Во всем, что связано со мной и моей командой, диахрон слишком уж однозначен. Это можно игнорировать. Но не без последствий. Тот, кто игнорирует, все же рискует репутацией. Очень хочется рискнуть? Ну, что ж, я мешать не буду.
Наш Клуб "Содержательное единство" работает 12 лет. Есть слушатели, которые все это время участвуют в работе. И их немало. Они помнят, как любители измерять все своими мерками трактовали создание Клуба? Как желание неких коммунистических антагонистов Зюганова, сидевших в зале, "завалить" Зюганова. Что мы тогда могли сказать? Только – "по своим меркам судите".
Но эта наша реплика на тот момент была не столь уж и весома. Весомой она стала через 12 лет. При том, что 10 лет из этих 12-ти никаких коммунистических антагонистов Зюганова на Клубе нет и в помине. Сам Зюганов уже не интересует, наверное, даже его ближайших поклонников. А каждое слово, сказанное нами тогда в его адрес, сейчас является абсолютной очевидностью для всех. Вот только мы это говорили в тот момент, когда эта очевидность казалась дикостью. Мы дали диагноз тогда, когда болезнь только вызревала и ее еще можно было лечить.
Вновь подчеркну: меня здесь интересует теория интерпретации. И я просто разбираю эту проблему на конкретном примере. Пример говорит о том, в чем разница между эпизодом и историей. Эпизод можно трактовать более произвольно, нежели историю, слагаемую многими эпизодами. Целое – это не просто сумма его частей. И история – это больше, чем система эпизодов.
Хотите подлинной интерпретации мотивов? Спросите историю. Возможно, частную. В данном случае, нашу. В другом случае – чью-то еще. В кругу нынешней ироничной элиты мне даже стыдно признаться, что подлинным мотивом моего тогдашнего поведения являлось действительное желание сохранить какие-то каркасы внутри системы, называемой "Армия". Поскольку всем, наверное, понятно, что если все каркасы (определяемые хотя бы остаточным пониманием таких вещей, как долг и служение) рухнут, превратившись в клановые погремушки, то рухнет Армия, а вместе с ней государство, а также все остальное.
Наверное, гораздо "престижнее" было бы "признаться", что армяне, например, выделили на пиар столько же, сколько азербайджанцы. (Тогда, если мне не изменяет память, речь шла о 30 миллионах долларов, получением которых так гордился Гусинский). И из этой "армянской тридцатки" я получил "десятку", например. А также "признаться", что мне якобы "подсыпали" кланы, заинтересованные в кадровых рокировках. Я понимаю, что всем этим можно было бы гордиться, но я стыжусь – и говорю правду.
"Армянгейт" и Антон Суриков
История с "Армянгейтом" важна для меня сама по себе. Но в качестве части этого исследования она важна для меня потому, что именно в этой истории я впервые столкнулся с индикативным обстоятельством под названием: "Затакт с использованием демонизации Сурикова".
Как вы только что увидели, "Армянгейт" начался с демонизации Сурикова как военного бандита (или бандитизированного военного), организующего преступную торговлю оружием (а по намекам – и не только оружием).
На следующих фазах "Армянгейта" о Сурикове забывали так же, как о "саперных лопатках" на поздних фазах "Тбилисигейта". Но начиналось с этого.
С тех пор демонизация Сурикова стала для меня индикатором начала большого "гейта" (если совсем уж упрощенно – это стало своего рода аналитической приметой: ""демон Сурикова" низко летает в основном к дождю").
То, что я намерен дальше обсуждать в качестве нового "гейта", имеющего в своем генезисе большую игру ЗС, – тоже начинается, представьте себе, с Сурикова. Нельзя распутывать эту большую игру, не имея в качестве отправной точки очередной "низкий полет демона Сурикова". Как при том полете, так и при этом меня, конечно, интересует сам "дождь". Но добраться-то до "дождя" можно, только начав с "полета". И нельзя это делать вне анализа того, кто атакует Сурикова, как его атакуют...
