Дисгармония ущербных композиций заставляет искать удовлетворения и полноты во внешнем мире, но увы: постоянно чего-нибудь не хватает, душа хочет одного, тело - другого; более того - разные эмоции, разные органы тела воюют за власть и пытаются навязать свою волю соседям. Отсюда комплекс "потерянного рая". Даже если некто "богато одарен" и возвышается над толпой, его всегда могут стащить и прикончить. Почему? Способности, таланты, красивые наружности блуждают сами по себе вне индивидуальной квинтэссенции, которая умиротворяет тело и устраняет вздорные глупости величия и оригинальности.
Но если удастся встретить свою эманацию в стихии воды, есть шанс оказаться в пространстве плавучих материков и тяжелых облаков, подобных островам и кораблям. Америго Веспуччи назвал это пространство "новым светом". На гравюре конца шестнадцатого века, названной "Триумф Америго Веспуччи", мореплаватель наблюдает пограничье двух стихий, где обычные звери весьма спокойно уживаются с представителями мифической фауны. Это аллегория - странный термин прекращает любые вопросы касательно происхождения, образа жизни и привычек мифических монстров. С давних времен появилась привычка объяснять мифы эвгемерически, как вычурное и аллегорическое повествование о жизни и подвигах великих людей. В такой же манере читают басни и сказки - птицы, камни и деревья рассуждают "по-человечьи" ради моральных и прочих поучений. Так диктует антропоцентрическая гордыня. В сущности, лев так же мало олицетворяет "храбрость вообще", как заяц - "трусость вообще". Но это хотя бы знакомые звери, иное дело химеры, единороги, саламандры, не входящие в классификацию Линнея или Бюффона. Аллегорией, эмблемой, символом называют все непонятное, нонсенсы детерминизма. Отсюда плотный занавес над архитектурой, геральдикой, герметикой. В конце пятнадцатого века архидьякон Клод Фролло, указывая на печатную книгу, затем на собор, дальновидно заявил: это убьет то.
Нереиды, тритоны, единороги, гриффоны - обитатели иных космических стихий. Поскольку мы живем на земле, для нас реально только измеряемое и конкретное. Увиденное, услышанное требует проверки осязанием, обонянием, вкусом. Если увиденное и услышанное не прошли такого теста, они считаются либо виртуально реальными, либо галлюцинациями. Добросовестный детерминизм тщательно обыскивает чужаков. Так натуралисты, историки, географы просеивают книги, изданные до девятнадцатого века, отделяя "зерна от плевел", истинно научные пассажи от вымыслов. К примеру, в известной "Истории северных стран" (1555 г.) епископ Олаус Магнус рассуждает о выделке тюленьих шкур и о морском змее в тысячу футов одинаково деловым тоном. Поведав особенности кузнечного ремесла в Лапландии, автор переходит к погоде и сообщает: во время страшного урагана дом одного норвежца перенесло в Исландию, так что хозяин по пробуждении долго почесывал затылок при виде незнакомых окрестностей.
Границы акватической и хтонической стихии непредсказуемы и уходят от дефиниций. Пока земля в сознании европейских ученых еще не сконцентрировалась в шар (окончательное решение по этому вопросу было принято лишь в восемнадцатом веке), планета (плоская поверхность) во многих пунктах смыкалась с "гидровселенной". Джон Рескин ("Афина в небе") недурно заключил: греческие мифы рождены в созерцании эротического инфайтинга туч и облаков. В пространстве Океаноса тучи и облака плотностью не уступают земле, но куда более растяжимы и пластичны. Когда Гера придала облаку свою форму, Иксион овладел ею, будучи совершенно уверен в присутствии богини.
Многоцветные, гибкие льды и облака присущи акватической стихии. Одиссею и Синдбаду, Эйрику Рыжему и Фробишеру случалось встречать человеко-драконо-звероподобные льдистые облака, облачные айсберги, внезапные фонтаны, застывающие батальными сценами. Французский альтернативный географ Фердинан Дени собрал в своей антологии "Чудеса океана" (1845 г.) много диковинных историй, взятых из старых судовых журналов. Вот сообщение конца восемнадцатого века: "16 плювиаля, VI год эры свободы. Широта и долгота такие-то. Томимые голодом и жаждой, мы бросили якорь близ большого острова розово-белого цвета. Никогда прежде мы не встречали подобной земли: пористая и гладкая, она слегка прогибалась под ногами. Вокруг - ни куста, ни дерева для костра, ни единого ручья, ради утоления жажды, только мягкая трава золотистого оттенка. Под светлым земляным покровом кое-где просвечивали голубые минеральные жилы. Вдали вздымались два округлых холма с вершинами ярко озаренными пурпурным солнцем, удивительно похожие на женские груди.
