Оскорбленное чувство
Значит, кто-то в кого-то влюблен, кто-то отвергает чью-то любовь, кто-то кого-то высмеивает?
Сегодня на большой перемене произошел случай, который заставляет меня задуматься серьезнее о детской влюбленности: Гига и Бондо неожиданно поссорились, ссора перешла в кулачный бой.
Я сам их развел.
- Можете объяснить, почему поссорились?
Мальчики молчат, они угрожающе смотрят друг на друга.
- Это секрет? - спрашиваю я серьезно.
Они кивают головой: "Да, наш секрет!"
- Тогда сделаем так. До начала урока остается еще 10 минут. Оба заходите в класс, там, кроме вас, никого не будет, и поговорите как мужчина с мужчиной, только без кулаков и оскорблений. И помните, вы должны выйти из класса более крепкими друзьями, чем были прежде. Не так ли, ребята? - спрашиваю остальных.
Дети стоят тут же, многие знают в чем дело, а вот Элла, из-за которой подрались мальчишки, и понятия не имеет, что она и есть яблоко раздора.
Дети вталкивают Бондо и Гигу в классную комнату. "Не глупите!" - предупреждает их Илико и закрывает дверь.
Мне часто помогал этот прием. Недоразумение, ссора между двумя ребятишками? Тогда оставайтесь в классе одни, лицом к лицу, тихо-мирно выясняйте свои отношения, пожмите друг другу руки и покажите всем, что вы стали еще лучшими друзьями, чем когда-либо.
Представьте себе, детям нравится такое разрешение спорных проблем.
Ну, конечно, это нелегко: кому заговорить первым, что сказать. Порой, может быть, и не говорят друг другу ничего, просто один из них проявляет больше доброжелательности, уступчивости и протягивает руку другому. Тот сразу и охотно хватает ее и, следуя нашим уговорам, восклицает: "Мир!", а ему в ответ: "Дружба!" Потом они выходят из класса в коридор, улыбаются, краснеют. А дети встречают их с восторгом: "Вот молодцы! Нет ничего дороже дружбы!", и жизнь для этих двоих, и для остальных тоже, становится еще радостнее.
О чем будут говорить между собой Гига и Бондо? Скорее всего, ни о чем. Они, я думаю, будут стоять друг против друга. Подраться, конечно, уже не посмеют, а если не пожмут друг другу руки, то мы их вернем обратно и подождем еще немножко. Или же, в конце концов, поручим кому-нибудь помочь им помириться.
Может быть, по-другому нужно было мне решать эту проблему? Как-никак, дело касается того, что дети опять-таки лезут туда, куда им не полагается входить. Пока им очень рано говорить о каких-то симпатиях друг к другу - "нравится", "любит", "не любит". Они ведь только второклассники, им еще долго учиться и учиться. Учителя и старшеклассникам-то не позволяют говорить о таких чувствах. Мне кажется, что учителя редко проявляют такое единодушие в своих позициях, какое они обнаруживают в отношении того, что мальчик и девочка - пока еще ученики в стенах школы! - влюбляются друг в друга. "Как это можно?!" А заговорить на педсовете, где разбираются такие случаи, о том, что, может быть, настало время учить наших питомцев, как любить, чтобы возвышаться, - рискованно. Это значит поставить под сомнение свою педагогическую репутацию. Школьники изучают поэму Руставели "Витязь в тигровой шкуре", пусть там и говорят о возвышенной любви, о том, как Тариэл, Автандил преданы своим возлюбленным. Но нельзя допустить, чтобы нынешние наши Тариэлы и Автандилы. Нестан-Дарежданы и Тинатины, которые считаются учениками, находятся в стенах школы, обучаются и воспитываются, тоже любили. А разрешить 8-9-летним школьникам вслух заговорить о том, что кто-то из них в кого-то влюблен, будет педагогической ошибкой. Как могут оценить мои коллеги то, что я только что проделал: загнал в пустой класс двух мальчишек, чтобы они помирились друг с другом.
Мне вспоминается сцена, после которой я придерживаюсь строгой педагогической заповеди:
Прикасайся к чувствам ребенка с таким же вдохновением и мастерством, как прикасался к струнам своей лиры Орфей.
