Женское тело воздействует магически, это так. Можно лишь проследить процесс и результат подобного воздействия. Женская прельстительность уничтожает настоящий момент, предлагая режим ожидания, надежды, будущей удачи или неудачи. Если мужчина сразу не овладевает женщиной своего эротического внимания, он безусловно изменяет своему первобытному началу, теряет собственный ритм, уступает плавной женской монотонности. Начинается длительная и губительная фиксация на внешнем объекте. "В фехтовании это означает смерть", - говорит буддизм дзэн. В магии это называется "погружением в лунное сияние".
Солнце рождает день, луна рождает ночь, планеты - их совместные дети и посредники: страшно подумать о последствиях одинокого столкновения двух светил. Солнце лишь способствует нашему произрастанию, мы - дети земли, подлунного мира. Когда говорят о "солнечном фаллосе" и "сынах солнца", имеют в виду героев, мифических в основном. Лишь гипотетическая автономия неба разрешает мысль о мужской автономии и доминации. Патриархат был религиозно обоснован приматом неба над землей и сперматического эйдоса над материей - отсюда монотеос, отец, монарх, лидер, активный субъект среди пассивно-страдательных объектов. Отсюда теория о духовном мужском "истинном" и женском, материально - увертливом "неистинном". Но для свершения своего авторитарного действия мужскому субъекту необходимы сила и бескомпромиссность, господство интеллектуальной интуиции над дуальным "разумом вычисляющим". Допуская возможность проигрыша, торжества материальной субстанции, он теряет уверенность настоящей секунды и попадает в пагубный режим либо-либо. Начинаются колебания, страх перед фатумом, орел или решка, ожидаемый результат раздваивается на успех и неудачу, мгновенное решение заменяется соображением "взвешенным", то есть политико-прагматическим. Воин уступает место негоцианту. Наползает царство расчета: рацио более не повинуется интеллекту и безвозвратно распадается в материи.
Мужчины буржуазной эпохи - "сыны земли", носители лунного пениса или "лунуса". Они суть дети по отношению к женщине любого возраста; пенис - только стимулятор жизненности вагины. Женщина потенциально обладает пенисом, ибо женская магия знает, как развить клитор до соответствующих размеров и придать ему детородное качество. Поэтому с точки зрения магии в мужчинах "нет необходимости" - многие женщины, не умея объяснить, чувствуют это "нутром". Мужчина, правда, чрезвычайно полезен, если его цивилизовать; подобно огню, он "хороший слуга, но плохой хозяин".
Погружение в лунное сияние.
Лунатики, маниакалы, клептоманы, дипсоманы напряженно ощущают полнолуние. В центре серебристого круга, имеющие глаза, различают черное пятно, от которого исходит ядовитое марево. Оно окисляет металлы, тупит лезвия, вселяет беспричинный страх, порождает головокружения и прочее. Это ядовитое марево активизирует акул и летучих мышей, заставляет паучих интенсивней плести паутину (в гримуарах по магии считается, что паутину плетут только паучихи).
От "полнолуния" обнаженного женского тела исходят эманации черной магнезии, которые дурманят мужские мозги и вызывают томительную эрекцию. Но это еще полбеды. Повышенно чувственные субъекты имеют шансы умереть от разрыва сердца или заполучить смертельную болезнь под названием "сатириазис", когда мозги разрываются от сладострастных, почти осязаемых образов, а постоянное возбуждение доводит до безумия.
Лунное марево и черная магнезия создают специфически женскую сферу монотонной фиксации. Отсюда магические архетипы женских работ - шитья, ткачества, прядения, вышивания. Гипнотическая фасцинация женским телом вполне сравнима с поведением паука в режиме паутины. После спаривания, противиться коему он не в силах, паук в бесполезных попытках бегства застывает безвольной жертвой паучихи. Такова судьба самца в лунном сиянии матриархального пространства.
Мойры прядут судьбы людей и даже богов ("Теогония" Гесиода), в гомеровской "пещере нимф" на каменных станках нимфы "прядут" человеческие тела, Пенелопа, Цирцея, Арахна равно искусны в ткачестве и эротических обольщениях. Резвый челнок, проворная игла, узор внезапно обрывается и продолжается в ином пейзаже и настроении: роскошная Антиопа превращается в козу, что нисколько не смущает влюбленного бога; Дафна прорастает лавром; охотника Актеона при виде обнаженной Дианы пронзает неистовая боль трансформации… и вот он - олень, затравленный собственными собаками.
Лунное марево над островом Цирцеи, монотонная тишина. Александр Блок так излагает ситуацию в своей "Цирцее" (вольный перевод из Шарля Леконта):
Год миновал. Мы пьем
среди твоих владений,
Цирцея! - долгий плен.
Мы слушаем полет
размерных повторений,
Не зная перемен.
