Любовь к жизни в его лирике связывалась с печалью разлуки, утечки часов, хода времени. Одно из наиболее известных стихотворений "Мост Мирабо" посвящено всему этому. Его рефрен: "Vienne la nuit sonne l’heures Les jours s’en vont je demeure" ("Приходит ночь, бьют часы, дни уходят, я остаюсь"), непереводимый на другой язык, не может оставить в покое человека, прочитавшего оригинал, настолько он прост, точен, поэтичен и печален. Когда Аполлинера посадили в тюрьму, он писал: "Медленно проходят часы, как проходит похоронная процессия" и тотчас продолжал: "Ты будешь оплакивать час, когда ты плакал, - он пройдет слишком быстро, как проходят все часы".
Андре Бийи, один из близких друзей Аполлинера, говорит, что "новый дух", который поэт защищал в последние месяцы своей жизни, был основан "на любви к жизни и на доверии к человеку. Когда разразилась Октябрьская революция и Россия заключила сепаратный мир с Германией, он не разделял возмущения окружающих его. "Кто знает, - говорил он, - может быть, из всего этого родится нечто великое". Я не знаю, будь он теперь среди нас, был бы он коммунистом, мне кажется, что он скорее был бы академиком, но бесспорно, что он нас продолжал бы изумлять". Я не знаю, как и Андре Бийи, стал бы Аполлинер коммунистом, - такие догадки произвольны и бесцельны, но вряд ли он стал бы академиком. В XX веке во французской академии было несколько поэтов - Сюлли Прюдом, Клодель, Фернан Грег, Поль Валери, Кокто. Ни один из них не сродни Аполлинеру. А ни Макс Жакоб, ни Элюар, ни Сен-Жон Перс, ни Деснос, ни Арагон не получили зеленого мундира и бутафорской шпаги - все они (каждый по-своему) стремились к подлинно современной поэзии и шли не по столбовой дороге, а по трудным горным тропинкам, как шел Гийом Аполлинер.
1965
Дон Кихот д’Астье
В толковом русском словаре сказано о дилетанте: "Человек, занимающийся наукой или искусством без специальной подготовки; имеющий только поверхностное знакомство с какой-нибудь областью знаний". Французский словарь дает несколько другое определение: "Страстный любитель искусства, который им занимается в качестве любителя". Выходит, что дилетант это самозванец, вторгшийся в ту область, где он полуневежда или, в лучшем случае, участник кружка художественной самодеятельности.
А по-моему, Стендаль был гениальным дилетантом. Кто скажет, что у него были поверхностные знания в политике, в экономике, в искусствоведении или что его романы написаны по-любительски? Дилетант это человек, для которого страсть не означает профессии. Для меня Эммануэль д’Астье прекрасный пример дилетанта в положительном смысле этого слова.
Он был одним из руководителей Сопротивления во Франции в годы войны, не будучи профессиональным революционером. Он стал министром первого временного правительства, не будучи профессиональным государственным деятелем. В течение долгого времени он был депутатом Национального собрания, не являясь профессиональным политиком. Он - редактор и вдохновитель одной из самых крупных газет Франции, хотя и не принадлежит к профессиональным журналистам. Он - автор нескольких книг, обладающих большими литературными достоинствами и блистательно написанных, но он не профессиональный писатель.
У д’Астье много вдохновения, много различных страстей и разнообразных способностей, он, пожалуй, слишком человечен, чтобы стать профессионалом в одной области.
У него слишком длинное имя: Эммануэль д’Астье де ля Вижери. Но он сам еще длиннее своего имени. Когда я вхожу в большой зал, где много народу, я его сразу вижу: он торчит над всеми. (Хотя он и сутулится - он долго был морским офицером и привык ходить сгорбившись, чтобы не разбить голову в низеньких каютах.) С виду он больше всего похож на Дон Кихота. Мне обидно, что я ни разу не видел его на Росинанте. Зато много раз я видел, как он вдохновенно штурмовал ветряные мельницы.
