Поймите драму, которая развивается порой в душе ребенка: у других буквы получаются красивые, а у меня не получаются. Другие легко решают задачу, а у меня почему-то "не выходит". Другие хорошие, а я плохой. Плохой сегодня, плохой завтра… В детском уме еще не может уложиться, почему он, такой же ученик, как и другие, и вдруг плохой. Ему стыдно. А потом уже не стыдно, ребенок привыкает к тому, что он не такой, как все. В нем утверждается убеждение: не всем же быть хорошими, кому-то и плохим надо быть.
Происходит огрубение, окостенение души, и я не знаю ничего более печального в школе.
Драма еще более усугубляется, когда в таинство воспитания, где должны править мудрость и добро, где все – итог тонкого и могучего напряжения духовных сил, врывается ремень, то, о чем пишет А. Буренкова.
До тех пор, пока хоть какая-то часть родителей верит, что ремень сильнее убеждения и доброго слова, школа не может стать в полной мepe домом, где возвышается человек. И мы должны без устали развенчивать на ивную веру в пользу "ременной педагогики", самым беспощадным образом пресекать ее применение в семье.
Но права А. Буренкова: беда в том, что и какая-то часть учителей в этом смысле "теоретически" недалеко ушла от родителей.
Если я знаю, что отца моего Вани бог умудрил единственным талантом – рожать детей, и если при этом я вызываю этого "мудрого" отца в школу и говорю ему: "Ваня ваш – лодырь, не хочет учиться", происходит элементарная вещь: я, учитель, которому, конечно, не пристало заниматься побоями, бью мальчика рукою отца. Становлюсь соучастником преступления.
Я видел немало людей, считающих себя интеллигентами, что, впрочем, не мешает им придерживаться убеждения, будто отсутствие шлепков размягчает, разнеживает ребенка, порождает своего рода неприспособленность к жизни. Ремень не только унижает достоинство ребенка, но и развращает его душу, пробуждая в ней самые темные, самые подлые черты: трусость, человеконенавистничество и лицемерие. Самыми стойкими, самыми непримиримыми к злу становятся те, кто не знал в детстве ни шлепка, ни подзатыльника.
Лет пятнадцать назад ко мне в школу пришла девочка. Фантазерка, она удивляла нас своей способностью создавать сказки. Однажды на перемене Олеся – так звали девочку – подбежала ко мне, и я увидел ужас в ее глазах. "Петя на Гришу… палку, палку", – сказала она. Оказалось, что в ее словаре даже не было слова "ударить". Она не знала, что один человек может бить другого, так счастливо сложилось ее детство. Что же, из-за этой своей неосведомленности девочка вошла в жизнь неподготовленной? Получилось совсем по-другому. Когда на ее глазах хулиган поднял нож, чтобы нанести удар женщине, девятнадцатилетняя студентка вырвала нож. Получив ранение, она защитила человека от верной гибели.
Разрушая душевную связь взрослых и детей, ремень заведомо обрекает на неудачу все воспитательные усилия и родителей, и учителей. Если от маленького ребенка под страхом порки можно добиться показного благонравия, то подростка уже не выпорешь. Чем же заменить потерявший власть ремень? Такому наказания не страшны, а разумное и сердечное слово непонятно. Здесь кончаются и родительский авторитет, и родительская власть. Дальше человек будет предоставлен самому себе и случаю.
Нельзя мириться и с тем, что некоторые педагоги – в силу ли низкой педагогической культуры, потому ли, что не умеют подчинять эмоции разуму, – прибегают к духовному ремешку. Уважение к ребенку не совместимо с унижением, как не совместимо и с "сильными", "волевыми" мерами воздействия – окриками, стуком по парте, угрозой.
Это не проповедь всепрощения, как кажется кое-кому, когда произносишь слова "уважение", "чуткость", "сердечность". Я убежден: с "сильными", "волевыми" средствами воздействия несовместима и подлинная педагогическая требовательность. Выдвигать перед ребенком многочисленные наши требования, в то время как он не верит в свои силы, да и ты, педагог, примирился с тем, что твой ученик плох и никудышен, – это все равно что пытаться плыть, гребя веслами, в песчаных волнах.
Школа не кладовая знаний, а светильник разума. Все дети не могут иметь одинаковые способности. И важнейшая задача школы – воспитание способностей.