Мужчина здесь перестает быть мужчиной в смысле экспансивной свободы выбора. Его in excelsis и жажда сублимации совершенно устранены, Цирцея втискивает его в сомнительное счастье звериного бытия. Положим, она выявляет его тотемическую суть… кабана, зайца, паука, но ведь человеческая форма давала ослепительный шанс. Более того, в дрессуре и прирученности он теряет даже дикую волю звериного самца:
Здесь львы укрощены -
над ними благовонный
Волос простерся шелк.
И тигр у ног твоих -
послушный и влюбленный,
И леопард, и волк.
Если это парадиз, то парадиз зоопарка. Цирцея, равно как Деметра, богиня цивилизации. Яростные, строптивые агрессоры теряют в магических фильтрах Цирцеи присущие им атрибуты и застывают сомнамбулическим соцветием:
Для зорких рысьих глаз
и для пантеры пестрой
Здесь сон и забытье.
Над ними в сладкой мгле
струит свой запах острый
Любовное питье.
Магнетическая притягательность женского тела, монотонная однозначность желания.
В книге "Открытие Гвианы" (1598 г.) сэр Уолтер Рэйли - фаворит королевы, конкистадор, писатель - повествует об Амазонке, Ориноко, об индейском племени юкка, где господствуют женщины. Повелительница племени восприняла как должное, что далекой страной Англией правит королева, но крайне удивилась, узнав о преимуществах мужчин. Как же так, ведь они хуже зверей! Среди них случаются искусные рыболовы и охотники, но у них нет разума, они жестоки и безмерно похотливы, их необходимо кастрировать, дабы приручить. Вопроса касательно размножения повелительница племени сначала не поняла, затем объяснила: когда пробуждается желание, клитор вырастает фаллосом, если же потереть его травой "малингу", вырастает огромным фаллосом. От соединения женщин рождаются только девочки, мальчики появляются от случайных связей с "лесными мужчинами" или после спаривания со змеями и дикими зверями.
Сэр Уолтер Рэйли не комментирует этого, а только добавляет, что часто видел кастрированных мужчин, занятых тяжелой работой.
Сообщения о племенах "амазонок" часто встречаются в книгах путешественников и этнографов. Эрих Нойманн, оригинальный последователь К. Г. Юнга, считает сие реликтами когда-то всеобщего матриархата. Однако любопытно следующее: европейская патриархальная цивилизация так никогда и не смогла однозначно решить "женский вопрос". Андрократическому иудео-христианству пришлось перевернуть порядок вещей, дабы растолковать творение Евы из Адамова ребра. Разумеется, теологи объясняют это параболически, символически, метафорически, но суть не меняется: ради своего утверждения, патриархальная религия пошла против природы. Неубедительность библейской истории породила массу недоумений и возражений каббалистов и магов - от рабби Симеона бен Йохая до Агриппы Неттесгейма и Роберта Фладда.
Каббалист Хаим Витал, ученик великого Исаака Луриа, в книге "Древо познания" (1579 г.) изложил дело следующим образом: Адам был сотворен вместе с полевыми зверьми и затем перенесен в парадиз как первое связующее звено меж землей и небом; Еву создал Господь из субтильной райской земли, граничащей с "верхними водами". Рабби Авраам Абулафиа сказал; Ева - душа Адама, ангел - душа Евы. Далее повествование каббалиста напоминает известный афоризм Ницше из "Человеческого слишком человеческого": "Сотворив женщину, Бог показал свое мастерство: глядя на мужчину, легко представить, какие трудности пришлось преодолеть на этом пути".
Итак, согласно Хаиму Виталу, женщина - высшее творение Господа - равно причастна небесной иерархии и хтонической природе, женщина центральна во вселенской гармонии. Почему же впоследствии подверглась она инвективам и подлым наговорам? Откуда столько обвинений: "скверна", "погибель", "золотое кольцо в ноздрях свиньи"? Зависть, злоба, тщеславие, непобедимое вожделение, - полагают Агриппа Неттесгейм и Хаим Витал. В "Древе познания" драма грехопадения трактуется так: Адам прельстился обещаниями "змия" касательно запретного плода. Осторожная и хитрая Ева только сделала вид, что вкусила от оного, Адам съел целиком, причем кусок застрял в горле (адамово яблоко). После изгнания из парадиза начались всякие напасти: Адам покрылся шерстью, тестикулы чудовищно распухли, пенис восстал до размеров необычайных и увенчался черным когтем. Ева пострадала значительно менее, ибо только вдохнула запах плода. Адам тщетно гонялся за ней, потом за дикой ослицей, потом принялся кататься по земле, пытаясь оторвать сатанинский подарок, наконец, измученный, уснул. Сострадательная Ева отрезала его член, оставив "десятую долю" - при этом, по преданию, сатана взвыл от боли. Отрезанный член прыгнул на Еву, вонзился в лоно ее - впоследствии родился Каин - и остался в ней клитором. Адам проснулся в обычном мужском образе, однако Еве пришлось долго отучать его от беспрерывной похоти.
