(С. Дайтчман "К своему народу")
Этим книгам в 1913 году русские поэты-шовинисты смогли противопоставить разве что книжонку стихотворных фельетонов В. Пуришкевича "Административные типы", в которой, впрочем, национальная тема не была главной, хотя время от времени неизбежно и возникала:
И видит в том лишь утешенье,
Чтоб, путь избрав разнузданных газет,
Правительство на целый мир ославить,
Себя на пьедестал поставить,
Сказав еврею – "Я кадет!"
От тем политических перейдем к социологическим. Для начала отметим удивительное единодушие, проявлявшееся всеми нашими авторами (как охранителями, так и демократами), когда они противопоставляли привольную жизнь в деревне и на природе суетливому существованию в городе:
Не по душе нам песенки
Городские, холодные…
У нас свои есть песенки –
Сердечные, народные!(С. Кошкаров "Не по душе нам песенки…" – из книги "Для народа")
От родных полей,
От родных лугов
Увезли меня
С молодых годов –
В город, в сторону
Чужедальнюю,
В люди отдали,
В жизнь печальную.(И. Устинов "Песня девушки")
Носится облако пыли и смрада,
Грудь надрывается – нечем дышать.
В поле уйти бы от этого ада,
Дальше б куда убежать.(Ф. Филимонов "На фабрике")
От электрического света,
От шумной уличной тоски
Нашел я отдых у поэта,
В предместье, в доме у реки.(Д. Цензор "Луна")
Писать, однако, большинство поэтов 1913 года предпочитали о жизни города (столичного или провинциального), иногда проклиная и высмеивая ее, иногда же – внимательно, с тайной или явной любовью присматриваясь к ее обыденным неприметным подробностям:
К гнилым и кривым телеграфным столбам
Подтяжки, подпорки все ставятся,
Не новость – друзья, безобразие нам,
Но думать об этом не полагается.
С яичного склада желоб спущен,
В Чечеры помои сливаются;
На это нашел архитектор закон,
Где думать об этом не полагается.(Д. Безрукавников "Не полагается")
Плит тяжеловесных мерные квадраты.
Золотые вывески над узором штор.
Цифры прейскурантов, пальцы и плакаты.
Мраморные доски обществ и контор.(В. Винкерт "Главная улица (Кантата в честь провинции)")
Полутьма, полусон. – Разговор у "кафе".
Изнуренные тени летят в "кабаре",
Изнуренные тени снуют по Морской,
И над городом виснет задор напускной
С бесконечной тоской.(В. Гущик "Белые ночи")
Стаканы опенены пивом.
Вобла, горошек, сухарь.
Желтая, сизая, серая гарь.
Стойка с лиловым отливом.(И. Евдокимов "В портерной")
О, город сумрачный, холодный и туманный,
Я проклинал тебя, но я тебя люблю!..
О, мрачный исполин, чудовищный и странный,
Ты задушил в своих камнях мечту мою!(А. Жуковский "Город")
Здесь груды валенок и кипы кошельков,
И золото зеленое копчушек.
Грибы сушеные, соленье, связки сушек,
И постный запах теплых пирожков.(В. Комаровский "Рынок")
Домики с знаком породы,
С видом ее сторожей,
Вас заменили уроды
Грузные в шесть этажей.(М. Цветаева "Домики старой Москвы")
С темой города была тесно связана и чрезвычайно волновавшая авторов различных направлений в 1890–1910-е годы тема самоубийства. В книгах 1913 года мы часто находим сниженный, в духе "жестокого романса" вариант ее раскрытия:
Душа младая отлетела,
Но прах лежит еще в цветах,
И смерть на нем запечатлела –
Последний ужас и свой страх!
Рука с ревóльвером вздрогнýла…
Раздался выстрел… – смерть в виске!..
Она последний раз вздохнула
Здесь в ужасающей тоске!..(А. Барсов "Смертный страх" – из книги "Скорбные мотивы")
Белоснежною рукою
Она перекрестилась
И тут скрылась под волною.
С горя утопилась.(А. Богатырев "Утопленница" – из книги "Гибель "Титаника" и проч.")