Разве можно быть спокойным, если в учении, которое должно приносить радость бытия и радость познания, ребенку становится неуютно и жутко? Жутко и неуютно потому, что и сегодня, и завтра, изо дня в день он чувствует: я плохой. У меня есть еще такое письмо: "Девочка моя не успевает. Двойки и двойки. Приходит домой грустная. Однажды ночью просыпаюсь, слышу – плачет. "Что с тобой, доченька?" – "Мама, уедем туда, где нет школы…""
Возвышать человека на поле учения – это значит никогда не забывать, что мы имеем дело с детской, неокрепшей мыслью. У одного она как стремительная река, другой – тугодум. Не спешите ставить оценку, не превращайте ее в идола. Не ставьте вообще в начальных классах двоек – это кнут и дубинка. Не подрубайте корень желания быть хорошим.
У меня в школе в начальных классах есть правило: до тех пор, пока ребенок не научился удовлетворительно выполнять ту или иную работу, ему не ставится никакой отметки. Ты еще поработай, говорят ему, ты ведь можешь… И ребенок, подгоняемый желанием быть хорошим, напрягает все свои силы для того, чтобы выполнить задание. Вот где начало той подлинной требовательности, о которой шла речь выше. Он, маленький человек, собираясь с силами – а силы эти в детской душе неисчерпаемы, – поднимается на одну ступеньку выше. Он несет из школы радость. Он видит в счастливом сне свой подъем, а не встает украдкой, чтобы подтереть в дневнике отметку. Не одного ребенка мы спасли от унижения и даже падения тем, что не ставили ему двойки и не прибегали ни к каким "сильным" мерам воздействия.
Все это не значит, разумеется, что из класса в класс можно переводить с двойками. Это было бы самым жестоким равнодушием. Я за то, чтобы пробудить в человеке уважение к самому себе. А если ребенок уважает самого себя, он сам будет ставить перед собой требования, выдвигаемые учителем.
Школа – это то место, где развиваются самые сложные, какие только могут быть в мире, человеческие отношения. Сложные потому, что происходит великое и трудное, радостное и мучительное творение человека. Педагогическая мудрость в том и заключается, чтобы видеть своего питомца глазами созидателя.
Берегите чистоту души ребенка
Иногда в жизни встречаются факты, которые на первый взгляд невозможно объяснить никакими закономерностями. В одной из школ произошел такой случай.
В четвертом классе сельской школы 24 ученика. Учительница шутя говорила: "Я настолько хорошо знаю своих воспитанников, что, войдя в класс и посмотрев в глаза детям, уже вижу, кто из них сегодня знает урок и кто не знает, кто ответит на "отлично", а кто – на "посредственно"".
В классе было несколько мальчиков и девочек, которые быстро и безошибочно решали задачи. Гордостью учительницы был Миша Н. – талантливый мальчик. Ему не нужно было даже записывать условия задачи: прослушав, он в уме решал ее, устно выполняя все расчеты. Безусловно, Миша получал только отличные оценки. Похвалу, восхищение товарищей и учительницы блестящим решением задач – все это Миша воспринимал как должное.
Был в классе и другой ученик – Николай П. Он хорошо решал задачи, но работал очень медленно. Иногда получал четверки, но в большинстве случаев учительница ставила мальчику тройки – слишком уж медленно он работал.
Но вот однажды случилось неожиданное. Учительница продиктовала условие сложной задачи. К доске вызвала Николая. Мальчик не спеша, но с глубоким пониманием объяснил условие задачи и тут же решил ее, выполнив все расчеты устно. Класс слушал как завороженный. Впервые за четыре года обучения учительница поставила Николаю пятерку.
Вдруг в классе послышалось всхлипывание. Ученики были крайне удивлены: склонившись к парте, плакал Миша. Учительница поняла, что творилось в это время в детской душе, – ее разрывала, мучила зависть. Мальчик не мог примириться с тем, что теперь не только он отличник по арифметике.
Тревожные мысли не давали учительнице покоя. Она пришла со своей болью ко мне – посоветоваться. Мы долго думали: откуда же заползло это страшное зло в детское сердце? Ведь мальчика окружала атмосфера доброжелательности, знания всегда оценивались объективно.
Нет, все-таки зло подкараулило ребенка, вселилось в его сердце. Размышления над этой необычной историей привели меня к выводу: иногда зло кажется с первого взгляда совсем незаметным, как будто его и совсем нет, а между тем ребенка окружает атмосфера, которая уродует, калечит душу.
Где же кроется опасность, от которой необходимо оберегать детскую душу? Если на плодородной земле не культивируется виноград, если земля не орошена потом, то на ней вырастает чертополох, хотя чертополох никто и не сеет. Так и с душой человеческой: в годы детства и отрочества ее необходимо оберегать от зла утверждением добра. Нравственное уродство может созреть в ребенке и тогда, когда его никто и не учит злу, – достаточно только человека не учить добру, не беречь чистоту души. А плевелы зла так неприметны, так микроскопически малы, что воспитатель часто хватается за голову только тогда, когда семена чертополоха уже дали могучие корни. Одну из важных особенностей моей системы воспитания составляет принцип: постоянно оберегать чистоту души ребенка, чтобы на плодородную почву не попало ни одно семя зла.
