2005 г.
Сложнее "Мастера и Маргариты" не было ничего
(Интервью В. В. Бортко для "Собеседника")
Продюсеры телеканала "Россия" в голос признали: работа Бортко над сериалом "Мастер и Маргарита" шла на пределе возможностей. Озирая стройные ряды отечественных режиссеров, автор этих строк затрудняется назвать человека, который справился бы с подобной задачей. Мнений будет еще множество, напишут о фильме больше, чем о любом другом отечественном проекте, но уже сейчас ясно, что Бортко сделал не просто добротную экранизацию, но выдающееся по красоте и силе кино, местами конгениальное тексту. Это лучше, чем "Собачье сердце" и "Идиот". Кому-то не понравились первые серии, кого-то смутили третья-четвертая, но после пятой зрители почти единогласно сошлись на том, что на глазах происходит чудо.
– Владимир Владимирович, прежде всего поздравляю вас.
- Спасибо.
– Рисковали вы сильно. У романа побольше фанатов, чем у Толкина.
- Фанат, как вы это называете, по определению несамостоятелен. Он зависит не только от чужого текста, но и от чужого мнения. Сегодня он на сайте ругает картину, а завтра будет в восторге.
– Жалко только, что у вас так и не получилось привлечь Брандауэра на роль Воланда.
- А что, я собирался?
– Писали…
- Вы всему верите, что в газетах пишут?! Я после Янковского сразу обратился к Басилашвили, у меня и сомнений не было на его счет. Помню, как сразу после "Собачьего сердца" писали, что сроду такой дряни не видели. А теперь выражали сомнение, что я дотяну до уровня "Собачьего сердца"… Делать надо, что хочется, и ни к кому особенно не прислушиваться. Иначе проживешь не свою жизнь - и кто будет виноват?
– Вы очень ко времени сделали экранизацию.
- Не думал об этом совершенно. Политконтекст меня не занимал. Даже биографию Булгакова я наверняка знаю хуже вас, даром что я киевлянин и он, так сказать, наш. Есть книга, она меня восхитила еще в первой публикации, ощипанная, - 16 лет мне было; не могу сказать, что с тех лет мое восприятие романа сильно изменилось.
– А что заставляет человека экранизировать книгу?
- Вообще-то я деньги так зарабатываю.
– Не верю, что все сводится к этому.
- А вы для чего берете интервью?
– Интересно.
- Вот сочетание личного интереса с денежным я и называю правильным выбором профессии. Мне тоже интересно. Если серьезно, единственный стимул к экранизации - когда книгу, которая тебе нравится, все читают неправильно. Вычитывают то, чего там нет. Не замечают очевидного. Вот есть, допустим, "Идиот" - один из любимых моих романов. И смотрю я фильм Пырьева. И вижу, что к Достоевскому все это не имеет никакого отношения. Что угодно там есть, а Достоевского нет. Страшное сверкание глаз, мелодраматизм, напыщенность, генерал с генеральшей вообще на людей не похожи - все режет глаз. Между тем, роман совсем про другое: он про то, как молодой человек вырос вне России, ничего о ней не знал, очень много читал. В его сознании возник образ, не имеющий отношения к реальности: вот есть великая страна на пороге великих перемен, в ней нечто затевается… В 60-е годы позапрошлого века именно так она со стороны и выглядела: идут грандиозные преобразования, нужны лучшие умы… И вот он едет в Россию - с намерением к этим преобразованиям примкнуть, а там чем черт не шутит, и возглавить, потому что намерения у него чистейшие и ум кипит. Он приезжает и видит, что никому ни до каких преобразований дела нет, все заняты только своими страстями, часто болезненными, и страсти эти их губят, а вокруг все рушится к черту. После чего он сходит с ума и уезжает, чтобы больше не вернуться.
"Мастер и Маргарита" - похожая коллизия, между прочим. Есть некий человек… можно сказать, что дух или падший ангел, но я предпочитаю говорить, что человек. И узнает он, что в некой стране строят принципиально новое общество - без корысти, без угнетения, без пороков. А поскольку он в некотором смысле специалист по порокам, знаток их истории и теории - ему интересно, и он едет разбираться на месте: как так, что за новые люди? Произвел контрольные замеры. Это, кстати, ответ на вопрос: почему дьявол так сравнительно мало начудил в Москве? Почему не разнес все, ограничившись несколькими простыми чудесами, гастролью в варьете и спасением одной пары? Потому что ему больше ничего не надо было: он едет не конец света устраивать, а разбираться в ситуации. Ставит эксперименты: с деньгами, с разоблачением вранья… И видит, что люди как люди, квартирный вопрос их только испортил. Квартирный вопрос надо понимать в самом широком смысле.
– Я не согласен с ним, что "люди как люди". Все-таки люди 30-х годов были особенные.