"Вырос на мне ангел сатаны, избивает меня кулаками", - писал святой Амвросий. И святой Бонифаций: "Восстал из моего тела змий и потребовал поклонения". Число подобных жалоб внушительно.
Палящим огнем, проклятьем пениса наградил Господь мужчину за непослушанье.
Пенис не признает религиозных, социальных или родственных табу, реагируя на женскую субстанцию вообще, будь-то монахиня, мать, сестра, дочь, кто угодно. Жестокое потрясение, страх, тяжкая работа лишь на время его укрощают, кастрация, импотенция лишь стягивают, словно пружину, его бешеное рвение, которое просто меняет формы проявления, в момент смерти он исторгает сперму - добычу ламий или мандрагор.
Согласно Платону, голова и пенис взаимосвязаны, сперма суть мозг вытекающий. Правда это физиологически или нет, однако функциональность вычисляющего разума вполне аналогична сексуальной. Мужские глаза анализируют женщину, чтобы ей овладеть, рацио с той же целью анализирует природу.
Людвиг Клагес в знаменитом сочинении "Дух - ненавистник души" полагает: этот "дух", эманация абсолютного Ничто монотеизма, трансцендентный, абстрактный, прежде всего, убийственно аналитичен. В другой книге, "Космогонический Эрос", он противопоставляет "фаллос небесный" земному пенису: "Тайный огонь эйдоса превратился в злую сперму пениса - символа дикой похоти. Таким образом, любовь мужчины и женщины перешла в смертельную ненависть, где один пол использует другой в целях сугубо эгоистических".
Характер и темперамент каждой женщины отражает ту или иную космическую стихию - землю или воду, воздух или огонь. В этом смысле женщины соответствуют элементалам, населяющим стихии - хтонам, ундинам-нереидам, сильфидам, саламандрам.
"Женщины земли", послушные Гее, Деметре, Кибеле, нацелены на зачатие, роды, воспитание потомства. Мужчины - "мелиораторы", сельские работники, полезный инвентарь. Во времена кровавых культов великих матерей, мужчины жертвовали на алтарь богини свои гениталии, их разрубленные тела удобряли почву. Геродот упоминает, что во Фракии беременные женщины нередко убивали мужей и съедали их гениталии.
Женщина земли отличается деловитой пошлостью, основательностью, сугубой меркантильностью, ленивые зрачки мерцают и суживаются только в предчувствии материальных благ для нее и детей. Ее эминентные формы, влажный магнетизм ее женского средоточия властно притягивают мужской пенис, потом отбрасывают за ненадобностью. Она - живая аллегория геоцентризма. В "Преступлении и наказании" Ф. М. Достоевского недурно сказано на эту тему: "Тут, брат, этакое перинное начало лежит, - эх! да и не одно перинное! Тут втягивает, тут конец свету, якорь, тихое пристанище, пуп земли, трехрыбное основание мира, эссенция блинов, жирных кулебяк, вечернего самовара, тихих воздыханий и теплых кацавеек, натопленных лежанок, - ну, вот точно ты умер, а в то же время и жив, обе выгоды разом!"
В прокрустово ложе ее моральной установки втиснуться невозможно: она обзывает мужчин "кобелями" и в то же время презирает "импотентов", ее характеризуют безличные ласкательные словечки - миловидная, хорошенькая, смазливая…
Она понятия не имеет о красоте, поскольку в этом не нуждается ее самодовлеющая целесообразность. Да, мужчина ее инструмент, но ведь и она - только инструмент "хтонид", великих богинь плодородия: за ними блуждают в протоисторических туманах тени древних, древних старух, повелевающих жестко детерминированной судьбой.
Динамика и горизонт воды устраняют жестокую целеустремленность и "назначение", предлагая женщине разнообразие выбора. Образуется специфическая женская гармония, обусловленная плавностью и текучестью линий, тайный или явный "танец" разлагает монотонность ходьбы, вздымает руки над угрюмой ежедневностью работы. Поэтому Фридрих Шиллер заключил:
Любая земная Венера,
сопричастная небу,
Рождается в темной глуби
виноцветного моря.
Красота отрицает устойчивое и детерминированное бытие, прошлое и будущее, уверенность в завтрашнем дне и прочее такое, красоте присуща свобода индивидуальности. Отсюда ее невозможность в современную эпоху, чьи бесконечные схемы, законы и стандарты порождены тяжкой земной стихией.