Это было давно, когда я еще был начинающим учителем и когда я сам мог возмущаться дерзостью подростка, осмеливающегося влюбиться, сквозь пальцы смотрел на чувства детей и уважал в каждом из них только разумность.
Сцену, повлиявшую на мои педагогические представления, разыграла старая учительница начальных классов в большой учительской старой школы.
Циала Багратовна вошла в учительскую с неприятным шумом. Она силой вела за собой маленького мальчика, тоже, наверное, второклассника. Учительница держала в руке раскрытую тетрадь. Она остановилась в середине большой учительской и громким, раздраженным басом призвала всех уделить ей внимание.
- Минуточку, товарищи!.. Прошу всех посмотреть на этого мальчика!
Мы все - а в старой учительской большой школы в этот момент находилось не менее 50 человек - обернулись, кто-то подошел поближе посмотреть на мальчика.
Циала Багратовна - уважаемый всеми человек, с большим опытом. Раз она взволнована, значит, имеет вескую причину, раз обращается к нам, значит, просит поддержки.
Мы с любопытством начали разглядывать мальчишку в коротких штанишках, худенького, крошечного. Он стоял рядом со своей учительницей, опустив голову, не смея посмотреть нам в глаза. А Циала Багратовна, обратив на себя всеобщее внимание учителей, приступила к монологу. Правда, короткому, но полному раздражения, иронии, с оскорбительными нотками в адрес мальчика в коротких штанишках.
- Видите этого сопляка? Он не такой, каким вам может показаться! Он, этот чертенок, видите ли, влюб-лен! Лю-бит! Занимается не математикой, а сердечными делами!.. Вот, полюбуйтесь, что он нарисовал и написал в тетради для математики!
Циала Багратовна поднимает над головой раскрытую тетрадь, и мы, приблизившись и напрягая зрение, увидели рисунок девочки, у которой волосы разбегались подобно лучам солнца. Потом она опустила руку и продолжила.
- Это еще ничего! Вы только послушайте, что этот сопляк пишет! - и она с поразительной брезгливостью, передразнивая мальчишку, прочла следующую фразу: "Я хочу жениться только на Маико. Я люблю Маико. Я куплю ей золотое платье".
- Представляете, любит сопляк Маико! Не хочет больше учиться, хочет жениться! Хорошо, правда? - завершила она свой монолог.
Некоторые учителя громко расхохотались в знак высмеивания мальчика.
- Ну и ну, жених! - воскликнул один.
- А невеста, что, тоже влюблена? - подшутил другой.
Учителя в большой учительской смеялись над мальчиком, вот что меня поразило.
Поразил меня и сам мальчик, его самоотверженный и смелый поступок.
Он вдруг поднял голову, подпрыгнул, чтобы дотянуться до своей тетради (учительница держала ее высоко, давая другим еще раз посмотреть на рисунок и почитать, что там было написано), вырвал тетрадь и, с силой пробравшись сквозь плотный строй учителей, выбежал из нашей большой учительской, одновременно ранив всех нас душераздирающим криком:
- Ненавижу тебя!.. Ненавижу всех вас!.. Злые!.. Злые!..
Учителя были ошеломлены. У весельчаков смех застрял в горле.
Циала Багратовна побагровела и процедила:
- Н-у, я е-му...
И надо же было: слова эти, как пули, метко попавшие прямо в цель, "вышибли" гвоздь на стене за ее спиной, где висела стеклянная рама с портретом. Рама упала на пол и разбилась вдребезги. Она висела там давным-давно, и гвоздь еле-еле держал ее. Портрет был искусно выполнен руками старшеклассников и подарен своим учителям.
Зазвенел звонок.
Многие учителя с классными журналами под мышкой, тетрадями или указками в руках поспешно покинули большую учительскую.
Физрук достал из-под осколков помятый портрет, расправил его и положил на стол.
- М-да! - произнес он с грустью. - Умели ребята рисовать! Скоро 20 лет будет, как они своими руками повесили его на это место, с тех пор так и висел!