- Ну, с Воландом соглашаться необязательно. Но в 30-е он вполне мог констатировать крах великого эксперимента по созданию нового человека. Это не значит, что эксперимент не будет продолжаться. Я действительно считаю его великим, и человечество к социалистической утопии вернется еще не раз.
Это как церковь. Что, у церкви не было неудач? Были, и принципиальные, вроде крестового похода детей. Но скомпрометировать христианство такими вещами невозможно. Когда Воланд у нас смотрит на публику варьете, на лице у него скорее…
- … сострадание.
- Некоторое разочарование, я бы сказал. Обидно же, что люди - опять только люди.
– У вас не было колебаний насчет Лаврова - Пилата? Все-таки за ним - огромная толпа советских положительных героев, которых он сыграл, и некоторые говорили, что Пилат похож на Ленина…
- Меня именно это в Лаврове и привлекало. За ним не только галерея советских положительных типов, но и вообще образ сильного человека. На роль Пилата он подходил идеально - потому что ему свою силу доказывать не надо, как Пилату не надо доказывать Каифе, что он в случае чего может здорово испортить ему жизнь. Лавров, как и Пилат, - герой с репутацией, с ореолом властности. "Мальчик ли я, Каифа?"
– Безруков тоже актер с репутацией. Она вас устраивала?
- Вопрос на вопрос: Безруков плохо сыграл?
– Хорошо. Но с просвечивающим сквозь него Белым я поначалу ничего сделать не мог…
- Да нет там ничего подобного! Безруков - сильный актер. Он и без грима - какой там особенный грим? - был бы вполне убедителен. Всех этих разговоров про Сашу Белого я вообще не понимаю. Кажется, он победил предубеждение, если оно и было у части зрителей.
В чем главная трудность в сериальном формате? Особенно когда серии короткие - пятьдесят минут? В обычном двухчасовом фильме ощутимее ритм. Он в сериале отчетливо нарастает, и я-то знаю, где это происходит. Определенный перелом - в пятой серии, следующий - в седьмой, где бал Сатаны (я седьмую вообще люблю больше остальных), потом все это ускоряется уже лихорадочно, чтобы в финале взорваться. Но для такого эффекта раскачка должна быть неторопливой, точно просчитанной, и первые три серии должны оставлять впечатление некоторой вязкости. У людей не хватает терпения досмотреть, они торопятся с выводами - мы и так уж поставили две первые серии в один день, освободив их от рекламы. Они - самое трудное, дальше не оторвешься.
– У вас нет ощущения, что "Мастер" - все-таки роман не без пошлости? Что готический роман пришел в Россию в оболочке плутовского, сатирического, как Азазелло или Бегемоту, красавцам и злодеям, пришлось напялить гротескные маски? Они же там в конце, при отлете, совершенно другие…
- Все обстоит ровно наоборот. Булгаков всю жизнь занимался политической и - шире - социальной сатирой, он сатирик по преимуществу, как и Гоголь. Чтобы написать жесткий и точный роман, ему понадобился сказочный и готический антураж. Только под маской сказки столь резкая книга и могла проскочить, он же не отказывался от надежды увидеть ее опубликованной! Вообще же "Мастер" - роман не мистический. Ему это приписывают, раздувают легенду о патологической невозможности его снять, о роке, который над ним тяготеет… В сотый раз повторяю: мистика действует на тех, кто в нее верит. Для меня вся чертовщина в романе - художественный прием, не более. Думаю, что и для Булгакова тоже. Он был врач, человек трезвый.
– О смешных или роковых случаях на съемках спрашивать не буду…
- Да не было ничего смешного, и рокового тоже. Огромная картина была снята за 9 месяцев - вам любой скажет, что это практически невозможно, особенно при таком разбросе натуры и огромной актерской занятости. Такого плотного графика съемок и такой ответственности у меня не было никогда, хотя длинные проекты случались и раньше - в "Бандитском Петербурге" 15 серий, в "Идиоте" - 10… Но сложнее "Мастера" не было ничего. Не до веселья было и не до рока - все работали.
– Вам сталинский стиль, так называемый "вампир", нравится?
- Да, как всякий стиль, эстетическая законченность вообще… Думаю, в больничных сценах я эту любовь отчасти реализовал - особенно на тех планах, где роскошное здание в лунном свете…
– А к аналогии "Сталин - Воланд" вы как относитесь?
- Некоторые основания для такого соотнесения роман действительно дает - хотя бы потому, что в уста Воланда вложено несколько дословных сталинских цитат. Ну, например: "Вам кажется, что это невозможно? Нам тоже. Но ми папробуем". И еще несколько словечек, для тогдашнего читателя вполне узнаваемых. Это совершенно не делает "Мастера" сталинистским романом. Наоборот, мне кажется, что Воланд подвергается авторскому осмеянию, он тоже сатирический персонаж, и его демонизм высмеивается у Булгакова неоднократно. Ревматический, несколько мелочный, временами провинциальный дьявол, начисто проигрывающий Левию Матвею… Думаю, что и к Сталину, особенно к его претензиям на тот же демонизм и всевластность, он относился соответственно. Трезво. Роман-то, в конце концов, не о дьяволе, а о Мастере и Маргарите.
