
- У меня здесь знакомая работает, она говорит: есть одна, недорого стоит, но у нее ножка сломана.
- Посмотреть можно?
Валентина провела меня к заведующей. Та открыла склад, показала кровать. Ножка была не сломана, она слегка треснула, видимо, задели при разгрузке. "Пустяки, посажу на клей". Кровать стоила восемьдесят шесть рублей, это меня устраивало, к тому же еще остались деньги, заодно решил купить и письменный стол. Валентина нашла машину, договорились с шофером.
Когда вернулись домой, увидели - сестра вколачивает в стену гвоздь. На полу, рядом с табуреткой, картина, раньше я ее видел в хозяйственном магазине, что находится недалеко от булочной. Она висела прямо напротив входа, бросалась в глаза. Синее-пресинее небо, темный покосившийся домик и черная пасть собачьей будки. Картина висела давно, никто ее не покупал.
- Ты зачем ее взяла?
- С нею как-то веселее, а то стена голая, жутко даже, - рассудительно ответила сестра. - А тумбочку - под цветы.
Тут только я заметил в углу прикрытую белой тряпкой тумбочку.
- Сколько стоит? - тут же спросил Костя, бросая на стул пальто.
- Тебе-то что, уж помалкивал бы. Повесь пальто на вешалку и не разбрасывай, - накинулась на него Вера. - Двадцать пять рублей.
"Сколько дал, столько истратила". Я прикинул в уме - до получки оставалась еще неделя, а денег у меня только-только. Перед тем как лететь домой на похороны, я занял у Добрецова сто рублей, рассчитывая отдать с получки, но не ожидал, что появятся непредвиденные расходы.
- Ну да ладно. Мы кровать привезли. Пойдем, ты дверь придержи, заносить буду.
- А мы еще стол купили письменный, - похвастался Костя. - Мой будет, а ты на своей тумбочке пиши.
Вера что-то хотела ответить, но неожиданно схватилась за горло, закашлялась.
- Что случилось?
- Коктейлю напилась, - призналась она.
Это меня не на шутку напугало, и тотчас же после того, как мы занесли вещи в дом, и пошел на кухню, разжег керогаз. Молоко вскипело быстро, я налил его в кружку, бросил туда немного соды.
Сестра маленькими глотками, морщась, стала пить молоко. На лбу выступили капельки нота.
- Добралась до бесплатного, - пробурчал Костя, выгребая из кармана на подоконник изогнутые гвозди.
Покончив с гвоздями, брат хотел залезть на кровать, но потом, покосившись на поврежденную ножку, передумал, сел за письменный стол, выдрал из тетради листок, нарисовал собаку, отдаленно напоминающую Полкана, вырезал ее и, поплевав с обратной стороны, прилепил к картине, рядом с собачьей будкой.
Вера умоляюще посмотрела на меня, но я показал глазами, чтобы она молчала, похвалил рисунок, затем покосил картину на крючок.
- На наш дом походит, правда? - заглядывал мне в глаза Костя.
- Походит, походит, - улыбнулся я.
Но ощущение того, что теперь все наладится, пойдет как по маслу, пропало, едва к нам в комнату вошла хозяйка. Она осмотрела покупки, спросила о цене, но, выслушав рассеянно, думала о чем-то своем, потому что даже не присела на табуретку, которую ей пододвинула Вера. Хмуро поглядывая в окно, сказала:
- Вот тут какое дело. Приходил управдом. Он уже два года ходит, переписывает жильцов, нас сносить скоро будут. Я к нему насчет прописки. Какой там!! Строго-настрого запретил пускать на квартиру. Я ему объяснять стала, так он и слушать не захотел. "Пусть, говорит, подыскивают в другом месте, мало ли у кого что случится".
На миг мне показалось, что стою не на полу, а на проволоке, она качается подо мной, вокруг нет опоры. Но минутная растерянность быстро прошла.
- Что, прямо сейчас собираться?
Хозяйка сначала удивленно, а потом испуганно посмотрела на меня. Глаза округлились, стали походить на пуговицы.
- Могут неприятности быть. С ними только свяжись, с милицией выселят.
- Пусть выселяют, - отрубил я. - Хуже того, что есть, не будет.
- Бог с тобой, - пробормотала хозяйка. - Я тебя не гоню, только предупредить хотела, он ведь это дело не оставит.