А затем, патетически подняв правую руку и играя в воздухе указательным пальцем, продекламировал изречение, написанное под портретом мыслителя:
- "Чувство гуманности оскорбляется, когда люди не уважают в других человеческого достоинства, а еще больше оскорбляется и страдает, когда человек в самом себе не уважает собственного достоинства. Белинский". Задумался и прокомментировал:
- Гениально сказано! Не так ли?
О двух причинах, мешающих педагогу понимать детей
Почему иным учителям трудно понять своих учеников?
Из многих причин хочу выделить такие.
Во-первых, есть учителя, у которых, надо полагать, стерты в памяти воспоминания о своем детстве. Были ли они когда-либо детьми или нет? Вреде бы были, но это было там, в том далеком прошлом, оно покрыто каким-то туманом. Впечатления, которые ребенок получает в двух-, трех-, ну, еще в четырех-и пятилетнем возрасте, могут полностью или частично забыться. Они, как правило, оставляют свой след в развитии ребенка, а не в памяти, которая потом, спустя десятки лет, воскрешает образные картины твоих тогдашних поступков. Что поделаешь, так соизволила мать-природа, и мы примирились с этим, хотя грустим о чем-то безвозвратно ушедшем. Но когда человеку не верится, что он действительно мог быть таким же ребенком, как его ученики, то ему трудно понимать детей.
Ходил ли ты, Учитель, в коротких штанишках?
Конечно, ходил.
Помнишь ли ты, как однажды обидел свою подругу, назвав ее курносой?
- Нет, что-то не припоминаешь? Ты этого не мог сделать?!
А однажды, мчась по коридору, ты сильно столкнулся с той же девочкой, она упала на пол, заплакала, но никто из старших не видел этого, а она никому не пожаловалась. Ты остался безнаказанным.
Тоже не помнишь?
Печальный случай оставил на твоем лице (может быть, на руке, на ноге или где-то еще) еле заметную белую полоску. Ты тогда орал от испуга, увидев кровь.
Было такое, верно? А не припомнишь ли, что тогда случилось? Ну, ладно!
Заглянув в бабушкину шкатулку для украшений, ты взял оттуда какую-то ярко-желтую вещицу и променял ее у какого-то мальчишки на продырявленный резиновый мяч. Бедная бабушка до сих пор ума не приложит, куда мог пропасть подарок дедушки.
Не хочешь признать, что это могло случиться с тобой?
Все дети - твои товарищи - друг за другом прыгнули в обрыв, кто упал, кто поцарапал ногу, руку, а ты стоял наверху и боялся прыгнуть. Но, когда увидел, что та самая девочка, не раз обиженная тобою, смотрит на тебя и смеется, ты рискнул.
Не будь этой девочки, рискнул бы ты тогда? Ну, зачем говорить, что ничего подобного не было, что ты спрыгнул в обрыв одним из первых! Хочешь замять детское прошлое? Это же смешно!
Если в твоем детстве ничего не было или ты не помнишь, было или нет, то, значит, детство миновало тебя, и мне жалко тебя, потому что ты не прожил сказочный мир девяти солнц и девяти радуг, тысяч радостей и удовольствий и стольких же огорчений и неприятностей.
В этом мире дети творят и другие дела: сопереживают, помогают, делятся, радуют.
Таких случаев, по всей вероятности, припомнишь больше?
Да, мне жалко тебя! Ты прожил в мире детства как в тумане; жаль, что ты не можешь рассеять этот туман, чтобы увидеть там мальчишку в коротких штанишках, который боялся прыгнуть в обрыв. Может, это профессиональная беда тех педагогов, которые считают, что детские страсти - только помеха в воспитании? Из головы такого учителя обязательно сотрутся картины его детства, И он станет человеком без детского прошлого. Как же такому педагогу понимать своих детей?
