Опять-таки можно спорить о научных основах суггестопедического эффекта, о том, может ли каждый преподаватель стать актером и режиссером, о сравнительной ценности разных методов обучения иностранному языку. Бесспорно только одно – что и здесь мы имеем дело с использованием резервов мозга, которые в других условиях остаются в тени.
Что такое "социальное наследование". Велики, почти безграничны возможности мозга человека. Однако эти возможности, как мы видим, могут быть использованы по-разному, даже для приобретения повадок животного. И если ребенок становится человеком, то этим он обязан человеческим условиям жизни и воспитания.
Попытаемся выяснить, почему они необходимы, какие особенности мира, в котором мы живем, помогают каждому представителю человеческого рода высоко подняться над животным, создают основу для приобретения способностей, свойственных человеку.
Заглянем для этого в "лабораторию" тех ученых (палеонтологов, антропологов, археологов), которые изучают животных и людей, населявших Землю в давние времена; по свидетельствам, сохранившимся в пластах земли, восстанавливают облик, образ жизни, уровень развития ее древних обитателей.
Главный источник сведений для палеонтолога – кости вымерших животных. Зайдите в палеонтологический музей и вы очутитесь среди скелетов допотопных ящеров, мамонтов, саблезубых тигров. Кости рассказывают историю жизни их обладателей. Так, строение зубов сообщает специалисту, чем питалось животное, строение конечностей – как оно передвигалось. А зная это, нетрудно установить, как оно добывало себе пищу. Добавьте к этому такие особенности, как размеры скелета, наличие костяного панциря, рогов, клыков и т. п. – и вы получите достаточно ясное представление о способах нападения или защиты от врагов. Наукой найдены удивительно точные законы соответствия между строением разных костей. Так что не обязательно даже иметь целый скелет – иногда по одной-единственной челюсти или другой части можно восстановить все остальное. А дальше вступают в силу законы соответствия между строением скелета и мягкими тканями. Ведь даже по сохранившемуся черепу можно восстановить портрет человека. И мы получаем точные изображения существ, живших сотни тысяч и миллионы лет назад, прослеживаем, как постепенно изменялся внешний облик животных и, главное, образ их жизни, как исчезали одни и появлялись другие, новые виды, все более приспособленные к условиям существования. Это возможно потому, что реконструкция строения организма животного есть вместе с тем и реконструкция основных особенностей его поведения, каждый шаг развития ведет к изменению строения организма и его поведения.
Но вот появился предок человека. Перейдем в антропологический музей. Питекантроп, синантроп, неандерталец – это разные представители человеческого рода, отделенные друг от друга миллионами лет. Их названия зависят от тех местностей, где впервые были обнаружены соответствующие костные останки, исключение составляет питекантроп ("обезьяно-человек"). Особое внимание ученых направлено на изучение черепов. Изменяется строение черепа – увеличивается его емкость, все круче уходит вверх свод черепа. И одновременно изменяются, совершенствуются первобытные орудия. Вместо грубых каменных рубил появляются более тонкие рубила и скребки, полученные из отбитых от большого камня пластин, костяные гарпуны, ножи, иглы. Теперь об образе жизни и уровне развития нам говорят уже не только кости, но и созданные и употреблявшиеся первобытными людьми орудия труда.
Завершая длинный ряд останков наших предков, на музейной полке появляется череп кроманьонского человека. Рядом с ним, для сравнения, черепа современных людей. Все они в принципе одинаковы. Стоп! Дальше по этой дороге двигаться некуда. Кости ничего не смогут рассказать об изменениях человека за последние 40 тысяч лет, и вполне понятно, почему: биологическая эволюция человечества прекратилась.
Теперь рассказ полностью ведут вещи, созданные руками человека. Мы – в археологическом музее. Основное место по-прежнему занимают орудия труда – предметы, служащие для охоты, рыболовства, земледелия. Рядом с ними – бесчисленные черепки, остатки домашней утвари. Мы видим копии наскальных рисунков, обнаруженных в пещерах, музыкальные инструменты, затем – статуэтки, украшения. Камень и кость сменяются металлом. Все разнообразнее и совершеннее становятся изделия человеческих рук. И, наконец появляются первые письмена. Странные, похожие на причудливые рисунки, они высечены на каменных плитах, выведены заостренной палочкой на глиняных дощечках, записаны на пергаменте, папирусе, бересте…
Мы заканчиваем нашу экскурсию по музеям. Увиденного достаточно, чтобы сделать несколько выводов: развитие животных запечатлено в изменении строения их организма, становление человека – в изменении строения организма, появлении и совершенствовании орудий труда и, наконец, развитие человека – только в совершенствовании орудий и продуктов труда, которое стремительно нарастает вплоть до сегодняшнего дня.