Как я сказал, он служил во флоте, много бродяжил по свету, писал книги, восхищался Рембо, Аполлинером, Лотреамоном, Лотье. Потом последовали война, разгром, оккупация Франции; и здесь родился второй д’Астье, вернее, Бертран, руководитель боевой организации "Освобождение". Этот чрезвычайно мягкий, рассеянный человек, любящий книги, размышления, безделие, вдруг оказался не только смелым, но и чрезвычайно энергичным. Его имя связано с освобождением Франции.
Эммануэль д’Астье де ля Вижери - один из последних представителей старой французской аристократии. В его квартире висят портреты его предков; почти все они были министрами внутренних дел; кто у Наполеона, кто у Луи-Филиппа. По странной игре судьбы генерал де Голль, когда он возглавлял правительство Сражающейся Франции, назначил д’Астье министром внутренних дел. Министром он, однако, был недолго: он хотел, чтобы правительство оперлось на народ, в первую очередь на рабочих; а война была уже выиграна, и копье Дон-Кихота было не по сезону.
С самого начала движения Сторонников мира д’Астье играет в нем крупную роль. Мне кажется, что вместе с покойным Ивом Фаржем он был душою этого движения. (Ив Фарж, кстати, тоже был прекрасным дилетантом - и в политике, и в литературе, и в живописи.) В течение одиннадцати лет я встречаю д’Астье на больших конгрессах и маленьких совещаниях; он горячится, спорит, отдает себя целиком делу защиты мира.
В литературе д’Астье создал новый жанр мемуаров; история в его книгах - не большой академический холст, а десятки этюдов, написанных вдохновенно и свободно, - он пишет портреты и сцены событий, ставших уже достоянием историка, со свежестью, с прозрачностью, с любовью художников-импрессионистов. В его описании семи или сорока девяти дней - годы, время, эпоха. Это большое мастерство; и, как писатель, и, как читатель, я радуюсь, что Дон Кихот нашел время между двумя битвами, чтобы написать хорошие книги.
Одну из своих книг д’Астье назвал "Мед и полынь". Может быть, это заглавие подходит не только для всех его книг, не только для него самого, но и для эпохи: любовь и война, надежда и отчаяние, нежность и суровое мужество. Здесь длиннущий Дон Кихот встречается со своим веком.
Стихи о Франции
(1940–1964)
1–7. ПАРИЖ, 1940
1. "Уходят улицы, узлы, базары…"
Уходят улицы, узлы, базары,
Танцоры, костыли и сталевары,
Уходят канарейки и матрацы,
Дома кричат: "Мы не хотим остаться",
А на соборе корчатся уродцы,
Уходит жизнь, она не обернется.
Они идут под бомбы и под пули,
Лунатики, они давно уснули,
Они идут, они еще живые,
И перед ними те же часовые,
И тот же сон, и та же несвобода,
И в беге нет ни цели, ни исхода:
Уйти нельзя, нельзя мечтать о чуде,
И все ж они идут, не камни - люди.
2. "Глаза погасли, и холод губ…"
Глаза погасли, и холод губ,
Огромный город, не город - труп.
Где люди жили, растет трава,
Она приснилась и не жива.
Был этот город пустым, как лес,
Простым, как горе, и он исчез.
Дома остались. Но никого.
Не дрогнут ставни. Забудь его!
Ты не забудешь, но ты забудь,
Как руки улиц легли на грудь,
Как стала Сена, пожрав мосты,
Рекой забвенья и немоты.
3. "Упали окон вековые веки…"
Упали окон вековые веки.
От суеты земной отрешены,
Гуляли церемонные калеки,
И на луну глядели горбуны.
Старухи, вытянув паучьи спицы,
Прохладный саван бережно плели.
Коты кричали. Умирали птицы.
И памятники по дорогам шли.
Уснув в ту ночь, мы утром не проснулись.
Был сер и нежен города скелет.
Мы узнавали все суставы улиц,
Все перекрестки юношеских лет.
Часы не били. Стали звезды ближе.
Пустынен, дик, уму непостижим,
В забытом всеми, брошенном Париже
Уж цепенел необозримый Рим.