Шутка была для него роковой.
Вынесть не мог он, – покончил с собой.(П. Дюваль "Шутка")
Но встречается этот мотив и в бытовых городских зарисовках, а один раз (в первом из нижеследующих примеров) – в обличительном обращении к нижним офицерским чинам:
Фельдфебель, взводный, где вы были,
Когда он в муках изнывал?
Вы дух устава позабыли:
Никто в нем сына не видал.(М. Аксенов "Самоубийство – грех великий…")
Последний раз привет бросаю,
Прости мой мир угрюмых дум,
Иду туда, куда не знаю –
Сомненье жжет – слепой самум…(М. Нефедов "Самоубийца")
И будущее кажется вам пошлым…
Чего же ждать? Но – морфий или выстрел?..(Игорь Северянин "В березовом Котэдже")
Тяжела ль была жизнь беспросветная,
как осенняя, мрачная мгла,
иль глубокая грусть безответная
тебе камнем на сердце легла?(Т. Н-я "На могиле самоубийцы")
Родители днем отдыхали.
Вдруг начали в доме кричать:
– О, дочь, ваша дочь… – И молчали,
Боялись как бы досказать.
Родители тотчас узнали
В биеньи родимых сердец…
И с криком на двор побежали,
И плакал, как мальчик, отец.
Чужие толпились в прихожей,
Был шепот сочувственный груб.
Вносили, прикрытый рогожей,
Девичий заплаканный труп.(М. Фарбер "Происшествие")
Особо отметим "Сборник стихотворений" поэта-самоубийцы И. И. Иванова, изданный стараниями его родственников и друзей.
Как сугубо городскую можно рассматривать и большую тему "Торжество технического прогресса", чрезвычайно актуальную для поэтических книг 1913 года. При этом, как водится, одними авторами прогресс восторженно воспевался, другими – с горечью разоблачался. В качестве яркого примера реализации первой позиции приведем несколько отрывков из цикла В. Мазуркевича "Песни прогресса", вошедшего в его книгу "Старые боги":
Человек, создавший птицу,
Птицей сделавшийся сам,
Обгоняющий орлицу
Быстрым взлетом к небесам!("Аэроплан")
Кто обозначил пределы
Дерзостной мысли людской?
Яркие молнии стрелы
Мечет она за собой.("Беспроволочный телеграф")
Ведь в этом ящике дубовом –
– Моя любовь – твоя душа!("Граммофон")
Вторую позицию проиллюстрируем зачином стихотворения А. Невской "Нижний Новгород (Невеселые думы)":
Ныне люди умней, –
Все хитрят и мудрят:
Сколько разных затей
Отовсюду глядят:
На парах мы летим
По земле, по воде, –
Электричеством мним
Покорить все себе;
И, подобно орлам,
Вознесясь над землей,
По воздушным волнам
Мы скользим с быстротой.
Хоть дела хороши,
Да любви нет живой;
Не согреешь души
Ведь наукой одной.
Телефон, телеграф
Хоть сближают людей, –
Стало меньше стократ
Неподкупных друзей.
Большой простор для всевозможных метафорических спекуляций и обобщений противникам прогресса и цивилизации предоставила гибель гигантского парохода "Титаник" весной 1912 года. Упомянем тут дилетантское стихотворение А. Богатырева, давшее заглавие одной из его поэтических книг 1913 года – "Гибель "Титаника" и проч.", а из двух других текстов на эту тему, напечатанных в стихотворных сборниках 1913 года, приведем два отрывка:
По синим волнам океана
Гигантский Титаник летел,
Летел, не боялся тумана,
Опасности знать не хотел.(М. Кокшар "Гибель Титаника 7-го апреля 1912 года" – из книги "1613–1913. "Святая Русь". Дела давно минувших дней… Книжка для чтения народу")
Недолго агония длилась:
Раздался мучительный крик,
И в недрах бездонного моря
Навеки исчез Titanic.