Вдруг спустилась тьма и поднялся резкий ветер. Небо заслонили огромные белые крылья, их перья сверкали изумрудной молнией. Ужас одолел нас, мы в панике бросились на землю и скатились по гладкому белому склону, забыв шлюпку, вплавь добрались до корабля. Небо разрывали молнии, тьма застила море. На следующее утро мы увидели вдали две ледяные горы - они напоминали "Леду и лебедя" со старинной гравюры".
Близость этого "отчета" текстам Эдгара По или рассказам Синдбада-морехода очевидна. Очевидно и другое: если мы согласны с космогонией четырех элементов в их автономии и взаимозависимости, необходимо отнестись к выводам и постулатам рационального метода весьма критически. Вера в субтильную материальность души и в субтильные органы чувств исключает жесткую схему позитивистского мышления.
Поэтому.
Мифические персонажи и события - вне хронологии, настоящее, прошлое, будущее здесь иррелевантны. Любовь Леды и лебедя, борьба Геракла и Антея, троянская война богов свершаются на другом уровне бытия, до нас доходят лишь земные эманации, которые каждое поколение толкует согласно "духу времени". Однако магический поиск требует немалой отваги. Непредсказуемое и хаотическое столкновение тонких и грубых элементов ведет к жестоким психофизическим травмам, ибо раскрываются немыслимые формации, гротескные плоды совокуплений деревьев, кораллов, черепах, драконов, недоступные никакой классификации. Рацио и рутинная предназначенность самца и самки кричат о безумии, но в нервических турбуленциях слышится пульс нового желания:
Я хочу идти к безумию и его солнцам
Его белым лунным солнцам,
что рождают иное море.
Театр. Из вашего корсажа вылезает жаба
и разъедает угол декорации.
Харибда. Сцилла. Далекий, близкий, гулкий лай
Заполнен румяными от крови собаками.
Мифические частности иной раз задевают почти конкретно земную жизнь. Сцилла - монстр о шести собачьих мордах, всепоглощающий водоворот Харибды напоминает Мальстрем. Но вряд ли Эмиль Верхарн имел это в виду.
Двойную спираль по горизонтали надобно дополнить таковой по вертикали. Тогда в крестовидной фигуре означится точка пересечения субтильной и физической души. Двойная спираль - экспликация возможностей центра окружности, Рене Генон справедливо ее идентифицирует с китайской инь-ян. Отсюда следует необходимость гармонизации первичной раздвоенности всякого бытия. Когда бытие сжимается однозначностью, одноцельностью, одноплановостью, результат плачевен - либо экспансия, либо контракция, только вулкан или только бездна концентрического поглощения.
В географии Жюля Верна северный полюс - вулкан, южный - гибельная воронка. Весьма похоже на "Манускрипт, найденный в бутылке" Эдгара По, где корабль, увлеченный южным течением, мчится в категорическую смерть: "О ужас ужасов! - лед внезапно открывается справа и слева, и мы с головокружительной быстротой начинаем вращаться гигантскими концентрическими кругами по краям исполинского ледяного амфитеатра, стены которого вверху поглощены мраком и пространством".
Широты и климаты вполне ассоциируются с композицией и психофизической ситуацией человека: детство - свежий бодрящий север; субтропики юности, затем экватор, расцвет, затем растворение, гибель в безмерности южного океана. Идея любви как путешествия по женскому телу, обретающему планетарные размеры, была весьма популярна в лирике барокко. Сент-Аман:
Мадам, ваши недоступные губы
далеко в Гиперборее.
Айсберги вашей груди розовеют
в северном сиянии,
Ваши пальцы ласкают цветы Гренландии,
след вашей ноги
На земле Ван Димена.
И неужели мыс Доброй Надежды
на границе девственного леса
Называется мысом Бурь?
Галиматья с точки зрения новой географии. Этимологически, правда, все в порядке. Слово "география" вполне легитимно переводить как "описание Геи, матери-земли", а потому поэт имеет право на собственные эротико-географические пристрастия в трактовке пейзажа своей возлюбленной. Метафоры и гиперболы изысканно одушевляют ходовое женское выражение "тебе нужно только мое тело". Но эти риторические фигуры, равно как аллегория, привлечены из науки филологии, а здесь очевиден пантеистический порыв. Вряд ли географ, склоняясь над бумагой с циркулем и линейкой, испытывает нечто эротическое. Гиперборея - миф, скажет он, женская грудь не по моей специальности, хотя ума не приложу, каким боком она похожа на айсберги; мыс Доброй Надежды, открытый Васко да Гама, назван так в чаянье добраться до Индии, а почему автор поместил его на опушке леса, надо узнать у психоаналитика. Для географа незыблем постулат измеримости и шаровидности земли. Он, географ, может меняться, механическое вращение планеты и после его смерти таковым останется. В отличие от него, поэт знает либо чувствует двойную спираль: когда желание пробуждается, желанная цель также пробуждается - это аксиома натуральной магии: нет субъекта и объекта, но только взаимодействие двух субъектов.