Представим себе картину, нередко тревожащую воображение писателей-фантастов. Некое сверхразумное существо с далекой планеты попадает на обезлюдевшую Землю. Такое существо, обследовав наши города, машины, расшифровав наш язык и прочитав миллионы книг, сумело бы, по-видимому, достаточно точно представить себе человека. И не только его внешний вид, но и его знания и умения и, наконец, уровень развития его способностей, необходимых для создания машин, произведений искусства и научных теорий.
Дело в том, что человеческие знания, умения и способности полностью "материализованы" в продуктах человеческого труда. К этим продуктам относятся как предметы материальной культуры – окружающие нас вещи, дома, машины, так и произведения культуры духовной – язык, наука, искусство. Каждое новое поколение получает от предыдущих поколений все, что было создано раньше, вступает в мир, "впитавший" в себя все разновидности человеческих способностей. Овладевая культурой, это новое поколение получает в наследство и те способности, которые в ней закреплены, развивая культуру, оно совершенствует старые и создает новые способности.
"Лишь благодаря предметно развернутому богатству человеческого существа, – писал Маркс, – развивается, а частью и впервые порождается, богатство субъективной человеческой чувственности: музыкальное ухо, чувствующий красоту формы глаз, – короче говоря, такие чувства, которые способны к человеческим наслаждениям и которые утверждают себя как человеческие сущностные силы. Ибо не только пять внешних чувств, но и так называемые духовные чувства, практические чувства (воля, любовь и т. д.), – одним словом, человеческое чувство, человечность чувств, – возникают лишь благодаря наличию соответствующего предмета, благодаря очеловеченной природе. Образование пяти внешних чувств – это работа всей до сих пор протекшей всемирной истории".
В ходе истории появляются все новые и новые общечеловеческие способности. Это и понятно, так как способности, как мы знаем, всегда обращены к деятельности, а деятельность людей, изменяясь и усложняясь с каждым годом, "подтягивает" способности. Проиллюстрируем это на примерах. Один из них из области рисования.
Изобразительная деятельность появилась у человечества в давние времена. Но вплоть до XVI в. рисунок был плоскостным – фигуры, предметы изображались не расположенными "в глубину", а находящимися на одной плоскости. До сих пор мы не можем "прочесть" некоторые египетские рисунки: не знаем, как понять, например, расположение фигур в танце – движутся они гуськом, друг за другом, или парами. Только в эпоху Возрождения в живописи начали применяться законы линейной перспективы – художники научились изображать пространство. Конечно, открытие и применение законов перспективы явилось результатом работы человеческого ума. Но глаз человека (точнее, его восприятие), по-видимому, долго не мог примириться с новшеством.
Да, перспективное изображение во многом разумнее, "выгоднее" плоскостного – тут уж не ошибешься, какие предметы на картине расположены близко, какие далеко. Однако ведь на самом деле предметы не уменьшаются при увеличении расстояния!
Правильное восприятие перспективного рисунка – совсем не "естественное" свойство глаза. Об этом достаточно красноречиво говорит тот факт, что дети до 5–6 лет не понимают перспективных изображений, считают, что предметы, изображенные вдали, просто маленькие, игрушечные. Не понимают их и взрослые представители тех народностей, которые не знакомы с привычным для нас видом рисования.
Точно так же обстоит дело с восприятием перспективных изменений формы и величины предметов в реальной действительности. Существует свойство восприятия, называемое константностью. Оно как раз и заключается в том, что мы видим действительную величину предметов независимо от их удаленности и действительную форму независимо от ракурса. Так, круг, повернутый на 30 или даже на 60°, мы воспринимаем как круг, хотя по законам перспективы он должен был бы выглядеть узким эллипсом. Константность нарушается только в крайних случаях – при рассматривании уж очень отдаленных предметов или предметов, видимых при очень сильном повороте.
Но для того чтобы создать перспективный рисунок, необходимо видеть (и притом достаточно точно) перспективные сокращения. Можно полагать, что первым художникам, принявшим новую систему живописи, приходилось нелегко. Они пользовались разного рода искусственными приемами, чтобы оценить перспективу. До нас дошло несколько руководств, в которых художнику рекомендуется, например, смотреть на изображаемую натуру через кисею.