(Н. Таубе "Titanic. Поэма в 4-х частях")
Краткий реестр конкретных научно-технических изобретений человечества, описанных в русских поэтических книгах 1913 года, начнем с телефона, который, кроме стихотворения А. Невской, упоминается еще у двух авторов, причем у первого из них он сатирически изображается как плохо оправдывающее себя средство:
В телефон кричишь – скандал.
Жди там час ответа.
А преступник, он удрал
И виновных нету.(Л. Бунов-Таль "Виновных нет")
Сама подошла к висячему телефону
И обо всем сообщила удивленному мужу.(В. Шершеневич "Городское" – из книги "Экстравагантные флаконы")
Плохо работающий граммофон был помещен в центр юмористического четверостишия П. Налима:
Слышен у нас жалкий стон:
"Не годится граммофон…"
Без рупора только шипит
И временами говорит…
В тех двух стихотворениях из книг массовых поэтов 1913 года, в которых речь заходит о кинематографе, отношение к нему авторов оказывается неоднозначным – волшебный мир кино и манит, и пугает своей иллюзорностью, стремлением подменить собою мир подлинных человеческих переживаний и ценностей:
В кинематографе народ
Порой так шумно восторгался,
Порой мечтал и забывался,
Картин, волнуясь, ждал вперед.(А. Замятин "Венок")
Все смешалось – люди, тени,
Правда жизни, сказки, ложь,
Трепет сладостных видений
И предсмертных вздохов дрожь…
Все метется, все мигает,
Эфемерно все, как сон…
Что же мир наш ожидает
И к чему стремится он?(И. Понятовский "Синематограф")
Подобная двойственность в отношении к кино совершенно отсутствовала у футуристов, вменивших себе в обязанность воспевать технический прогресс в качестве одного из символов грядущего дня. В частности, Игорь Северянин пытался сымитировать и таким образом освоить поэтику нового искусства в стихотворении "Июльский полдень (Синематограф)", а Вадим Шершеневич в специальном стихотворении хвалился знанием сокровенных технических (что в данном случае означало и метафизических) подробностей кинопоказа:
Прихожу в кинемо; надеваю на душу
Для близоруких очки; сквозь туман
Однобокие вальсы слушаю
И смотрю на экран.Я знаю, что демонстратор ленты-бумажки
В отдельной комнате привычным жестом
Вставляет в аппарат вверх тормашками,
А вы все видите на своем месте…Как перевертывается в воздухе остов
Картины и обратно правильно идет,
А у меня странное свойство –
Я все вижу наоборот.Мне смешно, что моторы и экипажи
Вверх ногами катятся, а внизу облака;
Что какой-то франтик ухаживает,
Вися у потолка.Я дивлюсь и сижу удивленно в кресле,
Все это комично; по-детски; сквозь туман
Все сумасшедше; и мне весело
Только не по-Вашему, когда я гляжу на экран.("Рюрику Ивневу" – из книги "Экстравагантные флаконы")
Он же в одном из своих стихотворений не упустил возможности изобразить движение лифта:
Поднимаюсь на лифте… В гробу фарфоровом
Вы лежите утонченней!("Панихида" – из книги "Романтическая пудра")
А еще один стихотворец левого толка, Илья Эренбург, в своей парижской книге стихов "Будни", явно зависимой от практики ругаемых им в ту пору футуристов, ухитрился посвятить целое стихотворение транспортному средству, которое в России в 1910-е годы вообще отсутствовало:
Под землею было душно, пахло мылом,
Душно было, страшно, тяжело,
Поезда, скользя по черным жилам,
Выбегали и шипели зло.("Мэтрополитен")
Зато автомобили в стихах петербургских и московских поэтов, как правило, изображались в качестве давно привычной, а иногда – изрядно поднадоевшей детали городского пейзажа. Так они описываются в финале "Петербургских строф" О. Мандельштама:
Летит в туман моторов вереница;
Самолюбивый, скромный пешеход –
Чудак Евгений – бедности стыдится,
Бензин вдыхает и судьбу клянет!