– Кстати, о Маргарите. Выбирая Ковальчук, вы учитывали некий эротический подтекст книги? Потому что из всех кандидаток на Маргариту она выглядела, конечно, самой сексуальной.
- А где в "Мастере" эротический подтекст, серьезно?
– Да полно там эротики. Голые полеты над Москвой, поцелуи в колено на балу Воланда, потом "Верните мне Мастера, моего любовника!"…
- Вот она, поколенческая разница! Мне-то казалось, что поцелуй в колено - выражение почтения и благоговения, а вы там видите эротику. Зато слово "любовник" вам почему-то кажется откровенным, хотя - ну а как это еще назвать-то? Моего друга? Моего любимого писателя? Эротический подтекст, пожалуй, есть в сатанизме - извращенная, темная эротика, - но у Булгакова сатанизмом не пахнет. Голая Гелла, голая Наташка на борове - это как раз скорее пародия, запоздалое пересмеивание серебряного века с его пошлятиной.
– Со времен "Собачьего сердца" хочу спросить вас: вы не имели в виду слегка спародировать другую пошлость - либеральную? У Карцева в роли Швондера проскакивают интонации Новодворской.
- Ну, я не настолько ее знаю…
– Но вообще - не было у вас желания высмеять это время, конец 80-х? Когда новые шариковы были одержимы новыми идеями - уже не перепиской Энгельса с Каутским, а либеральными и демократическими лозунгами?
- Конкретно о высмеивании тех лозунгов я, помнится, не думал, но вообще - да, картина ведь, как и повесть, о приключениях идеи. О том, что бывает, когда идея сочетается с добродетелями массового человека. О том, во что превращается абстракция, когда ее спускают в массы… Проблема Шарикова ведь не в том, что он исповедует марксизм, или либерализм, или государственность. Проблема в том, как он это делает. Не в том беда, что ему вдолбили Энгельса с Каутским или Декларацию прав человека. Беда в том, что у него собачье сердце…
2006 г.
"Петр I. Завещание"
(Интервью В. В. Бортко для "Вокруг ТВ", журналист К. Гаврильчик)
– Владимир Владимирович, завтра у вас день рождения, как вы его обычно отмечаете?
- Никаких традиций в этом вопросе у меня нет, каждый год это происходит по-разному. Раньше веселее было, а со временем этот праздник становится все грустней и грустней. Но тут уж ничего не поделаешь, годы-то идут! Иногда смотришь на себя в зеркало, видишь, как постарел, всякие мысли в голову лезут…
– К примеру, мысль о фильме, посвященном Петру I…
- Совершенно верно, ведь в картине речь идет о последних годах его жизни. Петр у нас уже не молодой, одинокий и очень усталый человек. Он еще пытается всех держать в страхе, но его никто уже не боится. Окружение думает только об одном: что будет, когда царь помрет! И тут он встречает Марию Кантемир, девушку эмансипированную, знающую несколько языков, и случилась у них любовь. Я эту историю вычитал у Даниила Гранина. Совершенно не знал о последней любви Петра Алексеевича, думаю, что и 99 процентов зрителей тоже не знали, теперь узнают.
– Но кино, как я понимаю, не только про любовь?
- Разумеется, меня в первую очередь интересовали совершенно другие вещи. Я снимал кино о человеке, который занимает высшую должность в государстве. Неважно, как она называется: царь-батюшка, генсек или президент. Он руководит страной и должен принимать решения, которые не всегда популярны и не всегда согласуются с моралью. Но их нужно принимать! Как человеку жить со всем этим?! У каждого из наших правителей этот вопрос решался по-разному, и мне интересно, как решал его Петр Алексеевич. Собственно, об этом и кино!
– В названии фильма присутствует слово "завещание" - это ведь завещание Петра I и нам, ныне живущим?
- Бесспорно, ибо настоящего завещания не было, как вы знаете. Существует красивая легенда о том, как любимая дочь Анна поднесла ему пергамент, и слабеющей рукой Петр написал: "Оставьте все…", а дальше якобы силы его покинули, и так и непонятно осталось, кому же он все завещает! Однако это красивая легенда, которых в России очень много, не более того. Петр умирал 13 дней, орал благим матом, неужели за это время он не мог прокричать, кому все должно достаться! Но ведь не смог! Тут очень интересная история. Дворец Петра был окружен гвардией, командовал которой Меншиков. Против Меньшикова в это время шел процесс, и не умри Петр, через пару месяцев Александр Данилович болтался бы в петле. С другой стороны, в это же время шел бракоразводный процесс с Екатериной. Как вовремя умер Петр! Но завещание он все-таки оставил. Он оставил завещание нам с вами! Он оставил страну, оставил город Петербург, а что с этим всем будет дальше, зависит от нас. Вот с этим посланием я и хотел обратиться к нашему замечательному зрителю.