А это сопряжено с определенными "композиционными трудностями". Потому что атакует Сурикова на этот раз даже не Будберг, а достаточно специфический (не слишком крупный и слишком маргинальный) сайт "Лефт.Ру". Начни я сейчас разбираться с тем, что такое сайт "Лефт.Ру", – вы справедливо обвините меня в том', что я размениваюсь на мелочи. А я вам начну детально доказывать, почему это вовсе даже не мелочи. В итоге мы с вами станем большими специалистами по траекториям "низких полетов демона Сурикова", устройству крыльев этого демона и прочим обстоятельствам. Но мы забудем про "дождь". И одной из целей (искусственно созданных, я убежден) маргинальных сайтов типа "Лефт.Ру" как раз и является то, чтобы о таких скучных вещах, как "дождь", перестали думать. А занялись увлекательными вопросами: "полетами демонов", так сказать, "во сне и наяву".
Я эту цель не только не разделяю. Я как раз-то на нее и посягаю. Даже больше, чем на "дождь". В конце концов, "дождь" этот – явление в чем-то почти природное и по сути неотменяемое. По крайней мере, в "обществе двух машин".
Но знание может и должно быть силой... Не само по себе, как считали некоторые философы, а вместе с его носителями. А может, и философы, говоря, что само по себе знание – это власть, имели в виду и носителя тоже. В любом случае – если носитель важен, то он должен разбираться в "дожде", чтобы взять зонтик. И он должен разбираться по-настоящему, а не "балдеть" по поводу самодостаточных "полетов" неких особо зловредных "демонов".
Моя профессия – это знание. И, кстати, такое знание лишено морализации, но очень существенно сопряжено с определенной этикой. Защищая это знание и эту этику, я опровергал и опровергаю "суриковщину в собственном соку". А применяя знание – не могу не вводить в оборот аналитическую примету, согласно которой "низкий полет демона Сурикова" крайне индикативен.
Только давайте договоримся, что интернет-сайтом "Лефт.Ру" и его войной с Суриковым я займусь отдельно. Иначе мы запутаемся, отвлечемся от феномена "дождя". Интересующихся этими перипетиями я адресую к специальному аналитическому приложению в конце данной книги. Оно так и называется: "Детали низких полетов".
Здесь же я только констатирую общеизвестное. На момент "Армянгейта" я с Антоном Викторовичем Суриковым вообще не был знаком. Ни с ним, ни с другими, на кого этот "Армянгейт" был "заточен". Я просто знал следующее.
Информрепрессии Гусинского описывают некую операцию (этот самый "Армянгейт") как бандитизм отдельных лиц. Максимум – организованных преступных сообществ. А это просто смешно. Потому что масштаб операции категорически исключает возможность ее проведения отдельными бандитами или же, так сказать, бандитскими коллективами. Этот масштаб адресует к другому – к сюжетам из "мира ЗС".
Подмена серьезных сюжетов дешевым бандитским лубком – это оглупление общества. Поскольку эта подмена претендует на аналитику, я должен был заявить (и доказать), что нормы описания в российском экспертном сообществе кто-то намерен отстаивать. И в чем-то может отстоять. Такова была задача-минимум моей публикации.
Задача-максимум была другой. Если описывалась история из "мира ЗС", то нужно было показать, что у этой истории были закрытые нормативные основания. А значит, ее акторы не были бандитами. Но их представляли таковыми высшие военные чины. Они делали это, понимая, что деятельность тех, кого они называют "бандитами", не могла не регламентироваться, в том числе закрытыми документами самого высшего уровня.
Организаторам кампании только и нужны были эти закрытые документы. Причем именно документы самого высшего уровня. Им надо было показать, какова роль Ельцина в этой истории. А Ельцин мог быть размещен в истории только в качестве Верховного Главнокомандующего, отдающего соответствующие закрытые распоряжения о продаже оружия.