"Изумрудная скрижаль" Гермеса Трисмегиста начинается так: "То, что вверху, то и внизу, дабы свершить чудо единого". Верх и низ, левое и правое только зеркальные отражения неведомого единого. Вторая половина двойной спирали зеркальное отражение первой, равно как север и юг, восток и запад, солнце и луна, мужчина и женщина. Это называется "герметической аналогией". Посему искатель - эротический натуралист - хочет найти свою аналогию в Даме Натуре.
В жанре "блэзон" (воспевание женского тела) ассоциации с божествами стихий неизбежны. Гофмансвальдау назвал Эроса "лоцманом", уверенно ведущим корабль во Флориду. Цель вояжа:
Мое сердце не желает ни золота, ни жемчугов,
Меня вдохновляет обнаженная Флорида…
Зори, закаты, девственный лес, приближение к острову, рифы равнодушия, безразличные губы и вялые соски - непритягательные магниты… подобными образами изобилует прециозная лирика. Продолжение процитированного фрагмента Сент-Амана:
Заря моего желания рассеивает
Ночь твоего целомудрия…
Весьма любопытен вояж по женскому телу, предпринятый Джоном Донном в элегии XVIII. Предварительные рассуждения: напрасно мы ищем Купидона в планетных сферах и фирмаменте идей и добродетелей. Бог любви пребывает в инферно вместе с Плутоном, его, Купидона, климат - огонь и золото, жертвы ему возлагают не на алтарь, а скрывают в колодцах и пещерах. Хотя мы наблюдаем эволюции светил небесных, мы любим землю и, восхищаясь трепетной душой дамы, жаждем ее центра. Волнистые кудри - лес, где встречаются засады, змеи, коварные сети. Если брови изысканны, лоб гладок и приятен, это добрый знак для отплытия:
The Nose (like to the first meridian) runs
No twixt an East and West,
but twixt two suns.Нос, подобно первому меридиану,
расположен
не посреди востока и запада,
но посреди двух солнц.
Курс на юг. Пухлые губы - не ленивые Канары, но, скорее, острова Амброзии. Мы бросаем якорь поцелуя. Неужели это блаженное возвращение домой? Она вещает, словно мудрый Дельфийский Оракул, однако необходима осторожность: да, ее зубы - перлы, но возможно ее язык - ядовитая, хищная рыба ремора, которая любит отдыхать на жемчужных отмелях. Нас влечет южное течение: миновали подбородок, горло - надменный перешеек, и вошли в Геллеспонт (нынешние Дарданеллы):
…between
Тhе Sestos and Abydos of her breast……между Сестос и Абидос ее грудей…
Сложный и многоплановый образ.
Сестос и Абидос - античные поселения на противоположных берегах Геллеспонта, место трагедии двух влюбленных - Геро и Леандра. Последний утонул, торопясь на свидание с Геро - жрицей храма Афродиты. Джон Донн уточняет: "ее груди - не сдвоенные влюбленные, а двух любовей гнезда". Можно лишь гадать о многозначности этих коннотаций.
Далее мы плывем в сторону "ее Индии" мимо ее роскошного "атлантического пупка" (her Atlantick Navell), огибая мыс Доброй Надежды. Прилив увлекает к берегу покрытому густым лесом. Здесь опасно, здесь случалось много кораблекрушений под зловещим созвездием Скорпиона. Цель вояжа еще не достигнута. Ее центр, вероятно, анус, очищенный клистиром, полагает отважный поэт. Поцелуй в губы "трансплантирован" в эту область, реализована двойная спираль герметической анатомии. Но путешествие не заканчивается. Тропик Козерога - "ее царственные колени", далее безбрежный океан.
Медуза Cianea Floris
Одушевление тела - процесс медлительный и сложный, зависящий от качества и фактуры четырех элементов. Душа (вегетативная, животная, рациональная) - anima vegetabilis, animalis, rationalis формирует личность вплоть до совершеннолетия, добиваясь каждый раз иных результатов.
Широк диапазон обжор и пьяниц - от потребителей неважно чего до капризных и своеобычных гурманов; убийцы, насильники, "звери в человеческом облике" резко рознятся манерами и повадкой; идеологи и лидеры выбирают дорогу стада, сообразуясь с наивностью либо изысканностью своих инфернально-парадизиальных миражей.
Подобное разнообразие обусловлено родовой, клановой, коллективной душой. Это общие наименования антропо-фауно-флоральных средоточий матери земли.
И если психологи охотно рассуждают о "подсознательном" и "коллективном бессознательном", то разговоры о "сверхсознательном" они чаще всего предоставляют вести священникам и мистикам. Вверх идут одинокие тропинки. Только индивиды, то есть люди, одаренные "субтильным телом души" (anima celestis) способны подняться над рациональным сознанием.