– В современном Петербурге сложно снимать историческое кино, слишком сильно изменился город со времен Петра I. Как удалось справиться с этой проблемой?
- С помощью таланта: моего и тех людей, которые вместе со мной делали этот фильм. Я 30 лет работаю с Владимиром Светозаровым, народным художником России, который кое-что умеет в этой профессии. Я впервые работал с оператором Еленой Ивановой, совсем юной для меня девушкой, ей всего 28 лет. Благодаря таланту этих людей мы попытались сделать кино о петровской эпохе, насколько нам это удалось, судить зрителю. Без сложностей, разумеется, не обошлось. К примеру, буквально за сутки пришлось соорудить в павильоне фрагмент корабля. Изначально мы хотели снимать парусник "Седов", но он постройки 30-х годов прошлого века, там все железное. А нужен был корабль петровского времени. В павильоне же пришлось построить баню. Существует баня в Монплезире, но она, во-первых, не петровских времен, а во-вторых, снимать там нельзя. А баня нам была нужна, там происходит один эпизод, который крайне важен для фильма. Поэтому я поступил, как Петр Первый, сказав Владимиру Светозарову: "А построй-ка ты мне, братец, баньку!" И баня появилась, отличная, могу вас в этом уверить!
– У вас в картине снималась Елизавета Боярская, которая недавно была удостоена премии "Золотой дятел" как худшая актриса года…
- Худшая?! Бред какой-то! Елизавета Боярская - одна из лучших молодых актрис, которых я видел в своей жизни! А видел я их достаточно. Это актриса экстра-класса. Кому в голову пришло назвать ее худшей?! Впрочем, идиотов у нас всегда хватает! Поверьте мне, достаточно будет посмотреть фильм "Петр I. Завещание", чтобы признать ее лучшей актрисой года. Она играет последнюю возлюбленную Петра - Марию Кантемир. Рядом с ней - Ира Розанова, которой в картине досталась роль Екатерины. Это тоже актриса экстра-класса. Господи, у нас столько хороших артистов, жаль, режиссеров у нас хороших мало.
– Отца Марии Кантемир исполняет папа Лизы - Михаил Боярский, который в последнее время часто снимается у вас. Говорят, что перед съемками "Идиота" вы даже дали Михаилу Сергеевичу расписку, что обязуетесь кормить и поить его до самой смерти?
- Было дело, но чего только не сделаешь ради искусства (смеется). Мы с Мишей дружим, он замечательный - очень яркий артист, но снимаю я его только в тех картинах, где он мне действительно нужен. Скажем, играть крупного физика-ядерщика я бы Мишу не позвал, да, думаю, он бы и не согласился. А вот там, где нужен характер, мужской стержень, Миша не имеет себе равных. Кто помнил Келлера в "Идиоте", а Боярский сыграл его так, что теперь его все помнят! А в "Тарасе Бульбе" его Мосий Шило - это же олицетворение казачества. В последней картине Миша тоже пришелся ко двору. Честно скажу, с удовольствием еще бы поработал с Боярским. Мы, конечно, уже люди немолодые, но дай-то Бог. Как только будет роль для Миши, я ему тут же позвоню.
– Ваши фильмы вызывают всегда горячие споры. Не боитесь, что и "Петра I" будут не только хвалить, но активно ругать?
- А чего бояться-то, я же не сто долларов, чтобы всем нравиться! Ради Бога, пусть будут разные оценки, но пусть люди смотрят, поэтому я и работаю. Скажем, "Мастера и Маргариту" увидели 40 процентов населения страны! "Идиот" прошел по ТВ с рекордными рейтингами, а это вообще Достоевский! "Тарас Бульба" оказался чемпионом российского проката, обошедшим многие голливудские блокбастеры. Так что пусть пишут, спорят, говорят. Хуже, когда молчат. Выходит новая картина, зрители ее не видели, никаких призов на фестивалях она не получила. Спрашивается, для чего ее снимали?! Безусловно, зрительская аудитория может быть разная, но она обязательно должна быть! Иначе зачем кино снимать, господа?!
– В одном интервью вы сказали, что "Петр I. Завещание" станет последней вашей картиной?
- Я, честно говоря, так и думал: "Вот доделаю "Петра" и умру!", но не случилось (смеется). Поэтому будут еще фильмы, жить ведь как-то надо дальше. Нужно думать о хлебе насущном, поэтому придется снимать кино, больше я делать ничего не умею, к сожалению.
2011 г.