Казалось бы, можно было "взять быка за рога" и с ходу заявить: "Так, мол, и так! Ельцин подписал закрытые распоряжения, кто-то их выполнил! Подписавший эти бумаги Ельцин выступил в роли оператора закрытой торговли оружием! А ему еще за это, наверное, "отстегнули" на предвыборную кампанию, причем ''черным налом". Долой Ельцина, да здравствует импичмент!"
Но это примерно то же самое, как если бы в Тбилиси сходу заявили о необходимости выхода Грузии из СССР. Или если бы домохозяйка захотела изжарить бифштекс на холодной сковородке. В Тбилиси, как мы помним, разогревали сковородку с помощью "саперных лопаток" и прочих ужасов. Грузия отделялась не от СССР как такового, а от "зловещего империализма". Нужно было включить энергию отторжения. Для этого нужно было показать ужасный оскал этого самого империализма. Причем не абы какого, а именно военного. Солдаты и офицеры были статистами в этом шоу. Им была назначена роль душегубов. А они, невольники служебного долга (почитайте Альфреда де Виньи "Неволя и величие солдата"), были посланы исполнять этот долг. И вскоре поняли, что это не исполнение долга. Это исполнение чего-то совсем другого. Некоей роли в некоем представлении. Причем роли пошлой, постыдной, разрушительной.
После такого понимания возникли проблемы, причем серьезные. Оказалось поломано что-то, связанное с исполнением долга вообще. Это даже получило название "тбилисский синдром".
Министр обороны Родионов был интегрирован во все это. Он тогда был командующим Закавказским военным округом. Мне казалось, что он горько переживал случившееся. Я искренне пытался ему помочь. Мы организовывали телепередачи, печатали листовки, раскрывающие подоплеку случившегося в Тбилиси.
Делая все это, я не мог не обратить внимание на одну странность. А именно на то, что на ключевом рассмотрении этих событий, которое проходило в Верховном Совете, почти все депутаты, принадлежавшие к военному сословию, проголосовали за "версию Собчака", а не за версию Военной прокуратуры.
Между тем именно "версия Собчака" обрекала армию на "тбилисский синдром". А "тбилисский синдром", привнесенный в армейскую среду, был стократ опаснее толп на улицах Тбилиси, требующих отделения Грузии от СССР.
С этого момента армия начинала терять общественное доверие. Она уже не была защитником народа. Возникал антиобраз. Она закрепила этот антиобраз, сыграв в такую же черную клоунаду в Баку, в Вильнюсе. И, наконец, став полным посмешищем, изгоем, социальным бомжем, эта армия была выставлена на окончательный позор в августе 1991 года.
Говорят, что, если человека постоянно называть "свиньей", он захрюкает. Такая поговорка – упрощенный (но абсолютно верный) тип описания феномена подкрепления образа.
Другой пример подкрепления образа дан в фильме Эйзенштейна "Иван Грозный". Над Иваном IV смеются: "Это грозный царь египетский!" Что он говорит в ответ? "Теперь буду таким, каким меня зовете, – грозным буду".
Вот что такое подкрепление образа. Армию назвали социальным бомжем – она стала тем, чем ее назвали. Ее назвали свиньей – она стала хрюкать. Ей навязали образ, навязали клоунаду. Она это исполнила, потому что таков фатум служилого человека. Но, исполнив это, служилый человек перестает служить. Все дальнейшие жуткие перипетии, все эти продажи оружия чеченским боевикам... Все это истоком имеет "тбилисский синдром". За все это бандит в погонах, продающий оружие тем, кто убьет его товарищей, будет на Страшном суде отвечать не один. Он будет отвечать за это вместе с Собчаком и соучастниками. И вместе с теми, кто стоял у них за спиной.