Сейчас оценка перспективных изменений формы и величины предметов входит в число способностей, необходимых для изобразительной деятельности, и формируется (хотя, как и другие способности, не в равной мере) у всех людей, занимающихся рисованием. Она стала достоянием человеческого рода, хотя, бесспорно, не существовала у древних египтян.
Второй пример можно взять из области математических способностей. В средние века арифметическое деление считалось операцией, требующей особых способностей. Овладеть ею мог далеко не каждый. И люди специально ехали обучаться делению в итальянские университеты, славившиеся искусными математиками, владевшими этой премудростью. За деление многозначных чисел присуждались магистерские степени. И все это объяснялось применявшейся в то время римской системой цифр. Переход на арабские цифры, обозначающие числа в более обобщенной форме, перестроил арифметические операции, сделал их доступными каждому школьнику, и способности, необходимые для деления чисел, записанных римскими цифрами, оказались просто ненужными. Меняя средства и способы деятельности, история уничтожает одни способности и заменяет их другими, соответствующими каждой новой ступени развития человечества.
Тысячелетняя история развития человеческого общества стоит за нашими плечами, определяет наши способности. Это прекрасно выразил один из крупнейших российских математиков А.Н. Колмогоров, когда сказал, что автомат, который писал бы стихи на уровне больших поэтов, "нельзя построить проще, чем промоделировав все развитие культурной жизни того общества, в котором поэты реально развиваются".
Итак, "социальное наследование" – это передача из поколения в поколение способностей, вырабатываемых человечеством, закрепленных в результатах труда, продуктах материальной и духовной культуры.
Вернемся теперь к возможностям человеческого мозга, без которых развитие человечества было бы невозможным. В чем они состоят? Было бы, конечно, нелепым думать, что во времена кроманьонца природа каким-то образом предусмотрела все дальнейшее развитие человечества, все виды деятельности, которые оно создаст, и необходимые для них способности и закрепила какие-либо предпосылки для возникновения каждой из них. Гораздо разумнее предположить, что мозг человека получил в дар от природы какое-то более общее свойство, обеспечивающее формирование любых способностей, которые потребуются в будущем. И такое свойство в последнее время действительно обнаружено. Оно заключается в том, что в процессе усвоения новых видов деятельности участки человеческого мозга, которые раньше работали изолированно, могут объединиться в целостную систему и начать совместно осуществлять новую функцию, стать органом новой способности. Такие системы психолог А.Н. Леонтьев назвал "функциональными органами" мозга. Их отличительными особенностями являются прижизненное формирование и возможность замены одних участков, входящих в систему, другими. Так, например, при некоторых поражениях мозга больные с сохранным зрением полностью теряют способность к чтению, так как из системы выпадает звено, ведающее движением глаз. Однако систему можно восстановить, заменив это звено другим – связанным с движениями руки. Больной заново учится читать, обводя буквы карандашом, как бы получая дополнительное зрение за счет вовлечения в работу новых участков мозга.
Некоторые ученые высказывают предположение, что возможность образования "функциональных органов" явилась тем решающим скачком в развитии мозга, который знаменовал появление человека современного типа. При раскопках обнаружены две разновидности непосредственного предшественника кроманьонского человека – неандертальца. Одна из них ("типичный" неандерталец) отличалась емкостью мозговой полости, значительно большей, чем у современного человека, при форме черепа, близкой к обезьяночеловеку. Другая ("атипичный" неандерталец), имея меньший объем мозга, отличалась более совершенным его строением, более "человеческой" формой черепа и лучшим развитием руки.
Лингвист А.А. Леонтьев и антрополог А.Ф. Анисимов полагают, что "типичный" неандерталец – тупик развития, которое шло за счет увеличения объема мозга и "специализированных" нервных центров. Огромный мозг начал в конце концов мешать жизнедеятельности, и эта разновидность наших предков вымерла. У второй разновидности развитие пошло другим путем – за счет прижизненного образования новых мозговых систем. Она оказалась жизнеспособной и положила начало человеческому роду.
Обучение: прямой и косвенный результат. Ребенок – существо с человеческим мозгом, готовым к усвоению опыта предшествующих поколений, к образованию "функциональных органов", буквально с момента рождения оказывается лицом к лицу с "очеловеченной природой", с материальными и духовными продуктами человеческого труда. Но он – не инопланетный исследователь, который мог бы силой высшего разума самостоятельно "расшифровать" язык вещей, музыки, картин и книг. Да это и не требуется: такая "расшифровка" происходит под руководством и при помощи взрослых. Они учат детей пользоваться достижениями человечества и одновременно вызывают к жизни те способности, которые в таких достижениях закреплены.