Anima, душа - женская субстанция, соответственно "субтильное тело души" - женского пола. Это представляет немалые трудности для мужчины и недурные шансы для женщины. У женщины субтильное и физическое тело могут почти совпадать. Что значит почти? Гравюра Anima Mercury (XVII в.). Обнаженная женская фигура вписана в два эллипса, правая нога чуть выдается, левая - чуть согнута. Внешний эллипс проходит над головой и внизу касается пальцев правой ноги, внутренний задевает темя и пятку левой ноги. Оба эллипса скоординированы относительно омфалоса и ктеис, которые образуют центры двойной спирали и при хорошем взаимодействии дают силу, гибкость и плавность. Здесь движение и неподвижность приближаются к совпадению. Отсюда потенциальная гармония женского тела.
Знаменитый рисунок Витрувия, дополненный Леонардо да Винчи, "Мужчина в эквилибре". Динамика и покой выражены двумя позициями - в круге и квадрате. Фиксированная квадратом фигура имеет центром фаллос, фигура в движении - солнечное сплетение. Воплощенное противоречие, невозможное сочетание духа (круг) и материи (квадрат). Если для женщины гармония естественна, для мужчины это - решение квадратуры круга, героическое достижение. Женщина - его звезда и цель сублимации.
Но какой мужчина согласится признать женщину высшим существом?
Отношение иудео-христианства к женщине отличается нервической неопределенностью. В "Экклезиасте", правда, сказано однозначно: "Я смотрю на мир глазами своей души и нахожу женщину горше смерти. Она есть охотничий силок. Ее сердце - клетка, ее руки - цепи".
Знаменитый швейцарский мифолог И. Я. Бахофен в "Материнском праве" так подытожил мнения античных авторов от Аристофана до Симплиция: "Исторические циклы отмечены кровавой метой беспощадной борьбы полов, где женщина побеждает всегда. Великие герои погибали из-за женщин… Триумф христианства суть победа женщины над мужчиной, материи над духом, рабства над свободой. Женщины счастливы созерцать крест, где распят мужчина - извечный враг… Современный патриархат сугубо номинален".
В этих резких словах доля правды чувствуется безусловно. Финал фильма Луиса Бунюэля "Смутный объект желания": умный пожилой сеньер плетется за наглой девкой, на минуту задерживается - на скамейке сидит женщина и ловко зашивает что-то. Сеньер ассоциирует сие со своей жалкой ситуацией. Она - иголка, он - нитка.
Ибо она - "владычица крови".
Сколько мужчин, презирая свое рабство, вновь и вновь твердят: что в ней особенного? Жалкое существо из плоти и крови, анатомически сходное с другими млекопитающими, умственно сходное с бурундуком. Но вот она раздевается, дыхание перехватывает, сердце замирает…
"До грехопадения, - писал в "Исповеди" святой Августин, - мужчина делал со своим пенисом, что хотел, а теперь пенис делает с ним, что хочет". Закон ли это, роковая ли предопределенность?
Любопытна беседа французского этнографа Сент-Ива Венсана со старым индейцем:
"Вассавити и я грелись на солнышке у речки, где плескались две девушки. Я хотел навести Вассавити на интересующую тему, хотя порой отвлекался на купальщиц. Индеец заметил и усмехнулся:
- Суета мира сего, как говорят ваши священники.
- Разве ты, Вассавити, в молодости не заглядывался на женщин?
- Случалось, когда я был слепым кротом вроде тебя. Не обижайся, - он хлопнул по моей ладони, - белые люди все таковы. Даже к старости редко кто из них прозревает. Одна, - он кивнул на девушек, - серая медведица, другая - паучиха…
- Это сравнение?
- Не понимаю, какое тут сравнение. Вчера или сегодня или завтра для тебя облако остается облаком, камень - камнем, женщина - женщиной. На деле все меняется, только открытые глаза спокойны".
Индейский собеседник Венсана уточнил наше непонимание магических принципов. Для нас "все течет" Гераклита - изменение, старение, исчезновение вещей и людей формально неизменных. Иначе говоря, мы признаем материальную перемену, но не трансформацию.
Женская ориентация - покой, постоянство, сопротивление разрушительному времени, удержание достигнутого, улучшение достигнутого. Женщина старается укротить и приручить мужское своеволие, направить экспансивную энергию на полезные цели, цивилизовать дикого самца. Для этого мать-природа сотворила магию обнаженного женского тела.
Магия - система всеобщих, совершенно непонятных связей. В принципе ничего нельзя досконально растолковать, всякое объяснение есть псевдо-объяснение, утоляющее на время голод вопросительного знака. В отличие от ученого исследователя, маг не спрашивает "почему это так", а просто констатирует: "это так".