Теряя армию, мы теряли все. Кроме того, "тбилисский синдром" был абсолютно сокрушителен для армии как корпорации. Он унижал корпорацию, растаптывал ее, лишал "воинство" образа, то есть идеального капитала. Он разрушал идеальную собственность этих наследников Суворова и Жукова. Он разрушал, наконец, простое самоуважение – необходимый элемент воинской службы.
Как могли проголосовать за "версию Собчака" представители державного каркаса, военного сословия? Как могли так себя повести даже просто братья по сословному цеху? Это было непонятно, почти загадочно. Но внутри этой загадки я тогда не размещал личность Игоря Родионова. Потому что мне искренне казалось, что он страдает по-настоящему.
Веря в это, я тем не менее должен был как-то себе объяснить.. даже не назначение самого Игоря Родионова после Тбилиси начальником Академии Генерального Штаба. Это было, как минимум, странно! Ведь Родионов стал основным ходячим экспонатом в том, что касалось "тбилисского злодеяния". Как бы ни была далека от действительности рассказанная Собчаком история, она уже стала фактом общественного сознания. А также фактом армейского корпоративного сознания. Через Родионова как "носителя" распространялся "тбилисский вирус". Как можно было основного "носителя" такого вируса назначить главным воспитателем военной элиты? При том, что задача воспитателя – именно защита от вируса?
Мне это казалось странным. Но я пытался списать странность на бюрократическую тупость одних и послушность других.
Однако соседнюю и явно сопряженную с этой странность уже нельзя было списать ни на что подобное. Командующим Ленинградским военным округом "после Тбилиси" был назначен Виктор Самсонов. Во время тбилисских событий Самсонов был вторым военным боссом Закавказья. Родионов – Командующим Закавказским военным округом, Самсонов – начальником Штаба округа.
Самсонов, как никто, отвечал за тбилисские "военные преступления". Если бы он даже был Командующим Закавказским военным округом, то перемещение на должность Командующего Ленинградским военным округом уже было бы повышением. Но он был перемещен с более низкого поста, с поста всего лишь начальника Штаба Закавказского округа, на более высокий пост (пост Командующего) в более престижный (Ленинградский) округ.
Однако гротескность ситуации этим не исчерпывалась. После тбилисских событий Собчак, этот исполнитель чьей-то воли, породившей "тбилисский синдром", стал резко идти в гору. Его возвышение общеизвестно. Не странно ли, что проклинаемый Собчаком Самсонов получил Ленинградский военный округ (и сохранил его за собой) в условиях этого возвышения Собчака?
Я мог тогда не понимать, что Собчак "делал" Самсонова. Но я не мог не понимать, что при сопротивлении Собчака Самсонов никогда бы не стал Командующим Ленинградским военным округом и уж тем более не сохранил бы этот пост после воцарения Собчака в Ленинграде. А он его сохранил.
Подоплека ребуса мне стала ясна позднее.
Одна закрытая структура (КГБэшная, так сказать, по корпоративному "индексу", но представляющая собой на деле элитную "внутреннюю партию") делала ставку на Патиашвили, тогдашнего первого секретаря ЦК Компартии Грузии.
Шефом этой "внутренней партии" был Чебриков, в то время глава КГБ СССР. В эту "партию" входили разные элитные слагаемые, криминальные в том числе. Но криминализовать этот сюжет бессмысленно. Это не бандитский сюжет.
Некоторые любят называть эту "внутреннюю партию" постбериевской, андроповско-бериевской, кавказской. На самом деле подобные "индексы" содержание той коллизии тоже не исчерпывают. А полное описание увело бы нас в сторону. Так сказать, в дебри истории. Нам здесь важно только одно. Что это все – "сюжет из мира ЗС".
Другая "внутренняя партия" была античебриковской и как бы "военной". Ее еще иногда называют "русской". Но и здесь название мало что описывает. Особенно если учесть, что в эту партию, например, зачисляли Шеварднадзе (доказавшего свою вражду Берии косвенным участием в продвижении фильма "Покаяние" и считавшегося выкормышем Щелокова, смертельного врага Андропова),
В эту "внутреннюю партию" тоже входили и корпоративные, и иные слагаемые. Криминальные в том числе. И в этом случае тотальная криминализация столь же бессмысленна.