4. "Умереть и то казалось легче…"
Умереть и то казалось легче,
Был здесь каждый камень мил и дорог.
Вывозили пушки. Жгли запасы нефти.
Падал черный дождь на черный город.
Женщина сказала пехотинцу
(Слезы черные из глаз катились):
"Погоди, любимый, мы простимся", -
И глаза его остановились.
Я увидел этот взгляд унылый.
Было в городе черно и пусто.
Вместе с пехотинцем уходило
Темное, как человек, искусство.
5. "Номера домов, имена улиц…"
Номера домов, имена улиц,
Город мертвых пчел, брошенный улей.
Старухи молчат, в мусоре роясь.
Не придут сюда ни сон, ни поезд,
Не придут сюда от живых письма,
Не всхлипнет дитя, не грянет выстрел.
Люди не придут. Умереть поздно.
В городе живут мрамор и бронза.
Нимфа слез и рек - тишина, сжалься! -
Ломает в тоске мертвые пальцы,
Маршалы, кляня века победу,
На мертвых конях едут и едут,
Мертвый голубок - что ему снится? -
Как зерно, клюет глаза провидца.
А город погиб. Он жил когда-то,
Он бьется в груди забытых статуй.
6. "Над Парижем грусть. Вечер долгий…"
Над Парижем грусть. Вечер долгий.
Улицу зовут "Ищу полдень".
Кругом никого. Свет не светит.
Полдень далеко, теперь вечер.
На гербе корабль. Черна гавань.
Его трюм - гроба, парус - саван.
Не сказать "прости", не заплакать.
Капитан свистит. Поднят якорь.
Девушка идет, она ищет,
Где ее любовь, где кладбище.
Не кричат дрозды. Молчит память.
Идут, как слепцы, ищут камень.
Каменщик молчит, не ответит,
Он один в ночи ищет ветер.
Иди, не говори, путь тот долгий, -
Здесь весь Париж ищет полдень.
7. "Не для того писал Бальзак…"
Не для того писал Бальзак.
Чужих солдат чугунный шаг.
Ночь навалилась, горяча.
Бензин и конская моча.
Не для того - камням молюсь -
Упал на камень Делеклюз.
Не для того тот город рос,
Не для того те годы гроз,
Цветов и звуков естество,
Не для того, не для того!
Лежит расстрелянный без пуль.
На голой улице патруль.
Так люди предали слова,
Траву так предала трава,
Предать себя, предать других.
А город пуст и город тих,
И тяжелее чугуна
Угодливая тишина.
По городу они идут,
И в городе они живут,
Они про город говорят,
Они над городом летят,
Чтоб ночью город не уснул,
Моторов точен грозный гул.
На них глядят исподтишка,
И задыхается тоска.
Глаза закрой и промолчи -
Идут чужие трубачи.
Чужая медь, чужая спесь.
Не для того я вырос здесь!
8. "Я помню - был Париж. Краснели розы…"
Я помню - был Париж. Краснели розы
Под газом в затуманенном окне,
Как рана. Нимфа мраморная мерзла.
Я шел и смутно думал о войне.
Мой век был шумным, люди быстро гасли.
А выпадала тихая весна -
Она пугала видимостью счастья,
Как на войне пугает тишина.
И снова бой. И снова пулеметчик
Лежит у погоревшего жилья.
Быть может, это все еще хлопочет
Ограбленная молодость моя?
Я верен темной и сухой обиде,
Ее не позабыть мне никогда,
Но я хочу, чтоб юноша увидел
Простые и счастливые года.
Победа - не гранит, не мрамор светлый, -
В грязи, в крови, озябшая сестра,
Она придет и сядет незаметно
У бледного погасшего костра.
1942
9. "Ты говоришь, что я замолк…"
Ты говоришь, что я замолк,
И с ревностью, и с укоризной.
Париж не лес, и я не волк,
Но жизнь не вычеркнешь из жизни.
А жил я там, где, сер и сед,
Подобен каменному бору,
И голубой, и в пепле лет,
Стоит, шумит великий город.