И у мандельштамовского эпигона И. Евдокимова:
Промчится моциклетка
Со свистом в полный ход,
Под Троицкую сетку
Проскочит пароход.Куранты крепостные
Проплачут над Невой,
Буксиры винтовые
Затянут встречный вой.Вдыхаю гарь бензина,
И морщусь, и кривлюсь…
Быть может, под машину
Я на торец склонюсь!("Прогулка")
Сходно автомобили изображались многими другими столичными авторами, причем почти всегда подчеркивалось, что их много, что они шумны и что они суетливо быстры, как сама современность:
Не красным Клаусом старинного поверья,
В щеголеватом новеньком пальто
Идет в толпе. Навстречу шляпы, перья.
Грохочут фьякры, фыркают авто.(Н. Брандт "Прогулка палача")
Скользят коляски; мимо них,
Гудя, летят автомобили;
Но строго, у коней своих,
Литые юноши застыли.
…………………………
Гудя, лети, автомобиль,
В сверканье исступленных светов…
Вдали Адмиралтейский шпиль
В огне закатном, фиолетов.(В. Брюсов "Вечернее катанье")
Вереницы экипажей,
Камионы, автобусы,
И трициклы, и моторы,
Вкривь, и вкось, и вдоль, и в ряд;
Рев гудков, и брань, и споры,
И бубенчики, как бусы,
С шеи кляч спадая, в раже
Необузданном звенят.(С. Рафалович "Бульвары")
Люди шли, неслись машины,
Мир рождался, умирал…
Но покой хранил старинный
Неизменный, старый зал.(А. Струве "В этом доме есть колонны…" – из книги "Отражения")
Бульварных ясеней вершины
Шуршат… Внимаешь чей-то шаг ты,
Потом в ответ шипящим шинам
– Копыт отчетливые такты.(В. Эльснер "Пантомима")
Ветер взносит хлопья пыли
С едкой, грязной мостовой,
И жужжат автомобили,
Как густой осиный рой.(И. Эренбург "Сумерки" – о Париже)
Чтобы остраннить автомобиль и воспеть его как удивительную диковинку, понадобилась неуемная энергия провинциальных русских куплетистов:
Летит стрелой автомобиль,
Пуская смрад, вздымая пыль,
На нем купец Н. Н. несется,
Вдруг крик – в крови прохожий бьется,
Автомобиль свалил его…
Купца в участок тащат прямо.
Суд, штраф и гласность… ничего!
Зато – прекрасная реклама!(В. Кауш "Реклама")
Везде и всюду разговор:
"Испортился уже мотор;
Нет в городе больше гула –
Фортуна его заснула…"(П. Налим "Везде и всюду разговор…")
В экипаже на колесах шины,
И в кредит он выписал машины,
Все по городу хлопочет,
И под нос себе бормочет:
Тресни, но держи фасон.(Н. Турченко "Тресни, но держи фасон")
Или же – ничуть не меньший запас энергии, которым, безусловно, обладали футуристы:
Потому что вертеться веки сомкнуты,
Потому что вертеться в тюль автомобили…(К. Большаков "Иммортель" – из книги "Сердце
в перчатке")
Хотите ли, чтобы перед вами
Жонглировали словами?
На том же самом бульваре
В таксомоторе сегодня ваши догадки
Бесплатно катаю, милостивые государи.(К. Большаков "Милостивые государи, сердце разрежьте…" – из книги "Сердце в перчатке")
Автомобиль подкрасил губы
У блеклой женщины Карьера…(В. Маяковский, "Рассказ о влезших на подмосток…" – из книги "Требник троих")
Затянут в черный бархат, шоффер – и мой
клеврет –
Коснулся рукоятки, и вздрогнувший мотор,
Как жеребец заржавший, пошел на весь простор,
А ветер восхищенный сорвал с меня берэт.(Игорь Северянин "Фиолетовый транс")
Бесшумно шло моторное ландо
По "островам" к зеленому "пуанту",
И взор Зизи, певучее рондо,
Скользя в лорнет, томил колени франту…(Игорь Северянин "Зизи")
Не повезут поэта лошади, –
Век даст мотор для катафалка.
На гроб букеты вы положите:
Мимоза, лилия, фиалка…