Долгая была ночь, сон не шел, донимали невеселые мысли, и никуда от них не уйти, не укрыться. Зло на хозяйку прошло, не умел я обижаться долго. Собственно, в чем ее вина, кто я ей? Квартирант. Мало ли таких! Хорошо, что еще пустила, не выгнала сразу. Вот управдома не мог, не хотел понять. Еще осенью он не разрешил мне прописку, но тогда я не очень-то и настаивал - один день здесь, неделю в рейсе. К тому же всегда вольный человек: собрал чемодан и ушел. Сейчас же был связан по рукам и ногам. Что-то нужно было делать. Но что? В душе я понимал, что поступил опрометчиво, взяв ребятишек с собой, но не мог же я в те дни отказаться, отречься от них, с ними тяжело, без них еще тяжелее. Отдать их сейчас куда-то! Нет, я не мог перешагнуть через себя, не мог перешагнуть через свою вину перед матерью. Был еще один выход - поехать к друзьям, но, покопавшись в памяти, не нашел хотя бы одного, у кого можно было остановиться. У одного маленькая квартира, другой сам на птичьих правах, третий - в общежитии.
- Если управдом придет, закроемся на крючок, - пыхтел рядом Костя. - А после я Полкана привезу. Пусть тогда попробует зайдет!
"Собака здесь не поможет, - думал я, обнимая брата. - Нужно ехать к Сорокину, объяснить что к чему".
* * *
Чтобы застать командира отряда в аэропорту, приехал с утра пораньше. По деревянной лестнице, пристроенной сбоку к зданию, поднялся на третий этаж.
Из комнаты Сорокина выскочил Лешка Добрецов, пронесся по коридору. На полдороге оглянулся, подошел ко мне:
- Фу, черт, а ты откуда здесь? - удивленно спросил он. - Тысячу лет проживешь! Только что о тебе вспоминали. - Добрецов весело хлопнул меня по плечу.
Я пошел к Сорокину. Лешка направился было к выходу, но потом передумал, махнул рукой, затопал следом.
Командир разговаривал с кем-то по телефону. Увидев меня, показал глазами на стул. Рядом плюхнулся Лешка. Сорокин покосился на него.
- В понедельник утром полетите с Добрецовым в Холодные Ключи, - сказал он, прикрыв ладонью трубку.
Чего-чего, а вот этого я не ожидал. Только что приехал, еще не устроился как следует, и вот тебе на - опять командировка! Мне не хотелось именно теперь оставлять ребятишек одних. А тут еще с комнатой неясно. Просить я не любил, для меня это было как нож острый.
- Может, пока здесь полетаем?
- Ты в своем уме? - торопливо зашептал Лешка. - И так почти месяц зря пропал. - Он расстроился, губы обидчиво оттопырились.
- Хоть бы ты помолчал, - тихо ответил я.
Сорокин положил трубку, молча посмотрел на меня.
Был он широкий, мощный. Черные густые брови, маленькие медвежьи глазки делали лицо угрюмым и неприветливым.
- Тебе, Степан, сейчас как можно быстрее за штурвал - беда скорее забудется. Как говорится, не ты первый, не ты последний, - неожиданно мягко сказал он.
- Держи нос по горизонту, - поддакнул Добрецов и хлопнул меня по плечу. Почувствовал, стервец, попутный ветер.
- Я-то держу, да ребятишки со мной. Брат и сестра.
- Как с тобой, где они? - быстро спросил Сорокин и даже привстал, заглянул за дверь.
- Они у хозяйки. Я хотел квартиру подыскать, но не могу пока.
Сорокин на некоторое время замолчал, хмурясь, барабанил пальцами по столу.
- А что хозяйка, гонит?
- Нет. Но стесняю я ее. К ней племянница приехала, а тут еще управдом грозится нас выселить.
Командир выдвинул ящик стола, достал синюю папку, развязал тесемки. Молча вынул листок бумаги, пробежал глазами сверху вниз.
- Тебя здесь нет! - удивленно проговорил он. - Ты что, не писал заявление на квартиру?
- Нет.
Оформляясь на работу, многие, в основном женатые летчики, первым делом написали заявление на квартиру, а мне это казалось лишним, мысли были заняты другим, хотелось поскорей сесть за штурвал.