Налицо был конфликт закрытых структур. Параллельный сюжет из "мира ЗС". Детальное обсуждение его смысла, опять же, увело бы нас далеко в сторону. А в первом приближении миф о тбилисских "саперных лопатках" был нужен для того, чтобы убрать Патиашвили как врага Шеварднадзе. То есть он был нужен этой самой условной "русской" военной партии для борьбы с партией "кавказской" и комитетской. Собчак был исполнителем воли "русской партии". В нее же входили Родионов и Самсонов. С ними и расплатились за правильно поставленный спектакль. За это "черное антиармейское шоу".
То, что его исполнил Собчак, фигура штатская, либерально-антикоммунистическая и в этом смысле антисоветская, – это одна песня. И совсем другая песня – что это же шоу исполняли Родионов и Самсонов. Ас ними за это расплачивались назначением на интересные должности.
Если бы закрытые структуры просто играли друг с другом, а страна, народы, армия процветали, это была бы одна ситуация. Которая интересовала бы только специалистов по подобным элитным играм.
Но закрытые структуры играли не по правилам. Они играли, делая своей общей ставкой в игре истребление того, что они должны бы были защищать. Это я и называю "аномальным поведением закрытых структур".
В самом деле, победа так называемой "русской военной партии" обернулась страшным поражением России и армии. Россия потеряла Кавказ, Союз и покатилась по известной наклонной плоскости. Армия? Она потеряла еще больше.
Это я и называю "превращенной игрой". То есть игрой, в которой частная победа играющего покупается ценой сокрушительного поражения всего, что является ресурсом того же играющего.
Превращенная игра – часть превращения, войны формы с содержанием. Сам же мир превращенных форм – это мир мутаций и деструкции, мир антисистем, мир Анти. А для религиозного сознания – конечно же, мир Инферно.
Сразу после тбилисских событий я не понимал этого в той мере, в какой понимаю сейчас. И сохранял какие-то иллюзии, в том числе по поводу Родионова. Но, когда Родионов, став министром обороны, то есть в очередной раз возвысившись (кстати, опять вместе с Самсоновым, который стал при Родаонове-министре начальником Генерального Штаба), стал играть в ту же игру – ценой создания нового "антиармейского синдрома" покупать "зачистку" грачевского клана и даже снятие Ельцина, – во мне возникло состояние особого, пронзительного понимания. И я сделал все, чтобы отлить это состояние в текст. Потому что для меня любое другое поведение было бы соучастием в Анти.
В новой антиармейской игре военной верхушки (начатой очередным описанием "низких полетов демона Сурикова") многое повторяло Тбилиси. Ведь игра (и это было особо мерзко) выплескивала гной ЗС в больное российское общество. Кроме того, она была построена по известному принципу "многоступенчатой ракеты". Он же – принцип собирания и использования энергии.
Для собирания и использования энергии общества нужно предложить обществу очевидный раздражитель. Причем достаточно яркий. Например, "окровавленные тбилисские лопатки" или "окровавленные руки бандита Сурикова". Иначе общество не возбудишь. А без возбуждения Патиашвили не снимешь. И Ельцина – тем более. Бифштекс на холодной сковородке не жарится. Но как только общество, возбудившись, отыгрывает свое в первом действии этой масштабной постановки, его отбрасывают за ненадобностью.
Помимо "тбилисского синдрома" у армии, есть еще и синдром, возникающий у массовки, которую так используют. Кое-кто называет его "синдромом одноразового использования".
"Бандит Суриков" в постановке "Армянгейт" был нужен как тбилисская "окровавленная лопатка" в постановке "Тбилисигейт". Он также нужен был только на первой фазе и также должен был быть отброшен на последующих фазах. Но грубость постановщиков была еще большей.