Что же это за плевелы зла и откуда они попадают в душу ребенка? От чего же нужно беречь ее?
1. От пустоты душевной, от такого состояния, когда у человека нет ничего за душой – ничего святого, незыблемого. Пустота души – это самое страшное зло, для утверждения которого в душе ребенка и подростка не нужно никакого вредного окружения, – достаточно только быть равнодушным к человеку, не интересоваться, чем он живет. Человек с пустой душой лишен самого драгоценного счастья – счастья творить добро и противопоставлять силы своей души злу. Он ходит по земле как бы с завязанными глазами, он не видит добра в самом себе, не переживает чувства собственного достоинства. Беречь душу ребенка – это значит заботиться о том, чтобы в душе его крепко утвердились незыблемые святыни, которые были бы для ребенка так же дороги, как собственная жизнь, как честь и совесть, как благополучие и благо, счастье и ласка семьи. Святынями, которые надо утверждать в душе ребенка, чтобы беречь ее чистоту, являются:
• вера в добро, вера в то, что человек – творец добра не только для себя лично, но и для других людей; вера в то, что высшее счастье человека – в творении добра для людей;
• вера в великую, чудодейственную, преобразующую силу труда, в то, что трудом человек создает свою собственную красоту; вера в самого себя, умение видеть в себе добро и ум, способность переживать чувство гордости за самого себя, за успехи в труде, за добро, что создается собственным трудом для людей;
• вера в великую правду наших общественных идеалов, нашей морали, нашего настоящего и нашего будущего; способность чувствовать себя не безвестной пылинкой в коловороте судьбы, а великой творческой силой.
2. Утверждать в детской душе эти незыблемые святыни не означает ограничиваться красивыми словами о святынях. Настоящее идейное воспитание – это воплощение идей в деятельности, в поступках, в борьбе. Идеи только тогда становятся святыней детского сердца, когда они неотделимы от личности, от личных интересов, желаний, стремлений, замыслов. Чтобы в детской душе не поселилось зло, ребенок должен утверждать добро – своим поведением, поступками.
3. В связи с этим большое практическое значение в воспитательной работе приобретает идейный, нравственный смысл детского поведения, детских поступков. Я вижу смысл прикосновения к детской душе в том, чтобы ребенок своим поведением, своими поступками утверждал сам себя, видел в своем поведении воплощение своих душевных порывов. Казалось бы, простая вещь – утвердить в детском сердце веру в добро. А между тем это едва ли не самое сложное, что есть в воспитании, и если в этой сфере создания человека вам удалось достичь успеха, можете быть уверенными, что ваш воспитанник никогда не встанет на шаткую дорогу. Однако чтобы утвердить веру ребенка в добро, нужно добиться, чтобы он видел созданное собственными силами добро, чтобы оставил в созданном для людей добре частицу собственного сердца. Вера в добро станет святыней детского сердца только при том условии, если созданное ребенком добро будет выражать его естество, его личность. Я считаю, что приближаюсь к конечным результатам воспитательной работы только тогда, когда воспитанник творит добро по велению совести, когда он не может не творить добро, так же как не может человек, испытывающий жажду, пройти мимо чистого родника. Средоточие воспитания чистой души заключается, на мой взгляд, в том, чтобы ребенок созданием добра выражал свое духовное человеческое естество. Вдохнуть в детское сердце стремление творить добро не для человеческих глаз, а для самого себя, из внутренних своих побуждений, одухотворить этим стремлением личность – в этом добрая половина всех "секретов" воспитания.
4. От бездушного, бессердечного отношения к человеку, от той тупости, толстокожести, из которой вырастает самый ядовитый плод эгоизма: "мне все дозволено; делаю то, что мне нравится; только бы мне было хорошо, а до других мне дела нет". Человек – это самое удивительное, самое сложное, самое красивое и самое непостижимое из всего, что окружает нас. Познавать мир и вместе с тем облагораживать самого себя – это прежде всего познавать самое удивительное из чудес – Человека. Когда человек поднимает руку на существо, подобное себе – одухотворенное, мыслящее, со сложным и неповторимым духовным миром, – то великая трагедия этого преступления кроется как раз в том, что преступник и не думает, на что он поднимает руку, что такое Человек. Как добиться, чтобы самым дорогим на свете для воспитанника был Человек – его мысли, чувства, все богатство внутреннего мира? Годы воспитания я считаю прежде всего годами познания человека. Первое, что должен познавать ребенок в окружающем его мире, – это Человек. Сколько бы ни познавал ребенок Человека – никогда он не перестанет открывать все новое и новое, красивое и удивительное, никогда не перестанет удивляться величию и сложности Человека. Необходимо, чтобы процесс познания человека пронизывал школьную жизнь, взаимоотношения ученика с людьми, которые его окружают, – в этом и заключается оберегание детской души от зла.