Но это еще полбеды. Вторая причина непонимания детей более сложная. Иные учителя не понимают, почему существует детство в жизни каждого человека. Зачем человеку такой неустойчивый, нелогичный период жизни? Там столько недоразумений, столько нераскрытых тайн, столько капризов, болезней, шалостей, опасностей! Наделила бы мать-природа человеческое существо разумом с первого же дня появления на свет. Разве так трудно ей было сделать это? Бывают же существа в животном мире, которые, как родятся, сразу приступают к самостоятельной и "разумной" жизни! Даже мои дети смогли открыть такой удивительный факт природы. В нашем аквариуме гуппия-мать начала рожать маленькие точечные существа. "Рыбки, рыбки родятся!" - закричала Тамрико, которая первая заметила это явление, и все сразу собрались вокруг аквариума. Вот из живота матери выскакивает точка, и если она сразу не раскроется и не уплывет подальше от матери, не спрячется в водорослях, то сама мама тут же проглотит своего только что родившегося детеныша. Значит, могла же природа наделить человеческое существо разумом с первого же дня рождения? Как она облегчила бы этим труд миллионов воспитателей прошлых, настоящих и будущих времен! Скажешь ребенку всего один раз, и он сразу поймет, как вести себя, что хорошо и что плохо. Поймет без тысячи повторений, без педагогических ухищрений, когда порой теряешь самообладание и забываешь, что ты не есть такой же обыкновенный человек, как все, что ты воспитатель, учитель, педагог.
Закрой глаза и углубись в свое детское прошлое, потом присмотрись к своим воспитанникам, и ты обязательно увидишь, как бегаешь по школьным коридорам, как шалишь, как радуешься, как забываешь дома тетрадь и учебник, как отвлекаешься на уроке. Обязательно почувствуешь, как интересны тебе Элла или Тея, Магда или Эка, Лела или Лали, Марика или Нато. Может быть, ты и есть один из тех - Бондо или Гига, которые сейчас стоят в пустом классе друг против друга и не знают, как помириться, кому первому протянуть руку сопернику?
Многое из того, что ты забыл, напомнят люди, которые знали тебя в детстве, воспитывали тебя. От них ты узнаешь, каким ты был смешным или серьезным, какие штучки выкидывал. Вернувшись в свое детство, ты найдешь там золотой ключик понимания детей. Поделись с ними этими отрывочными воспоминаниями, дай им увидеть тебя таким же маленьким, какими являются они сами, и они впустят тебя в свой мир детства. Они доверятся тебе, потому что среди них ты живешь своим детством. А ты познаешь детей такими, какие они есть и какими становятся под твоим добрым влиянием.
Надо понять, почему существует детство, чтобы обратиться к своему детству и через него войти в жизнь своих ребятишек. Взрослым постоянно надо помнить, что детство существует вовсе не назло воспитателям, оно дар природы человеку, чтобы тот вечно познавал необъятное.
И я рассуждаю.
- Чтобы дети приняли меня в свой мир, я должен прийти к ним со своим детством как залогом того, что я не чужой.
- Если я стремлюсь понимать детей, то им тоже захочется понять меня и последовать за мной и моя педагогическая жизнь не будет противоречить их жизни.
- В таком случае я могу сделать их моими соратниками в их же воспитании и обучений.
Какой это будет воспитательный процесс?
Не тот, который был у меня раньше, когда я, не признавая существования детства, командовал детьми. Этот процесс я не могу назвать иначе, как императивным и фронтальным воспитанием.
А то, что у меня получается сейчас, когда я пришел к детям со своим детством и они впустили меня в свой мир, я называю гуманным воспитательным процессом.
Мы - я и мои ребятишки, воспитатель и воспитанники, учитель и ученики - живем единой жизнью. Каждого из нас всегда что-то радует и что-то огорчает, но эти радости и огорчения составляют суть нашей большой жизни со всеми своими коллизиями.
- Здравствуйте, дети! Как живете? - спрашиваю я каждое утро всех, и они отвечают:
- Спасибо, хорошо! А Вы как живете?
- Тоже хорошо, спасибо!
Что значит "живем хорошо"?
Это значит: мы боремся, побеждаем, терпим поражения, опять боремся, снова побеждаем и так в условиях дружбы, взаимопонимания и взаимной помощи каждый возводит в себе Человека, Личность. Это значит еще, что в нашем мире девяти солнц и девяти радуг существуют тысячи радостей и столько же волнений и переживаний.