Там даже счастье нипочем,
От слова там легко и больно,
И там с шарманкой под окном
И плачет и смеется вольность.
Прости, что жил я в том лесу,
Что всё я пережил и выжил,
Что до могилы донесу
Большие сумерки Парижа.
1945
10. ФРАНЦУЗСКАЯ ПЕСНЯ
Свободу не подарят,
Свободу надо взять.
Свисти скорей, товарищ,
Нам время воевать.
Мы жить с тобой бы рады,
Но наш удел таков,
Что умереть нам надо
До первых петухов.
Нас горю не состарить,
Любви не отозвать.
Свисти скорей, товарищ,
Нам время воевать.
Другие встретят солнце
И будут петь и пить,
И, может быть, не вспомнят,
Как нам хотелось жить.
1946
11. "Во Францию два гренадера…"
"Во Францию два гренадера…"
Я их, если встречу, верну.
Зачем только черт меня дернул
Влюбиться в чужую страну?
Уж нет гренадеров в помине,
И песни другие в ходу,
И я не француз на чужбине, -
От этой земли не уйду,
Мне все здесь знакомо до дрожи,
Я к каждой тропинке привык,
И всех языков мне дороже
С младенчества внятный язык.
Но вдруг замолкают все споры,
И я - это только в бреду, -
Как два усача гренадера,
На запад далекий бреду,
И все, что знавал я когда-то,
Встает, будто было вчера,
И красное солнце заката
Не хочет уйти до утра.
1947
12-13. ФРАНЦИЯ
12. "Дорога вьется, тянет, тянется…"
Дорога вьется, тянет, тянется.
Заборы, люди, города.
И вдруг одно: а где же Франция?
Запряталась она куда?
Бретань, и море в злобе щерится,
И скалы рвет огромный вал.
Разлука ли? Мне всё не верится,
Что эти руки целовал.
Не улыбнешься, не расплачешься,
А вспомнишь - закричишь со сна.
Парижа позднее ребячество,
Его туманная весна -
В цветах, в огнях, в соленой сырости…
Я не спрошу, что стало с ним.
Другие девушки там выросли
И улыбаются другим.
Так сделан человек: расстанется,
Всё заметет тяжелый снег.
И я как все. А где же Франция?
Я выдумал ее во сне.
Но ты не говори о верности,
Я верен, только не себе -
Тому, что бьется, вьется, вертится -
Своей тоске, своей судьбе.
1948
13. "Читаешь, пишешь, говоришь…"
Читаешь, пишешь, говоришь,
И вдруг встает былой Париж,
Огромный, огненный, живой,
С горячей, мокрой синевой.
Как он сумел прийти сюда?
Ходить - не ходят города,
Им тяжело, у них дома.
И кто из нас сошел с ума?
Тот город, что, забыв про честь,
Готов в любое сердце влезть,
Готов смутить любой покой
Своей шарманочной тоской, -
Сошел ли город тот с ума,
Сошли ли с мест своих дома?
Иль, может, я в бреду ночном,
Когда смолкает все кругом,
Сквозь сон, сквозь чащу мутных лет,
Сквозь ночь, которой гуще нет,
Сквозь снег, сквозь смерть, сквозь эту тишь
Бреду туда - всё в тот Париж?
1948
14. НАД СТИХАМИ ВИЙОНА
"От жажды умираю над ручьем".
Водоснабженцы чертыхались:
"Поклеп! Тут воды ни при чем!
Докажем - сделаем анализ".
Вердикт гидрологов, врачей:
"Вода есть окись водорода,
И не опасен для народа
Сей оклеветанный ручей".
А человек, пускавший слухи,
Не умер вовсе над ручьем, -
Для пресечения разрухи
Он был в темницу заключен.
Поэт, ты лучше спичкой чиркай
Иль бабу снежную лепи,
Не то придет судья с пробиркой
И ты завоешь на цепи.
Хотя - и это знает каждый -
Не каждого и не всегда
Излечит от жестокой жажды
Наичистейшая вода.