5. Прикосновение к сердцу и уму ребенка с целью познания им Человека требует большого педагогического искусства и знаний. Я добиваюсь того, чтобы самыми главными, основными чертами в отношении ребенка к другому человеку были сердечность, тактичность, глубокое уважение к тончайшим сферам духовного мира личности – мыслям, желаниям, чувствам. Я стремлюсь строить взаимоотношения в детском коллективе на тонкости ощущений, сердечности, тактичности. Уже в младшем детском возрасте очень важно утвердить в детском сознании ту мысль, что каждый человек – и самый маленький ребенок, и человек зрелого возраста, и старик на склоне лет – имеет право на счастье… Уважать человека – это означает избегать грубого прикосновения к самому чувствительному и больному. Как практически воспитывать эти тонкие духовные качества у ребенка? С малых лет ребенок должен расти чувствительным к самым тонким, самым нежным средствам влияния на духовный мир, а этими средствами являются слово, красота, эмоциональная память. Душа ребенка должна быть бесконечно чуткой к слову, такой же чуткой, как тонкая струна музыкального инструмента к звучанию камертона того же диапазона. Слово – это могучее средство оберегания души ребенка от грубости, бессердечности, тупости, толстокожести. Как же пользоваться этим тонким и мощным инструментом, что здесь самое важное? Это прежде всего умение педагога словом создать картину духовного мира человека. Я стараюсь найти такие слова, которые бы создали у детей представление о тонкости человеческих переживаний. Бывает нередко так: у человека, с которым дети часто встречаются, горе, а они не замечают. И не заметят никогда, если не учить их познавать человека сердцем. А сердце пробуждается словом. Я рассказываю им о человеческом горе. У детей высоко развита способность перевоплощаться, представлять себя на месте другого человека (но эта способность никогда не пробудится, если сердце не разбудить словом). В этой способности – источник сопереживания. Кто научился сопереживать, тот научился уважать другого человека – щадить его чувства и переживания, беречь чужое сердце. Эта способность учит чувствовать внутреннее душевное состояние другого человека, без слов понимать, что у него – страдание, горе, несчастье. Встретившись с человеком, которого он видел вчера и позавчера, ребенок сегодня замечает какую-то незначительную новую черточку в его душевном состоянии. Восприятие изменений, оттенков душевного состояния человека развивает и облагораживает эмоциональную память ребенка: он запоминает не только умом, но и сердцем, запоминает не только то, что видит глазами, но и то, что переживает сам, как относится сам к чужому горю, страданию, несчастью. Воспитание и облагораживание эмоциональной памяти ребенка – одна из важных граней педагогического искусства. С первых же шагов школьной жизни я учу детей чувствовать сердцем душевное состояние самых близких и самых дорогих людей – матери, бабушки, отца, дедушки. Я использую все богатства родного языка для того, чтобы создать в сознании детей представления о десятках, сотнях оттенков тревожных, безрадостных, горьких переживаний, о которых даже самый близкий и самый дорогой человек никогда не расскажет ребенку, но которые надо уметь ощутить, распознать. Мать приходит с работы, учу я детей, – пусть сердце ваше прислушается, хорошее или плохое у нее самочувствие. Есть десятки причин и десятки оттенков его. По глазам, по движениям, по тому, как мать обращается к тебе, ты должен почувствовать, спокойно или взволнованно ее сердце, с радостью или с тревогой пришла она домой. В зависимости от того, какое душевное состояние у матери, ты должен управлять своим поведением.
6. С особым вниманием нужно добиваться развития эмоциональной чуткости к переживаниям людей преклонного возраста – бабушки, дедушки. Я стараюсь, чтобы ребенок не только понимал, но и сердцем чувствовал, что человек преклонного возраста вступает в сумерки своей жизни. Чуткость к душевному состоянию дедушки, бабушки – это один из самых главных показателей эмоциональной культуры ребенка, подростка. Сердечность, забота о людях преклонного возраста не какое-то "шефство". Я добиваюсь того, чтобы у внука были общие духовные интересы с дедушкой, чтобы потребность в человеке как одна из главных духовных потребностей объединяла самого младшего и самого старшего. Тут я подхожу к иной, такой же тонкой и сложной задаче воспитания ребенка.