Фаллос Ураноса упал в море, так рассказывает Гесиод в "Теогонии". В розово-перламутрово-радужном кипении пены восстала удивительная девушка и вышла на песок острова Кипр. Под ее стопами раскрывались цветы, Эрос и Химерос - гении любви - сопровождали ее. Она внесла в жизнь богов и людей девичьи смехи и перешептыванья, обманы и дивные наслаждения.
Афродита Анадиомена - счастливая возлюбленная, всегда открытая любви, она - преизбывное богатство, она, одаривая, ничего не теряет.
Хотя волшебство страсти - ее творение, ее дар, богиня, в принципе своем, не любящая, но возлюбленная; она не захватывает в плен, подобно Эросу, но побуждает к наслаждению. Царство ее беспредельно - от сексуальной страсти до экстатики вечной Красоты. Все достойное обожания, восхищения, будь то изысканные линии тела, искусство беседы или жеста, все это называется по-гречески "эпафродитос".
Покорным ей мужчинам приносит богиня счастье - поэтому про удачный бросок игральных костей говорят: "милость Афродиты". С женщинами ситуация куда сложней. При малейшем непослушании богиня вырывает их из спокойной и скромной жизни и отдает в объятья красивых чужеземцев. Так Медея стала жертвой любви к Язону и свершила ужасающие преступления. Потому в драме Эврипида "Медея" хор женщин заклинает:
О повелительница, не посылай нам
от золотой тетивы
стрелы бешеных желаний,
оставь нам в удел скромность и покой.
Женщину земли формирует дух времени, местный колорит, косметика, мода, словом, внешние влияния подгоняют и шлифуют ее в том или ином стандарте. Подобная женщина в высокой степени не свободна и не индивидуальна. Иное дело присутствие Афродиты Анадиомены. Богиня пробуждает в душе активную и автономную жизнь, это в античной эстетике именуется "энтелехией", а в средневековой forma formanta, "формой формирующей". В значительной степени независимо от окружения, композиция души и тела таинственно меняется, превращая женщину в существо дивное и неповторимое.
Блуждания Александра Блока вокруг земной, акватической, аэрической женственности примечательны.
Превратила все в шутку сначала
Поняла - принялась укорять,
Головою красивой качала,
Стала слезы платком вытирать.И, зубами дразня, хохотала,
Неожиданно все позабыв,
Вдруг припомнила все - зарыдала,
Десять шпилек на стол уронив.Подурнела, пошла, обернулась,
Воротилась, чего-то ждала,
Проклинала, спиной повернулась
И, должно быть, навеки ушла…
Героиню не определяет ни имя, ни субстантив, ни местоимение, она проявляется лишь в действии, она предикативна. Ее турбулентность вызвана сопротивлением мужчины, которого она желает присвоить и растворить в своих эманациях как свою очевидную собственность, что и понятно: напряженная женская потенция рождает мужское движение, пробуждает мужской огонь. И когда этот огонь отклоняется, когда заключение звучит так:
Что ж, пора приниматься за дело,
За старинное дело свое, -
Неужели и жизнь отшумела,
Отшумела, как платье твое? -
…наступает отчуждение и враждебность. Какое еще "свое" дело? Допустимы только наши дела, предписанные старинными законами природы. И если женская земная субстанция функционирует по принципу "иметь", ее мужской компонент, ее "динамис" обязан покориться. Деньги, власть, имущество. Очень похвальна дикая драка за самку, за собственность, за родину, сие называется мужеством и патриотизмом. В "Сказке о рыбаке и рыбке" представлена позиция героя между субстанцией земной и акватической. В дошедшей до нас версии Лукиана не рыба, но морская дева - нереида - попадает в невод старика. Она предлагает ему любовь и свободную жизнь в Океаносе, и ради утешения старухи предлагает исполнение трех желаний. Увы. Бешеное "иметь" неутолимо. И хотя старик боится и ненавидит старуху, еще больший страх остается от привкуса свободы и неустроенного будущего.
После ухода раздраженной мадам, герой грустно вопрошает: "Неужели и жизнь отшумела?" Вопрос онтологический, ибо если "иметь" общепонятно, "быть" - индивидуально загадочно. Смутные тропинки блуждают среди обманчивых ответов. Как это без всего "быть"? Если трудно угадать значение этого слова, легко предположить, что оно исключает: смерть, зависимость, авторитет, собственность, спровоцированную деятельность. Если мужской огонь отклоняется, в нем проступает "акватическая женщина" или humiditas radicalis:
День поблек, изящный и невинный
Вечер заглянул сквозь кружева.
И над книгою старинной
Закружилась голова.Встала в легкой полутени,
Заструилась вдоль перил…
В голубых сетях растений
Кто-то медленный скользил.Тихо дрогнула портьера,
Принимала комната шаги
Голубого кавалера
И слуги.Услыхала об убийстве -
Покачнулась, умерла.
Уронила матовые кисти
В зеркала.