Научиться пользоваться всем этим богатством – значит овладеть разными видами деятельности. И общий закон образования способностей состоит в том, что они формируются в процессе овладения и выполнения тех видов деятельности, для которых они необходимы.
Среди людей, никогда не имевших дела с музыкой, часто встречаются "звуковысотно глухие", т. е. люди, очень плохо различающие высоту звуков. Когда же специальную проверку способности выделения высоты звуков в затрудненных условиях (нужно было сравнить высоту двух звуков, имеющих разную "окраску", тембр) проходила группа вьетнамских студентов, в ней не оказалось ни одного, кто бы в этой ситуации обнаружил "звуковысотную глухоту" или вообще плохой звуковысотный слух. И объясняется этот факт тем, что вьетнамский язык принадлежит к числу так называемых тональных языков, где в зависимости от высоты звуков изменяется смысл произносимых слов. Естественно, что овладение родным языком включает у вьетнамцев формирование способности к звуковысотному различению.
Другой пример формирования способностей в процессе овладения деятельностью, для которой они необходимы, мы видели в исследовании А.Р. Лурия с однояйцовыми близнецами.
Иногда нам кажется, что способности ребенка берутся "ниоткуда" – проявляются сразу, как только он начинает обучаться новой для него деятельности. Такая иллюзия возникает потому, что одни и те же или сходные способности часто требуются для разных видов деятельности и, сложившись в одной из них, могут затем проявиться в другой. Это и произошло, например, в случае с проверкой звуковысотного слуха у вьетнамских студентов, и это сплошь и рядом происходит в процессе развития ребенка. Мы знаем, что способности бывают более специальными и более общими. Конечно, чем более общий характер имеет способность, тем больше шансов ее "переноса" из одной деятельности в другую.
Теперь вернемся к вопросу о том, в чем причины различия способностей людей, занимающихся одними и теми же видами деятельности. Да, миллионы детей овладевают речью, рисованием, математикой, физикой, литературой. Но овладевают по-разному и результаты получаются разные. Начнем разговор о причинах индивидуальных различий в способностях.
Продукты культуры, созданные предшествующими поколениями, "овеществляют" слитые между собой знания, умения и способности. В обучении ребенку передаются знания и умения, что же касается соответствующих способностей, то их извлечение происходит куда более сложным путем – в процессе самостоятельного овладения деятельностью, которой учится ребенок.
Мы учим ребенка говорить. Чаще всего учим даже не специально, а походя, "разговаривая" с ним, показывая предметы и действия, спрашивая ("Где мама?", "Где часы?", "Вовочка хочет кушать?"), вызывая на подражание ("Скажи: дя-дя Ми-ша"). Иначе говоря, даем образцы речи и ее употребления. Но мы не можем показать, что нужно делать для того, чтобы слышать и тонко различать звуки речи, узнавать слово, независимо от того, кто и как его произносит. До этого ребенок "доходит" сам. А что это не так-то просто, знает всякий, кто когда-либо изучал иностранный язык.
Еще более трудный момент в усвоении речи – овладение ее смыслом, значением слов. Недаром один из крупнейших детских психологов начала нашего века В. Штерн считал, что в один прекрасный момент ребенок делает "великое открытие": "Каждая вещь имеет свое имя". Дело тут, конечно, не в открытии, а в зарождении важнейшей человеческой способности к использованию знаков.
Мы учим ребенка музыке. Знакомим его с нотами, заставляем упражняться, проигрывать бесконечные гаммы. А вот музыкальному слуху, чувству ритма он лучше или хуже учится сам. Самое большее, что обычно можем сделать, – это обратить его внимание на движение мелодии, на ритмический рисунок, дать "костыли" в виде отсчета тактов, указать на ошибки… И так почти во всем.
Усвоение знаний и умений выступает как прямой результат обучения, а развитие соответствующих способностей – как его косвенный результат. Косвенный – значит, недостаточно управляемый, зависящий от многих случайностей, от того, что сумеет "найти" сам ребенок. И естественно, что один "находит" больше, другой меньше.
Но нельзя ли изменить обучение таким образом, чтобы превратить развитие способностей из косвенного в прямой результат обучения? Многие психологи считают, что можно.