- Давай пиши. - Он протянул мне чистый лист бумаги. - Тут у нас очередь на квартиры - тридцать шесть человек. Осенью дом сдавать будут. Что-нибудь выкроим, а пока поживешь у этой женщины. Она работает?
- Нет, на пенсии.
- Так ты договорись, чтоб за ребятишками присматривала, заплати ей за это. - Сорокин достал из кармана ручку, что-то написал на листе.
- Не родись красивой, а родись с квартирой, - пошутил Лешка. - Я вот уже шесть лет летаю, и ничего нет.
- Вот ему дам, а тебе нет, - отрезал Сорокин. - Ты у нас точно кукушка, откладываешь яйца в чужие гнезда.
Лешка промычал что-то нечленораздельное, но дальше мычания дело не пошло - Сорокина он боялся.
Сорокин поднял голову, посмотрел на меня.
- Нет у нас другой работы. Авиация спецприменения! На базе много не налетаешь. Тебе часы нужны, осенью введем командиром. Послал бы в Ключи других, да некого. Почти все отлетали санитарную норму. Я сам сегодня лечу в рейс.
- А как же с ребятишками?
- Ну обложись ими и сиди, - не вытерпел, встрял в разговор Добрецов. - У всех дети, но никто не бросает работу. Устрой в интернат, а летом возьмешь с собой в Ключи, пусть в водохранилище купаются, загорают.
- Вот когда у тебя будут дети, ты их и купай в холодной воде, - сказал я.
Сорокин достал из кармана потертый конверт. Неловко повертел в руках, протянул мне.
- Здесь летчики деньги собрали и местком выделил, возьми.
- Как-нибудь проживу, - буркнул я, вставая.
- А ну садись, - приказал он. - Ты что, миллионер? Пока еще ходишь во всем государственном. Не для тебя, для ребятишек. Я сам без родителей и знаю, нужны они тебе или нет.
Тут он был кругом прав. Полгода прошло, как я закончил училище, сразу же после прибытия в подразделение нас, по давней традиции, отправили в колхоз, где мы пробыли до глубокой осени. Когда стал летать, деньги посылал матери.
- Квартира благоустроенная? - спросил командир, думая о чем-то своем.
- Нет, дома старой постройки. Есть, правда, телефон.
- Не о телефоне. Чем топите?
- Дровами. - Я недоуменно пожал плечами.
- Углем лучше. Дрова прогорят быстро, и снова холодно, - убежденно сказал Сорокин. - По собственному опыту знаю. Я в детдоме когда-то за истопника был. Уголь со станции таскали. Бывало, подбросишь, печка раскалится, мы на плиту картошку пластинками. Вкусно!
Лицо Сорокина сделалось грустным и добрым - это было так же непривычно, как если бы вдруг улыбнулась каменная глыба.
- Вы были в детдоме? - растерянно спросил и.
- Было дело…
Он помедлил немного, затем достал фотографию, протянул мне. С фотографии смотрела пожилая женщина в сером платке. Обыкновенное лицо, таких я видел тысячи.
- Мать? - вежливо поинтересовался я.
- От родной, к сожалению, ничего не осталось, - ответил Сорокин. - В сорок первом эшелон, в котором мы эвакуировались, попал под бомбежку. Страшно вспомнить. Горела станция, вагоны, все кругом трещало, рвалось. Меня вытащили из-под шпалы. Потом узнал: в вагон было прямое попадание. Говорили, чудом уцелел. Собрали нас, переписали фамилии и повезли дальше на машинах. Потом снова на поезде. Привезли нас в Иркутск, там меня и еще одну девочку взяла добрая женщина. У нее у самой трое ребятишек. Помню, овсяную кашу ели. Летом лучше было, огород кормил. Вот так и жили: не хуже и не лучше других. В сорок четвертом мужа у нее убили, нас забрали в детдом. Эта женщина для меня сейчас мать родная.
Сорокин бережно положил фотографию в карман, лицо вновь стало хмурым и отчужденным.
- У нас на стоянке уголь есть, техдомик отапливаем. Ты скажи адрес, завтра с утра подбросим пару тонн, я думаю, хозяйка возражать не станет.
Он быстро глянул на меня, улыбнулся одними глазами.
- Она тогда у тебя вот где будет. - Добрецов крепко сжал кулак.