1964
КОММЕНТАРИИ
Французские тетради
"Французские тетради" печатаются по изданию: Эренбург И. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 6. М.: Художественная литература, 1996. При этом в тексте эссе "Уроки Стендаля" восстановлены цензурные купюры по тексту его первой публикации (они заключены в угловые скобки).
О некоторых чертах французской культуры. - Впервые - Эренбург И. Французские тетради. М.: Советский писатель, 1958.
"Европа еще французская…" - "Lettres d’un veteran russe (Lettre XXX)". - См.: Полн. собр. соч. кн. П. А. Вяземского. Т. VI. СПб., 1881. С. 231.
Дело Дрейфуса - провокационный процесс, организованный в 1894 г. во Франции антисемитскими военными кругами против офицера генерального штаба, еврея Альфреда Дрейфуса, обвиненного на основе подложных документов в шпионаже и приговоренного к пожизненной ссылке на Чертов остров.
Афера Ставиского - финансово-политическая афера во Франции в начале 1930-х гг., названная по имени А. Ставиского, при покровительстве правительства присвоившего средства от распространения фальшивых облигаций.
Лессинг, выступая против Раста и Корнеля… - В "Гамбургской драматургии" (1767), см.: Лессинг Г.-Э. Избранные произведения. М.: Гослитиздат, 1953. С. 556.
"Мы редко освобождаемся…" - Лессинг. Там же. С. 548.
…однако он <Карамзин> писал… - В "Письмах русского путешественника".
В 1729 году Монтескье писал… - В книге "Pensèes", не издававшейся по-русски (см. Montesquieu. Œuvres completes. Vol. I. Paris, 1956. P. 981).
Книга… Андре Жида об изуверстве колониальных самодуров - "Путешествие в Конго" и "Возвращение с озера Чад" (1927).
"Нужно быть правдивым во всем…" - Montesquieu. Op. cit. Р. 1415.
Эготизм (фр.) - преувеличенное мнение о своей личности. Стендаль употреблял в значении: любовь говорить о себе.
Монтескье писал… - Op. cit. Р. 1305.
Белинский называл ее "вдохновенной пророчицей". - В письме к В. П. Боткину (1847).
Достоевский писал: "Лишь прочтя о ней…" - "Дневник писателя. Июнь 1876" (Достоевский Ф. М. ПСС. Т. 23. М.; Л.: Наука, 1981. С. 30; далее - ссылки на это издание).
Чехов писал своей жене. - 18 сентября 1902 г. (Чехов А. П. ПСС. Письма. Т. И. М.: Наука, 1982. С. 41; далее - ссылки на это издание).
"Вы пишете, что Вам досадно…" - Из письма А. С. Суворину 6 февраля 1898 г. (Чехов А. П. Письма. Т. 7. С. 166).
Гоголь, приехав в Париж, ужаснулся… - См. письмо И. Я. Прокоповичу от 25 января 1837 г. (Гоголь Н. В. Собр. соч. Т. 6. М.: Гослитиздат, 1959. С. 342).
"Отсюда же проистекает…" - Из статьи "Общее значение слова литература" (1841) (Белинский В. Г. Собр. соч. Т. 2. М.: Гослитиздат, 1948. С. 107–108; далее - ссылки на это издание).
Бальзак еще в молодости писал сестре… - Из письма Лоре де Бальзак (сентябрь 1819 г.) (Бальзак О. Собр. соч. Т. 23. М.: Правда, 1960. С. 246; далее - ссылки на это издание).
Герцен приводит его ответ агентам Наполеона III… - См.: "Былое и думы", часть 6, гл. 3 (Герцен А. И. Собр. соч. Т. 11. М.: Изд-во АН СССР, 1957. С. 44; далее - ссылки на это издание).
В письме к Ганской Бальзак писал… - См. письмо г-же *** (Бальзак. Т. 23. С. 330).
"Поэзия не бесплодная игра…" - К сожалению, это высказывание, как и ряд других высказываний французских авторов, отыскать в иностранных источниках не удалось.